Сенявин

Следующий новый 1788 год капитан Дмитрий Сенявин встречал, со своими товарищами в Севастополе. Контр-адмирал Николай Семенович Мордвинов зимой не успевал вооружить новые корабли, построенные в Херсоне, и держал всю Днепровскую флотилию в устье. Контр-адмирал Марко Иванович Войнович так же во всю старался отремонтировать Севастопольскую эскадру. В феврале Мордвинов вернулся в Херсон и самостоятельно не ставя в известность Потёмкина отправил Ушакова в Севастополь. Командующий флотом Григорий Александрович, находясь в Елизаветграде, сделал письменное «выражение неудовольствия» Мордвинову «людей, к подобному начальству именно от меня определённых, без представления ко мне не отделять». Так как Ушаков командовал в Севастополе отрядом кораблей, то его Потёмкин не стал возвращать.

Для разведывательных действий контр-адмирал Марко Войнович в начале апреля отправил «греческих арматоров» на своих быстроходных полакрах к Дунайским, Румелийским и Анатольским берегам. Уже 12 апреля мичман Мелиси поймал у Дуная турецкую лодку и привёл в Севастополь. Далее мичман Антон Глези у Румелии взял в призы купеческое судно с продовольствием и так же привёл его в порт, а другое разбил у берега. Мичманы Гайтани и Батиста захватили торговое судно полное пшеницей и привели в Крым. Мичманы Кундури и Купа на своих 10-пушечных палакрах близ Дунайского берега у Георгиевского устья встретили большое транспортное турецкое судно с войсками и открыли по нему из пушек огонь. Турки пристали к берегу и срочно свозили войска. Греческие арматоры, стреляя по судну и войскам уничтожили транспортник и нанесли большой вред солдатам. Затем они увидели в дали ещё оно судно под парусами и взяли его на абордаж. Судно оказалось старым, и они его потопили, а 11 пленных турок привезли Войновичу. В начале мая мичманы Мелиси и Калимери крейсируя у берегов Румелии близ Мангалии увидели стоящих на якоре 9 турецких судов и с ходу напали на них. Турки в паники «рубили канаты» и старались убежать. Одно судно греки потопили, а другое с пшеницей и ячменём взяли в плен. Вот таким образом находясь на службе Российской Империи помогли нашему флоту подготовиться к компании нового года. В Триесте капитан Ламброс Катцонис (Λαμπρος Κατσωνης) так же вышел в крейсерство на купленном трехмачтовом корабле «Минерва Северная». Захватив у турок два 22-пучечных двухпалубных киргилача назвал их «Великий князь Константин» -капитан Дмитрий Мустаки и «Великий князь Александр» -капитан Михаил Кази. Далее он у острова Занте захватил 24-пушечное судно и назвал его «Князь Потёмкин-Таврический». На всех кораблях был поднят российский флаг, команды все были из местных греков «…в Архипелаге ныне больше никаких корсаров нет, только я с моим маленьким в 10 судах состоящим флотом».

Главнокомандующий флотом генерал-фельдмаршал князь Григорий Потёмкин обещает Войновичу «при первой удобности» отправить в Севастополь новопостроенные корабли «Св. Владимир», «Св. Александр». «Федот Мученик»; фрегаты «Григорий Богослов» и «Григорий Великия Армении». На последних Потёмкин «желал бы, чтоб команды и матросы были греки». Он приказывает Мордвинову срочно вооружать гребную флотилию пушками купленные в Англии числом 54 орудия. Остальные 174 орудия должны были поставить с русских заводов. Станки под них он приказал делать на месте. К марту Мордвинов приготовил 6 плавучих батарей,4 галеры и 5 баркасов и просит направить к нему сухопутных артиллеристов для укомплектования и «обучения морским движениям».

В конце марта Григорий Потёмкин назначает над гребной эскадрой командиром французского маршала принца Карла-Генриха Нассау-Зигена, а «корабли, фрегаты и прочие лиманской эскадры парусные суда, поручить бригадиру и флота капитану Алексиано». В начале мая он с Екатеринославской армией выйдя из Ольвиополя отправился к Очакову для блокировки крепости с суши. Сюда же через пару недель подошёл турецкий флот под командованием капудан-паши Эски-Гассана, состоявший из 10 кораблей, 6 фрегатов, более 50 галер, канонерских лодок и других мелких судов.

