Tasuta

То, что скрывается в темных переулках. III часть

Tekst
4
Arvustused
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Я развернул меня к себе спиной, его руки потянулись к замку джинс, и багги упали на пол.

– Нагнись! – я выполнила указание Яста.

Нужно было бы включить музыку, чтобы нас было максимально не слышно. Но у меня не поднялась рука. Мы бы опорочили все, что для Людмилы Павловны так важно. Когда-то под музыку радио она танцевала с любимым мужчиной, которого, возможно, любит и сейчас, и я не могла позволить себе все это обесчестить.

***

Гостиная сама по себе комната не большая. Ее стены обклеены старыми узорными обоями. Раньше они были жёлтыми, но за годы они выцвели и приобрели блеклый бледно-банановый цвет. В некоторых местах, они были потертые, продырявленные. На полу был паркет, на котором постелили красивый ковер с красным узором. Камин, кирпичный. На полочке над ним стояли чугунные кони – копия творения искусства. Напротив камина у стены диван с завитыми ножками, обшитый затертым и выцветшим зеленым бархатом. Огромное окно, шторы с синими маками (пусть таких не существует). Комод, на нем радио. И последнее, с потолка свисала огромная хрустальная люстра. Комната казалась полупустой.

***

Гром и Ли вернулись в дом вовремя, точнее мы вовремя покинули гостиную и перебрались в выделенную нам спальню. Когда-то она принадлежала Олегу. Она была обставлена так же старо и не богато, как и все остальные комнаты. Яст измотался за день и уставший сразу же уснул, как только его голова коснулась подушки. Я прилегла рядом и на удивление для себя ощутила странную усталость. Внутри меня словно что-то рассеялось, и я ощутила, как потяжелели веки. Концентрация крови Юла внутри меня упала. В темноте комнаты в моей крови стали вырабатываться человеческие гормоны: я засыпала. По-человечески засыпала. Я почувствовала, как расслабилась каждая моя мышца, глаза закрылись, я не могла пошевелиться, но еще слышала, что творится вокруг. Как же сильно я отвыкла от такого. Мысли неслись с диким потоком, путались и напоминали бред сумасшедшего. Где– то на заднем плане всего этого беспорядка мыслей играли 3 doors down – in the end. Или The Linkin park, я так и не разобралась, кто поет эту песню. Сон пришел так же неожиданно, как и ощущение усталости.

В темноте перед глазами прорисовывается стройная фигура, и в ней словно горит смертоносное пламя. Огонь приобретает форму, и на меня смотрят голубые глаза.

Мелитта смотрит на меня из темноты. Именно в этот момент я понимаю, что мы стоим на ночной улице, которую тускло освещают фонари. Она не улыбается, молчит.

– Привет, – я пытаюсь заговорить первой.

– Привет.

Ее голос безразличен, она стоит, не шелохнувшись и просто смотрит на меня. Я подхожу к ней ближе и заглядываю глаза. Зрачки расширены, а дыхание тяжелое и частое.

– Ты болеешь? – спрашиваю я, на что она отвечает:

– А что? Я снова могу это делать?

Мне становится страшно. Она кажется мне сумасшедшей, и я не знаю, что сказать, вдруг начинает она:

– Ты не изменилась, если не брать в счёт новые шрамы, – она словно видит меня сквозь одежду.

– Метки клана Феликса, – отвечаю я, и она молча согласно кивает.

Мне начинает казаться, словно этот сон будет продолжаться вечность, но Мелитта, явно не желая со мной общаться, растворяется снова превращаясь в пламя. И вскоре тьма сгустилась, забирая в себя образ девушки. Сумасшедшей девушки.

3

Когда я проснулась, Яст еще спал. На улице был ранний рассвет. Я поднялась с подушки и ощутила отвратительную слабость, словно всю ночь я не спала, а гоняла мяч по футбольному полю. Вот оно человеческое пробуждение, нужны силы, чтобы заставить себя проснуться. Голова казалась тяжелой, как мокрая вата. Когда во мне бурлила кровь Юла, просыпаясь, я могла пробежать километр, два, три. Теперь же, когда почти вернулась я настоящая, пробуждение стало по-человечески тяжелым.

Я спустила ноги на пол и попыталась на них встать. Получилось с первого раза, но они казались мне очень слабыми, не устойчивыми. Честно, меня это напугало.

Я знала, что Гром и Ли еще не спят, и я решила спросить у них совета.

