– Дослужился!.. За тридцать два года верной и беспорочной службы…
– Да говори ты толком, в чем дело?..
– Не дело, а тьфу!.. Повышение получил, вот что! В поч-талионы попал!
– Шутишь, отец!..
– Плохие шутки! Вот… циркуляр… кольцевые почты выдумали. Изволь сумку на плечо да мужикам письма по деревням развозить… Селифант Дормидонтович!.. Позвольте вам письмецо в собственные руки вручить… Это мне-то, при моем чине, им-то, сиволапым!..
Жена, вытирая мокрые руки о фартук, присела на кончик стула.
– Что же теперь будет?..
Чиновник, излив первый гнев, усмехнулся.
– А вот что будет! – И он, сложив пальцы, сунул ими в лицо озабоченной супруге.
– Ты чего ж это кукишем тычешься?!
– Не тебе этот кукиш, дуреха, а им, чтобы им пусто было! – И старый чиновник ткнул кукишем в «Бюллетень». – Кольцевая почта? С большим моим удовольствием! Вечером посижу, на бумаге таких им колец накручу, что любо-дорого! «Всемерно стараясь о приближении почты к беднейшему крестьянскому населению, мною организовано… та-та-та, та-та-та, столько-то сел, столько деревень… Повышение обмена… пятое-десятое»… Не впервой такие отчеты мне писать! Кривая вывезет, не робей!..
Вечером того же дня, когда с горы срывался звон церковного колокола, старый чиновник – неизменный церковный староста – стоял у своего свечного ящика и с улыбкой, которая давно не посещала его лицо, продавал свечи.
– Слава в вышних богу и на земле мир, в человецех благоволение…
Портрет третий
Не вывезла кривая… Беспокойно стало в мире, и исчезло в человеках благоволение… Откуда-то ветром принесло ревизию, вывела она на чистую воду бумажного кольцевика, и он получил «отставку». Мундир он, впрочем, ухитрился сохранить в старом ясеневом шкафу, как последнее воспоминание о былом величии…
– А в почтовом окошечке появился новый портрет.
Это было почти «чудо обновления»: так странно было видеть старожилам в старой рамке новое, молодое, почти безусое, энергичное, приветливое, веселое лицо. Окошко всегда было раскрыто настежь. Но «портрет» редко виднелся в раме.
Молодой связист бурей носился по всему помещению, вычищая «нечисть». Проветрил комнаты, снял паутину с углов. Извлек из-под стекла хранимое стариком как реликвию объявление о «неприсутственных днях»: «тезоименитствах», рождениях и смерти «августейших особ» и церковных праздниках… Не пощадил новый связист и образа Николая-чудо-творца, хмуро смотревшего с угла на всю эту возню. Стены запестрели портретами революционных вождей, плакатами о книгах, сберкассах, кооперации… Скоро и снаружи здание стало неузнаваемо. Появились почтово-телеграфные рекламы и объявления. Новенький почтовый ящик сверкал на солнце желтизной свежей окраски.
Старый чиновник с недоброжелательным любопытством тайно следил за кипучей работой своего молодого заместителя.