Видящий Победу

6. Чайная церемония

– Рин, – спросил Никанор, внимательно наблюдая как девочка подставила кусочек какой-то ткани под браслет, чтобы проекция на стену была ровнее, – почему мы не можем пойти в виртуалку для твоей этой, – он закатил глаза, – чайной церемонии?

– Подожди! – рассерженно воскликнула она и более мягко добавила, – реальность, она ведь… – выпрямилась, закончив приготовления, расставила руки и прокрутилась на носочках, – здесь она, только здесь.

Промолчав, Никанор задумался над её словами и прикусил щеку. Уже год, почти каждый день едва закончатся занятия, он приходит к Рине. Ненадолго, буквально на час, пока уборщик не начнёт спускаться с арены. Впрочем, недавно положение комнат изменили и Рину переселили на первый ярус башни-общежития, а Никанора на третий. Между ними расстояние небольшое, зато Тридцать Пятый, которым теперь работал молодой парень, долговязый, нескладный, с тонкими как веточки руками и ногами, дооолго спускался со сто тридцатого этажа.

Первый несколько недель встреч они не знали о чём разговаривать и как себя вести, но понемногу начали задавать друг другу интересующие вопросы. Так Рина узнала, что у Никанора, в отличие от неё, бывают встречи с биологическими родителями. Она же только читала про доконвенционные семьи и всегда нервно подёргивала головой, когда мальчик рассказывал про своих маму или папу. Ники же расспросил её о том, почему культуроведы не вписываются в текущее устройство мира. Точной информации на этот счёт не было, поэтому девочка просто поделилась своими мыслями, с которыми Никанор после долгих раздумий согласился. Такие понятия, как моральные ценности, философия и религия, давно устарели. Они были нужны лишь в прошлом и использовались для управления массами. Вот, к примеру, если один народ не хочет убивать другой, но правителям нужно разделить ресурсы, можно внушить, что где-то высоко-высоко в облаках сидит тот, кто судит их жизнь по поступкам. И якобы в его славу, по его велению нужно истребить врагов, что посягают на государственные ценности. Не для убийства, а для очищения планеты от юродивых. Не ради наживы, а за великие цели. При заключении конвенции о мире во всём мире, такая надобность исчезла, ресурсы распределяются равнозначно вносимому человеком вкладу в жизнь всего населения земного шара.

Культурологи же погружаются в самую пучину древних верований, вытаскивают наружу все секреты доконвенционных людей и, к сожалению, секреты управления старым миром, часто находя в этом смысл и сея семена недоверия к нынешнему мироустройству. Один из выдающихся мужчин-культуроведов прошлого столетия создал организацию «Душа есть», где какое-то время ему удавалось читать лекции бесперспективным о перерождении духа и даже рассказывать каждому, кем тот был в прошлой жизни. В общем-то его деятельность быстро прекратили, закрыв доступ ко всем проведённым им исследованиям, которые, нужно отметить, были крайне ценными.

С того времени говорят, что культурологи «воду мутят» и не несут пользы человечеству. Никанор спросил, не проще ли было бы найти таким людям другое применение, на что Рина, надув губки ответила, что предназначение не изменишь.

– Ну? – требовательным тоном обратилась девочка к сидящему на кровати Никанору.

