Продолжение легенды

VII

После разговора с сестрой Эшли пил неделю кряду, и она потеряла всякую надежду, что он когда-нибудь образумится, глядя в его пустые глаза, чужое серое лицо, то разгневанное, то самое несчастное на свете, лицо человека, дошедшего до крайности в своих внутренних переживаниях. Все дамы, как её сторонницы, так и противницы, старались поддержать мистера Уилкса, но он не принимал ничьих соболезнований. Он просто никого не видел, уйдя в свой мир, где он мог говорить с Мелани и любоваться Скарлетт. Им было так хорошо втроем! Протрезвев, он удивлялся, куда они постоянно исчезают, почему оставляют его одного?

То, что не удалось дамам – попечительницам, легко получилось у мисс Уотлинг. Однажды поздним вечером ее служанка Хлоя спустилась в бар купить бутылку вина капризному клиенту. Доставив вино, она тут же побежала к госпоже, глаза её были как плошки.

– Мэм, там этот, валяется, пьяный!

Сердце Красотки оборвалось, неужели вернулся Батлер. Она выглянула в окно и увидела, как янки столпились вокруг лежащего на земле джентльмена.

– Ба-а, старый знакомый, мистер Уилкс, – узнал его сослуживец капитана Джэффери, с которым они когда-то приходили арестовывать участников налета на Палаточный городок. – Сегодня и до места не добрался, ну да теперь его уже некому ругать, пусть валяется. А мы еще тогда не поверили Батлеру, что они сюда ходят, – посмеялся бывший сержант.

Бель накинула темный платок на свои приметные космы и, прихватив Хлою, спустилась в бар. Женщины без труда подняли сильно похудевшего Эшли, подхватили с двух сторон и провели черным ходом прямо в хозяйские покои, минуя гостиную, в которой было немало джентльменов. Сняв с него запачканный костюм, Красотка отослала служанку его почистить, а сама стала приводить в чувство мистера Уилкса. Очнувшись, он не узнал её, увидел доброе, широкое, ненакрашенное лицо, ласковую улыбку, и ему впервые после смерти жены стало тепло и уютно. Он уткнулся лицом в ее пухленькие и вместе с тем крепкие руки и заснул. Утром они вместе выпили кофе.

– Здесь будете пить, виски я приготовлю. Негоже мужу самой уважаемой мною женщины напиваться у всех на виду, на потеху поганым янки, –безапелляционно заявила она и дала ключ от тайного хода, которым он мог бы пройти к ней в любое время незамеченным.

Эшли охотно подчинился ей и уже следующим вечером они ужинали вдвоем. Мисс Уотлинг не строила относительно него никаких планов, оставляя ночевать у себя, только хотела смягчить его горе. Она могла позволить себе быть великодушной – её жизнь удалась, как нельзя лучше. Она хозяйка процветающего заведения, богатая и еще не старая, сын окончил школу и готовился к поступлению в университет. Она никогда не вспоминала его отца, поскольку много лет рядом с нею был лучший мужчина на свете, правда он никогда не говорил, что любит ее. Их связывали сначала только деловые отношения, он часто уезжал, но всегда возвращался, конечно же, к ней, без сомнения, самой близкой ему женщине. Бель считала себя больше его женой, чем та, с которой он был обвенчан. Она с тоской ждала его возвращения, по-прежнему, не принимала клиентов и прогоняла мысль о том, что сердце его принадлежит другой женщине, которую ненавидела всей душой.

Мистеру Уилксу понравилось пребывать в роскошно обставленной спальне, где все было чрезмерно и объемно, под стать хозяйке. Он приходил сюда снова и снова. Им было приятно коротать вечера вдвоем, вспоминая военные годы. Она рассказывала о своих встречах с Мелани, и это не причиняло ему боли, о своем сыне, о Батлере. Эшли узнал много интересного о нем: оказывается, нет человека более доброго, благородного, честного и отважного. Достаточно он узнал и о самом заведении. Оно было лучшим в Атланте и самым дорогим, потому что публика сюда являлась избранная.

