Две Лии и Иаков. Книга 3

Подойдя к связанному пленнику, скомандовала:

– Посадите его. Попробуем договориться, хотя я очень сомневаюсь в успехе, – рассмотрев сидящего перед ней хетта, задумчиво проговорила, – опять братья? Глаза, носы, лбы. Точно братья, и перед нами младший. Значит, кому-то светит кровная месть. Хорошо, что не нам. Нас то в таверне во время ночного происшествия не было. Хотя у вас старые счеты. Даже не спрашиваю, как тебя зовут, – обратилась к спеленатому разбойнику, рычащему через затолкнутую в рот тряпку, – мне нужно кое-что узнать. Если будешь говорить, моргни три раза.

Выпученные черные глаза уставились на девушку. Только человек с крепкими нервами мог выдержать такой взгляд. Или совершенно безразличный, воспринимающий сидящего перед собой, как посторонний предмет. Лия выпрямилась, взяла светильник из рук Шумелу, и обвела взглядом подвал. Почему-то заинтересовавшись кучей барахла у одной из стен, подошла к ней и начала присматриваться.

– Имитту, у вас есть вода? Я имею в виду воду в бурдюке. Три? Гиваргис постарался? Отлично. Тащи самый большой. Шумелу, проснись. Под этой кучей мусора лежит лестница. Аккуратно…, помнишь, как держал меня на плоту? Ты молодец, ахурру. Давай, аккуратно доставай ее. Смотри, как легко. Отложил несколько старых корзин, старое колесо, тряпку и… лестница крепкая, чуть больше твоего роста. То, что нужно. Тащи к пленнику. Веревку на стене видишь? Достань.

Лестницу положили на пол подвала рядом с грозно сверкающим глазами разбойником. Братья уложили его лицом вверх на лестницу и привязали его так, что пошевелиться он уже не мог.

Пока наемники возились, Лия обходила помещение по периметру, присматриваясь к стенам. Нужный колышек в стене обнаружился рядом со связанными подручными. Украшало его старое колесо, а прямо под ним были свалены глиняные кувшины для воды. Рабов перетащили в дальний угол, кувшины отодвинули, а на их место уложили лестницу пленником.

Лия занялась бурдюком. Ножом проковыряла тонкое отверстие в нижней части, в которое плотно вставила небольшую трубку тростника из старой циновки. Вытащила пробку, с трудом приподняла бурдюк. Ничего не происходило. Снова возня. Продув воздух через тростинку и, убедившись, что она полая, снова вставила ее в разрез. Новый опыт. На кончике палочки появилась капля воды. Упала. На счет четыре упала вторая. Годится. Лия вернулась к мужчинам.

– Ахурру. Задача. Вода должна капать на лоб упрямца. Вешайте бурдюк на колышек. Немного поверните. Хорошо висит? Болтаться не будет? Отлично. С этим управились. Теперь ваш обидчик. Подтаскивайте к стене. Обязательное условие – вода постоянно капает на лоб. Та—ак, молодцы. Лежит правильно. Теперь зажать голову. Чем? Проблема. Имитту, видел в подвале или наверху кожаный ремень, просто кусок шкуры?

Скоро из старого кожаного передника вырезали три прочных ремня. С их помощью голова разбойника была зафиксирована, и все трое встали, наблюдая, как капли мерно ударяют в центр открытого лба. Имитту подставил руку, подождал, когда несколько капель разобьются о ладонь, пожал плечами, но промолчал.

– К нему ночью не подходить ни при каких обстоятельствах. На сегодня только осторожно накормить беглых. Но по одному, со всеми предосторожностями. Если захотите. День выдался тяжелый, завтра будет полегче. Продержитесь, ахурру. Мне пора, солнце садится.

Все трое выбрались на свет. Шор неподвижно стоял на месте, где происходила схватка, и взгляд его был устремлен на заходящее солнце. Свет падал на залитое запекшейся уже кровью лицо. Казалось, что первобытный человек возносит молитву неизвестным богам после кровавой трапезы.

Лия подобрала корзинку со своими травами и с улыбкой обратилась к своей команде:

– Вот еще один день подходит к концу. А наша команда крепнет и разрастается. Мне пора, жаль с Гиваргисом не повидалась. Завтра. Все завтра. Чензира, не забудь покормить Гилу.