М. И. Войнович. Бюст в городе Херцег-Нови.

Для защиты Днепровского лимана наша парусная эскадра и суда гребной флотилии расположились от Станиславского мыса до устья Буга. Турецкий адмирал, остановившись у входа в лиман, выслал в него для получения сведений о русском флоте до 30 судов гребного флота.

В это же время совершил подвиг капитан Рейнгольд фон дер Остен-Сакен, который находился под командованием принца Ниссау-Зигена. 20 мая доставлявшего донесение от Суворова дубель-шлюпку (на ней было 7 орудий и 52 матроса) капитана Сакена внезапно нагнали турки силой до 11 галер в устье реки Буг. Видя, что неприятель превосходит силами, капитан принял бой, а также приказал спустить на воду ялик, в которую сели девять его матросов, передал им судовые документы, пакет от Суворова и флаг. Более крупные орудия размещались на носу дубель-шлюпки (двойная лодка в 42 весла и 15 орудиях), то Остен-Сакен повернул на неприятеля и пошел ему навстречу, ведя огонь. Приблизившиеся суда противника бросились на абордаж. Русские моряки отстреливались от неприятеля до последней возможности, но когда капитан-лейтенант Рейнгольд Остен-Сакен убедился в невозможности спасения, взорвал свою дубель-шлюпку. При взрыве погиб сам Сакен и весь экипаж. Вместе с русским судном взорвались 4 турецкие галеры. Вот как вспоминал этот подвиг капитан-лейтенант Дмитрий Сенявин: «… рано поутру, турецкие корабли, 6 фрегатов, 10 корветов и 40 лансон, показались у Кинбурна. Здесь находилась наша дубель-шлюпка, под командою капитан-лейтенанта Сакена, славного морского офицера. По точным обстоятельствам он должен был идти на соединение с нашей флотилией. Откланиваясь за завтраком графу Суворову, он сказал: „Меня турки даром не возьмут“. Около полудня он снялся с якоря, поставил все паруса. Ветер ему благоприятствовал. Турки бросились в погоню. К несчастью, Сакена, ветер стал стихать. К сумеркам заштилело. Турки приблизились на пушечный выстрел. Сакен храбро отпаливался, наносил большой вред, но отбиться не мог. Тогда Сакен послал всех людей на бак, вошел в свою каюту, под полом которой была крюйт-камера, взорвал свое судно, и сам с ним взлетел на воздух. Сей поступок Сакена остается на произвол судить каждому. Сколько голов, столько умов. Я знаю только, что поступок Сакена не был чужд сердцу Императрицы. Она щедро наградила его старую мать и двух сестер».

Контр-адмирал Войнович докладывает Потёмкину, что ремонт кораблей подходит к завершению, но не хватает матросов и канониров, которых были отосланы в Херсон и до сих пор не возращены. Дмитрий Сенявин работал с вновь прибывающими рекрутами, вел их учёт и распределение на корабли Севастопольской эскадры. Не хватает пороха и нет его подвоза из-за чего возвращающиеся греки-корсары не имеют возможности выходить на промысел.

Бой у крепости Очаков. Рисунок Алексея Зубова.

В это же самое время 26 мая командующий галерным флотом принц Карл-Генрих Нассау-Зиген в Днепровском лимане вышел со всеми судами в устье реки Буг. В составе этой эскадры было 4 плавучих батареи, которыми командовал капитан-лейтенант Ахматов. Левый фланг со стороны моря укрепили 2 фрегатами парусной эскадры, которыми ранее командовал бригадир флота Алексиано. Императрица весной приняла на службу американского «чёрного пирата» Джона Пол Джонса, присвоила звание контр-адмирала и отправила к Мордвинову. Князь Потёмкин назначил его командующим парусной эскадрой, сместив Алексиано. По флоту прошло недовольство этим назначением и несколько английских офицеров покинули театр военных действий. Бригадир Панайоти Алексиано так же решил уйти и забрать всех греков «не хочу, чтоб мной командовал бывший пират». Генерал-фельдмаршалу Потёмкину пришлось улаживать это недовольство, он несколько раз уговаривал Алексиано остаться «этот выскочка ненадолго». Перед сражением бригадир флота принял решение «…критические обстоятельства, в которых мы находимся и любовь общаго блага меня решили. Я остаюсь, но чувствую обиду». Алексиано остался капитаном корабля «Владимир», а Пол Джонс принялся командовать эскадрой.