Заметив, что мистер Уилкс часто поглядывает на ее кровать, она решила, что ему нужна женщина.

– Идемте, я отведу вас к Амели, она у нас самая молодая и красивая. Вам нечего опасаться, у нее всего несколько постоянных клиентов, у каждого свой день, да еще невинные юноши, которых приводят папаши.

– Не надо Амели, – ответил Эшли, – мне хорошо с вами. И уткнулся лицом в обширное декольте.

Она растерялась, не зная, что с ним делать, и погладила по затылку, словно ребенка, нуждающегося в утешении. Этого ему было достаточно, страх перед жизнью начал отступать от прикосновения её теплых рук, нежных и умелых. С тех пор они спали вместе, иногда утоляя обоюдное желание, а главное – тоску. Ему было все равно, что она выглядит дебелой матроной, он добился, чего хотел – занял место Батлера. Через него он как будто прикасался к той единственной в мире, которая была ему нужна. И вот уже он, Эшли, а не Батлер, распускает ее дивные волосы, расчесывает их щеткой, обнимает изящную фигурку и целует, целует, как тогда во фруктовом саду… Он настолько уходил в свои грезы, что не хотел просыпаться по утрам. Если бы он только знал – Батлер никогда не спал в этой постели.

– Вот навязался на мою голову, – шептала Бель, с трудом добудившись незадачливого любовника.

Она кормила его, отправляла на работу и усаживалась за свои расходные книги. По утрам она всегда разбирала бумаги, гоняла управляющего, выдавала продукты на кухню, просматривала гардероб свой и девочек, потом отправлялась по магазинам или гулять. К вечеру, если Эшли не приходил, что бывало редко, она начинала скучать без него, как без своей любимой собачки.

Брат все больше беспокоил Индию. Когда он в первый раз не пришел ночевать, ей удалось скрыть это от слуг и тети Питти, сама же она не сомкнула глаз. Первой мыслью было бежать искать его, но она побоялась, не того, что надо идти ночью одной, а того, что Бо может проснуться, и все обнаружится. Когда под утро скрипнула калитка, она поспешила открыть дверь, еще не узнав, что это Эшли. От него разило виски, кофе и крепкими духами, какими пользуются известные женщины.

– Этого еще не хватало! – подумала Индия.

Он быстро умылся, надел свежую сорочку и уехал на лесопилку.

Больше он не напивался, был благодушно настроен, но уложив Бо спать, бесшумно покидал дом до рассвета. Когда же Индия спросила, что это значит, он ответил, пряча глаза:

– Всего лишь то, что твой брат – мужчина. Утром не жди, я сразу поеду на работу.

– С кем же он связался? – напряженно соображала сестра, – денег и так нет.

Беспокоилась она напрасно, Красотка не только не брала с него ничего, но и заплатила его долги салунщику.

Наконец, наступил вечер, когда Индия голосом, каким оглашают приговор, произнесла:

– Скарлетт приехала, и на днях зайдет к нам. Или она тебе уже не нужна?

Эшли заволновался, но ответил твердо и определенно:

– Пока не закончится траур, не нужна, – не хочу подвергать её еще большим нападкам твоих мегер.

– Будешь ждать пять лет?

– Почему пять, хотя бы этот год. А ты что согласна на наш брак? – удивился Эшли.

– Согласна, не могу же я потерять единственного брата! И сделаю все, чтобы восстановить репутацию Скарлет, даже ценой своего доброго имени. Только ты смотри не испачкай в грязи имя Уилксов, слухи расходятся быстро, – предупредила Индия с намеком.

Эшли покраснел, но ни в чем не признался. Он не собирался отказываться от обретенного убежища, по крайней мере, этот год, получая столь необходимую ему силу и уверенность.