Взгляды трех мужчин, на глазах которых вновь произошло нечто невероятное, были устремлены на стройную фигуру, пронизанную лучами заката. Кого они видели перед собой? Обычную девушку? Воительницу? Ожившую богиню?

По дороге к поселку Лия-Тарбит на мгновение остановилась. «Адат, я в извилину. До встречи с отцом можно отдыхать». Лия-Адат продолжала идти домой.

Глава 3

Лия вернулась домой засветло. Она никак не ожидала такого утомительного дня. Ну пришла, ну познакомилась, ну осмотрелась, увидела то, что надеялась увидеть, ушла. Какие-то неожиданности всегда могут случиться, как без этого. Но не до такой же степени! Драться с собственным рабом, разбираться с разбойниками, от которых еще предстоит избавиться. Фи! И ради чего? Забитая барахлом яма, грязное, вонючее имущество, которое предстоит приводить в порядок. Еще раз – Фи!

Неразлучные Иаков и Рахель с интересом поглядывали на нее, однако обращаться не спешили. А занятая своими мыслями Лия, прошла мимо и, казалось, даже не заметила их.

Ее приход не остался незамеченным. Вот Адина сразу направилась к дочери, отобрала корзинку и увлекла в уголок двора. Лия попыталась, было, сопротивляться и сказать ерунду какую-нибудь, но, увидев парящий большой кувшин с водой, устало улыбнулась и последовала за матерью. Адина вместе с Зилпой, куда же без нее, сноровисто освободили Лию от грязной одежды, и вот уже струйки теплой воды стекают на плечи девушки. Какое блаженство! Только почему такая слабость в теле? Наверное, от теплой воды. Все. Помыться, и в постель.

«А деньги? Ведь отец с Иаковом поделят их «по справедливости». Тебе побрякушку и орешек в меду, чтобы обидно не было, остальное – хозяевам жизни.

– Ну, что же тебе, подруга, неймется. Снова бороться?

– Только не драться. Если сильно обижать начнут, подходи к Иштар, там поменяемся».

Лия почувствовала, как ее намыленные волосы треплют маленькие ручки. Еще и голову-у-у. Как меня, оказывается, здесь любят. А я всех подозревала. Хорошо-то как. Что? Уже закончили? Жалко. И одежда чистая? Мамочка! Теперь я посижу совсем немножко, совсем. А? Что? Ужинать? Пора?

Адина уже ушла, а перепуганная Зилпа трясла Лию за плечо.

– Лия? Ты ушла? Ты насовсем ушла? – слезы показались на глазах, – Лия, не уходи. Не бросай меня, я Гиле расскажу. Вставай.

«Подруга, мы обе вырубились, или втроем? Не пугай ребенка. Пора что-нибудь съесть, пока совсем не стемнело, и шакалы не сожрали наши деньги. Если не сможешь идти, скажи, подменю».

– Зилпа. Ты хочешь оторвать мне руку? Она тебе зачем? – Лия открыла глаза, но могла бы этого не делать. Темнота сгустилась, и перед глазами расплывалось туманное марево.

– Не отпускай. Только не тряси. Еще не все съели? Тогда мы идем. Каши не достанется, может чем другим полакомимся.

Лия нехотя поднялась, болело все тело. «Разомнись», – пронеслось в голове. Лия потянулась, повращала тазом, присела, нагнулась. Хорошо, что не видела отрытого рта девочки, вообще ничего не видела. Вытянула вперед руку и застыла. Постояла мгновение, опустила руку:

– Зилпа? Ты здесь? – начала нащупывать скамейку за спиной.

Маленькая ручка осторожно дотронулась до ладони.

– Ты где исчезла? Пора ужинать, веди. Ты что дрожишь? Замерзла?

Так, не торопясь и переговариваясь, пошли к дому по знакомому опустевшему двору.