Я вышла из комнаты, держась за стену. Казалось, что мои слабые ноги в любой момент подогнутся, и я упаду. Вниз по лестнице я спускалась очень медленно и аккуратно, как это делают пожилые существа. Полноценные вампиры сидели в кухне и пили из контейнеров кровь. Мне не хотелось, ведь совершенно недавно я пила кровь Яста.

– Хло, ого, – выдохнула Ли, когда увидела меня в дверях, – что с тобой?

– Я хотела у вас узнать, – ответила я, – всю ночь спала, а теперь эта дурная слабость.

– Ты пахнешь шоколадом и мятой, боюсь, кровь Юла полностью выветрилась, – Гром оторвался от пластикового пакета.

– Хочешь сказать, я больше не слышу и не бегаю, и не вижу, и не чувствую, как полноценный вампир? – обиженно произнесла я. Ведь я так свыклась с этой силой, а теперь я снова… снова слаба.

– Да, именно это, – ответил Гром.

Я опустила взгляд в пол. К сожалению, я не в силах ничего изменить. Я была рождена половинкой, нужно ей и оставаться до конца.

– Ну и ладно, – отмахнулась я, – но что могло вызвать столь резкий упадок концентрации крови Юла во мне?

– Вожделение, – Ли подмигнула мне, и я ощутила, как странное тепло ударило к щекам. Я покраснела, ох, как же я отвыкла от такого.

– Гром, – вдруг вспомнила я, – я забыла сказать. Юл звонил мне, он спрашивает, когда мы возвращаемся домой и не передумал ли ты?

– Неужели, вспомнила! – Гром иронизировал. – Мне Юл уже сам позвонил. Но если тебе интересно самой, то уезжаем этой ночью и, нет, не передумал.

– Отлично, – я улыбнулась.

– Уже? Так скоро? – на кухню заглянула Лариса Петровна. – Сегодня ночью? Вы всего лишь неделю погостили!

– Прости, мам, но ждут дела, – Гром пожал плечами, – там работа ждет.

– Как жаль, – выдохнула Лариса Петровна, – ну ладно. Раз работа ждет, я ничего не могу сказать против.

– Мы как-нибудь еще заедим, – пообещала я.

– Хорошо, я буду ждать, – женщина улыбнулась мне.

Лариса Петровна все же заставила меня позавтракать, пусть мне и не хотелось. Она налила мне горячий чай и пожарила блинов с красной икрой. Когда я принялась есть, на кухню спустился заспанный Яст.

– Доброе утро, сегодня ты не такой бодрый, как вчера, – заметила я.

– Доброе. Ты тоже, – Яст осмотрел меня с ног до головы, – кровь выветрилась?

– Да, полностью, – ответила я.

– Еще вчера ты пахла корой дуба, – вспомнил Яст.

– Ли сказала, что это из-за…, – я перекинула взгляд на Ларису Петровну. Та стояла к нам спиной на расстоянии двух метров, жаря следующую порцию блинов.

– Я понял, – кивнул мне Яст, – и как ты себя чувствуешь?

– Очень непривычно, – ответила я, – ноги кажутся двумя соломинками, такими же слабыми.

– Я понимаю тебя, я испытываю то же самое, когда твоя кровь выветривается.

– Ты знаешь, что этой ночью мы уезжаем? – спросила я, откусывая блин.

По этикету блины принято есть ножом и вилкой, и ни в коем случае не руками. Но мне то что!? Все что можно удержать в руке, я ем руками.

– Да. Мне Денис сказал, – он кивнул.

– Я слышала, как ты называешь Деню, – обернулась ко мне Лариса Петровна, – почему Гром?

– Из-за фамилии, – я пожала плечами.

– Ах, тогда ясно, – женщина поставила перед нами тарелку с огромной стопкой горячих блинов.

Я есть больше не могла и перевела на Яста вопросительный взгляд. Тот уплетал за обе щеки, любитель покушать. И как у него получается так хорошо есть и так хорошо выглядеть одновременно?

Оставив Яста на кухне, я решила все же уделить внимание своему внешнему виду. Я залезла в душ, долго настраивая воду. Здесь с сантехникой были небольшие проблемы, и воды была либо ледяной, либо горячей. Я растерла все свое тело и сняла слой грязи, накопившийся с последнего приема душа, это было два дня назад. Одежду я решила подобрать себе новую – устала ходить в одном и том же, поэтому высушив волосы, убрав их в высокий конский хвост и надев на себя джинсы слим и белую облегающую майку, я вышла из ванной. К тому времени в доме стало тихо как ночью. Тихо играло радио в гостиной, Яст сидел на диване и что-то читал, Лариса Петровна чем-то была занята у себя в комнате, Гром и Ли спали.