Вот как писал Нассау-Зиген «…мы теперь в состоянии принять капитан-пашу, которого суда видны были при захождении солнца под Очаковым, их находится там около 40 судов и флаг адмиральский поднят на одном кирлангиче». Погода была очень ветренная и турки не начинали боевых действий. Нассау-Зиген прибыл в Кинбурн, согласовать свои действия с генералом Александром Суворовым. В это время прибыло к флоту 31 лодка запорожских черкас (казаков) численностью 1500 человек, которыми командовал атаман Сидор Билый.

6 июня парусная и гребная Лиманские эскадры подошли к турецкому флоту и «стали на линию» около Кинбурна. Турки решили обходить наши выстроившиеся эскадры с правого фланга вдоль берега от крепости Очаков. Турки, двигаясь начали стрельбу из пушек, наши то же стали отвечать. Нассау-Зиген приказал наступать 4 первым галерам и 2 плавучим батареям. В это время прибыли Пол Джонс и Алексиано. Вот как писал в рапорте командующий гребной флотилией «контр-адмирал пересел в мою шлюпку, а бригадир отправился к правому флангу чтобы подвинуть вперед, между тем как мы теснили неприятеля левым. Старания бригадира Алексиано не мало содействовали нашей победе, этот славный офицер сам буксировал батареи и возбуждал своим примером запорожцев, которые с самого начала сражения беспрестанно буксировали под самым сильным огнём на своих лодках артиллерийские батареи. Бригадир Корсаков помогал бригадиру Алексиано на правом фланге».

Огонь с наших судов велся с большей точностью чем стреляли турки «два их судна взорвались разом, ещё одно сгорело, и их поражение сделалось всеобщим… так как турки стреляли по верху, то мы потеряли немного людей». Все старались попасть во флагманский турецкий корабль. Сгорели два 64-пушечных линейных турецких корабля, один из них был «капудан-пашинский» ставший на мели, другой был зажжен брандерными шлюпками. В первый, который выдвинулся вперед удачно попали ядрами, и он взлетел в воздух. Это произвело общую панику, и османы кинулись к берегу под прикрытие крепости. Турецкий капитан паша приказал стрелять по бегущим и отважно бросился вперед на своем адмиральском корабле. Наши галеры видя такое отдельное расположение крупного турецкого линкора стали его окружать и корабль неудачно сманеврировав сел на мель. Сам турецкий адмирал Гасан-паша успел вовремя спастись на шлюпке. Весь экипаж сдался нашим морякам, а турецкий линкор сгорел до ватер линии. Турецкие корабли бежали в большом беспорядке, а поднявшийся встречный ветер не дал нашим галерам отрезать им отход «мы преследовали их до района выстрелов очаковских пушек, где была расположена большая неприятельская эскадра; ветер не позволял нашей эскадре удержаться на месте чтоб её атаковать; мы отступили и заняли позицию на которой были атакованы, и ни одно турецкое судно не осмелилось за нами идти». Всё это можно видеть на карандашном рисунке Алексея Зубова, который выставлен выше. Литерой «А» обозначена парусная эскадра, под «С» видим плавучие батареи, под «D» галеры. Так же здесь изображена артиллерийская батарея Суворова на Кинбурне. Конечно, галер и лодок было намного больше. Это единственный рисунок, сохранившийся до наших дней, и практически нигде не был опубликован. Наши в этом бою потеряли 4 человека убитыми, 13 ранеными и потонул один фрегат. Турки стреляли очень плохо в основном по парусам и такелажу. Видимо вновь набранные на флот артиллеристы не имели опыта сражений и не могли прицельно вести стрельбу в условиях морского боя.