Обитатели покинули сегодня домики-улья. Сидели, стояли, толпились за столом под навесом, ужинали и обменивались новостями. А поговорить было о чем. Хозяин со старшей дочерью вернулись из города, и раб важно излагал события последних дней. Редкий случай, которым грешно было не воспользоваться. Кроме угощений, нашлась и кружка пива, что было запрещено в будний день. Рассказ с каждой минутой обрастал новыми подробностями. Лия уже была чуть ли не лучшей подругой Мардука и Иштар, а в реку сходила в гости к Нанше. Потом проведала наместника, где вместе со жрецом обсуждали, как встречать царя, когда тот прибудет познакомиться, и стоит ли перебираться в столицу. Важные господа так и не решили, но дали разрешение принять в подарок участок земли недалеко от поселка. Небылицы были настолько фантастичны, а раб настолько многословен, что обитатели начали расходиться по домам. Да раб особо и не возражал остаться в одиночестве. Надоели уже эти россказни.

Не торопясь, добрались до столовой, где все уже было готово к ужину. Ожидали лишь Лавана. Ожидали по-разному. Иаков с серьезным видом, шептал на ухо Рахели очередные глупости, та, смущенно потупясь, отвечала ему улыбкой. Адина у стола проверяла, все ли готово к ужину и посматривала в сторону двери. Все было обычно, за исключением маленькой детали – возле привычного места в дальней стороне стола, где обычно располагалась Лия, стоял еще один зажженный светильник. Лия-Адат подошла к статуэтке богини:

– Знаешь, Тарбит, – она прикоснулась к подставке, – давай сейчас поменяемся. С мамой поговорить не получится, она далеко сидит. Я за столом помалкиваю. Так что, если ты отдохнула… Ой! Ну я пошла в извилину. Постарайся поесть чего дадут, а я отдохну.

Девушка повернулась и уже уверенной походкой отправилась к своему месту. Тарелки для нее уже были приготовлены. Адина решила не поддаваться привычным порядкам, когда по молчаливому указанию Лавана присутствие дочери за вечерней трапезой не приветствовалось. Ей не возбранялось брать с общего блюда еду, но подавать и помогать ей принято не было. Рассыплешь кашу, измажешься в соусе – проблемы твои. Ешь то, что можешь есть сама, или оставайся голодной. Так, вслепую, она частенько предпочитала ограничиться лепешкой и кружкой прохладной воды. Привыкнув, что за столом ее просто терпят, она старалась поесть, пока глаза различали еду. Но вот сегодня, перед ней оказалась плошка с вареными крупными бобами, удобно уложенная на глиняной подставке зелень, мисочка с финиками и орехами и большая кружка прохладной воды. Лия осторожно, кончиками пальцев ощупала непривычное разнообразие, повернула голову в сторону Адины и благодарно улыбнулась.

Лаван, казалось бы, ни на кого не обращая внимания, уселся и начал ужинать. За ним последовали и все домочадцы. Лия, услышав чавканье, тоже начала осторожно доставать и смаковать ужин. Не наслаждалась, конечно. Нет, просто старалась поменьше извозиться.

– Адат, пока я тут пытаюсь нащупать что-нибудь съедобное, – Тарбит начала мысленный разговор, доступный лишь сознанию компаньонки, – а потом не пронести мимо рта, вспоминай, что мы видели на нашем участке. То есть, я крутила головой по сторонам, а ты рассматривала. Объясню, зачем нам все это. Зачем решила взвалить на нас такую обузу.

«Лепешка свежая, вкусная. Сегодня у нас праздничный ужин по случаю благополучного возвращения домой?» – перебила Адат.

– Зачем сразу же отослала туда Гиваргиса с наемниками. Зачем, не отдохнув, направилась знакомиться с обитателями. Зачем дралась с Шором. Зачем пытаю вожака? Все? Или есть еще что-то?

«И зелень неплоха. Только посолить не мешало бы. А вот и боб. Чистенький, но мокроват. Зато мягкий и пахучий. Его, точно, с зеленью варили. Вкусно». – Адат комментировала поглощаемую Лией-Тарбит пищу.

– Да. Так вот. Вернемся…, правильно, к нашим баранам. Мужикам, значит. Представить себе не могла, да и сейчас не могу, чтобы Марон взвалил на себя убыточное дело. Чтобы разобраться, нужно было опередить его, не допустить появления посторонних. Срочно отослала туда нашу бравую команду. Когда, к тому же, увидела, что он о чем—то шепчется с подозрительными типами, сама себя похвалила. В уме, даже ты не слышала. Сам себя не похвалишь, ходишь, как… Короче, похваленной ходить намного приятнее.