Он отвлёкся от своих мыслей и выпучил глаза. За пятнадцать минут его блужданий внутри себя серая комната превратилась в какое-то древнее помещение с бамбуковыми стенами. Привычный стол на высоких ножках превратился в низкий, ниже колена, теперь больше напоминая скамейку. С двух сторон этой непонятного назначения мебели лежали мягкие белые подушки с кисточками на уголках. Рина, с выбеленным чем-то лицом и в оранжевом халате из скользяще-гладкой ткани, перевязанном на талии толстым красным поясом из того же материала, указала рукой на подушки, приглашая присаживаться. Наклонив голову, Ники озадаченно глянул на диковинно разукрашенную девочку и чуть было не прыснул от смеха. Сдержавшись в последний момент, он прикрыл рот рукой и присел на корточки. Показывая как нужно правильно садиться, девочка, с идеально ровной спиной, какую Никанор видел только у ботов виртуальной реальности, присела на колени. Она молчала, а её губы застыли в загадочной полуулыбке. Запахло терпкими пряностями вперемешку с цитрусовыми ароматами. Рина взяла небольшой чайник со стола, от которого веяло жаром, и налила чуточку горячей жидкости в ёмкость, на вид похожую на что-то среднее между чашкой и стаканом. Ручки не было, но высота как у чашки. И, судя по всему, из фарфора. Древняя какая-то, сейчас давно используется не пропускающий, но сохраняющий тепло тонкий материал, похожий на пластик. Девочка ополоснула ёмкость налитым кипятком и слила воду куда-то под стол. Слегка покачнувшись, Никанор ощутил покалывание в ступнях и, повторив за Риной, сел на колени. Мягкая перинка упруго окутала крепкие кости коленок, не давая им соприкоснуться с твёрдым полом. Так оказалось значительно удобнее. Стало душно и Ники расстегнул верхнюю пуговичку жилета. Ощущение времени совершенно растворилось, ушло через тонкие щели будто бы выпуклых стен из бамбука. Он знал, что это всего лишь спроецированное изображение, но всё выглядело очень правдоподобно.

Девочка взяла другой чайник, чуть побольше, с темного цвета жидкостью и плавающими, как рыбки в воде, кусочками листьев. Она, всё так же молча, налила в ту же ёмкость этой бурой жидкости и пододвинула напиток к Никанору. Почему-то ему захотелось обхватить её двумя руками, будто он замёрз и хочет согреться. Тепло расслабляло, но при этом добавляло какой-то уверенности. Вопросительно взглянув на Рину, он понял, что уже можно отхлебнуть. Горячий напиток едва не обжёг горло. Ники открыл рот, выдыхая пар, и одновременно с этим получилось, что отпустил воздух носом. Появился диковинный привкус мяты, как во время процедуры очистки дыхания. Ощущения были настолько неожиданными и приятными, что он втянул голову в шею. Вглядываясь в напиток и присматриваясь к одинокой палочке, которая почему-то торчала перпендикулярно жидкости, не желая опускаться на дно, Никанор сделал ещё один глоток В этот раз он почувствовал совершенно другой вкус, терпкий, оставляющий после себя желание глотнуть простой чистой воды. Сделав последний глоток, он со стуком поставил чашку на стол и резко выдохнул, добавив восторженно «Хорошо!». Рина внимательно смотрела на мальчика и улыбалась. Мягким, ласковым голосом она сказала:

– Теперь запроси открыть манускрипт. – и направила указательный палец вверх.

Запрокинув голову, Ники увидел, что там красуется изображение бежевого цилиндра, будто кусок светлой ткани, свернутый в трубочку. Он пожал плечами, слегка скривился, но всё же сказал:

– Открыть манускрипт.

Запустилась анимация и на потолке и впрямь появился прямоугольник, похожий на ткань. Он будто покачивался на ветру, покрываясь лёгкими волнами. На открытом манускрипте диковинным прописным шрифтом красовалась надпись: «Пока ветра нет, и у флюгера есть характер». Несколько раз пробежавшись глазами по тексту, Никанор взглянул на Рину, потом снова на буквы и спросил:

– Чушь какая-то. – он взглянул на время, есть ещё тридцать минут в запасе, – и вообще, скучно это всё.

– Ники, – слегка прижав губы ответила Рина, – тебе ведь понравилось. – она часто моргала, будто вот-вот заплачет.

Цокнув, Никанор встал и, отряхивая отсиженные ноги, сказал:

– Выключай. – он пару раз присел, разминая суставы, – Лучше бы новости биоинженерии почитали.

Рина пару раз клацнула по браслету, надела его на руку и комната снова превратилась в обычное серое помещение.

– Ты просто устал, – она отвернулась от Никанора, зачем-то вытирая лицо краешком дневной одежды, – у тебя завтра встреча с родителями?

– Угу, – буркнул мальчик, – снова будут пытаться меня удивить, – недовольно раздул ноздри и добавил, – будто в мире есть что-то удивительное.

– Если бы у меня были родители, – Рина повернулась и сверкнула своими тёмными глазками, – я бы их любила.

– Я… – неуверенно сказал Никанор, – люблю их, – насупил брови и добавил, – наверное. Но мне нравится с ними проводить время.