Позже Григорий Потемкин писал Екатерине: «…Алексиано человек добрый, но упрямый и прямой, так было озлился, что насилу уговорили. Сказал, что он сердит на меня, да и на Вас то же; это было поутру, а в вечер пришел и объявил, что остается для того, что неприятель враг нашего закона, и греки все остались по его примеру. Что же сделалось потом. 7 июня во всех такое было рвение, что друг перед другом рвались и как по причине ветра противного парусные суда не могли тронуться с места, а в дело вошла только флотилия принца Нассау, то все, даже больные приехали на шлюбках. Пауль Жонс на шлюбке у Ниссау был вместо адъютанта, а Алексиано вел запорожцев, которые тянули суда на буксире и всё кричал чтобы целили на корабль капитан-паши; он с такой был холодностью, что всех удивил; доверенность к нему чрезвычайная.

Корабли в гавани. Художник Ж. Бук.

Помилуйте Матушка, сделайте с ним милость, произведите его, ей-ей он достоин, жаль будет его потерять; даже сам Пауль Жонс об нем просит». На другой день Нассау-Зиген повторил атаку и взял в плен 8 кораблей (из них два 64-пушечных), два из них сгорели. Кинбурнская батарея пресекла выход турецких кораблей и принудила их отойти к очаковским берегам. Пол Джонс не стал поддерживать гребную флотилию своими кораблями. Тогда Нассау-Зиген забрал бригадира Алексиано, и они отправились к гребным судам. Вот как писал принц артиллерийскому капитану Килену: «…я как нельзя больше недоволен контр-адмиралом, его корабли ничего не сделали вчера, гребная флотилия всё взяла, и сегодня не захотел идти и требовал оставить для охраны половину моей флотилии… мы разгорячились и я сказал ему что доведу до сведения князя, как он старается разстроить всё и помешать действовать, так как сам не знает дела». В этом бою гребная флотилия построилась в 2 колонны в виде полумесяца вокруг турецких кораблей. Огонь из наших береговых пушек и галер был такой плотности, что ядра летали как мухи и турки защищались с большим упорством. Корабль капитан-паши, делав манёвр встал на мель, а остальные суда «становились вокруг в большом безпорядке». Дубель-шлюпки и лодки французского волонтёра графа Дамаса начали стрелять по этой куче кораблей, затем подтянули ещё одну артиллерийскую батарею и две большие галеры. Турки отвечали, стреляя по нашим лодкам с близкого расстояния «пальба из ружей продолжалась со всех бортов, причиняя нам большой вред» и удачно пущенное ядро пробило борт одной батареи, которая затонула. Это сражение продолжалось более 4 часов «…мы не видели зрелища более ужасного: слишком 2000 человек погибли в пламени или потонули. Я не мог спасать всех, которых желал, по причине быстрого течения. Я не могу нахвалиться действиями всех служащих на вверенной мне флотилии. Бригадир Корсаков был весьма полезен во время сражения, а бригадир Алексиано, не отлучался от меня, должен вполне разделить со мною малыя заслуги командующаго такими офицерами, которым стоит только приказать атаковать неприятеля, чтобы быть уверенным, что они одержат победу». В этом сражении майор Де Рибас потерял левую руку «сам лично наводил орудия и палил из них. будучи опасно ранен», начальник запорожцев был убит.

Именно в эти дни Севастопольская эскадра контр-адмирала Марко Войновича снялась с якорей и вышла в море в направлении Гаджибея. В составе эскадры были 2 линейных 66-пушечных корабля «Преображение Господне» -Войнович и «Святой Павел» -Ушаков, 2 фрегата 50-пушечных «Св. Георгий Победоносец» и «Апостол Андрей», 8 фрегатов 40-пушечных: «Стрела», «Победа», «Перун», «Легкий», «Кинбурн», «Берислав», «Фанагория» и «Таганрог»; один малый 32-пушечный фрегат «Вестник», два вооруженных транспорта: 16-пушечная шебека «Острая» и 10-пушечная шхуна «Полоцк» и 17 малых корсарских судов; 3 малых брандерных судна. Двадцатипятилетний Дмитрий Сенявин был на флагманском корабле в должности флаг-капитана, как теперь назвали бы начальник штаба. Ветер был встречный и корабли продвигались медленно.