Финик хочешь? Сейчас нащупаю покрупнее, послаще. Вкусный. Адина выбирала. Еще финик? Или орешек. Хорошо, по очереди.

Когда узнала, как он обращается с рабом, и что тот обязан сделать при появлении чужих… Ты уже поняла? Правильно, сестренка. Где—то там много денежек припрятано, нажитых неправедным путем, и взять их у него – наша задача. Не я первая сказала это, или что—то похожее. Так повелось в мире, что каждый второй норовит взять у каждого первого, если уверен, что за это ему ничего не будет. И наоборот, каждый первый у каждого второго. Теперь к делу. Я напоминаю ситуацию, ты вспоминаешь детали. Мне тогда было не до разглядывания местных достопримечательностей. Я смотрела, как мужчины реагируют на мои слова и действия. Вот мы подходим к дому. Говори, что отложилось в памяти.

– Да ничего. Дом как дом. Круглый, как у нас во дворе. Оштукатуренный. Вход низкий, выходит к очагу, окна не видела. Может, с другой стороны. На двери старая штора из кожи. Когда братья выбирались, видела кусочек обстановки. Все пусто. Сейчас вспоминаю, удивляюсь. Потом ты отошла на пару шагов. Но дом заслонял всю картину. Ты отвернулась от дома, перед нами стояли наемники. За ними – огород. Ухоженный. Видна граница с участком Гиваргиса. Резко выделяется, между прочим, и сравнение в нашу пользу. Справа, за огородом, спуск в овраг. Качнулась штора, я услышала. Страшно стало. На мгновение показался, показалось что-то, кто-то. Ну, не знаю. Уже не смотрела, слушала.

– Адат, если бы не ты… Не было бы ни схватки, ни победы, ни нас. Орешек хочешь? Или финик?

– Водички. Не торопись, маленькими глоточками. Хорошо-о-о. Когда ты начала, я закрыла глаза, не мешала. Очнулась, только, когда ты позвала. Успела подхватить тело, потом выводила братьев из оцепенения. Все делала, как ты говорила – короткие решительные команды.

– А до этого. После удара, когда я развернулась и стояла напротив раба.

– До сих пор рука от него болит. А что хрустнуло, нос или обломок кружки? Или то и другое?

Знаешь, давай, пожалуй, и то, и другое. И финик, и орешек.

Сейчас. Если убрать с картины этого, ну ты знаешь, раба, то справа яма, погреб. Дальше, за домом виден краешек плетеного забора. Низкий, небольшой. Неизвестно, что закрывает. Слева очаг выглядывает, длинный, даже не до конца увидела. Потом драка. Ладно, избиение.

– За плетнем, скорее всего, отхожее место. Удобно. Наполнил ямку, засыпал, новую вырыл, заборчик перенес – готово. Очаг? Надо поподробней вспомнить. А отключилась я крепко. Ненадолго, но глубоко.

– После того, как покомандовала братьями, умывалась рядом с очагом. Он из обожженного кирпича, прямоугольной формы, достаточно длинный. На дальнем конце вмурован котел. Приличный, больше нашего. С ближней – брошена бронзовая решетка. Большой очаг, непонятно для чего. Посередине пустое пространство, дрова можно подбрасывать в обе стороны. С ближнего торца вынуты несколько кирпичей, чтобы можно было использовать только небольшую часть. По поводу очага – все. Потом прошли мимо дома, спустились в подвал, там уже ты командовала. Если интересуют детали, спрашивай, постараюсь вспомнить. Тарбит, миски где? Неужели все съели.

– Зилпа, ты? – Лия-Тарбит, прервав мысленное общение с подругой, негромко заговорила, и тут же под рукой оказалась плошка со сладостями, а потом ей в ладонь уткнулась холодная кружка со свежей водой. – Спасибо, девочка.

И снова вернулась к беззвучному обращению к подруге: «Странно, неужели я так повзрослела, что мне удобно называть Зилпу девочкой? Адат, слушай внимательно, хотя, похоже, опасности на сегодня закончились. Вечер воспоминаний продолжим позже».

