Пальцы Марицы дрожали. Кофта насквозь пропиталась потом. Жар свалил её сознание в какую-то бездну. «Без антибиотиков не обойтись теперь» – подумала она. Вода приятно растекалась по горлу, но потушить разгоревшееся пламя в животе она не сумела.
Попутчик вернулся на место и тут же принялся дребезжать ложкой о чашечку. Голова Марицы разрывалась пополам. Сквозь неимоверное грохотание, она различала кое-какие слова:
– Милая, Вы всё пропустили. В Вашей жизни не было яркого света, лишь слабый луч. Но я Вас не виню: Вы хватались за этот луч как могли, изо всех сил. Никто не имеет права осудить Вас. Вы глубоко несчастное дитя. Я полюбил Ваше существо искренне, насколько это возможно. Вынужден сообщить, что это дурной знак.
Отпив немного кофе, он продолжил:
– Я нравлюсь Вам? Скажите, долго ли я заставил себя ждать?
Марица уже не сомневалась, что бред накрыл её с головы до ног. Должно быть, грипп. Она, верно, в полусне видит эти странные образы, которые шепчут ей не менее чудные слова.
– Люди ходят по кругу. Я иду вслед за ними. Воистину, ничто не проходит.
Марица почувствовала, как её лба коснулись сухие губы. А потом её закрытых глаз и щёк. Ей казалось, что попутчик гладит её своими большими ладонями по волосам и ласково смотрит на её податливость. Слышны были только слова.
– Я не могу ответить человеку, когда он спрашивает меня, что будет дальше. Этот вопрос по сути бессмысленный.
Новый знакомый заговорщически зашептал:
– Но всё-таки я могу кое-что ему поведать.
От тёплого дыхания повеяло плодородной землёй, орошённой дождём. Лицо попутчика пытало, от чего щёки Марицы сами собой налились пунцовой краской, а голова пошла кругом. Дышать становилось всё тяжелее – грудь что-то сдавило, а изнутри разрывало лёгкие. Собеседник затянул лениво:
– В позвоночнике всё есть. Слышен каждый винтик. Щёлк-щёлк.
От этого глаза Марицы распахнулись. Видения пропали. Никто больше не осыпал её ласками. Она смирно сидела напротив попутчика.
Тот пододвинул ей вторую чашку кофе (откуда – снова непонятно!), советуя глотнуть.
– Вам нехорошо, но это пройдёт. Пейте, пейте, милочка, он восхитителен.
Кофе и впрямь на вкус был лучшим из всех, что довелось пробовать Марице Лазаревне, хотя сказать прямо – в жизни своей она никогда даже не нюхала приличного кофе. Этот был насыщенным и отдавал всем и сразу. Вначале Марице показалось, что на языке её французские булочки. Затем – горький шоколад. После – крепкий армянский коньяк. Вкус малинового сиропа появился позже остальных. Волшебно.
Собеседник давно принял спокойную позу. Руки его вдруг затрепетали, ощупывая воздух. Мужчина продолжил:
– Если провести пальцем, осторожно, не торопясь, то можно всё понять.
Очнувшись, она прервала лёгкое забытье своим очередным вопросом. Учительница задала его громко и уверенно, потому что теперь-то она всё поняла. Она поняла что происходит, и это придало ясности всей непонятной ситуации.
– Так Вы вертебролог8? – Марица повеселела, но её попутчик совсем не обрадовался.
Он свёл брови и неожиданно резко перевалился через стол и схватил девушку за руку. Марица не могла не заметить, что ладонь его была огненной, будто по жилам текла не кровь, а крутой кипяток. В голове снова помутилось, но теперь ещё больше, до того, что в глазах расплывались линии, бывшие когда-то ровными.
– Я был в Греции во время Пелопонесской войны в четыреста тридцатом году до нашей эры. Жители Афин прятались за стенами своего города, чтобы спастись от наступающей спартанской армии. Каждый третий не смог задержаться на этом свете, хоть до них и не добрались враги.
Пальцы впились в тонкую руку Марицы Лазаревны. В ушах звон колоколов становился немыслимой какофонией.