20 июня генерал-аншеф граф Александр Суворов, находясь в Кинбурне с тревогой писал Потемкину: «…лишь бы Войновича где-нибудь опять не потрепало. Буря очень велика, Светлейший Князь! Боже сохрани». 28 июня контр-адмирал Пол Джонс, державший свой флаг на корабле «Святой Владимир» у Очакова, известил главнокомандующего бывшему на берегу: «Имею честь сообщить Вам, что в эту минуту, то есть в 2 часа пополудни, Турецкий флот поднял паруса; этот маневр может находиться в связи с приближением Севастопольского флота, что представляет большой интерес». На следующий день непрерывно лавируя, эскадра Войновича подошла к острову Фидониси (Змеиный). Матросы находящиеся на саленгах завидели османский флот, паруса которого заполонили горизонт. Вперёд смотрящие насчитали 45 судов, из них 26 вымпелов больших кораблей и фрегатов. 30 июня эскадра Войновича пошла на сближение с турецкой эскадрой, занявшей наветренное положение. Приблизившись до трех миль, наши корабли выстроилась в линию баталии левым галсом. Турецкие суда адмирала «капудан-паши Джезаирли Гази Гасан-паши» тоже растянулась в боевую линию. Ближе к полудню наступил штиль, и все корабли встали в безветрии. Спустя какое-то время ветер снова появился, и эскадра Войновича вторично пошла на сближение «построил я линию баталии левым галсом и приготовился к бою». Турки стали удаляться, не принимая боя. Наши преследовали их, стремясь занять при этом наветренное положение. Ближе к тёмному времени Гасан-паша «убавил паруса», то же сделал Войнович. Наступившем утром оказалось, что флоты снова разошлись «находясь в штиле совсем без ветру, большое течение разносило суда и нарушало ордер». Ещё трое суток флоты маневрировали на виду друг друга. Наконец опытный старый турок Гасан-паша решил атаковать Севастопольскую эскадру с наветренной стороны «весь его флот начал спускаться на нас в двух густых колонах, так как в кораблях имел превосходнейшее число».

Авангардом командовал 43-летний капитан бригадирского ранга Фёдор Фёдорович Ушаков на линейном корабле «Св. Павел». В его подчинении были фрегаты: «Берислав» (капитан 2-го ранга Я. Н. Саблин), «Стрела» (капитан-лейтенант М. Н. Нелединский) и «Кинбурн» (капитан 2-го ранга Н. П. Кумани). Более крупная вторая колонна турецких кораблей пошла на «кордебаталию и арьергард» где был Войнович и Сенявин на линкоре «Преображение Господне». После недолгой перестрелки с русской эскадрой на дальней дистанции корабль турецкого адмирала поднял больше парусов и ушел вперёд, при этом он попытался отрезать два 40-пушечных фрегата «Береслав» и «Стрелу» авангарда Ушакова. Арьергардия бригадира флота на быстрой скорости проскочила мимо турецкой линии флота и вступила в бой с турецкими передовыми кораблями «обойти и окружить с ветру оную эскадру на другую сторону… сбить с немалым повреждением капитан-пашинский корабль».

Вот как пишет Ушаков в рапорте: «…он поминовав немного вперед моего корабля, поставил против онаго из следующих за ним один самый большой 80 и два 60-пушечные корабля, а сам с двумя следующими передними кораблями, прибавя паруса, бросился с чрезвычайной скоростию, как лев, атаковать передовые мои фрегаты. Чрез сию погоню отдалился я ещё больше от последующих за мною вперед и на ветру ближе к неприятелю… Капитан-паша с превиликаго азарту спустился ещё ближе и стал бортом прямо против двух наших фрегатов палил по ним, я был выше оных на ветре и к нему сделался очень близок… дрался он с чрезвычайным жаром, но Всевышний нам сим положением и победою вспомоществовал и уповаю в корабле его по видимости должно быть много пушечных пробоин». Корабль «капудан-паши» оказался с одного борта под огнём фрегатов, а с другого русского 66-пушечного корабля «Св. Павел». Интенсивная стрельба русских судов нанесла турецкому флагману серьёзные повреждения, ядра и книппеля с турецкого корабля в основном поражали рангоут и такелаж наших кораблей.