Лия-Тарбит начала вслушиваться в беседу, готовая в любую минуту вмешаться, но вскоре разговор за столом превратился в невнятный гул, а до ее сознания доходили лишь отдельные слова и фразы. Лаван, придвинув к себе кружку с пивом, обратился к семье, чего никогда не бывало за этим столом. Только фигурки богов удостаивались чести быть посвященными в заботы хозяина и присылать ему здравые мысли.

– Сегодня я, прибыв домой после трехдневного отсутствия, обратился к богам. Они поддерживали меня все время, пока продолжалось судебное разбирательство. И посоветовали мне рассказать о событиях последних дней. («Ух ты, подумать только. Боги уже не повелевают, а лишь советуют. Адат, наш отец уже богоподобный?»). Не хочу, чтобы слухи и россказни исказили правду.

По прибытии в город, мы с Лией направились к месту суда. Главный судья сразу прервал все дела, и…

«Бу-бу-бу, – раздавалось в сознании Тарбит, – Джераб, бу-бу-бу, мушкенумы с ослами, бу-бу-бу, я выступил в защиту дочери. Наместник и главный жрец, бу-бу-бу. Потом судья бу-бу-бу, по законам Хаммурапи бу-бу-бу. Потом мы направились на берег реки. Там целая команда погрузилась на плот, а я молился богам на берегу. Потом, бу-бу-бу, и Лия исчезла в реке. Команда вернулась на берег без дочери, но с обезумевшим начальником стражи наместника. Потом мы вернулись, бу-бу-бу, Марон, бу-бу-бу. Я защищал любимую дочь, но тут появилась она сама. Стало понятно, что она невинна («Как он сказал, Адат? Все думают, что меня в реке пытались изнасиловать?»), и судья присудил ей участок земли возле поселка. Хотел отдать мне, но я отказался в пользу дочери. Хвала богам, теперь она авилума, самостоятельная хозяйка и владелица имущества.

Все уже хотели заканчивать, но я, бу-бу-бу, решил еще больше наказать Марона и Джераба. Настоял перед высокими судьями, бу-бу-бу, сватовство, бу-бу-бу. Теперь Марон должен мне четверть своего имущества.

– Поздравляю тебя, дядя, – тишину комнаты, наступившую после окончания повествования Лавана, прервал спокойный голос Иакова, – именно о таком развитии событий все дни, что вы пребывали в городе, я молил Всевышнего. Да будет свидетельницей мне прекрасная Рахель. («Тарбит, она глубоко вздохнула», – откликнулась Адат). Все свободное время, а иногда даже жертвуя разговорами с пастухами о Вседержителе и его деяниях, я посвящал просьбам к нему о ниспослании великой милости, и он услышал меня. Лаван, в твоем повествовании ясно просматривается его благотворящая длань.

– Сейчас ты молился усерднее, чем в шатре Исаака, отца твоего, когда, прикрытый шкурами козлят, вытянул у него благословение? Тебе ведь не привыкать. Если за миску чечевичной похлебки, ты выторговал первородство у Эсава, почему бы не попробовать договориться с полуслепым отцом? – из дальнего угла стола прозвучал спокойный голос Лии.

– Лия! – Лаван не говорил, рычал, – как ты смеешь вмешиваться в разговор мужчин. Откуда ты можешь знать, как на самом деле происходила встреча между отцом и сыном, если в шатре кроме них никого не было? Это Ревека, моя любимая сестра, решилась изменить выбор Исаака. Это она сочла более достойным Иакова. Он просто участвовал в ритуале благословения по велению матери.

– Тут я с тобой согласна, – речь девушки не изменилась ни на йоту, – что да, то да. Однако Ревека помнила завет Господа: «два народа в чреве твоем, и два племени из утробы твоей разойдутся, и одно племя будет сильнее другого, и старший послужит младшему».

Ревека, вот уж удивительная женщина, я просто мечтаю познакомиться и побеседовать с ней. Именно она решила, что любимый отцом, но беспутный Эсав, с его женами и детьми, страстью к свободной жизни на просторах в роли наследника рода Авраама, призванного продолжать его учение, будет менее предпочтителен, чем преданный ей всей душой Иаков. Так дело было? Или я ошибаюсь в чем—то?