– Дурак ты, Ники, – махнула девочка рукой, – не ценишь…

– Я не могу быть дураком, – монотонно, будто старый учитель, ответил мальчик, – я перспективный ребенок с задатками гениальности. Относительно меня, скорее ты дура, – он усмехнулся на одну сторону.

– Тебе лишь бы обидеть. – она демонстративно сделала шаг в сторону и мотнула головой.

– Бе-бе-бе, – скривился Никанор ей в спину, показывая язык.

– О! – воскликнула девочка и стремительно, двумя руками открыла шкаф, откуда лавиной посыпались разноцветные тряпки и на полу образовалась радуга.

Она присела, копошась в то ли одежде, то ли в отдельных кусочках тканей что-то выискивая. Через несколько секунд в самом низу Рина что-то откопала и совершенно забыв о своей обиде, подбежала к Ники. Она помахала у него под носом желтым квадратиком гладкого полупрозрачного материала, затем сложила его в четыре раза и засунула в нагрудный карман на жилетке Никанора.

– Платочек! – радостно, будто сделала великое открытие, воскликнула она.

Не зная что ответить, Ники наклонил голову, глядя на счастливую Рину в ожидании объяснений.

– Ладно, ладно, – она закатила глаза, – объясню. – девочка насупилась, подбирая слова и сказала, – Помнишь, я рассказывала про символизм?

Никанор настороженно кивнул.

– Так воооот, – протянула она, – это, – она похлопала мальчика по груди, – мой тебе подарок. Солнышко по отношению к нам, людям, находится вверху, его почитали все народы. – она зачарованно замерла, – Ты – Видящий Победу, а её видно только сверху, значит твой символ солнце, а цвет – жёлтый.

Никанор тяжело вздохнул и достал платок из кармана. Если Рина начинает говорить о культуре древних, её не остановить. Значит, пора бежать в свою комнату пока Тридцать Пятый поднимается наверх и ещё не начал распыление. Сжав платок в руках, Ники взглянул в широкие глаза блуждающей где-то в своих мыслях о символизме Рины и не решился вернуть его. Напоследок он присел на кровать, будто выжидая нужное для выхода время, а Рина продолжала рассказывать что-то о предках, которые верили, что каждое явление природы – это проявление силы кого-то из богов. «Глупые были люди» – подумал Ники и пока девочка отвлеклась, засунул жёлтый платок под матрас. Наручный браслет девочки завибрировал, предупреждая, что пора прощаться с другом и она обиженно выдвинула нижнюю губу.

– Завтра дорасскажешь, – сказал Ники, хлопая её по плечу, и повернулся к двери.

– А ты передавай привет родителям, – она облокотилась на стену рядом, разглядывая сосредоточенного Никанора, – ты же им рассказал, что у тебя есть друг?

– Угу, не мешай, – отбился мальчик и створки разъехались, выпуская его в коридор.

Ни единого шороха или даже подозрения на движение. Школьники спят, Тридцать Пятый уборщик высоко в башне, только начинает спускаться с арены. Никанор, уверенно делая шаги, поджал губы и с досадой смотрел исподлобья, размышляя о заданном Риной вопросе. Он ещё в прошлом году собирался рассказать, что сдружился с Риной, но что-то помешало. Почему-то казалось, что во время встречи с родителями за ними кто-то наблюдает, хотелось вести себя холодно, отстраненно, сохранить секрет, что по ночам он может гулять по школе без разрешения. Но эти люди… Женщина с каштановыми волосами, мужчина в серой жилетки, оба с такими добрыми глазами, будто весь мир сосредоточен в Никаноре… Наверное, биологическим родителям будет приятно, что он, будущий великий гений, послушал их, бесперспективных, и подружился с девочкой. «Ладно» – громко сказал Ники и сам испугался собственного голоса. Он замер, прислушиваясь, не нарушил ли идеальную тишину ночного коридора школы-интерната. Тихо, но сердце колотится так, будто Тридцать Пятый его услышит и прибежит за секунду, чтобы наказать нарушителя. «Завтра расскажу им про Рину» – шёпотом сказал он сам себе и по-кошачьи мягко пробежал оставшиеся обороты к своей комнате.

