КОФЕ И ВОЗМЕЗДИЕ
Сегодня на общей светлой кухне для сотрудников архитектурного департамента и дизайнеров установили новый кофейный аппарат.
В эту корпорацию не попадали люди с улицы, хотя филиалы и подразделения росли, как грибы после дождя. Поэтому Силя (сокращённо от Сильвестрина) чувствовала себя избранной. Она определённо заслужила здесь работать и довольно скоро вписалась в большой коллектив.
Ещё со школьной скамьи Сильвестрина обнаружила за собой страшное для девочки отклонение – любовь к алгебре и геометрии. А лучшим подарком для неё были ручки, карандаши, угли, маркеры, краски.
Как только у Сили появились первые карманные деньги, она, под восторженную руку парикмахера и «о-боже-что-она-делает» посетителей, состригла свои густые чёрные косы. Она сбросила их, словно путы, обязывающие её флиртовать, строить глазки и жеманиться. Тяжёлыми шелковистыми тёмными змеями волосы пали под парикмахерское кресло, и пала подростковая робость: Силя перестала себя стесняться. Она гордо подняла ничуть не лишённую женственности голову и определилась в какой ВУЗ хочет поступить.
Хрупкая и высокая, с огромными любопытными глазищами, она не замечала мужских взглядов и обхаживаний, поглощённая работой. Не то, чтобы она совсем не интересовалось сильной половиной человечества, но мужчины, помимо сугубо рабочих моментов, ей были как-то неведомы и непонятны. Другое дело здания, углы, дома, архитектурные ансамбли. Линии… Формы… Пропорции… Элементы…
Когда Силя открывала планшет и брала в руки стилус, или когда она разворачивала альбом и точила карандаш, то лицо её освещало нечто. Такой лёгкий свет появляется в глазах влюблённого юноши, который, ожидая за столиком в кафе, наконец-то видит за окном свою избранницу. Что-то между восторгом и тихим счастьем с привкусом мечты. Не совсем ещё радость, но какая-то одухотворённость и нежность.
Увы, даже для тонких, одарённых и незлобных натур любой офис на любом предприятии всегда подбросит такого персонажа, который невесть почему начинает со систематической назойливостью портить кровь.
Таким персонажем для Сили с первых рабочих дней стала заместитель руководителя департамента Есения Станиславовна Шасоян. Проще – Яся.
Наличие стольких шипящих звуков, по-видимому, отразилось на характере зама, и за глаза самые смелые и неприкосновенные называли её «гюрза-ян» и «шиза-ян». И если до прихода Сили Есения Станиславовна как-то распределяла свой змеиный яд меж сотрудников, то теперь весь он, целиком и полностью, выливался исключительно на Силю.
Яся была слишком красива для того, чтобы быть умной. Есения с первого же взгляда ослепляла и покоряла. Идеальные пропорции подтянутой двадцати девятилетней фигуры были со вкусом подчёркнуты подходящим облачением. Активная, свежая, до скрипа на зубах ухоженная, зоркая, в до хруста прекрасных белоснежных деловых платьях и брючных костюмах, на десятисантиметровой шпильке с красной подошвой, со сказочной волной платиновых волос, Есения всегда была лицом департамента и любимицей руководителя.
Остальные простые смертные в отделе её не любили. Женщины по понятным причинам, а мужчины за резкость и высокомерие: она неоднократно и неоднозначно давала им понять, что никто из них её не достоин.
На этой неделе решался вопрос о том, кого отправить в ответственное турне Кения-Италия-Португалия. На правах заместителя руководителя Есения просматривала подготовленный Сильвестриной проект. С каждой новой страницей Яся понимала, что он не просто хорош, а хорош до завистливых мурашек на затылке, местами гениален.
«Совещание уже сегодня. За границу точно отправят Силю. Это её идеи, её разработки, у неё свободный английский и бытовой итальянский, она по-деловому хороша собой. А значит, знакомиться с деятельными иностранцами на кенийских кофейных аукционах будет Силя, в Португалии увидится и поужинает с председателем правления Силя, по итальянским бутикам и ресторанам с учредителями будет ходить Силя. Ну уж нет».
И Есения решила сделать ход конём. Силе она сказала, что собирается вся верхушка в зале для конференций двумя этажами ниже и назвала время на час позже назначенного. Сама же у себя в офисе принялась тщательно изучать и зазубривать материалы, набрасывая тезисы, чтоб не сбиться.
К трём часам дня сливки нескольких отделов начали подтягиваться к кабинету директора архитектурного департамента.