– Тебе-то откуда знать? Как ты, просидевшая всю жизнь в дальнем поселке, можешь знать о промысле божьем, – не сказать, чтобы уверенно, попытался возражать Иаков. – Наслушалась басен возле колодца от путников? Да, слава Едином Боге, о моих деде и отце, об их вере достигла ваших ушей. Но жаль, что известия, передаваемые из уст в уста, имеют свойство искажаться. Только тот, кто сам участвовал в событиях, тот, кто получил знания из уст Всемогущего, тот, кто посвятил всю жизнь постижению божественной сущности, могут верно изложить события.

– Ты имеешь в виду себя? Но всегда ли ты был честен в словах своих?

Может напомнить тебе, как обряжала тебя Ревека, как ты в одеждах Эсава и шкурами козлят, надетыми на руки и гладкую часть шеи вошел к отцу. Тогда ты побоялся показаться Иакову, говоря: «Быть может, отец меня ощупает, и я покажусь ему плутом и навлеку на себя проклятие, а не благословение? И сказала ему мать его: на мне твое проклятие, сын мой! Послушай меня, иди…». Напомнить, как ты подошел к нему, и говорил с ним: «Я Эсав, твой старший; я сделал, как ты мне сказал…», и он удивлялся: «голос – голос Иакова, а руки – руки Эсава». Напомнить, как он обнюхал тебя, и «ощутил запах… одежды, и благословил …, и сказал: вот ведь, запах сына моего – как запах поля, которое благословил Господь». И не поведал ты отцу своему, что перед ним не Эсав, а Иаков.

Ты выманил благословение у слепого отца. Отец пожалел о своем решении, но уже не мог изменить его. Именно об этом поведал он любимому Эсаву. Знаешь ли ты слова отца своего, сказанные твоему брату? Вспоминай их почаще.

И вот ты здесь. Это Ревека настояла перед Иаковом, чтобы он отправил тебя в Харран к Лавану, узнав о намерения Эсава убить тебя после смерти Исаака. Это Ревека сослалась на нежелание иметь внуков от дочерей Ханаана. Это она вложила в уста Исаака заповеданное тебе. Напомнить?

«Встань, иди в Паддан Арам в дом к Бетуэлю, отцу твоей матери, и возьми себе оттуда жену из дочерей Лавана, брата твоей матери».

Ревека, да будет благословенно имя ее, взяла на себя ответственность за деяния, которыми ты воспользовался, но и ты участвовал в признании за тобой первородства и получения благословения. (Все цитаты «Я—Тора. http/ ja-tora.com «Берешит, 27»)

– Не слушай ее, Лаван, – не сдавался племянник, – никого не было в шатре, никто не мог поведать ей о нашей встрече с отцом

– Не забывай, родственник, что я побывала на дне реки, и с кем там повстречалась. Пока отец молился на пристани, (я—то, думала, что он подсчитывает убытки), я много чего узнала от богини Нанше. Даже подарок получила.

– Какой подарок! – вскричал Иаков, – где он, кто его видел?

– Подарок от богини предназначался храму и сейчас хранится в зиккурате города Харрана. А где те подарки, что послала нам Ревека, где верблюды, груженые товаром, где та заветная сумка с драгоценными украшениями, что предназначались матери, мне, Рахели? Или ты повторишь нам рассказ о вероломном нападении разбойников? Так что, Иаков, оставь разговоры о чудодейственности молитв. Боги, и единый в том числе, благоволят к тем, кто действует. И обращается к ним за помощью, конечно. Им решать, достоин ли молящийся того, чтобы на него обратили внимание.

– Лаван? – возмущенный возглас Иакова прервал речь Лии. – Зачем ты рассказал ей о нашем ночном разговоре. Не дело женщин встревать в мужские дела. Или она подслушивала?

– Никто не мог подслушать нас, – ответ Лавана звучал задумчиво. – А она тем более. Ее не было дома, она покинула его по моему приказу.

Наступила тишина. Рассказ Лавана был закончен, никаких советов он не спрашивал. Все размышляли о случившемся, перебирая в памяти свои слова и слова собеседника. В головах возникали аргументы и фразы, но было поздно. Слова вырвались из уст словно рассерженные пчелы, жалили и заставляли защищаться. Но не было возможности схитрить и этим добиться победы.