Я прошла к Ясту. Тот поднял на меня свой взгляд.

Я улыбнулась ему.

Я чего-то ждала.

– Что? – Яст широко улыбнулся, и я присела рядом. Диван оказался очень жестким.

– Что читаешь? – я глянула на обложку. На ней ничего не было написано. Она была такой же зеленой и выцветшей, как обшивка дивана.

– Это мемуары Жанны Бисквит, – ответил Яст, закрыв книгу, – история поэта.

– Интересно? – спросила я.

– Не очень, просто нужно было чем-то заняться, пока ты не выйдешь из душа, – Яст пожал плечами.

– Дома делать нечего, может, прогуляемся?

– Я видел твою куртку, ты ее порвала на левом боку, – сообщил парень.

– Я одену свой дафлкот, – я пожала плечами.

– Хорошо, тогда между заборами не лазим, – Яст усмехнулся.

– Хорошо.

Через некоторое время мы уже стояли у выхода в полном параде. Я не стала переодеваться. Я одела свой бежевый дафлкот и в цвет к нему зимние ботинки. Шапку одевать я не стала, на улице казалось тепло.

Мы вышли на улицу, и я моментально пожалела, что не надела защищающий от холода головной убор. Дул сильный, порывистый и холодный ветер. Мы взялись за руки и пошли вниз по улице в направлении к реке Холода. Яст крепко сжимал мою руку, так, что было слегка больно, но я ничего ему не говорила. Мы шли быстро, хотелось скорее убежать от этого ветра. Так мы, молча, дошли до моста, но нас и не напрягала тишина.

– Холодно гулять, – заметил Яст.

– А мне нормально, – я пожала плечами, и прижала его к себе, – главное, ты рядом.

Яст слегка наклонился ко мне и поцеловал.

– Голова еще не замерзла? – Яст положил свои теплые руки мне на уши. Его руки обжигали.

 

– Вроде пока что нет, – ответила я.

Мы стояли на мосту. Солнце было уже высоко, и оно освещало все вокруг. Солнечные лучи били в тонкую гладь реки Холода, и блики разлетались в разные стороны. Они даже гуляли по щекам Яста. Мимо нас пролетали машины, одна за другой. Нас обдувал и убегал вдаль зимний ветер. И мне не было холодно. Руки Яста, его ласковый любимый взгляд меня согревали.

Внутри меня что-то ударило.

– Догонишь? – спросила я резко и неожиданно.

Я развернулась и побежала. Блики ослепляли меня, а ноги переставлялись непривычно медленно. Я отогнала силу от глаз, и энергия ударила в мышцах ног. Я полностью лишила себя зрения, и ноги понесли меня с удивительной скоростью. Так же быстро как полноценного вампира, но только за счет полного лишения возможности видеть, куда бегу.

Я слышала, как позади бежит Яст, его дыхание сбилось. Ему было тяжело, но он не отставал. Казалось, что в любой момент он может протянуть руку и схватить меня.

– Хлоя! – вдруг рыкнул Яст, и меня резко остановило. Сила потянула меня в обратную сторону, и я не удержалась на ногах. Моя пятая точка стукнулась на тротуар, и сила, как лопнувшая резинка резко ударила в глаза.

Я сидела на тротуаре, рядом стояла остановившаяся машина. Возле нее стоял этгем. Его белый костюм светился в лучах солнца. Рядом со мной стоял Яст, тяжело дыша.

Интересно, что успело случиться?

– Добрый день, – голос этгема был тверд, – по какой причине Вы оказались на проезжей части? Да еще и чуть не под моей машиной! Или Вы не знакомы с ПДД?

– Знакома, – я медленно поднялась под ноги, – простите, я просто не видела, куда бегу.

Этгем прищурился.

– Мы приносим свои извинения, сер, – заговорил Яст, – она просто хотела быстро бежать, поэтому лишила себя зрения.

Этгем перевел взгляд на парня потом обратно на меня.

– Это безответственно, разве мама тебе не говорила, что играть на дороге нельзя? – заговорил этгем.

