Аселька с Юлькой двинулись в беседку во дворе, где уже собрались ребята. Друзья кинулись обниматься, целоваться, расспрашивать о Турции, делились собственными воспоминаниями о курортных приключениях. Общаясь с друзьями, Асель искоса поглядывала на новенького. Она удивлялась – что Юлька в нём нашла? Рыжий, курносый, невзрачный какой-то. Правда, было что-то в его глазах. Вернее не в самих глазах, а в его манере смотреть на собеседника. В первый раз, встретившись с ним взглядом, Асель даже немного смутилась. Взгляд его зелёных пронизывающих глаз, как бы проникал внутрь, пробирая до низа живота. И была в его глазах какая-то, не то затаённая печаль, не то отрешённая грусть. Которая не уходила, даже когда он улыбался. Словом в первый день встречи, Лёша Асельке совсем не понравился. Они загрузились в минивен и поехали на своё любимое место на речке в горах. Юлька и в машине и на речке сидела рядом с Лёхой и непрерывно щебетала, заигрывая с ним. Лёха всё время бренчал на гитаре и задумчиво потягивал пиво. В кругу друзей день прошёл чудесно. Природа, шашлыки, гитара. Домой Асель вернулась радостной и счастливой.
– Ты где была? – накинулась на Асельку мать. – Я тебе обзвонилась.
– С Юлькой в горы ездили, – сказала Асель. – С нашими пацанами, районовскими. Я же их две недели не видела.
– А позвонить нельзя было, – возмутилась мать. – Мы с отцом испереживались все.
– Я же говорю – в горах были, там не ловит, – пыталась успокоить мать Асель.
Но та никак не могла остановиться.
– Совсем от рук отбилась, – сокрушалась мать. – Ни во что родителей не ставит.
Неизвестно, чем бы это всё это закончилось, если б на шум не вышел из своего кабинета отец. Он, как всегда, мягко разрулил ситуацию. Отвёл Асельку в её комнату. Усадил её рядом с собой. Обнял и прижал к себе. И так они долго молчали вдвоём, обнявшись. Так было всегда, когда Аселька делала что-то не так и чувствовала, что отец недоволен ею. Но отец никогда не ругал её, не укорял. Он, вот как сейчас, просто усаживал её рядом с собой, обнимал, и они долго сидели молча. И Аселька сразу всё понимала. Без слов.
Асель очень любила своего отца. Для неё он был самым красивым, самым умным, самым сильным, самым самым.
Однажды, ещё в младших классах, Аселька отравилась чем-то в школьной столовой. Тогда полкласса увезли в инфекционную больницу прямо из школы. Родителей в больницу не пускали. Никаких посещений, никаких передач. Несколько дней она пролежала не выходя из палаты. Родители, всё-таки пробились к ней – на первом этаже, в закутке, открывалось окно. Правда оно было зарешечено и невозможно было обнять родных. У родителей слёзы наворачивались на глаза, при виде исхудавшей, побледневшей Асельки.
– Ты как себя чувствуешь? – с дрожью в голосе, спросила мама. – Тебе чего-нибудь хочется?
Аселька молчала, глядя на родителей большими и печальными, как у потерявшегося верблюжонка, глазами.
– Я курочку хочу, – наконец-то, прошептала она ослабшим голосом.
Тут отец не выдержал. Он выломал прутья решётки, вытянул Асельку через окно, спрятал её под свою куртку и они быстро направились к машине. Оказавшись за пазухой у отца, Аселька ощутила такое тепло и чувство безопасности, что прижалась к нему, обвив руками и ногами, и ни за что не хотела отрываться от него. Даже за рулём отцу пришлось вести машину с прилипшей к его груди Аселькой. И потом, когда мама варила курочку в скороварке, когда она кормила Асельку с ложечки наваристым бульоном, с укропчиком и чесночком, когда Аселька, торопясь, обгладывала куриную ножку, она так и не разжала своих объятий. Так и заснула на груди у отца. Отец часто, подвыпив, вспоминал этот случай. При этом у него на глаза всегда наворачивались слёзы. Асельку, в такие моменты, всегда охватывала любовь к отцу. Безмерная, как небо и нежность, бескрайняя, как любовь. Она прижималась к нему, ощущая то самое чувство тепла и безмятежности, как тогда, когда она была у отца за пазухой. И они долго сидели, молча, обнявшись. Мама тоже молчала, глядя на них. В глазах её светилось счастье.