Есения Станиславовна упросила ничего не подозревающую Сильвестрину спуститься вниз за пирожными к кофе. Яся знала, что кафе на первом этаже с двух до трёх походило на взорвавшийся муравейник, из которого Силя не выползет минут тридцать-сорок.
Сама же Яся, проверив в пудренице свой безупречный макияж, без пяти три подошла к ново установленному на кухне кофейному аппарату. Сейчас, перед ответственным выступлением, ей очень нужен двойной эспрессо. Но, то ли подключили аппарат неправильно, то ли заправили неаккуратно, вместо того чтобы тонкой плавной струйкой наполнить чашечку, обезумевшая машина несколько раз щедро плюнула из обеих сосочков коричневой жижей.
Сильвестрина без пяти три у входа в лифт по счастливой случайности встретила директора и, узнав, что совещание сейчас начнётся, конечно же никуда не поехала.
Яся сначала не поверила, что это произошло с ней. Она застыла на кухне и в ужасе смотрела на тёмные, неживописные пятна на её белом платье. Она попыталась отмыть их водой, но получилось только хуже, всё размазалось. Яся судорожно соображала, что же делать. Сменной одежды в офисе нет. Послать кого-то к себе домой, уйдёт не менее часа. Она понеслась в дамскую комнату, стянула платье и снова попыталась отстирать, используя жидкое мыло. Жидкое мыло с вырывающим глаз цветом фуксии не только не помогло, но ещё и оставило на дорогой белой ткани розовые разводы. Яся тёрла и тёрла, не замечая, что плачет. Сделав, наконец, всё возможное, с раскрасневшимися руками, она включила сушку и подставила платье под горячий воздух. Когда Яся, вспотевшая и с кляксами туши под глазами, надела на себя сырое платье в светло жёлтых и розоватых потёках, на часах было три сорок пять.
В четыре часа в уборную заглянула Силя.
А в пять Силя и Яся сидели в кафе вестибюля, пили кофе и ели пончики. Яся была в Силиных джинсах и свитере.
– Меня спросили, кого бы я хотела взять с собой в поездку. Я сказала, что тебя, – улыбалась Сильвестрина.
– Запомни, мы не подружились! – Яся хмуро жевала пышный пончик, роняя на чужой свитер розовую глазурь.
КОФЕ В КАИРЕ
Каир – мегаполис, от которого мгновенно устаешь. Устаёт сразу всё: и глаз, и нервы, и душа.
Тянутся в небо тонкие резные минареты мечетей и пухлые разрисованные купола церквей, словно соревнуются, кто с восходом первый докричится до своего Всевышнего. Битые со всех сторон машины рвутся ухватить свой кусочек дорожного полотна, выпрыгивая друг перед другом, не соблюдая никаких правил и приличий.
Легко растеряться. Каир смущает.
Вот Вадим выехал из широких ворот роскошного отеля с зеркальными фасадными окнами, занеженный и расслабленный вниманием рецепции, уборщиков и портье, и, спустя каких-то пять минут, уже тоскливо взирал на вереницу высотных серых зданий, которые схожи с лицом восставшего из могилы зомби: чёрные пустые глазницы отсутствующих окон на фоне выцветших, серых, с грязными потёками от зимних дождей, стен. Эти многоэтажки долгие годы обречённо ожидают сноса.
Неожиданно из-за поворота выплывает зелёный густой парк с цветниками, но обрывается так же быстро. И снова серо.
В солидный молл Вадим ввалился с ощущением, будто долго ковылял по вязкому пыльному полю и вот, наконец, вошёл в дом, где можно облегчённо встряхнуться, выдохнуть и осмотреться. Но нет, не обольщаться! Здесь Вадим вымотался ещё больше: от обилия витрин и мелькающих вещей, призывающих себя купить. Техника, мебель, одежда, парфюмерия… Срочно становится очень нужным то, о чём доселе и не знал, и не задумывался. И сразу захотелось есть, пить, сладкого, солёного, японского, тайского, ливанского, итальянского. И сверху на это всё плюхнуть шоколадно-мятное мороженое. И залить кофе.
Когда этот клондайк излишеств и ненужностей был пройден, Вадим вновь тащился по центральным Каирским улочкам, не быстро и не медленно, рывками, то и дело натыкаясь на неуместно припаркованное авто или попрошайку, или на группы людей, отчего-то бесстрашно вальяжно пересекающих многополосную дорогу. Вот опять его взгляд растерян: вдоль двухметровых окон сверкающего бутика с пышными праздничными платьями, осыпанными сверху донизу звёздными стразами, многократно отражёнными в стёклах и зеркалах, едет деревянная телега. На фоне ослепляющей богатством витрины – старый, облезлый и понурый ослик с иссеченным плетью крупом вяло цокает и кивает своей печальной головой: «Да, да, милый, это Каир, со смесью блеска и нищеты».
