– Если бы она осталась со мной, все было бы иначе.
Джек не спорил.
Они шли все дальше, и понемногу ладонь Кэнди скользнула от локтя вниз, ухватив Джека за руку. Тот не возражал. Слегка сжав ее пальцы, он привел Кэнди к ветхому и разваливающемуся дому в забытой богом деревне. Не смазанные петли забора скрипели, ставни дома были раскрыты. Кэнди надела туфли, песок отвратительно заскребся под ступнями.
– Дай угадаю, это мой любимый папенька?
– Верно.
– Надеюсь, он живет в аду.
На крыльце расположился видавший жизнь старик. Поджарый и худощавый, он мастерил что-то, делая замеры и расчерчивая доски. Из дома доносились звуки музыки: работало радио. Время от времени старик ему подпевал.
– Он бросил нас с мамой, когда мне было десять. Сказал, что устал от всего, забрал все сбережения и сбежал с какой-то певичкой. Если бы не дедушка, мы бы умерли с голода.
Кэнди сложила руки под грудью, горящим взглядом уставившись на старика. Тот ее не замечал. Он безразлично занимался своим делом, полностью им поглощенный. Внутри Кэнди поднялась слепая волна ненависти. Она сильно сжала ладонь Джека, а потом отпустила ее и подошла к отцу, склонившись над ним, что рыжие волосы чуть не коснулись его головы. Следующие слова прозвучали шипяще и горько. В них было столько злости, что ей можно было упиться.
– В нищете, в горе… Достойное для тебя занятие, папенька. Ты заслужил больше страданий.
Стоило Кэнди это проговорить, как из дома вышла женщина. Она была в возрасте, о чем свидетельствовали морщинистые руки, но ее лицо отдавало молодостью и свежестью. В ее глазах было что-то бесконечно живое и прекрасное. На руках она держала ребенка. Обернувшись, старик радостно ей улыбнулся, продемонстрировав частично выпавшие зубы, а она улыбнулась ему в ответ. Бросив свое занятие, он поднялся с крыльца и поцеловал ребенка. Втроем они ушли в дом.
У Кэнди сперло дыхание. Сначала она не могла даже говорить, а потом почувствовала, как по щекам потекли слезы. Она рассмеялась пуще прежнего, смех перерос в судорожные рыдания. Со злости она рванула подол платья, разодрав дорогую ткань.
– Ах, вот как! Ты, тот, кто причинил мне больше всего бед, из-за кого вся моя жизнь превратилась в ужас! Ты, ты еще смеешь жить лучше всех них?! Ты?! О, я ненавижу тебя, как я ненавижу тебя!
Она закрыла лицо руками и бросилась на грудь Джека, принявшись его колотить. Тот вытерпел. Постепенно ее удары становились все слабее, пока вовсе не прекратились. Тогда костлявая ладонь легла на ее лопатки, успокаивающе прижав.
– Ненавижу… Я их всех ненавижу…
Кэнди говорила и продолжала плакать. Боль скручивала все ее нутро, выжигала внутренности и заставляла раз за разом птичьи поджимать пальцы.
– Там, куда мы пойдем… Там ведь мне не будет больно?
– Нет.
Подняв подбородок, Кэнди уставилась в загорелое лицо под шляпой. Джек улыбался одними губами, стянутыми в тонкую линию. Это ее успокаивало.
– А что будет там?
– Ничего.
Кэнди кивнула. Будто на что-то решаясь, она обхватила Джека за шею и приподнялась на цыпочки. Коротко его поцеловав, она улыбнулась:
– Я готова.
Джек взял Кэнди за руку и посмотрел прямо в глаза. В них Кэнди узнала нечто неземное.
– Вот оно какое…
– Тебе будет одиноко.
– Я не жалею.
Алое пламя залило воздух. Подвенечное платье вспыхнуло, желто-оранжевые языки взобрались по нему до самой вуали.
Пальцы разжались. Кэнди осталась стоять одна посреди занявшегося огнем дома. Она смотрела в пустоту, видя перед собой что-то, чего не могло существовать. И улыбалась. Теперь она всегда будет улыбаться.