– Если б она была, то она бы обязательно об этом сказала, – слова этгема внутри меня что-то задели.

– Хлоя, пожалуйста, – устало выдохнул Яст.

– Вы клан? – этгем перевел взгляд на Яста.

– Да, сер.

– Ладно, идите, но больше не бегайте вдоль дороги, – сказал этгем. Только в этот момент я поняла, что он полноценный оборотень.

– До свидания, сер, – попрощался Яст.

– Прощайте, – этгем сел в машину и уехал.

Когда машина исчезла из поля зрения, Яст обратился ко мне:

– Доигралась?

– А что вообще случилось?

– Ты резко свернула и чуть не прыгнула ему под колеса, хорошо, что я успел тебя схватить, – ответил парень.

Рисковать и гулять вдоль дороги нам больше не хотелось, поэтому мы решили вернуться к частным домикам холма Благополучия. Тут я и вспомнила:

– Я недавно видела Феликса и Геллу.

– Где?

– У реки Холода с обратной стороны холма.

– Если я не ошибаюсь, то та территория принадлежит оборотням.

– Откуда знаешь? – я была удивлена.

– Гром говорил, когда мы только ехали сюда, – Яст кратко пожал плечами.

– Почему я не в курсе!? – недовольно протянула я.

– Это не главное! Почему они не убили тебя?

– Я слышала, как они разговаривали, – начала я, – они считают, что убивать сейчас кого-либо очень опасно. Да и я была очень далеко от них. Они меня даже не узнали.

– Ты говорила Грому?

– Нет, – я покачала головой, – забыла.

– Как такое можно было забыть? – Яст не понимал меня.

– Ну, как-то так.

Мы шли между домиками. Державшись за руки, мы оба смотрели куда угодно, но только не друг на друга.

Я подняла глаза к небу.

Небо было удивительно синее. Мысли кинулись на меня потоком, и они были не самыми лучшими. Все мы думаем, размышляем, анализируем. Тот, кто это не делает, ничему не учится. Я знаю, что, когда я нашла Яста на чердаке, он, вглядываясь вдаль ночного города и любуясь бликами реки Холода от уличных фонарей, так же о чем-то думал, чему-то учился.

Небо унесло меня. Когда-то давно я уже видела такое удивительное чистое небо. На душе потеплело. Как непривычно, за столько месяцев страха и ужаса.

На мне персикового цвета платье. Летний легкий ветер раздувает мою челку, а мои длинные светло-сиреневые волосы заплетены в тугую косу: Ли училась на мне заплетать. Мимо промчался свист: я не успела отбить воланчик.

"Хло, ты чего!?" – с другой стороны поля мне кричит красноволосая девушка.

Мне скоро четырнадцать, ей семнадцать.

Мы на мини бейсбольном поле за нашей школой.

"Прости!" – кричу я в ответ, и бегу за воланчиком, что лежит на земле в трех метрах от меня. Я разворачиваюсь и в тени тополя вижу фигуру. Он старше меня, даже старше Ли. Его лица не видно. Он курит. Курит на территории школы!?

Синее небо топило меня в себе, и я не могла остановить поток отвратительных мыслей у себя в голове. Ведь тогда я впервые встретила его. Позже я снова его встречу.

Дунул холодный ветер, и небо окинуло меня новой волной.

Мне четырнадцать лет. Уже начало сентября, и я учусь в восьмом "Б" классе. Раньше я ходила сюда с Ли, но она школу закончила. Я останавливаюсь у забора школы, чувствуя на себе тяжелый взгляд. Я осматриваю тополя и вижу его. Он не курит. Через секунду он оказался рядом, он очень быстрый. Его глаз не видно из-за солнцезащитных очков. Я боюсь и не боюсь. Что мне делать?

"Так тебя зовут Хло?" – голос его был липким. Он чем-то тягучим затекал мне в уши, было неприятно. Хотелось, чтобы он замолчал.

"Хлоя" – поправила его я, ощущая странное отвращение.

"Ты, наверное, опаздываешь" – парень махнул головой в сторону школы.

"Пока что нет" – отвечаю я.

"Сколько у тебя сегодня уроков?"

"Шесть" – игнорируя отвращение, меня изнутри рвал дикий интерес узнать, что скрывается под очками.

Синее, синее небо… Осенний ветер, шум листвы, с территории школы разносятся писк и визг девчонок, хохот парней.

"Я заберу тебя сегодня после уроков" – отвечает он.