– Не бойся, мужчин такие слухи, как шрамы, только украшают, – пошутил он и обнял сестру за плечи, напомнив этим злополучные объятия на лесном складе.

– Бог мой, ведь и Скарлетт он тогда обнимал так же: по-дружески, без страсти и поцелуев. Ладно, Арчи, дикий человек, но я-то как этого не поняла? Да и брат хорош, зачем было так поспешно отталкивать ее, словно его уличили в чем-то?

Она повторила эту фразу несколько раз вслух, заставляя себя по-другому взглянуть на происшедшее в конторе. Какая-то мысль подспудно начала беспокоить её, складываться, пока еще нечетко, в версию того, как надо представить скандальные события в пользу Скарлетт. Еще не обретя полной уверенности, она все-таки шепнула миссис Элсинг при первой же встрече, что была не права насчет своей бывшей соседки и брата, немало озадачив тем вдову.

Ответный визит миссис Батлер предоставил Индии необходимые подробности для окончательного завершения ее версии. Уже выходя из экипажа, Скарлетт почувствовала приятное волнение, здесь все напоминало о Ретте. Сколько раз его руки касались этой калитки, сколько раз он проходил по этой тропинке упругой поступью человека, привыкшего к шаткой корабельной палубе, поднимался по этим ступеням. Как быстро он тогда нашел подход к её папаше! Задержись мистер Джералд здесь на недельку, и они стали бы закадычными друзьями, вместе исполняя «Плач». Грустно улыбаясь, она на минуту присела в старенькое кресло-качалку.

– Если бы я согласилась тогда стать его любовницей, как бы это было? – задалась она вопросом. – Скорее всего, никак, он просто подначивал меня и тем развлекался, хотя может и имел такие намерения. А вот на дороге в Тару могло произойти все! Он не смеялся. Ах, если бы он тогда не ушел на эту проклятую войну…

Индия давно вышла её встречать, но поняв, что гостья вся во власти дорогих воспоминаний, не мешала ей.

– С этим домом так много связано, – как бы извиняясь, тихо произнесла Скарлетт, заметив её, наконец.

– Вряд ли это относится к Эшли, – подумала Индия, – да и Фрэнк не мог вызвать столь явную тоску, неужели она так любила Мелани? Возможно. С ней они провели здесь все военные годы, годы, которые не забываются.

Тетя Питтипэт радостно раскинула руки при виде бывшей невестки, но так и не решилась обнять – это была Скарлетт, а вроде и нет, в темном платье, без украшений, с аккуратно причесанными волосами, непривычно неподвижным неулыбчивым лицом. Мисс Гамильтон даже растерялась, не зная, как вести себя, но тут, заслышав голоса, налетел Бо. Он так обрадовался красивой тете Скарлетт, что тут же пристроился к ней на колени, и ни за что не хотел уходить. На мгновение она улыбнулась, поцеловав белокурую головку ребенка, лицо её оживилось, стало таким милым, что тетя Питти всхлипнула и принялась вспоминать, как весело они жили в начале войны, напрочь забыв, что они были в трауре по бедному Чарльзу.

Выпив молока с пирогом, мальчики ушли играть во двор, взяв с тети Скарлетт обещание, что она останется до ужина. Теперь уже ничто не отвлекало тетю Питти, и она практически не закрывала рта, не догадываясь, сколько необходимых подробностей предоставляет Индии. Та не пропускала не единого слова, особенно, когда речь зашла о мистере Батлере.

– Капитан Батлер всегда привозил нам что-нибудь вкусненькое, наверно нехорошо было трем одиноким женщинам, лишенным мужской опеки, принимать его подарки, но это было бы непочтительно, ведь он рисковал жизнью, прорывая блокаду.

– Конечно, – поддакивала мисс Уилкс.