Джек захлопнул крышку зажигалки и закурил, с прищуром поглядев на красное марево. Сбежались соседи, подъехали пожарные. Джек отошел под тень клена и выпустил с губ дымное облако. Когда оно растворилось, Джека на улице уже не было.
Эпизод 7: Серый волк
Оскар был умным псом. У него была серая короткая шерстка и висячие мягкие уши. Хвост-трубка колыхался обрубком из стороны в сторону, его неправильно купировали. Но Оскар не обижался, он понимал, что если хозяин так поступил, значит, надо. Оскар вообще обещал вырасти в покладистого пса, только пока еще он был слишком маленьким: ему едва исполнилось пару месяцев, а потому он с трудом контролировал себя.
Каждый раз, когда он ходил на ковер вместо того, чтобы отпроситься на улицу, его сильно ругали. Оскар скулил и не понимал, за что. Забиваясь в угол, он смотрел жалобно черными глазами, как на него замахивается хозяин. В очередной раз, слишком испугавшись, он оскалился и зарычал – еще тихо и неумело. После этого Оскара выкинули.
В холодную зиму его отвезли подальше и выбросили из машины недалеко от военных бараков. Оскар сначала и не понял, что произошло, потому он даже веселился. Бегал, радостно зарывался носом в снег. Только потом машина отъехала. Оскар побежал за ней, скуля и гавкая, но она умчала прочь. Оскар бежал за ней, сколько мог, пока лапы не подвели, а потом устало сел, широко открывая пасть. Он больше не знал, куда идти.
– Что, дружок, бросили тебя?
Оскар повернул нос назад и увидел странного большого человека. Обычно люди в такую погоду одевались тепло, ведь у них не было густой шерстки, спрятавшей бы их от холода. Но этот чудак был другим. На его голове надежно сидела дурацкая шляпа, а костлявые руки не покрывали перчатки. Он подошел к Оскару и присел, потрепав его по холке.
– Пойдем.
Обрадовавшись ласке, Оскар подскочил, завилял хвостом и принялся лизать человеку пальцы. Человек засмеялся, его тонкие губы вытянулись долькой лимона в оскал. Когда люди так делали, им было хорошо, так что Оскар обрадовался еще больше и даже стал подпрыгивать от счастья. Он теперь был не одинок.
– Можешь называть меня Джек. А ты?
Оскар громко и гордо тявкнул. Топорщившиеся усы припорошил снег, сделав из них седые провода.
– Оскар, значит. Хорошее имя.
И Оскар опять завилял обрубком хвоста.
Вместе они дошли до бараков. Оскар забрал в пасть снега – ему очень хотелось пить.
– Иди туда, там работает один человек, он тебе понравится. Будь хорошим щенком, и у тебя появится новая отличная семья намного лучше предыдущей.
Мохнатые брови двинулись, шевельнулись мягкие уши. Оскар вопросительно повернулся к Джеку и заскулил.
– Я буду тебя навещать, не переживай. А теперь беги, пока твое место не занял другой пес.
В последний раз нерешительно переступив с лапы на лапу, Оскар кинулся к баракам. Розовый язык свесился набок, колыхаясь на ветру. В один момент Оскар оглянулся, только странного человека не увидел. Зато впереди появился другой. Тот, другой, переносил тяжелые ящики и постоянно, но беззлобно ругался. Он ходил в камуфляже, а его голову покрывала толстая шапка. У него было узкое худощавое лицо и серые северные глаза.
– Ай, твою мать, – прохрипел он, скинув последний ящик из кузова на землю. – Где этих носит… А ты здесь откуда?
Оскар сел, развалив пятки в стороны. Так, как свойственно сидеть лишь несмышленым щенкам, но как никогда не позволит себе присесть важный и статный пес. Совершенно наивно он уставился на военного и, тяжело дыша, открыл пасть.
– Есть хочешь? Замерз, небось…
Заслышав знакомое слово, Оскар притулился к военному, принявшись нюхать его ботинки. Не переставая, пес махал хвостом и всячески выказывал дружелюбие.