Синее, синее небо…

Отвратительный запах плавленых свечей. Этот запах с того дня ненавижу. Вокруг рассыпаны лепестки роз. Что мы делаем? Мы оскорбляем любовь. Я лежу голая. Пол кажется холодным, но я пытаюсь не обращать на это внимания. Знаю, что скоро согреюсь. Он стоит передо мной, сексуальный, но не возбуждающий. Мне больно, что-то ломит в груди. Зачем я согласилась? Почему я все это делаю?

Мы в темноте, точнее в полумраке. Запах тающих свечей, и маленькие огонечки во мраке. Лепестки роз. Это не романтика, это никчемная пародия на нее.

Я отдаюсь. И вместе с болью внутри живота я чувствую что-то отвратительное в груди.

Кровь.

Но ведь все должно было быть иначе! Почему? Почему я здесь?

Я дошла до точки невозврата. Ошибка сделана, и ее не исправить.

Запах воска, огоньки, лепестки роз.

А самое главное, все это по моему согласию.

Синее, синее небо.

Мне пятнадцать. На улице пусто, удивительно, но это и к лучшему. Мои волосы распущены и их рвет холодный зимний ветер. А небо действительно удивительного синего цвета. В кармане завибрировал телефон, и я поспешила его достать. Эл терпеть не мог, когда я заставляла его ждать ответ. Кричал и оскорблял меня. Мне нужно срочно ему ответить.

"Ты ночуешь сегодня у себя или у меня?".

Я знала, что он будет делать со мной ночью, если я буду у него, и он хочет, чтобы ночью я была с ним. Я обязана согласиться ночевать с ним.

"С тобой" – мой ответ.

"Правильно!"

Синее, синее небо.

Моей жизни больше нет. Я живу с ним. Юл не знает, в каких условиях, и не узнает. Особенно я хочу уберечь от правды Яста.

1.      Выходить из квартиры нельзя.

2.      Имею право ходить только голая.

3.      Не имею права есть, пока не захочет Эл и ем только то, что разрешит есть он. Везло, если получалось поесть один раз в неделю. Это был хлеб. Раз в месяц макароны или картофель. Вареный картофель.

4.      Запрещено мыться.

5.      Можно смотреть только разрешенные Элом ТВ-программы и только в его присутствии.

6.      Запрещено слушать музыку.

7.      К Элу нельзя обращаться по имени. Только ласкательно: солнышко, зайчик и так далее.

8.      Нужно помогать ему, поддерживать добрым словом, поднимать настроение, если он приуныл.

9.      Ни в коем случае не перечить, и выполнять все поручения.

10.      Засыпать только с разрешения. Просыпаться с первого слова. Просыпаться ночью если этого хочет Эл, и не засыпать без его позволения.

11.      При необходимости выйти на улицу Эл решает, что мне надеть. Покупать себе новую одежду запрещено.

12.      Не сопротивляться.

13.      Не плакать и не жаловаться.

Синее, синее небо.

Я опустила взгляд. Яст продолжал рассматривать домики вокруг, сжимая мою руку.

– Яст, – шепнула я, и парень моментально перевел на меня взгляд. В самом его зрачке я увидела тревогу.

– Что случилось? – он сжал мою руку сильнее и остановился, я замерла рядом.

– За что ты меня любишь? – тихо спросила я.

– За что!? За то, что ты просто существуешь! – Яст улыбнулся. – Ты прекрасна, это точно, но я люблю тебя не за наружную красоту. Ты очень красива и внутри: умная, добрая, понимающая, смешная и веселая. Любишь поесть!

Я усмехнулась.

– Да! Обожаю, когда ты составляешь мне компанию в поедании бутербродов! – Яст тоже засмеялся.

– Конечно, это самое главное во мне, – я усмехнулась.

– Эх, – Яст вдруг обреченно выдохнул и прижал меня к себе, – когда-нибудь ты расскажешь, что тебя мучает?

– Когда-нибудь, – я пожала плечами, – но единственное, что я тебе скажу, это будет то, что это просто прошлое.

– Хлоя! – парень отодвинулся от меня и заглянул в глаза. – Кто-то из прошлого очень сильно когда-то тебя обидел! Это видно… в твоих зрачках!

– Зрачках! – я попыталась проморгаться, чтобы в моих глазах он больше ничего не увидел, что могло сдать меня с потрохами.