– Согласись, все-таки, приятно, когда в доме появляется заботливый привлекательный мужчина. Он уже тогда ухаживал за Скарлетт, – доверительно сообщила она Индии. – А какую чудную шляпку он ей привез из Парижа, она стоила целое состояние. Она сохранилась, я её случайно увезла со своими вещами в Мейкон, сейчас принесу.

– Не надо, тетя, теперь такие шляпки уже не носят, – покраснела Скарлетт.

– Индия пусть посмотрит, какая ты в ней была хорошенькая, – хлопотала тетушка, стараясь угодить.

Гостья бережно приняла шляпку и пошла почему-то в библиотеку, скрывая навернувшиеся на глаза слезы.

– Там он сделал ей предложение, – шепнула тетушка.

– Мне не следовало принимать предложение Ретта Батлера, – думала Скарлетт в тишине библиотеки, – и он любил бы меня всю жизнь.

– Эшли прав – она действительно любит мужа, – удивилась Индия, – и, кажется, без взаимности, вот откуда и тоска.

Такие переживания ей были знакомы, как никому. Приход брата еще более утвердил её в правильности своей догадки. Эшли, как обычно, был слегка навеселе и настолько обрадовался визиту Скарлетт, что, поцеловав ей руку, неприлично долго не отпускал её. Наблюдавшая за ними исподтишка Индия с удовлетворением отметила, что его прикосновение нисколько не взволновало подругу юности. Её лицо выражало лишь озабоченность, она продолжала спокойно рассказывать про Тару.

– Работать некому, поля зарастают лесом, Уилл выбивается из сил, чтобы свести концы с концами. Ездила в гости к Тарлтонам. Кстати, Индия, вы не хотите как-нибудь навестить их?

– Считаете, это удобно?

– Вы же были невестой Стюарта! Мисс Беатрисе будет приятно, что вы помните о них. Они еще тогда перевезли всех ребят к себе, поставили плиты на их могилах. Всех, кроме Бойда, его тело так и не было найдено. Тарлтоны так помогали нам в войну, и Фонтейны то же, еще была жива их бабушка. Мы бы не выжили без их помощи. Мне очень хочется сделать для них что-нибудь – хорошо бы подарить породистого коня. Эшли, вы не сможете мне посодействовать в этом деле?

– С удовольствием, Скарлетт, – с готовностью согласился Эшли. – В феврале съезжу на ярмарку в Виргинию.

Индия смотрела на Скарлетт и удивлялась, куда исчезла зеленоглазая кокетка, которая уводила всех ребят. Красавица с бесконечно усталыми неулыбчивыми глазами думала только о делах: в какую школу отдать мальчиков, где найти хорошую гувернантку девочкам, которые пока остались в Таре, но на Рождество приедут сюда, что слышно о финансовой панике. Когда Скарлетт ушла, Индия сказала об этом брату.

– У неё дети, и она думает о том, как их вырастить, да ещё нам помочь, да сестрам, да теткам. Мы же все чистенькие, благородненькие, постоянно забываем, на чьи деньги живем. Не удивительно, что Скарлетт стала жесткой, привыкла командовать. А как иначе? Кто-то должен был взять все на себя. Молоденькая женщина оказалась сильнее всех. Только Мелани понимала это, и потому, бесконечно ценила и уважала ее.

Индия вынуждена была согласиться с Эшли.

VIII

Каждый день Ретт выходил на пустынный берег, слушал рев волн, белые гребни которых достигали горизонта, вдыхал крепнущий морской ветер. Всю свою сознательную жизнь он провел на воде – сначала на реке Эшли, убегая от произвола отца, потом были великие реки, заливы, моря, океаны.

Шторм его не пугал, напротив – возрождал к жизни. Он снова чувствовал себя сильным и свободным, снова испытывал азарт борьбы. Воспоминания – радостные и печальные, совсем забытые и недавние – накатывали, словно волны, теснились в голове, отстаивали свое право владения им, меняя его настроение.