7. День Рождения

Из всех переживаний, которые встречаются у человека на пути в течение его жизни, самой двойственной природой обладает сон. Сколь бы ты ни был целеустремленным, стремящимся к великим достижениям малым, всё твоё естество будет противиться прервать сон в мягкой, как воздушная морская пена, кровати. Но едва ты проснёшься, осознаешь, что новый день начался, а ты уже как лишние тридцать минут нежишься в постели, тебя захлестнут страх и раскаяние. Страх потери ценного времени и раскаяние за то, что дал себе слабину. Особенно, если ты проспал в свой же День Рождения. И пусть никто, даже твой единственный друг, не знает, что именно сегодня, ровно девять лет назад ты родился. Пусть празднования персональных дней не разрешаются в школе. Пусть даже для всех это будет самый обычный будничный день, в который нужно учиться. Но для тебя…, несмотря на всё это, те тридцать минут, на которые ты сегодня дольше валялся в кровати, безжалостно уничтожили ценное время глубоко любимого тобой дня.

Резко вскочив с кровати, Никанор помчался выполнять утренние процедуры. Пока он находился в камере для очищения, в комнате раздался шум и глухой грохот. Он насторожился и постарался отделить шум потоков воздуха, дезинфицирующих его тело, от внешнего источника. Услышав голоса, он напрягся. Обычно в комнаты не входят без предупреждения. Хотя, наручный браслет ведь нужно снимать перед процедурами, может быть, сообщение и было. Сердце билось так сильно, что казалось всё тело пульсирует в такт с ним. Ники мысленно взмолился, чтобы устройство поскорее закончило свою работу. Он пытался понять что другим людям нужно в его комнате. Хорошо, что засунул подаренный Риной платок ей под матрас. Если это какая-то проверка, то были бы вопросы, на которые он ещё не придумал ответов. Разве могут учителя вот так просто заходить в комнату? Или это не учителя? Незаметно для себя, Ники начал дёргать указательным пальцем левой руки, неосознанно повторяя жест главного учителя.

Мучительно долгая утренняя процедура наконец-то закончилась и он огляделся в поисках чего-то, чем можно прикрыться. Невежливо появляться перед взрослыми совсем голым. Такое допускалось только на внешнем медицинском осмотре. Шум в комнате стих, никаких голосов больше не было слышно. Надев наручный браслет, Ники проверил пропущенные уведомления. И правда, было сообщение, что к нему придёт главный учитель. Стоп, что? Главный учитель? Тот самый больной толстяк, которого ученики видят только при старте новой образовательной программы? Который никогда не заходит в башню общежития и уж тем более не общается с детьми? Прикусив губу, Ники почувствовал как шея сделалась каменной и, будто сопротивляясь таком превращению, он дёргал головой из стороны в сторону, не решаясь выйти из комнаты для очищения. Уже поднеся палец к кнопке открытия двери, он настороженно замер и ещё раз оглянулся. Никакой одежды тут нет, вся в комнате, придётся встречать гостей голым. Он поставил одну ногу на пальцы, отчего каждая костяшка кроме мизинца прохрустела. «Ладно» – уговорил он себя прижать палец к сенсорной кнопке.

Неуверенно высунув голову из маленькой комнатки, Никанор не увидел никого постороннего и не заметил никаких изменений в своём жилище. Он спешно сделал шаг и быстрым движением схватил одежду с полки. Испуганно озираясь по сторонам, Ники торопливо оделся и присмотрелся к кровати. Поверхность слегка продавлена, будто только что на ней кто-то сидел. Кто-то, кто испарился в воздухе. Мальчик окинул взглядом остальные предметы интерьера. Пустой шкаф стоял нетронутым, на столе никаких следов сдвинутых со своих мест предметов. Если бы у него было что-то вроде порошка, которым уборщик посыпает пол, он бы мог узнать личности непрошенных гостей. Ники озадаченно пожал плечами и склонил голову на бок, стараясь понять причину обыска. В том, что в его комнате кто-то что-то искал, он, почему-то, был абсолютно уверен. Но кто? И что? Завибрировал браслет и Ники вскинул руку посмотреть сообщение. Не успел он прочитать, что к нему снова придёт главный учитель, как створки входной двери мягко разъехались и на пороге появился толстяк. Он превосходил мальчика в росте раза в два, а по ширине в нём поместилось бы ещё несколько таких, как Никанор, девятилеток. Мужчина, из под слегка опущенных век, пустым взглядом окинул комнату и, заваливаясь на левый бок, подошел к кровати. Грузно присев на мягкую поверхность он издал звук, похожий на скрип, будто его суставы давно подлежат ремонту или и вовсе утилизации. Замерев на одном месте, Никанор внимательно следил за каждым движением, стараясь подметить и сохранить в памяти даже незначительную деталь внешнего вида главного учителя, его поведения и звуков. Любознательность победила страх и мальчик с прищуром вглядывался в лицо мужчины, который ещё не произнёс ни единого слова. В сравнении с огромным учителем, Ники почувствовал себя песчинкой и чуть было не переключил восприятие на придуманную и запертую в его подсознании личность сидящего перед ним человека, чтобы сравнять счёт.

