Его опасения подтвердились, бутылки не было в спрятанном месте, однако мыслил он всё ещё не в том направлении.
–
Может у друзей переночевать… Хотя что мне будет, она просто чуть поругается и всё, тоже мне проблема. Узнала и узнала, что я пью, вообще по барабану. – Успокоил себя он сладкими самоуверенными мыслями.
–
Сегодня отдыхаем, никаких уроков. Скажу, что голова утром болела.... А…А почему мать меня не разбудила? Она же всегда меня поднимает… – Недолго думал он над этим…
–
А, так она же бутылку увидела, наверное разозлилась и просто ушла, ха-ха, мне же лучше! – Последнее слово он произнёс громко и весело.
Он снова зашёл в свою зону умиротворения и наслаждения, даже не заметив, что радио то совсем не домашнее. Подаренное отцом радио и домашнее сильно отличались, как минимум названием фирмы снизу.
Так он провёл ещё несколько часов, впитывая максимум хорошего для себя из радио. Оно ему по-настоящему заменило давние мамины сказки, когда он был маленький и рассказывать что-то ему без красивой обёртки было невозможно. Всегда с душой относятся люди к маленьким детям.
Полностью расслабленное тело вдруг встрепенулось от демонического и варварского звука стука в дверь. Как можно в такие моменты пугать, да ещё и так грубо стучать?
Лёша, даже не выключив радио, подошёл к двери и посмотрел в глазок. Перед ним предстал какой-то мужчина в пальто, очень тёплом пальто. Незнакомец прямо на глазах у Арсения ещё раз аккуратно постукал кулаком по двери.
–
Кто это? – Спросил Арсений.
–
Местный следователь Иван Филиппович Критиков, прибыл по делу вашей матери Любви Даниловной Воробьёвой. – Сказал дядька в пальто, показывая в глазок своё удостоверение.
Лёша без лишних слов побежал в зал отключать радио. Сделав дело, он открыл входную дверь для мужчины.
–
Что случилось?.... Товарищ следователь… – Сказал, чувствуя себя неуверенно Лёша.
–
Вы не в курсе дела? Некая гражданка Светлана Григорьевна Добротная сегодня утром подала заявление о пропаже своей подруги, то есть вашей матери.
–
Подождите… Она же должна быть на работе… – Сказал Арсений, уже полностью веривший, что всё нормально, от того его смелость выросла.
–
Любовь Даниловна не была обнаружена на своём рабочем месте, да и начальство уже записало её, как отсутствующего работника. – Сказал совершенно спокойно следователь.
Уверенность и смелость резко отступили, их сменила тревожность, которая никогда так неожиданно не нападала на Лёшу.
–
Скажите, когда и где вы видели свою мать?
–
Вчера… Я помню только как она меня разбудила… И потом ничего.... – Сказал Арсений, подчинявшийся уже не рассудку, а эмоциям, причём далеко не самым лучшим.
Дальше всё как в тумане, Лёша стоял перед следователем, который что-то у него спрашивал и говорил, но сознание мальчика уже не было в нашем мире. Он буквально погрузился во вчерашний день, всё время прокручивая у себя в голове момент с падением на пол… Снова и снова он его вспоминал, но продолжения не было, будто его понимание окружающего заснуло в тот момент, упало в обморок.
Вдруг он почувствовал, как его что-то трогает. Он проснулся. Оказалось это следователь положил свою руку Лёше на плечо.
–
Я вижу вы не в лучшем состоянии сейчас. Отдохните сейчас, когда всё обдумаете и будете готовы разговаривать, пожалуйста, зайдите к нам в участок, это и в наших и в ваших интересах найти Любовь Даниловну. – Сказал следователь, смотря в глаза Арсению.
Дядя милиционер попрощался с Лёшей и ушёл. Теперь, когда юноша был в полной тишине и одиночестве, он этому совсем не радовался…
–
Нет! Она точно где-нибудь спряталась что бы меня заставить переживать. Я не дамся на такой лисий ход! – Сказал он себе твёрдо, хотя где-то в глубине сердца и души своей он так и хотел завыть во весь голос…
–
Пойду уроки сделаю, что бы она поняла, что мной манипулировать не получиться, сделаю в первый и последний раз. Пусть порадуется, а потом останется со своим недовольным выражением лица и уже наконец поймёт, что в мою жизнь не стоит лезть. – Сказал он, чувствуя себя обманутым… Обманутым самим собой же.
Однако эти громкие слова отнюдь не стали движком к выполнению хитрого плана. Вроде бы он сел за стол, достал пенал, ручку и выпрямился, до конца дня он так и не оставит чернильный след на своей тетрадке. Шквал мыслей, целая буря потока мыслей одолевала его и ни секунды не давала ему заняться делом. Вскоре эти мысли стали едко плавить его разум, он устал от своего воображения, однако мозг не хотел так просто сдаваться…
В конце концов, просидев так часа три, он уже полностью изжил себя и нервы стали давать сбой. Он резко вскочил со стула и упал на кровать, мысли всё ещё умудрялись приходить к нему голову и мучить нервы. Вот, вспышка злости и он со всей силы ударил по кровати, после чего сразу же завыл. Слёзы наворачивались сами собой, Лёша не мог сдержать внутреннего волка. Он так завыл, будто орал… Плакал, кричал и метался по кровати туда сюда. Сложно описать боль и страдания, которые он стал выпускать на волю, ведь их скопилось столько, что барьер просто лопнул. Он страдал, страдал по-настоящему, он осознал и поверил в потерю последнего напоминания о прекрасном и счастливом прошлом.
Теперь его ждала не та рутина, где он всегда ходил в школу, получал неприятные оценки, проказничал и сплетничал с друзьями, потом приходил домой в полный комфорт, который в последствии нарушал призрак его матери, не дававший ему покоя вечером. Теперь его ждала расплата за всё, так он думал.
Следующим утром его глаза приветливо открылись, идеальное время для похода в школу – это была полная противоположность его состоянию. Его на самом деле можно было назвать убитым. Взгляд Арсения постоянно устремлялся в пустую бесконечность, он даже не думал. Его голова была просто пустой, от чего ему очень хотелось что-то сделать… Так он помыл посуду и заодно умылся. Поставил чайник.
Снова смотря на осколки в зале, он увидел в них признак ухода мамы. Будто он предал её, ведь его плохое отношение к алкоголю было единственной фантастической правдой в его и маминых глазах. Эта, казалось бы последняя правда, рухнула, пока он спал и не был в состоянии её снова восстановить.
Пока он пил чай, ему вдруг вспоминалось то самое счастливое прошлое, где он играл и веселился с мамой. Он вспомнил, как она называла его раньше «Арсяней», а перестала после ухода отца… Он снова заплакал. Слёзы всё продолжались литься. Скованное и горькое чувство его просто не отпускало.
Так продолжалось около двух дней. В школу он и не думал ходить. Если сравнивать это время и время до ухода матери, то он ел гораздо больше. Сейчас же он просто просыпался в полдень, весь день лежал и слушал, как к нему в квартиру ломятся то друзья, то одноклассники, то тётя Света, которую он тоже не хотел видеть. Всё время ему в окно прилетали снежки. Телефон звонил реже всех, однако два звонка в день стали обыденностью. Трубку он даже не думал поднимать.