– Ну, ладно, ладно, накормлю я тебя. – Наконец, сдался мужчина, и Оскар радостно тявкнул. – У меня там консервы есть.
Следуя за военным по пятам, Оскар вбежал в теплую каморку, где перестал дрожать. Все-таки шерсть у него была еще слишком короткая для того, чтобы совсем не бояться холодной зимы. Военный вскрыл консервы и налил в миску воды. Оскар радостно набросился на еду. Только сейчас он понял, насколько голоден был.
– Ого, какой у тебя аппетит. Да ты побольше меня съешь.
После еды Оскар подбежал к мужчине и принялся ластиться. У военного просто не оставалось иного выбора, как забрать пса к себе.
Военного звали Кит, и он жил неподалеку от части с женой и сыном. Когда он привел домой Оскара, те сначала отнеслись к нему настороженно, так что Оскар вел себя тише воды, ниже травы. Он не вырывался, когда его посадили в душ и стали отмывать. Когда его не звали, забивался в угол и мирно там сидел. Понемногу освоившись в новом доме, он стал увереннее. Его черная шерсть удлинилась, залоснившись, и даже хвост-обрубок расцвел завитками.
Оскару нравились и жена Кита, и его сын. Эта семья отличалась от предыдущей. Мальчик радостно с ним играл, Оскару посвящали много времени и всегда вовремя кормили. Он даже научился ждать до нужного времени прогулки, чтобы не портить настил в доме. И каждый раз, чувствуя приближение условленного часа, он носился и прыгал, просясь на улицу. Был лишь один минус в их приятной жизни: люди днем уходили, а потому Оскар часто оставался один. В это время он обычно спал или выл от скуки, делать ему было откровенно нечего. Иногда в такие дни приходил Джек. Оскар радостно с ним беседовал, тявкая, а Джек рассказывал о том, что происходило в мире.
Несколько лет пронеслись для Оскара как в сказке. Только с каждым годом на него обращали все меньше внимания. Мальчик подрос, у него появилось много новых друзей, а учеба завалила настолько, что он почти не появлялся дома. А когда приходил, то сразу утыкался в светящийся экран и просиживал в нем чуть ли не до утра. Лишь иногда он отрывался, чтобы потрепать Оскара по холке или погулять с ним, а в остальное время Оскар лежал на подстилке и грустно смотрел на своих людей. То же было с Китом и его женой. Светящийся экран поглощал все их время, когда они были дома. Оскар научился много спать и успокаиваться по одному слову “утихни”. Ему нужно было приспосабливаться.
Временами, конечно, все менялось и становилось будто бы как раньше. Особенно это стало заметно, когда выяснилось, что мальчик скоро уедет. Он собирал вещи, а Оскар смотрел на это и скулил. Мальчик подходил, трепал его по холке, чесал за ушами, и тогда Оскар радостно открывал пасть, высовывал язык и довольно вилял хвостом. Только день отъезда это не могло отсрочить.
Когда мальчик уехал, дом изменился, стал пустым и тихим. Он уезжал и раньше, но никогда так надолго. Оскар скучал. Он забирался на кровать мальчика и спал в его комнате, когда никто не видел. Он боялся, что больше не увидит его никогда. Но однажды мальчик ненадолго вернулся, счастью Оскара не было предела. Он не отходил от мальчика ни на шаг и постоянно терся у его ног. А потом тот уехал снова. И снова вернулся. Так повторялось несколько раз, Оскар потерял счет этим отъездам. Но, по крайней мере, он знал, что мальчик обязательно вернется. Только однажды все изменилось.
В этот раз вещи собрали Кит и его жена. Они долго готовились и упаковали почти весь дом, потерявший всякое подобие уюта. Оскар слонялся от стены к стене и тревожно поскуливал, предчувствуя плохое. Будто неминуемая туча на горизонте это надвигалось, пока не стало совсем неотвратимым. Единственным светом оставалась надежда, что они все вместе уедут к мальчику. Но когда настал тот самый день, случилось нечто непредвиденное.