– Здгавствуй мальчик, – не дал главный учитель Никанору погрузиться в собственные мысли и, наконец-то, сказал хоть что-то.

– Здравствуйте, сэр, – почтительно кивнул Ники и насупился, не понимая почему добавил «сэр», такое обращение никто не использует. Видно, набрался глупостей от Рины, хоть бы не влетело за это.

– Ты, значит, будущий начальник министегства здгавоохганения… – мужчина тяжело дышал, после каждого слова делая паузу.

– Надеюсь, – робко ответил Ники не понимая к чему ведётся разговор и какая причина визита.

– В будущем не заставляй меня ждать, – недовольно сглотнув, прохрипел учитель и объяснил, – ты заставил меня стоять за дверью двадцать минут.

Забегав глазами, Никанор активно закивал головой, стараясь извиниться:

– Я…, камера чистки не открывается…, не видел…, браслет лежал, думал вы тут, – выпалил бессвязный набор слов мальчик, чувствуя себя очень виноватым.

Выражение лица главного учителя не изменилось. Ники подметил, что кожа его свисает больше, чем на изображениях в базе данных. Щёки почти на уровне подбородка, будто их умышленно тянули вниз. И лицо, в целом, вместе с глубокими морщинами на лбу, у глаз и возле уголков рта, напоминает больше старого носорога, чем человека. Вдруг взгляд учителя молниеносно в чём-то изменился, глаза будто сверкнули искрами, желая сжечь Никанора, оставив от него только горстку пепла. Все внутренние органы мальчика будто съежились, но он не хотел показывать испуг.

– Встгеч с биологическими годителями у тебя больше не будет. – устало произнёс мужчина, будто говорит нечто обыденное, рутинное.

Все вопросы и слова в голове Ники, когда до него дошёл смысл сказанного, слились воедино, сжались в плотный шар и лопнули от перенапряжения. Он посмотрел в лицо этого больного обрюзгшего мужчины и часто заморгал не зная что сказать или спросить. Не дожидаясь реакции мальчика на сообщение, главный учитель продолжил:

– Мы, – сказал он и громко выдохнул, – очень ценим тебя, мальчик. Поэтому, – он взглянул на открытую дверь и снова повернулся к Никанору, – дадим детали. Не был бы ты гением, было бы… – наверное, здесь он хотел сказать «проще», но после секундной заминки добавил, – иначе.

Почувствовав лёгкий туман в голове, Никанор заметил, что комната как-то искажается и заваливается. Он присел на стул и сцепил за спиной руки в замок, стараясь создать впечатление, что разминает спину.

– Они были очень плохими людьми, – гнусаво продолжил мужчина, – поэтому… – он не успел договорить, как Никанор, не ожидая от себя, вскочил и громко крикнул:

– Хорошие! Они хорошие! И они есть и будут всегда! – выпучив глаза Ники подпрыгнул к мужчине, который в сидячем положении был чуть ниже его.

– Мальчик, – поднял руку главный учитель и помахал ей, будто хочет рассеять дым, – ты умный мальчик, – он ни разу не обратился к Никанору по имени, – тебе пгидётся выслушать молча и пгинять всё как есть.

Представив как отпускает пощёчину за обман этому неприятному толстяку, Ники дёрнул плечом, но ничего не сделал. Противный писклявый голос где-то внутри сознания скомандовал сесть и слушать молча, как сказал самый главный учитель школы, который нашёл время прийти и лично рассказать всё.