Когда-то давно я пообещала себе, что Яст ничего не узнает.

– Ты скрываешь это специально? – Яст обиженно хмыкнул.

– Милый, то, что было, то прошло. Я не хочу ворошить прошлое.

– И при этом каждый раз возвращаешься к этому мыслями, – Яст отпустил меня, он казался обессиленным.

– Прости, – шепнула я.

– Не извиняйся, – Яст поднял глаза к небу.

Синее, синее небо.

4

Дома я попыталась отвлечься от всей той тяжести, что накинулась на мою душу. Я села на диван в гостиной, Яст оставил меня. Играло радио. Снова классика, снова спешащая унести меня вдаль собственных мыслей.

Думать о чем-то больше не хотелось. Казалось, словно все, что я вспомнила, нужно выплакать, и я дала волю эмоциям.

Я подтянула колени к груди и закрыла лицо руками. Слезы хлынули из меня потоком, словно кто-то открыл кран. Со слезами уходила боль.

– Хлошечка, – в гостиную влетела Лариса Петровна, и я стала тщательно вытирать слезы.

Лицо отекло и покраснело. Скрыть то, что я все же рыдала, было невозможно. Я глубоко вдохнула через рот, понимая, что разговора с женщиной не избежать.

– Милая, что у тебя случилось? – тихо спросила Лариса Петровна.

– Все нормально, ничего страшного, – ответила я, отворачиваясь, чтобы женщина не видела моего лица.

– Ты можешь довериться мне, – ответила женщина.

– Меня мучает мое прошлое, – ответила я.

– Что же такое ужасное случилось в твоей жизни?

– Я никому не рассказываю, – я увела взгляд, вспомнив слова Яста. Мои глаза выдают мою боль.

– Это другой мужчина, – с уверенностью проговорила женщина.

Я молча кивнула.

– Он принес тебе боль?

Я снова кивнула.

– Насколько давно вы разошлись?

– Мы познакомились, когда мне было четырнадцать, а в шестнадцать я его оставила.

– Ты была еще ребенком! – от ужаса у женщины перехватило дыхание, и она упала на диван рядом со мной, схватившись за сердце.

– Ему было девятнадцать, когда мы познакомились, он даже не был моим ровесником, – я шептала.

– Бог ты мой! Девочка моя, что ж тебе пришлось пережить, – Лариса Петровна в ужасе раскрыла глаза, продолжая руками сжимать свое сердце.

– Поэтому я никому ничего не рассказываю, – я махнула головой в сторону ее рук, дав понять, что она не первая, кто начинает в пустую жалеть меня.

– Хлоя, – голос женщины был тверд, и я подняла глаза на нее, – это прошлое, вся боль в воспоминаниях, а ты, судя по всему, любишь к ним возвращаться!

– А Вы сами? Вы так же живете прошлым! – я перевела взгляд в сторону радио.

– Ты можешь потерять Яста, если будешь вспоминать то, что должно кануть в небытие. Не повторяй моих ошибок, отпусти прошлое.

– Мы можем исправить все вместе! – прошептала я.

 

– Что для тебя Яст?

– Спасение, – глаза зажгло, и я стала чаще моргать, – свет. Он мой ангел.

– Яст сейчас здесь и с тобой! Не уходи в прошлое! Думай о настоящем! – Лариса Петровна поднялась с дивана и прошла к комоду. – Постоянно возвращаясь в прошлое, ты не живешь, ты существуешь. Это касается и меня.

Я сидела на диване и наблюдала, как Лариса Петровна отключила радио от сети.

– Что осталось у тебя после отношений с этим парнем? – Лариса Петровна стояла ко мне спиной.

– Только шрам на ноге, – ответила я.

– А мне досталось радио, – она взяла его в руки и развернулась ко мне лицом, – и я хочу его разбить!

– Почему?

– Потому что это прошлое, из-за которого я не могу жить в настоящем!

Лариса Петровна разжала руки, и радио упало на пол. Раздался треск пластика, и задняя крышка корпуса отвалилась.

– В таком состоянии оно все ровно будет работать! – недовольно протянула женщина. Она смогла решить эту проблему, широко раскрыв окно и вышвырнув в него радио.

– Почему Вы не сделали этого раньше? – я не понимала, что происходит.

Казалось, действительность вокруг меня быстро и уверенно сходит с ума.

– Потому что только сейчас поняла, что наши воспоминания убивают нас, – она заговорчески улыбнулась.