Да, для Асельки её отец был самым добрым и самым нежным. Самым сильным и самым смелым. Правда однажды, когда Аселька была ещё совсем маленькая, случилась одна неприятная история. Аселька тихо играла во дворе с подружками, и никого не трогала. А тут соседка, тётя Катипа, неожиданно набросилась на неё и, безо всяких причин, стала обзывать её, оскорблять. Катипу, как поговаривали соседи, бросил муж. Слинял с какой-то молоденькой певичкой, и она после этого сильно запила. И озлобилась на весь мир. Часто в подпитии, она выходила во двор и крыла, всех без разбору, матом. Аселькин отец вышел на улицу и молча, увёл за руку Асель со двора. Пока они шли, Катястрофа переключилась на аселькинова отца. Она его так хаяла, что уши заворачивались. Отец побледнел, но шёл, молча, ускорив шаг. Аселька удивилась – почему это отец, молча, сносит её оскорбления? Почему не врежет ей как следует? Аселька ведь помнила, как однажды, втроём с мамой, возвращаясь с прогулки, они проходили мимо лавочки, на которой распивали двое каких-то мужиков. Мужики разговаривали громко и похабно. Кто-то из них отпустил какую-то пошлость в адрес аселькиной мамы. Отец побледнел, сжал руку Асель, и ускорил шаг. Зайдя за угол, он отпустил Асель и приказал им идти домой.
– Марат, не надо, – жалобно попросила мама.
– Доставь Асельку домой, – жёстко сказал отец и развернулся.
Мать потащила упирающуюся Асельку в сторону дома, но любопытство, всё же, победило. Они вернулись и осторожно заглянули за угол. Мужики были здоровыми и, к тому же агрессивно настроенными. Но летали они с лёгкостью, поразительной для их веса. Аселькин отец их так метелил, что мать несколько раз порывалась броситься его останавливать. Когда оба мужика аккуратно улеглись под лавку, отец оставил их. Мать с Аселькой поспешили к дому. Подождали отца у подъезда. Отец шёл спокойно и насвистывал, потирая рассечённую скулу. Асельку тогда переполняла гордость за своего сильного и смелого отца. И вот теперь он шёл, поникнув плечами и молча, сносил оскорбления. И тогда Асель поняла, что не каждому её отец может ответить. И она дала себе клятву, что убьёт любого, кто обидит её отца.
Сегодня ночью Чучундра сожрала своих детёнышей. Имашев давно уже забыл ту, давнюю историю с кошкой. И вот недавно Асель, взрослая уже девушка, оканчивающая колледж, приютила у себя эту Чучундру.
В тот день Имашев вместе с семьёй был в гостях у своего старого друга, Бекета, на даче. Были ещё общие друзья с семьями. Всё как обычно. Жёны сплетничали на кухне. Детки развлекались в мансарде. Мужчины на веранде пили пиво и обсуждали последние события, происходящие в мире.
– Человечество стоит на пороге глобальных перемен, – утверждал Бекет. – Развитие цивилизации зашло в тупик. В мире накопилось много неразрешённых проблем. Они требуют своего решения. Человечество не просто так сотрясают революции, эпидемии, войны. Чтобы выйти из этого тупика. Чтобы пойти по новому пути развития, человечеству необходимо сбросить с себя груз накопленных противоречий. А мирным путём этого никак не сделать. Всё ведёт к большой войне.
– Да не будет никакой большой войны, – возразил Имашев. – Все прекрасно понимают, что после ядерной войны уже ничего не будет. Некому будет развиваться. И негде. Всё превратится в пепел. Люди хотят жить в мире.
– Да, люди хотят жить в мире, – согласился Бекет. – Но постоянно воюют. Человеческая натура такая. За всю свою историю, человечество не прожило и трёхсот лет без войн. Люди не могут не враждовать. Натура у нас такая. Идёт постоянная вражда между нациями. Между религиями. И внутри наций и религий идёт вражда. В магометанстве сунниты враждуют с шиитами. В христианстве католики режут протестантов и вместе гнобят православных. Те тоже в долгу не остаются. И внутри нации делятся. Северяне, южане. Городские, деревенские. Дерутся район на район. Улица на улицу. Сосед по даче вообще злейший враг. Так и среди стран. Война может начаться по любому поводу. Долго оправданий не ищут. Вон в Южной Америке война между странами началась из-за результатов футбольного матча. Да, там подоплёка, конечно совсем другая. У обеих стран накопилось куча внутренних и внешних проблем. В первую очередь экономических. Нужно было их решать. А самое простое решение – это война. Чтобы выпустить пар. И основание долго искать не надо. Футбольный матч, значит футбольный матч. Притеснение единоверцев, единокровцев. Да мало ли. Рожа мне твоя не нравиться. Человечество постоянно воюет. И любой локальный конфликт может разрастись до мирового масштаба. То, что сейчас творится на Украине – это только начало большого раздрая.
– Война на Украине скоро закончится, – сказал Имашев. – найдутся силы, которые её остановят.
– Остановить войну нельзя, – возразил Бекет. – Её можно только закончить. И закончить её могут только те, кто начал. А у них на это не хватает воли. Со стороны никто не может на это повлиять. Все эти санкции, протесты, митинги ни к чему не приводят. Потому что все они взывают к разуму. А никакого разума в войне нет. Война это безумие. И безумие это будет только распространяться, втягивая в конфликт новых участников.