Короткий день подходил к концу, и у Вадима уже голова шла кругом от масштаба городских контрастов.
Он захотел воды, остановился у киоска и с ужасом обнаружил, что кошелька нет. Телефон был бесполезен без отельного интернета, потому что карточку местную Вадим себе непредусмотрительно не купил.
Вадим, с замученными глазами и тяжёлой от шума, окриков, гудков и суеты головой, постоял немного на месте и просто пошёл, как говорится, куда глаза глядят.
Замыленный взгляд привёл туриста в совсем не туристическое место. Христианское кладбище. Поначалу Вадим не понял, где очутился. Высокая цементная ограда и множество небольших зданий, теснившихся и стремившихся прижаться поближе друг к дружке, которые показались Вадиму часовенками какого-то запутанного, большого церковного комплекса. Неуверенно ступая и разглядывая постройки со сферическими крышами и крестами, он увидел на одном из порогов сухого старика в сероватой галабее и двух маленьких детей, играющих с собакой.
Вадиму захотелось сфотографировать, рука потянулась за телефоном, но потом он передумал. Это было как-то неудобно, что ли.
Заметив неместного дяденьку, дети бросились к нему, дёргая его за полы рубахи, протягивая руки и показывая пальцами себе в открытые рты, мол, денег дай, есть охота. Старик, не сдвинувшись с места, довольно улыбался: дети делали свою работу. Вадим, чувствуя себя в этот момент героем Чарли Чаплина, тоже используя международный язык жестов бродяжек и попрошаек, пожал плечами, развёл руками, а потом вывернул пустые карманы, корча уморительно-грустные гримасы: «Денег нет, я гол, как сокол.»
Дети и собака покружили вокруг туриста ещё немного и, разочарованные, оставили его в покое. Вадима почему-то они не раздражали, он не отмахивался, не хмурился, не возмущался. Забавно, может быть, потому что его карманы действительно пусты?
Вадиму нужно было присесть на минутку, чтобы передохнуть и наметить дальнейший план действий. Пора было как-то возвращаться в отель. Он примостился рядом со стариком. Тот безразлично щурился и молчал.
Бедность странная штука. К ней страшно прикасаться.
Из-за угла вышел слегка чумазый мальчик-подросток лет десяти с пакетом, набитым лепёшками, огурцами, помидорами, солёным белым сыром, острым зелёным перцем и яйцами. Оказалось, паренёк немного говорит по-английски.
Из объяснений мальчика Вадим понял, что это некрополь с семейными склепами и мавзолеями, что дети с отцом живут конкретно в этом склепе, что таких, как они, здесь немало. Хозяева могильных домиков их не гонят, а даже если бы гнали, то они бы не ушли – некуда. Семья стала ужинать: никто не позаботился помыть руки или накрыть стол. Каждый разобрал всего понемногу, собаке бросили хлеба. Старик взял одну лепешку, захватил ею сыр и кусочки помидора и протянул невольному гостю.
Потом на примитивный самодельный мангал из кирпичей старик примостил чугунный поднос с песком и в аутентичной закопчённой турке сварил крепкий кофе.
Небо серело, пришли сумерки, покрывая всё вокруг пеленой однотонности, будто тот самый Всевышний взял простой карандаш и легонько кладбище заштриховал и пальцем затёр. Кофе Вадима взбодрил. Он языком жестов, как мог, поблагодарил араба за угощение и вышел за территорию захоронений. Он просто поймает такси, доберётся до отеля и там рассчитается с водителем. Как такая элементарная мысль не пришла к нему раньше? Что может быть проще?
Остановить на трассе такси, объяснить таксисту, какой нужен отель, оказалось так муторно, что лучше не описывать, не вспоминать и забыть. Только к полуночи Вадим повалился на широкую белоснежную постель.
– Я мог встретить там криминальных элементов… Да мало ли, что могло со мной там случиться! А вдруг, вши или лишай?.. Мне несказанно повезло, – Вадим запоздало испугался, – ведь и впрямь повезло, меня бы там никто не искал.
Он кутался в одеяло.
– Вот я и побывал в настоящем городе мёртвых… – думал Вадим.
Из всего калейдоскопа впечатлений Вадим запомнит не величественные пирамиды, не пустые музейные экспонаты, не отутюженный отель и не магазины. Завтра он туда вернётся. Так, заглянет на минутку. На всякий случай без кошелька. С жареной курицей, молоком и пирожными. И попросит сварить ему на песке крепкий сладкий кофе.