– Яст хочет знать, кого я вспоминаю, – я уже не шептала, – но я обещала себе, что он никогда не узнает.

– Ему важно это, – Лариса Петровна заглянула мне в глаза, – расскажи ему. Тогда вам обоим станет проще.

Мертвое радио молчало. Оно лежало на улице под окном. Солнечные лучи били в металлические части корпуса и в разные стороны разлетались бликами. Я шла медленно, и каждый шаг словно был разрывом с чем-то из прошлого. Я вышла из гостиной и шагнула на ковер в коридоре. Я услышала треск ткани, но он был где-то глубоко в голове. В действительности все было целым. В голове я услышала голос, крик воспоминаний, что не хотели кануть в прошлое, и моего воображения: "Я принес слишком много боли, ты не сможешь меня забыть и поделиться переживаниями".

В этот момент я уже уверена в своих силах. Я сделала следующий шаг.

"Хлоя, а, может, внутри души ты скучаешь?".

Вот уж нет!

Ответ мне захотелось закричать на весь дом, но я решила душевное оставить своим душевным.

Не скучаю! Ты отвратительное прошлое!

Я зашагала быстрее, игнорируя оскорбления в своей голове. Все, что когда-то давно он говорил, вспомнилось до мелочей. Злость внутри меня заставила биться сердце ускоренно.

"ТЫ НИКОМУ НИКОГДА НЕ БУДЕШЬ НУЖНА!"

Я замерла на третьей ступени лестницы.

"Вот так-то Хлоя! Мы оба знаем, что ты никто, и ты никому не нужна"

Ты не прав! Яст был рядом всегда, даже когда мне было очень плохо. Я нужна ему!

Я шла вверх очень медленно, рассматривая узор ковра, которым была обита лестница. Каждый мой шаг давался с трудом, словно штанины джинс сшили нитками. С каждым шагом приходилось прикладывать все больше усилий.

Передо мной предстал коридор второго этажа. Казалось, словно меня покинули силы.

Боль? Страдания? Мучения? На самом деле не они убивают нас. Нас убивают воспоминания. Воспоминания, которые вечно и бессмысленно бороздят наши мысли. Тот, кто вспомнит, проанализирует и скажет спасибо за все, ведь благодаря пережитому я стал таким, какой я есть сейчас, воскреснет. Оторвется от всего ужасного, и не будет топтаться на одном месте, а будет жить дальше.

И вот, я стою в коридоре второго этажа. Напротив меня в конце коридора стоит Яст, он смотрит на меня. Чего-то ждет, так же, как и я.

Глубокий вдох, и я иду ему навстречу.

– Ты многое хочешь знать, – говорю я, когда он уже близко ко мне.

– Ты готова поделиться задушевным? – спрашивает он, в голосе чувствуется неуверенность.

– Да, – я киваю, – поделиться и забыть.

– Ты ведь никогда это не забудешь, – Яст медленно качает головой.

– Я это, наконец, смогу отпустить.

Я медленно в подробностях стала рассказать Ясту свои те два года. Он слушает, и его лицо с каждой секундой становится мрачнее: брови сдвигаются к переносице, губы кривятся, все лицо пошло глубокими морщинами. В глазах печаль.

Зато теперь я не буду жить прошлым!

– Прекрати, – вдруг останавливает меня он, – я не могу это слушать.

Но ведь я должна рассказать! Я должна прогнать прошлое!

– Ладно, – я не вижу смысла давить на него, но и в этот момент что-то внутри меня растаяло.

Я выдохнула, пытаясь скрыть печаль. Яст молчал.

– В любом случае, я рад, что ты выговорилась.

Я промолчала. Ох, Яст, знал бы ты, что я рассказала только цветочки. Ягодки были впереди.

– Тебе легче?

– Ну да, – ложь. И я не смотрела на него.

– Я рад.

Я развернулась и направилась вон по коридору.

– Ты куда? – вдруг Яст развернулся от окна и направился ко мне. – Все это рассказала, чтобы оставить меня? – в глазах его мелькнула злость. – Хлоя!

Он прижался ко мне. Жар его тела ударил меня волной. Уже знакомые ощущения нахлынули на меня. Внутри живота приятно сжалось, и я поняла, чего хочет мое тело. Я прильнула к Ясту с поцелуем, тот ответил мне взаимностью.