Место, где он родился, где прошло его детство, окруженное материнской любовью, искренней привязанностью доброй няни и слуг, которые не отказались от него и в годы изгнания, не могло не вызывать приятного чувства, если бы не сложные отношения с отцом. Но теперь как-то все сгладилось, уже не причиняло острой боли. Может потому, что юношеский максимализм остался позади, а может перед лицом самого горького из испытаний – потери дочери – все меркло, казалось ничтожным.

Отца уже нет, и он стал лучше понимать его, несмотря на мировоззренческую пропасть, разделявшую их. Возможно, по-своему, мистер Фицджеральд Батлер заботился о сыне, требуя беспрекословного послушания. Даже определил ему в любовницы знатную даму, а не рабыню с плантации.

Леди Чайзвик, надо отдать ей должное, научила его многому: чистоплотности, тонким изощренным ласкам, галантным манерам, которые нравятся женщинам, умению ухаживать за ними и развлекать их, развила хороший вкус к одежде, еде, искусству, шикарному образу жизни, наконец. Он благодарен ей за это, но с другой стороны, именно ей он обязан тем, что утратил уважение к женщинам, подсознательно ожидая от них измены и предательства, приобрел эту маску ироничности, непроницаемости, умение кольнуть в больное место. Неизвестно, к чему все это могло его привести, если бы он не прожил двенадцать лет в общении с Мелани Уилкс. Пожалуй, в Атланте только ее он мог считать своим другом.

Будучи выброшенным из своего общества, Батлер приобрел множество оборотистых приятелей: в Лондоне, Париже, Риме, Ливерпуле и еще в десятке разных городов Европы, США, Канады и даже на Аляске. Были и преданные друзья, которыми он очень дорожил. Правда, жизнь раскидала их в последние годы по разным странам.

Из троих школьных друзей, к которым он испытывал совершенно особое чувство, осталось двое. Харрисон погиб в войну от пули, прикрыв собою Дэниела. Полонски не смог жить ни в этом городе, ни в стране, которая уничтожила лучших своих сыновей, и перебрался в Европу, забрав с собой нелюбимую жену. Дружбу со Стивенсом, возникшую в отроческом возрасте, не смогли разрушить впоследствии ни война, ни сплетни, ни дурная репутация одного, ни образцовая репутация другого.

Особые отношения связывали Ретта и с отцом Майкла. Мистеру Стивенсу с первой встречи нравился красивый, не по годам развитой, сдержанный юноша с дерзким взглядом, который быстро схватывал суть дела. Добрый, отважный, готовый всегда постоять не только за друга, за любого, несправедливо обиженного. Даже то, что он не ладил со своим отцом, положительно характеризовало Ретта в глазах старшего Стивенса, ибо мистер Фицджеральд не вызывал у него симпатии.

– Индюк напыщенный, упрямый, черствый и деспотичный! Ведь можно было тихо без скандала уволиться из Вест-Пойнта. Да и зачем было вообще посылать в военную школу наследника огромного состояния? – обсуждал именитого джентльмена мистер Джозеф со своей женой. – Мальчики могли бы жить у нас еще в школьные годы, обучаться на дому, но мне казалось, что пансион ближе к жизни. Потом вместе с Майклом поехали бы в университет…

Батлер с благодарностью вспоминал своего благодетеля. Он всегда знал, что может найти приют в доме Стивенсов. Мистер Джозеф был единственным, кто не испугался поселить у себя изгнанника после его возвращения из Вест-Пойнта. И после десяти лет скитаний Ретт тоже прибыл прямо к ним. Старик всегда принимал его как родного сына.

Батлер очень высоко ценил помощь судовладельца, с детства они с Майклом бегали к нему на пристань и в контору. Но еще важнее для него было отеческое отношение мистера Стивенса. Он не ругал его за непристойное поведение, не навязывал советов, не расспрашивал о его скитаниях, не корил за ту трагическую дуэль, в которой участвовал и Майкл в качестве секунданта. Теперь Ретт понимал, что во многом сам был виноват: не очень-то старался завоевать расположение людей, любил подшучивать над всеми, поддразнивать. Кому это понравится?