Рапорт Ушакова-Войновичу. Документ РГАВМФ.

Кордебаталия в том числе флагманский корабль «Преображение Господне» (командир капитан 2 ранга Иван Селивачёв) под флагом контр-адмирала Марко Войновича вел бой с двумя кораблями турецких «партон-бея и реал-бея». По два раза вражеские 80-пушечные корабли, сменяя друг друга, вставали на траверсе «Преображения Господня». Турецкие суда открывали по нему ураганный огонь «стремление его было больше на наши два линейные корабля и два 50-пушечные фрегаты, против каждого нашего корабля было по пяти неприятельских». Флагманский корабль Войновича выиграл все дуэли так как имел пушки более дальнего боя. Весь бой продолжался около 5 часов. Капитан-лейтенант Дмитрий Сенявин во время сражения постоянно находился на палубе командуя матросами и при помощи флагов, и специальных сигналов отдавал команды в построении кораблям «кордебаталии и арьергардии». Всякий раз после залпового огня из пушек на палубах вражеских кораблей показывались языки пламени, и валил густой черный дым «капитан-паша только 40 минут с своим кораблем держаться мог в бою, принужден был выйти из линии». Команды турецких вице-адмиральского и контр-адмиральского кораблей, которые стояли против нашего флагмана дважды справлялись с пожарами «два раза густой дым показывался и погасал». Корабль турецкого капитан-паши ушёл за линию огня линкора «Преображения Господня». Именно в это время Гасан-паша сцепился с двумя фрегатами авангардии Ушакова «они весьма удачно весь свой лаг в него выстрелили, так что видно было большия доски как летели с кормы его корабля». Против «Преображения Господня» турки «безпрестанно из бомбардирских кораблей бросали бомбы». Наш флагман стрелял из пушек большого калибра, и османы потеряли 24-пушечную трехмачтовую шебеку «которая противу корабля утонула, людей немного успели спасти с оной».

В своём рапорте Потёмкину контр-адмирал Войнович перечислил всех отличившихся капитанов кораблей, принимавших участие в этом сражении включая Ушакова, Баскакова, Селивачёва, Поскочина, Саблина, Нелединского, Вильсона, Кумани, А. Алексиано, Ознабишина, Заостровского. Про своего помощника Дмитрия Сенявина Войнович написал «…да находящийся за флаг-капитана, капитан-лейтенант Сенявин отменно храбр и неустрашим, со всякою расторопностью делал приказываемые ему сигналы и обозревал движения и заслужил великую похвалу». Турецкий флот потерял всего одну шебеку, но был очень потрёпан в этом сражении. Два дня он был на расстоянии 30 вёрст от нашей эскадры. 5 июля пытался турки повернули на курс к «Ак-мечетской пристани» и Войнович пошёл на перерез, но затем капитан-паша свернул на юг «я сделал тоже, пошёл в паралель с оным под самыми малыми парусами в ожидании какие будут его движения, но он держал в море и к покушению виду не показывал». Следующим днём эти две эскадры были от «Херсонеса мыса в расстоянии верстах 18 к северу», турки поворотили и пошли в глубь моря. Наша эскадра следующий день оставалась на реях, а 4 повреждённых фрегата были отправлены в Севастополь.

Во время плавания контр-адмирал Марко Иванович писал записку бригадиру флота Федору Ушакову: «Поздравляю тебя Батушка Федор Федорович, с его числа поступил весьма храбро; дал ты капитан-паше порядочный ужин, мне все видно было. Что нам Бог даст вперед? Сей вечер как темно сделается, пойдем на курс OSO к нашим берегам; сие весьма нужно, вам скажу после. А наш флотик заслужил чести и устоял против этакой силы. Мы пойдем к Козлову, надобно мне доложиться князю Потемкину кое-что. Прости друг сердечный, будь душенька осторожен. Сей ночи что бы нам не разлучиться, я сделаю сигнал о соединении, тогда спустимся. Пока темно не сделается, не покажем никакого вида, а будем под малыми парусами».