– И всё-таки я верю, – сказал Имашев, – что разум победит.
– Какой нахрен разум, – возмутился Бекет. – Война отключает всё разумное, доброе, вечное. В мире накопилось слишком много энергии зла. Она требует выхода. Всё ведёт к Большой Войне. И война эта уже идёт. И это не война Добра и Зла. Это война моего Добра и твоего Добра. Моего Зла и твоего Зла. Моей Любви и твоей Любви.
– И кто победит в этой Войне Любви? – спросил Имашев.
– Кто победит в этой войне я не знаю, – вздохнул Бекет. – Но первыми в ней падут самые любимые.
Так вот, были Имашевы в тот день на даче у Бекета. Всё как положено – шашлычок, коньячок. Чай из самовара дымом пахнет. День прошёл замечательно. Вот уже и солнце закатилось за вершину соседней горы. Потянуло прохладой. Мужчины курили на веранде, удобно устроившись в плетеных креслах. Потягивали коньяк. Женщины сплетничали на кухне. Молодёжь в мансарде слушала музыку.
И вот, когда Григорий травил очередную байку из жизни животных, его прервал восторженный возглас, выскочившей на веранду Асель:
– Папа! Смотри, какая прелесть.
Она протянула к Имашеву руку и раскрыла ладонь.
– Это что ещё за крыса, – поморщился Имашев.
– Это не крыса, – рассмеялась Асель. – Это хомяк.
– Хомячка, – поправил, появившийся за её спиной, Серик, сын Бекета.
Серик учился в медицинской академии и у него, по словам Бекета, на даче была оборудована целая лаборатория. В ней водилось много всякой живности, на которой Серик ставил свои опыты.
– Хомячка, – согласилась Асель. – Мне её Серик подарил.
– А что мы с ней делать будем, – попробовал посопротивляться Имашев. – Нам её и держать – то негде.
– А я вам и аквариум подарю, – радостно сообщил Серик. – У меня есть лишний.
“Чтоб ты пропал, Павлов недоделанный“, – подумал Имашев.
А вслух сказал:
– Спасибо, дорогой. Если вместе с аквариумом, тогда совсем другое дело. Тогда берём. Если, конечно мама не будет против.
Мама, конечно же, была против. Но Аселька её, как всегда, уговорила.
Хомячку привезли домой. Аквариум установили в Аселькиной комнате. Набросали в него, по совету Серика опилок и разных веток. А из небольшой коробки соорудили домик. Назвали хомячку Чучундрой, по имени какой – то крысы из мультика. Насыпали ей в блюдце крупы и семечек. Чучундра в новых условиях, по – началу вела себя беспокойно. Носилась по аквариуму, как угорелая, опрокидывая блюдце и разбрасывая ветки. Вставала на задние лапки и передними суетливо скребла стеклянную стенку. Но вскоре она успокоилась и стала обживаться на новом месте.
После того выходного Серик стал часто бывать у Имашевых. Он приглашал Асель то в кино, то на концерт. Как и полагается хорошо воспитанному мальчику, всегда спрашивал разрешения у родителей. Имашев, получив с него обещание, доставить дочку домой пораньше, благосклонно их отпускал.
– Какая прекрасная пара, – умилённо вздыхала Роза Абиевна, когда они уходили.
И началось. То Бек при встрече, как бы в шутку спросит:
– Как там наша невестка поживает?
или:
– Что–то Аселька к нам давно не заходила. С Сериком, что ли, поссорились? Ну, я ему мозги-то вправлю.
– Да не надо мозги, – улыбался Имашев. – К экзаменам она готовится. Некогда.
И Роза Абиевна стала часами болтать с матерью Серика.
Словом, две дружеские семьи стали ещё больше сближаться.
Через какое-то время Чучундра стала вести себя очень странно. Она то дёргалась из стороны в сторону, снося всё на своём пути. То надолго застывала на одном месте, покачиваясь, словно в трансе.
Аселька озадаченно суетилась возле неё. Хотела везти её к ветеринару. Имашев посмеивался, за что Роза Абиевна недовольно щипала его за бок. Разрешил этот вопрос, опять-таки Серик, притащив в трёхлитровой банке рыжего, толстого хомяка. Хомяка назвали, почему-то, Черчиллем и запустили в аквариум. Черчилль, попав на новое место, посидел немного, осваиваясь. Поводил в стороны розовым носиком и направился прямиком к тарелке с зерном. Набив полные щеки, он не спеша двинулся к домику. Через некоторое время он выбрался из него и вернулся к тарелочке. Чучундра из своего угла удивлённо наблюдала за нахальными действиями вновь прибывшего. Тот же, не обращая на неё никакого внимания, курсировал от тарелочки к домику и обратно. Вскоре тарелочка опустела, и хомяку пришлось немного порыскать вокруг, в поисках съестного, пока он не наткнулся на огрызок яблока. В это время Чучундра уже опомнилась и метнулась в домик. Черчилля, притащившего огрызок в закрома, у входа встретило злобное попискивание и яростный оскал. Удивлённый хомяк постоял немного, задумчиво глядя на оскаленные зубки. Нехотя повернулся и поплёлся в противоположный угол. Там он уселся поудобнее. Взял в передние лапки огрызок и стал медленно, жмурясь от удовольствия, уплетать его.