Мистер Джозеф обеспечил материальное благополучие и репутацию в профессиональных кругах не только своему семейству, но и поспособствовал восхождению Батлера – младшего, несмотря на его дурную славу и меткий блестящий юмор, который нередко сильно задевал мелких честолюбивых людей. Конкретных фактов непорядочности Ретта Батлера привести никто не мог, напротив, джентльмены считали его предельно честным в делах и удачливым. Именно благодаря этим свойствам своего характера он и оказался впоследствии в числе тех немногих, которым была доверена казна Конфедерации. К тому же по запросу сенатора Хемптона суперинтендант Военной Академии Генри Брювертон подтвердил глубокие знания по военному и инженерному делу бывшего курсанта Батлера, и тот совсем неслучайно проехался по промышленным городам Севера накануне войны, после злосчастной дуэли. Собранные им сведения не повлияли на течение событий, но умным людям позволили хотя бы задуматься.

Бывая в Чарльстоне, Ретт часто навещал постаревшего отца Майкла. Только в этот раз все откладывал визит, боялся, что по его виду тот догадается, до какого непотребного состояния он опять дошел. Но влюбленные взгляды Элис показывали, что ему удалось вернуть человеческий облик, и Батлер отправился к Стивенсам.

– Надолго к нам? – спросил старик, крепко пожимая руку названному сыну.

– Нет, уже уехал бы, да поджидал Майкла.

– Так должен вернуться со дня на день твой закадычный дружок. Когда вижу тебя, частенько вспоминаю, как он прибегал из школы разгоряченный и описывал нам очередное сражение, а в конце добавлял: «Учись я в другой школе, сколько раз был бы бит! Батлер всегда на моей стороне.»

– Майкл не любил драться, да и не умел. Тем не менее, всегда оказывался рядом в любой потасовке, если в ней был замешан кто-нибудь из нашей четверки. Не было человека, вернее и надежнее его, – с теплом в голосе поддержал Ретт. – Мы платили ему тем же…

Знаете, тогда я не задумывался о будущем, и уж тем более о последствиях своего поведения. Даже когда понял, что не склонен к военной карьере, и решил бросить Вест–Пойнт во что бы то ни стало, мне казалось, что я понимаю серьезность этого шага. Но я и представить себе не мог, что все обернется так. А Вы смелый человек, мистер Джозеф, – заметил бывший кадет.

– Скорее дальновидный, – хитро засмеялся тот.

– Что уж такого многообещающего вы сумели заметить в нищем мальчишке, содержавшем себя игрой в карты?

– Далеко не каждый в том возрасте, в котором ты был, может содержать себя хоть чем-нибудь, да ещё так, по-королевски. К тому же не карты владели тобой, а ты ими. Такая завидная сила характера в столь юном возрасте удивляла и даже внушала некоторого рода почтение. Ты уж прости меня, Ретт, но опекая тебя, я думал о своем сыне, ему трудно было бы найти лучшего товарища, чем ты. Я всегда знал, что из тебя выйдет толк, и рад, что не ошибся. Состояния наживаются и исчезают, а умение работать остается с нами. Когда ты вернулся после своих долгих скитаний, к сожалению, не я один разглядел твои способности. Все папаши девиц на выданье засуетились. Будь у меня дочь, я, как и Хардман, приложил бы все усилия, чтобы выдать её за тебя.

– За человека, которого не принимали в обществе? – ухмыльнулся Ретт.