Вернувшись в Ахтиарскую гавань наши корабли срочно начали исправлять повреждения, вешать новые паруса и такелаж. Бригадир Ушаков подготовил рапорт своему начальнику Войновичу, оригинал которого впервые стал нам доступен, и здесь первая страница мной опубликована. В этом рапорте он отразил своё видение боя у Фидониси. В нём в частности упоминалось что «фрегат спустившийся с ветру один потопил… имел сражение с подошедшими к нему на дистанцию из середины и задней части флота вице-адмиральский и контр-адмиральский кораблями, которых так же от себя храбро отразил и принудил уступить место… в числе повреждённых кораблей у одного сбита фок-мачта, у другого сбита фок-стеньга, третий уповая за великою течью в самой скорости под всеми парусами ушел в сторону Инкермана… в рапорте капитана 2 ранга Кумани его фрегат Кирнбурн бросанием от него брандскугеля проходящий мимо его вице-адмиральский корабль двоекратно загорался, но видно в скорости потушен». Это как считал бригадир флота, командующий «арьергардией» он сделал до того, как погнался за турецкими передовыми судами, проходя на скорости мимо линии противника. Прочитав рапорт Войнович, остался им недоволен, так как в нём отражалась картина, в которой Ушаков со своими кораблями практически вел бой в одиночку со всем турецким флотом и к тому же не выполнял команд контр-адмирала. Не подтвердилось утверждение бригадира в потоплении турецкого фрегата и количестве линейных кораблей противника. Войнович приказал переписать рапорт, убрав неточности, но Ушаков отказался и написал «примечание к рапорту» в котором заметил, что «в разсуждении не регулярного неприятеля нельзя соблюсти всех правил эволюции, иногда нужно делать несходное».

Контр-адмирал Ушаков в бою при Фидониси. Худ. Н. Г. Николаев

Из-за разных точек зрения на бой возник конфликт между хорошими преданными России людьми, конфликт старых правил ведения боя перед новаторскими новыми. По прибытию в Севастополь Федор Ушаков слёг в постель с болезнью и просил у Потёмкина отставки. 11 июля он пишет развернутое донесение князю Потемкину и просит уволить его со службы. Здесь стоит процитировать хоть часть того письма, в котором Федор Федорович жалуется вышестоящему начальнику: «…гонимое меня здесь через Его Превосходительство Марка Ивановича несчастие никогда не оставляет и ни через какия всевозможныя отменныя мои старания милости и справедливаго по заслуге моей его к себе расположения изыскать не могу;…ибо с самого моего малолетства привык к почтению и уважению командующих; все начальствующие во флоте с кем я служил и по них прочие обстоятельно знают меня с хорошей стороны, и ото всех по заслуге моей был счастлив и имею хорошие аттестаты. В одном из всех Е. П. Марк Иванович не могу сыскать желаемаго успеха, который с начала нашего знакомства, когда были еще полковниками и оба под командою других, восчувствовал некоторую отменную ко мне ненависть, все дела, за которыя я иногда похвален, не знаю причины отчего отменно его безпокоят, чего во всем виде и в деле укрыть не может… оным я в награждение безвинно обруган и приписано совсем несправедливыми и не сходными поведению и делам моим словами всякое поношение чести и тем причинил чувствительнейшее оскорбление и в болезни моей сразил жестоким ударом, ибо всякое дело с командующим почитаю я за величайшее в свете несчастие; против командующих все защищения и доводы оправдания весьма трудны, но Бог защитник справедливости всевышним своим покровительством оправдает меня непременно… рапортом, поданным мною, был недоволен… имеет около себя множество шпионов и во всякой неправде им верит и после мстит до безконечности за всякую безделицу».