Лия-Тарбит откинулась на спинку стула. Рахель схватила руку Иакова и крепко сжала ее. Адина обратила свой взор к фигуре Иштар и молитвенно шевелила губами. Ей почему-то казалось, что на лице богини блуждает одобряющая улыбка.

Адат отважилась обратиться к подруге, воспользовавшись случаем, когда все были заняты своими мыслями.

– Тарбит! – мысленный вопрос робко появился в разуме Лии. – А откуда ты все это знаешь? Не припоминаю я, чтобы богиня общалась с нами.

– В школе учила, Адат. У нас хороший учитель был. Да ладно…

– Извини, что напомнила тебе о будущем. Расскажешь, если вспомнишь что-нибудь интересное? Что с нами будет? Как все обернется?

– Знаешь, подруга, иногда не хочется вспоминать о будущем времени. О том, как я жила, буду, конечно, кое-что рассказывать, если к случаю придется. А выдумывать разные разности, как ученый какой-нибудь… Нет, не буду. Адат! Отец с Иаковом не могут не заговорить о деньгах, не те натуры. Так что, прислушивайся, не отвлекайся. Как бы не обвели вокруг пальца.

– Знаешь, я, конечно, уже привыкла к твоим непонятным выражениям. Осмелела так, что с нашими друзьями уже разговариваю, подобно тебе. Но сейчас…, как с теми баранами, к которым пора возвращаться. Какой палец, куда вести? Ты о чем?

– Сейчас эти хитрецы захотят воспользоваться денежками, которые мы с риском для жизни и любимого тела добывали в сражениях с городскими умниками. Каждый норовит обидеть слабую беззащитную девушку.

Затянувшуюся паузу прервал Иаков.

– Лаван, оставим это. Что бы ни было, как бы ни было, но я здесь. Именно я обладаю правом первородства, именно я получил благословение отца. Даже твоя всезнающая дочь подтвердила это. Отец прислал меня, дабы я взял в жены твою дочь. Сейчас, когда твое положение упрочилось, могу ли я рассчитывать, что ты прислушаешься к просьбе сестры, моей матери?

– Слава богам! – все вздрогнули, услышав громкий возглас из угла, в котором Лия невидящими глазами смотрела в сторону фигуры на постаменте, – Слава Иштар! Наконец-то, я выйду замуж и стану матерью. Как я молила богов об этом, как умоляла отца. Свершилось!

– За кого ты собралась замуж, Лия? – осторожно спросил Лаван.

– Как за кого? За Иакова, конечно. Ведь он только что сказал, что хочет взять в жены твою дочь, – искреннее недоумение звучало в голосе Лии. «Лаван поперхнулся пивом, Адина охнула, Рахель ойкнула, Иаков не дышит, за дверью пискнули», – в голове прозвучал голос Адат.

– Ты уверена? Может быть, он имел в виду твою сестру, Рахель? —осторожно спросил Лаван.

– Да нет же. Я не оговорилась. Отец, ну рассуди сам. Тархатума, выкупа за Рахель, которое мог бы дать Иаков, у него нет, и взять неоткуда. Не будем углубляться в вопрос, как и почему. А без тархатума никакой писец, никакой судья табличку с записью о браке моей сестре не выдаст. И свадьбы между Иаковом о Рахелью быть не может. А без нее, сам понимаешь. Как в законе Хаммурапи записано? «Если человек взял жену и не заключил с ней письменного договора, то эта женщина не жена».

Другое дело я. Самостоятельная авилума, обладающая собственностью, хоть и незавидной. Сама вольна́ выбирать мужа. Есть участок, есть дом, есть раб. Заживем в свое удовольствие. Иаков будет молиться, и бог даст нам богатый урожай и много овец. Я буду рожать, и будет у нас много сыновей. Сбудется сон Иакова. А как иначе? Только так.

– А как же Рахель? Ведь ей тоже нужен муж, – неуверенно проговорил Лаван, – Иаков именно ее имел в виду, когда заговорил о женитьбе.

– Рахель тоже хочет замуж? – удивилась Лия. – Какие могут быть проблемы? Считай, половина дела уже сделана. Жених найден.