Всю ночь из аквариума доносились возня и попискивание. А поутру Чучундра с Черчиллем, встав на задние лапки, дружно скребли стеклянную стенку аквариума.
Асель много времени проводила со своей подругой Юлькой. Они дружили с самого детства. Они вместе пели в школьном хоре, вместе ходили на гимнастику, вместе занимались танцами, музыкой. Словом, были неразлучными подругами. Делились друг с другом своими девичьими секретами, всегда советовались по всем вопросам. Они очень дополняли друг друга. Асель была рассудительной, хорошо воспитанной девочкой. Юлька же была той ещё, безбашенной оторвой, всегда открытой для новых приключений и впечатлений. Подружились они ещё до школы, после одного случая. Аселька маленькая была тихоней, часто болела и оттого во дворе гуляла мало. Водилась с такими же тихими девочками со двора. Играла с ними в резиночки, прыгала в скакалки. Двигала по классикам пинушу, жестяную баночку из-под леденцов, набитую песком. Юлька маленькая была непоседливая, озорная. С девочками она не водилась, дружила только с пацанами. Причём руководила ими. Они её даже слушались – не по годам развитая, Юлька всегда дралась с мальчишками. Особенно, если кто обижал её младшего братика, Славика. Толстого, неуклюжего ребёнка. Стоило кому-нибудь обидеть малыша, Юлька тут же, как маленькая фурия, налетала на обидчика, и тому доставалось по-тяжёлой. Так что все старались с ней не связываться. Мамы запрещали своим дочкам дружить с ней. Юлька по этому поводу не слишком расстраивалась. С девчонками она не дружила – она повелевала ими. Забирала поиграть понравившиеся игрушки, отправляла домой за конфетами. Никого ни во что не ставила. Однажды, когда Аселька с подружками гоняли по классикам пинушу, появившаяся во дворе Юлька, растолкала всех и сама принялась прыгать в классики, прервав партию Асель.
– Встань в очередь, – тихо сказала Асель.
– Чего? – удивилась такой наглости Юлька.
Как обычно, недолго раздумывая, Юлька с силой толкнула Асель в грудь. Асель плюхнулась на асфальт, немного прокатившись по нему попой. Юлька хохотнула, глядя, как на аселькины глаза наворачиваются слёзы.
– Заплачь, дам калач, – ухмыльнулась она.
Аселька молча, встала, поправила съехавший бант, отряхнула юбку, взяла пинушу и врезала Юльке по носу. Из Юлькиного носа тут же брызнула кровь. Юлька обеими руками зажала нос и удивлённо посмотрела на Асель.
– Мама! – завизжал писклявым голосом Славик. – Аселька Юльке пинушей влупила! У Юльки нос лопнул!
Выскочили во двор мамаши. Раскудахтались, как квочки, наскакивая друг на друга. Растащили своих деток по домам. Дома Асельке сильно попало от мамы и её на три дня посадили под домашний арест. Юльку тоже не выпускали на улицу. Но после того случая Аселька с Юлькой стали лучшими подругами.
Юлька развивалась не по годам. Уже в шестом классе носила лифчик. К этому времени её крепкая, по-мальчишечьи угловатая фигура, стала сглаживаться. Приобрела плавность линий, округлости. Развилась грудь. Юлька, как всегда, относилась к этому с весёлым задором.
– Эй, малявки, – подкалывала она подружек, поправляя стесняющий лифчик, – ешьте больше капусты.
Взрослея, Юлька становилась всё более женственной. Перестала стричься под мальчика, отпустила пышную гриву. Сменила вечные джинсы и майки на юбки и платья, которые удачно подчёркивали её ладную фигурку. Уже в седьмом классе на неё стали заглядываться старшеклассники.
Аселька в это время ещё оставалась худеньким, угловатым подростком с длинными, нескладными конечностями. Часто она раздевалась перед зеркалом и с отвращением разглядывала свои выпирающие ключицы, плоскую грудь с прилипшими к рёбрам розовыми сосками и впалый живот. Однажды мать застала её за этим занятием. Сразу всё, поняв, она прижала к себе чуть не плачущую дочку.
– Да, без слёз на это смотреть нельзя, �