– Мальчик, – продолжил мужчина когда Ники сел обратно и не моргая уставился на него, – как бы тебе это объяснить, – он задумчиво почесал лоб.

– Я гений, – раздув ноздри прервал Никанор, – можете говорить как есть.

– И то так, – согласился учитель, слегка качнув головой, – Иван и Дарья Треумовы осуждены на полное исключение из общества и ссылку на необитаемую территорию.

– Но почему?! – снова повысил голос Ники, вспомнив добрый и ласковый мамин взгляд, полный любви. – Почему? – прошептал он, прикоснувшись к верхней пуговке серого жилета, постоянно расстёгнутой, как у отца.

– Нарушение двести восемьдесят второй статьи мирового соглашения о нормах поведения в обществе. – мужчина замер и приложил руку к груди, слушая сердце, – Если бы не их заслуги перед обществом, то их погрузили бы в вечный сон.

Никанор молчал, голова гудела, а каждое только что услышанное слово отдавалось эхом, будто он находится в маленькой комнатке, а жуткие новости, как аудиозапись, крутятся на повторе. Не в силах нажать на паузу и прервать эту словесную какофонию в своей голове, Ники молчал. Ему даже показалось, что он забыл как дышать, несколько вдохов и выдохов получились такими вымученными, сложными.

– Ты в этом году будешь изучать все законы, – добавил мужчина, осознав, что основы мирового соглашения ученикам до девятилетнего возраста даются на уроках выборочно, – но скажу тебе пгямо. – главный учитель сделался очень серьезным и даже выпрямил спину, – они сегьезные пгеступники и наше счастье, что их кгупиговку активных беспегспективных уничтожили так быстго. – он облокотился ладонями на колени и медленно встал.

Никанор с ненавистью смотрел на этого толстого ущербного человека, который лжёт. Его родители не могли быть преступниками. Не находя объяснений своим мысленным утверждениям, Ники просто кричал в своей голове «не могли!», но сцепив зубы молчал, уставившись куда-то сквозь пространство.

– Ты всё поймёшь, мальчик, – мужчина подошёл к не двигающемуся Никанору и положил руку ему на голову.

«Не трогай! – Ники хотелось вскочить и толкнуть мужчину, выгнать из своей комнаты, – это мои волосы, такие же как у мамы!». Он сцепил зубы и молчал. Верхняя челюсть давила на нижнюю так, что казалось, как только мальчик откроет рот, зубы осыпятся мелкими крошками.

– Пгосто надо это пегежить, – добавил мужчина и взъерошил рукой копну отросших каштановых волос Никанора.

Когда главный учитель ушёл, Ники набрал слюны во рту и сплюнул прямо на пол, рядом со стулом, с которого не поднимался ещё минут пятнадцать. Он встал, голова болталась из стороны в сторону. Не чувствуя себя, Никанор размазал подошвой плевок со вкраплениями красного на полу, видимо, прикусил щеку, пока слушал новости. Горло пересохло, а ноги стали мягкими, как нагретые нити для 3Д принтера. Мальчик обессиленно опустился на колени там же, где размазал слюни. Он положил руки на пол, ощущая прохладу неживой поверхности. У него были родители, Рина просила передать им привет. Ники наклонился к рукам, положив на них лицо. «Мама, папа, – подумал он и почувствовал, что глаза стали горячими, как неотрегулированный воздух при дезинфекции, – у меня есть друг». Ники вдавил голову плотнее в кисти рук, так, чтобы было больно, невыносимо больно. «Мама, папа – подумал он, – я люблю вас». Глаза стали влажными, Ники старался давить ещё сильнее, чтобы прекратилось это ужасное, сдавливающее чувство внутри, от которого хочется превратиться в неживую машину, раствориться в поверхности стен, чтобы бездушно выполнять свои задачи. Он вспомнил как в прошлом году родители шёпотом, чтобы не услышал обслуживающий персонал школы, спели ему песенку «С днём рождения». Так некрасиво, не в такт даже друг с другом, что уж говорить о воображаемом ритме. Но от этой песенки, их улыбок и нежных прикосновений было так тепло и светло. Ники прошептал «С днём рожденья меня» и неудержимо заплакал не в силах остановиться.