Приговор суда в силу еще не вступил. Таблички с приговором у меня. Если я случайно, ну, ты понимаешь, совершенно случайно, разобью ту, где Джераб после сватовства и передачи тархатума отказывается взять в жены твою дочь, то Рахель сможет выйти за него замуж совершенно законно. Ведь не может же он взять в жены ту, которую он обвинял в суде и кому отдал свое имущество, то есть меня. Остается Рахель. Или отказ от денег Джераба.

Понимаю, понимаю. Ты хочешь выдать ее за Иакова. Тоже не проблема. По нашим законам мужчина может иметь несколько жен. Когда у Иакова появятся средства, он возьмет себе вторую жену, после меня.

Наконец, есть еще вариант. Можно, конечно, и сейчас сыграть свадьбу. Но захочешь ли ты взять в качестве платы ослицу и верблюдицу? Обмен получается какой-то… Как бы это выразиться. Некрасивый, что ли.

Лия замолкла. Вообще все замолкли. Никому и в голову не приходил подобный поворот событий.

«Адат, тебе не кажется, что на заработанные нами тяжким трудом богатства слишком много желающих ими попользоваться? Сейчас мы их немного успокоим», — прозвучало в голове.

– Отец, – продолжила Лия, – как ты думаешь, сколько я смогу получить в качестве компенсации, если боги рассердятся на нас, и первая табличка случайно тоже разобьется? Мне кажется, что если я, к тому же, сдам участок в аренду Марону, то смогу безбедно существовать в городе. Не волнуйся. Мое доброе имя переживет, и не такое ему приходилось выдерживать. Денег, которые ты мог бы получить, жаль, конечно. Пригодились бы в хозяйстве, но ничего. Помолимся немного больше. Иаков знает как. Нам не привыкать, выживем.

– Оставим это, – не выдержал Лаван, – если то…, да, если так… Когда писцы закончат подсчеты, суд определит, что именно перейдет мне в качестве выкупа за невесту, тогда и вернемся к этому вопросу. Возможно. Скорее всего, я сам решу, как распорядиться деньгами. К тому времени боги подскажут мне верное решение, хотя … – Лаван задумался.

– Иаков покидает нас? – Лия продолжала показывать окружающим, что угол стола, который все привыкли считать пустым, обрел хозяйку, – жаль.

– Почему? Зачем? – вскрикнула Рахель. – Иаков, неужели ты нас покидаешь? Ведь ты обещал, что всю жизнь мы будем вместе.

– Не слушай бредни сестры, – Иаков захлебнулся от возмущения, – бог лишил ее не только зрения, но и разума.

– Осторожно, Иаков, – не смолчала Лия, – осторожно. Моя немощь очень напоминает болезнь отца твоего Исаака, который с возрастом стал слаб глазами. А если бог вместо острого зрения дал нам пытливый ум? Осторожно. Бойся прогневать Всевидящего необдуманными словами.

– Но почему я должен уезжать отсюда, Лаван? – возмутился Иаков. – Почему я должен покидать Рахель? Почему я должен поступать вопреки желанию моей матери?

– Иаков, – устало произнес Лаван, – через две недели истечет месяц, в течение которого ты можешь проживать у меня на правах родственника. Я уже объяснял тебе закон.

Ты должен быть записан в реестр жителей как свободный гражданин. С подтверждением этого трудностей не будет, нужно лишь два свидетеля того, что ты не продавался в рабство. Должно быть определено твое положение: авилум – самостоятельный владелец имущества, состоящий в общине, или член семьи авилума; мушкенум – свободный человек, занимающийся любым ремеслом, но не имеющий собственного надела или хозяйства; тамкар – купец или ростовщик; воин или наемник, наконец. Каждый житель царства Митанни должен платить подушный налог и налог с дохода. Если ты не числишься в записях сборщиков налогов, то очень скоро окажешься в армии или на царских работах.

Или ты становишься членом моей семьи, или становишься мушкенумом – наемным работником. В любом случае государство будет взимать пошлину.

Кроме того я, выплачиваю налог за свой участок. Он высчитывается, как часть урожая, который можно собрать с него. Если он не обрабатывается, то средний урожай с соседних участков. Причем для сборщиков налогов неважно, был ли год удачным или неурожайным, обрабатывается он или нет. Налог должен быть выплачен полностью. Нечем платить – выходи из общины, иди в мушкенумы или продавайся в рабство. Это кроме подушного налога, налога за рабов, да много всякого.