– Принимать, не принимать – это условности для ханжей. Сами – то они в каком поколении стали добропорядочными прихожанами? Копни любого, где есть состояние, обнаружатся опиум, работорговля, спекуляция, надувательство, захват чужого имущества… Весь Уолл-стрит стоит на этом. Так что профессиональный игрок, да ещё честный, – не самый большой грех на земле. Конечно, ваши с Джеком громкие загулы были лишними, но даже девушки знают, что всем мужчинам надо перебеситься. Ну а у меня, как отца, к тебе никаких претензий нет – ты ничего не предпринимал, чтобы втянуть Майкла в свои приключения. Это он сам уже в университете не избежал обычных соблазнов – карты, вино, девочки. Потому я и решил поскорее его женить.

– Спасибо вам, мистер Джозеф, за добрые слова! Только далеко не все ко мне относились так, как вы, хоть, возможно, и оценили мои достоинства, – ухмыльнулся Ретт.

– Видишь ли, одни не решались открыто противостоять мистеру Батлеру, другие поддерживали его в назидание своим непослушным детям, кто-то вообще не воспринимал это всерьез: подумаешь, мистер Фицджеральд решил повоспитывать своего мальчишку, почудит и успокоится. Ну а позубоскалить-то все рады. Главное, что влиятельные люди прислушивались к моему мнению.

Разговор шел то о недавних, то о давно минувших событиях. Мистер Джозеф впервые проявил неделикатность, вспомнив отца Ретта и пресловутую дуэль. Он впервые позволил себе обсуждать эту щекотливую тему с ее виновником.

– Никогда не понимал мистера Фицджеральда: вместо того, чтобы радоваться всему, чем одарила его судьба, мучил жену, выгнал сына, сделал дочь несчастной, не тем будь помянут, сдружился с этим проходимцем Хардманом. Ты ведь наверняка никого не расспрашивал о них?

– Посчитал, что они того не стоят, – Ретт был удивлен неожиданным ходом беседы, но это его нисколько не задело. Слишком давно он знал Джозефа и понимал, что тот спрашивает отнюдь не из праздного любопытства.

– Их, конечно, надо было проучить, только без риска для жизни. Хардман-младший ведь был лучшим стрелком в Низинах, вызывал всех подряд, надоел всем, да и вся семейка тоже. Каждый старался избежать нелепого поединка, и молодчик уверился, будто его все боятся. На самом деле это был человек с большими претензиями и ничтожной волей.

Его сестра Ева, как и все барышни, души не чаяла в поляке. Очаровательный молодой человек без гроша в кармане, что может быть привлекательнее для богатых невест? Отец не препятствовал их отношениям, поскольку маячила перспектива женить сына на Розмари.

Но когда появился ты, у предприимчивого папаши Хардмана моментально планы поменялись. Ловкому адвокату ничего не стоило отсудить в твою пользу, по крайней мере, часть состояния, не принадлежащего твоему отцу.

– Что-то я не понял, о каком состоянии вы говорите? Отец лишил меня наследства. Я ушел из дома, не имея цента в кармане. Чем только не занимался. Вы же знаете, как никто другой, поначалу содержал себя игрой в карты, работал на плантации, как каторжник, пытался стать торговцем, добывал золото, плавал на судах, и так десять лет. Однажды меня даже украли для службы в английском королевском флоте.

– Добровольцев, по-прежнему, не набрать, как и сто лет назад?

– Сейчас не знаю, а когда я плавал, практика насильственной вербовки сохранялась, ибо условия существования военных моряков оставались такими же невыносимыми. Французы недаром называли пленных английских моряков тиграми, не за их свирепый нрав, а за исполосованные, в кровавых рубцах и шрамах спины. Вот и рыскали специально нанятые шайки по ночным улицам и притонам, похищая подвыпивших матросов, а заодно и вообще любого зазевавшегося, доставляя их на борт чужого корабля. Порой несчастные годами не могли вернуться в родные края. Но мне ничего не стоило проплыть милю – другую до своего корабля, стоящего на рейде.

– Ты фантастически силен, Ретт.

– Будешь силен, – это была упорная борьба за выживание.