Оскара отвели к другой семье. Он их знал, в последнее время они часто приходили в гости. Они оставили его любимую игрушку, погрызенный мячик, а также поводок, который Оскар ненавидел. Потом жена Кита его долго гладила и обнимала, а сам Кит смотрел на него спокойно и отрешенно, только под конец погладил по холке. И они ушли, захлопнув дверь.
Они больше не возвращались. Оскар ждал и ждал, а их все не было. Постепенно он привык к новой семье, но прежняя бодрость к нему не вернулась. Он стал спокойным и степенным псом, который всегда сидит правильно.
– Как тебе новый дом? – спросил Джек в очередной визит.
Оскар понуро опустил уши и отвернул морду к стене. Он не хотел сегодня разговаривать. Он все чаще не хотел общаться, только спать. Во сне к нему приходили старые времена и воспоминания, в которых Оскар хотел бы оказаться. Во сне мальчик снова с ним играл, а Кит вскрывал для него консервы. Жена Кита кидала мячик, Оскар радостно за ним мчался, зарываясь в снег.
– Знаешь, все могло сложиться гораздо хуже. Тебя могли опять выкинуть на улицу. Так что тебе еще повезло.
Наверное, это было так. Только от осознания в жизни не становилось больше тепла или света. Оскара кормили и поили, выгуливали, иногда с ним играли. Но думал он только о том, что было раньше, и совсем нет – о настоящем.
– Время не идет вспять, дружок, такого не бывает. – Джек похлопал Оскара по голове, тот жалостливо завыл. – Оно суровое и беспощадное, это время. Только я знаю способ убить его. Хочешь, покажу?
Оскар вяло вильнул хвостом и лизнул ладони Джека. Тот улыбнулся широко от уха до уха, что на щеках собрались глубокие морщины.
– Пути назад не будет. Точно хочешь?
Мягкая лапа легла в костлявую ладонь. Джек несильно ее сжал и отпустил.
– Пойдем гулять.
Они вышли в метель. Крупные снежинки, теряясь в завихрениях, плотно устилали черное небо. Сквозь их непроницаемую серую пелену было не разобрать, что впереди, только иногда мелькал слабый свет.
– Теперь ты побежишь вперед. Главное, не оборачивайся, просто беги. Тут наши дороги разойдутся.
Джек присел на корточки и в последний раз посмотрел в глаза Оскару. В узких прорезях век не отражалось ничего, Оскар раньше подобного не видел. Ему вдруг стало страшно, поджилки затряслись. Заскулив, он повернулся в сторону, куда говорил Джек, и услышал там отчетливое тарахтение машин. Где-то далеко, сквозь вьюгу, раз за разом зажигались и гасли фары.
Оскар попятился, улыбка Джека его напугала. Он даже зарычал, низко склонив голову. Джек, однако же, не предпринял ничего. Он ждал, пока пес решится.
Наконец, Оскар побежал. Но не туда, куда показывал Джек, а назад. Он несся так, как не бежал никогда в жизни, не чуя под собой лап. Он перескакивал сугробы, падал в снег, поднимался и вновь бежал, хватая в пасть холодный ветер. Пока не очутился у знакомого подъезда. Девочка из его новой семьи возвращалась домой.
– Оскар, вот ты где! – радостно вскричала она и тут же нахмурилась: – Мы тебя везде искали! Как ты смог открыть дверь? Плохой пес, плохой!
Оскар радостно запрыгал вокруг нее, ластясь и виляя хвостом. Когда она склонилась, он даже вылизал ее лицо счастливо и отчаянно, как делал, когда мальчик возвращался домой. Девочка рассмеялась и обхватила его за пушистую шею.
– Ладно, хватит, пойдем домой. Нагулялись уже.
Она открыла дверь подъезда, Оскар нырнул в полутень, только хвост-обрубок мотнулся кудряшками.
Джек усмехнулся, заложив покрасневшие ладони в карманы брюк. Проводив взглядом девочку, скоро исчезнувшую за дверью, он прищурился и поднял голову вверх.
– Хороший мальчик, – негромко проговорил он.
А потом ушел. И больше никогда не возвращался к этому дому.