Против этих слов в рапорте бригадира Ушакова был капитан-лейтенант Дмитрий Сенявин, который находился при контр-адмирале, подавал сигналы, управлял кораблями и вел наблюдение в подзорную трубу за боем с флагманского корабля «Преображение Господне». Он точно видел все манёвры «авангардии, кордебаталии и арьергарда» и принимал участие в составлении рапорта командующему. В это время прибыл в Севастополь принц Нассау-Зиген на быстроходном греческом корсарском судне, у него был разговор с Войновичем. Капитан-лейтенант Дмитрий Сенявин был послан к Потёмкину в Очаков на этой полакре и далее в Санкт-Петербург, со всеми рапортами, собранными от главных командиров.

Сенявин рассказал Потёмкину про это сражение и двинулся далее, а 20 июля командующий написал письмо Войновичу: «Я получил донесение Ваше, отправленное с капитан-лейтенантом Сенявиным, и с удовольствием вижу из оных, сколь храбро принят и отражен Вами флот неприятельский близ Фидониси, не взирая на чрезмерное превосходство сил его. Вам яко первому в сем знаменитом деле участнику объявляя мою признательность, препоручаю засвидетельствовать оную г. Бригадиру и Кавалеру Ушакову, по донесению Вашему столь отличившемуся и прочим содействовавшим в поражении неприятеля, так как и всем нижним чинам. Весьма тут приметны мужество и неустрашимость Российским воинам свойственные, и я не преминул о сем одержанном преимуществе всеподданнейше донесть Ее Императорскому Величеству».

До столицы Дмитрий Сенявин добирался на лошадях с охранной грамотой от Григория Потёмкина и с его письмом к Императрице. На почтовых станциях ему быстро меняли лошадей и выполняли все требования.

Бой у острова Фидониси был первым крупным сражением нашего парусного Черноморского флота с турками. Русские моряки показали умение держать линию против турецкого флота во время боевых действий. Задача русского флота по поддержке сухопутных войск под Очаковым фактически была выполнена. Явное господство турецкого флота на Чёрном море завершилось.

Капитан Сенявин прибыл в Санкт-Петербург в конце июля и сразу же был принят Екатериной. Императрица уже 28 июля восторженно писала Потемкину: «Твоё письмо, друг мой Князь Григорий Александрович, я получила чрез флаг-капитана Сенявина, которого, буде разсудишь, что его производить должно и другим не обидно, то объяви ему чин моим имянем. Действие флота Севастопольского меня много обрадовало: почти невероятно, с какою малою силою Бог помогает бить сильные Турецкие вооружения! Скажи, чем мне обрадовать Войновича? Кресты третьего класса к тебе уже посланы, не уделишь ли ему один, либо шпагу?». Она наградила молодого капитана своей золотой табакеркой, осыпанной бриллиантами, и приказала выдать ему 200 золотых червонце.

Ночевал Дмитрий Сенявин у своего дяди адмирала Алексея Наумовича Синявина и почти всю ночь рассказывал ему о сражении про подвиги Ушакова и рисовал схему боя. Адмирал тогда вспомнил, что этот молодой шустрый мичман двадцать лет назад командовал ПРАМом на Азовском море. Синявин в том году руководил комплектованием кронштадтской эскадры, которая готовилась в поход на Средиземное море, но с лета заболел и был отправлен Императрицей в отпуск «за болезнями его увольняем от всех дел, и за долговременную и усердную службу по смерти производить ему полное жалование».

По возвращению Потёмкин досрочно присваивает Сенявину звание капитана 2 ранга и приказывает быть «генеральс-адьютантом» по флоту при своей персоне. Эта должность открывала большие возможности подниматься по служебной лестнице, и Сенявин к тому же получает двойную прибавку к жалованию. Во время вечернего ужина в шатре новоиспечённый капитан 2 ранга сидел рядом с главнокомандующим и выпивал с ним из серебряных кубков «терпко-сладкую мальвазию». Потом были приглашены певчие, которые пели русские народные песни. Им подпевал немного хмельной Дмитрий, что не осталось незамеченным Григорием Александровичем. Он его хвалил за красивый голос и заставил спеть любимую песню. Отказываться было бесполезно, и Сенявин пел, а его исполнение запомнили многие кто находился в это время в походном шатре Потёмкина. Позже много лет спустя некоторые неприятели злословили по этому поводу.