– В то время как ты являлся законным наследником огромного состояния, кстати, приобретенного не твоим отцом, а твоими дедами с той и другой стороны. Отец мисс Элеоноры мистер Кершо был не менее богат, чем Джон Батлер.

– Теперь это уже не важно, мне удалось и самому кое-что приобрести, правда с вашей помощью, – улыбнулся Ретт.

– Ладно, слушай дальше, – старику явно хотелось выдать все, что лежало тяжелым грузом на душе много лет. – Несговорчивую невесту оставили в покое, подстроили прогулку на сломанном кабриолете, чтобы заставить тебя жениться на скомпрометированной якобы тобою девице. Мистер Джаспер не рассчитывал, что ты снова пожертвуешь своей репутацией, откажешься жениться и примешь вызов дуэлянта. Оказалось, что стреляешь ты лучше…

– Я не желал ему такого конца, но он был слишком нагл, поносил весь наш род до седьмого колена, оскорбил мою сестру, нельзя было не принять вызов.

– Старик Хардман после этих событий сник, почувствовал, что хоть тебя и наказали изгнанием, но в душе мало кто считал твое поведение недостойным. Больше осуждали его дочь, и когда Полонски попросил её руки, он с радостью согласился.

– Почему Дэниел женился на ней, из-за денег?

– Отчасти да, но была и еще одна причина. Мало кто понял бы ее, услышав слова Дэна, сказанные Майклу: «За мной должок перед Батлером. Пусть эта женитьба станет компенсацией, чтобы уж ни у кого не возникло желания корить его за поруганную честь девушки. Да она и не виновата ни в чем, лишь следовала указаниям отца». Если честно, я и сам не все понимаю.

По лицу Ретта невозможно было догадаться, что он чувствовал, проливали ли свет неожиданно всплывшие объяснения Полонски на дела давно минувших дней.

– Неужели он нашел свое счастье с Евой Хардман? Или я предвзято к ней отношусь?

– Миссис Стивенс всегда жалела Еву. Она действительно не то, что её отец или брат: бесхитростна, проста, довольно миловидна, и очень преданна своему мужу. Дэниел пил, изменял ей, она сносила все безропотно. Во время войны он хорошо проявил себя, но после вернулся к прежним привычкам вместо того, чтобы заняться хозяйством, родить детей. Все были разорены, кроме его тестя, тот наверняка имел запасы в Европе. Я не удивился, когда они уехали.

Мистер Джозеф помедлил и продолжил.

– Давно хотел тебе сказать, да не решался. Ретт, ты должен крепко запомнить: Хардман, пока жив, не откажется от мести, на каком бы континенте он не проживал.

Батлер наклонил голову в знак согласия, но не придал значения словам мистера Стивенса. Сейчас вся эта история с дуэлью была так далеко и так несущественна, что воспринималась обычными переживаниями старшего поколения за младшее. Пройдет немало лет, прежде чем Батлеру вспомнятся слова проницательного мистера Джозефа.

– Слышал о твоем горе, – неожиданно продолжил разговор мистер Джозеф.

Батлер снова удивился – мистеру Стивенсу было совсем не свойственно касаться болезненных для собеседника тем.

– Главное – не отчаивайся и не замыкайся в себе. Иногда жизнь кажется невыносимой, но именно тогда она и заманивает нас новыми возможностями, от которых мы уже не можем отказаться. – Казалось, говоривший старался поскорее произнести свою речь, опасаясь, что собеседник перебьет его или остановит. И тогда уже не хватит решимости продолжить ее вновь. – Когда погибла наша невестка с внучкой, мы с миссис Стивенс думали не переживем этого. Пережили. И даже начали надеяться, что наши семейства, наконец, породнятся. Ну, да не буду загадывать, Майкл сам все расскажет.

К концу фразы речь стала спокойной и размеренной. Ретт молчал. Да и что было говорить? Было понятно, что старый друг хотел своим сопереживанием облегчить боль названного сына.