Вдруг я остановилась. Что-то странное было сдавленно внутри меня, и сейчас я не могла расслабиться. Яст заметил это и отстранился от меня. Внутри меня уколола совесть.

– Не сейчас, Яст, – я уперлась ему в грудь рукой, чтобы он не имел возможности пододвинуться ко мне.

– Объясни мне, что не так? – в его глазах я увидела тревогу и обиду.

– Не сейчас, – я опустила взгляд.

– Я не могу понять, что не так?

– Просто не сейчас, – я выпуталась из его объятий и направилась вниз по лестнице. Неужели мои откровения сделали только хуже.

– Хлоя! Остановись! – Яст догнал меня и схватил за руку. – Может, ты все же скажешь, что тебе не нравится?

– Я просто хочу… хочу отвлечь от всего, что сейчас навалилось на мои плечи.

– Я навалился на твои плечи? От меня отвлечься хочешь?

Я замерла. Неужели у нас сейчас будет первая серьезная ссора?

– Нет, с чего ты взял!?

– Ты никогда раньше не отказывалась! – заметил Яст.

– Что-то когда-нибудь случается первый раз, – я глубоко вдохнула, – и это тоже.

– Я боюсь…, – он отпустил мою руку, – боюсь…

– Ястислав, Хлоя, – в коридоре первого этажа послышался голос Ларисы Петровны, – у вас что-то случилось?

– Чего боишься? – шепнула я.

– Что ты однажды просто скажешь, что не любишь меня, – Яст отшагнул от меня.

– Дурак! – вдруг крикнула я. – Как я смогу такое сказать!?

Я стояла, а его слова пытались пробить мою защиту слезами. Не плакать!

Внутри, в груди зародилась обида. Как он мог такое сказать!?

– Ястислав! Хлоя! – на первом этаже за нас беспокоились.

– Все хорошо, не волнуйтесь, – крикнула я, почувствовав, что на последнем слоге мой голос сорвался.

– Хлоя, – Яст сделал мне шаг навстречу, – прости. Я не хотел тебя обидеть! Просто я люблю тебя и очень боюсь тебя потерять!

– Ага, – только и смогла сказать я, и, развернувшись, сбежала вниз по лестнице.

– Хлоя! – крикнул мне вслед Яст, но я уже была на улице.

На улице было холодно. В конце концов, январь месяц. На ногах только тонкие носки, джинсы да белая облегающая майка. Ледяной ветер моментально поспешил ударить меня по каждому оголенному участку кожи. Я двинулась по улице. Я не бежала, я быстро шла. Я не оборачивалась, но я знала, что Яст не бежит за мной. Вдруг я услышала, как хлопнула где-то позади двери.

"Хлоя!" – как из тумана доносилось до меня.

Я остановилась как вкопанная.

…красная кровь на белом снегу… Как красиво!

Небо черное, ночное. Мне шестнадцать. Я бегу из дома, наполненного ужасами. Кровь стекает по моему подбородку и шее.

"Хлоя!" – разносится откуда-то из далека.

…красная кровь на белом снегу… Как красиво!

Я медленно обернулась. По улице ко мне навстречу бежал Яст. Растрепанный, он держал в руках мои сапоги и дафлкот.

Я попыталась сдержать улыбку, ведь в конце-то концов, я обижена.

– И далеко ты собралась? – спросил он, когда оказался рядом со мной.

Я пожала плечами.

– На, одевай, на улице холодно, – Яст поставил передо мной сапоги.

– Не буду, – я сложила руки на груди.

Яст взял мою первую ногу. Я не сопротивлялась, и вскоре она была в сапоге.

– Не хватало, чтобы ты еще заболела, – выдохнул Яст, одевая мне второй сапог.

– Половинчатые вампиры не болеют, – сообщила я, и Яст поднял на меня недовольный взгляд.

Вскоре и дафлкот был на мне.

– Так-то лучше, – выдохнул он, когда последняя пуговица была застегнута, – теперь можешь идти куда шла.

Он развернулся и направился к дому.

Я улыбнулась, ведь улыбку эту он не видел.

Я последовала за ним, догнала и взяла за руку:

– Куда пойдем?

– Я домой, – он кинул на меня взгляд.

– Не, давай погуляем? – спросила я.

– Давай, ты не будешь так больше от меня убегать? Хорошо?

– Хорошо, – я кивнула, почувствовав, как внутри уколола совесть.

– Ну, так куда пойдем гулять? – спросил Яст, улыбнувшись.