Хищник

– О какой серьёзности может идти речь, если ты в моей голове? Ты – чудовище, рождённое от реального человека, с которым я никогда не смогу быть вместе. И я просто…

Он заставил меня замолчать, проведя когтем по столу и издав неприятный скрежет, помехами зашумевший в моих ушах. Он зажёг ночник и придвинулся ближе ко мне: из его рта воняло тухлой рыбой, глаза без зрачков помутились от гнилой осенней листвы, скользкие, покрытые каплями слизи щупальца опускались к моей шее и тянули к ней мелкие красные жгутики. Он убрал руку со светильника и провёл когтем по моей щеке: и, хотя я знала, что наутро никаких следов не останется, на мои пальцы закапала кровь, а к лицу словно приложили раскалённый жгут.

– Что ты чувствуешь теперь? Я всё ещё не существую?

– Добрый.

Он просто шёл мимо – он, приходивший ко мне во снах и бросивший меня в этой грязи самобичевания – не оставив после себя ничего, кроме запаха сигарет. А голова моя взрывалась, розовые цветы давили своим ядом лицемерия, очерняя сердце. Из человека передо мной они делали монстра. Я и сама становилась им, сама искала взгляд в тени, сама вглядывалась в лужи, надеясь увидеть грязные пузыри, но видела лишь яркие, расплывчатые жёлтые буквы: «НЕ СТЫДНО ТЕБЕ?»

Внутри раздался громогласный хохот: глаза засверкали ярче прежнего, а слизь, капающая с клыков, напоминала потоки камней. Я ускорила шаг и сделала музыку громче, но слышала: кто-то повторяет мой топот, кто-то бежит за мной и гонит вперёд. Я не оглядывалась, напевая себе что-то под нос.

Из этого ли сделаны сладкие сны? Кто я такая, чтобы им сопротивляться?

Оно гнало меня до самой набережной; было темно, и казалось, будто чья-то заботливая рука выбила все стёкла и погасила фонари, оставляя нас наедине. Пускай, подумала я, пускай, и пусть это станет последней нашей встречей. Он не хочет оставаться, он думает, что делает мне больно. Так пусть уходит, мне будет только лучше. Капали слёзы. Будет лучше, но какой ценой?

– Ты меня не напугаешь, – произнесла я вслух, не оборачиваясь. Вода решила, будто я обращалась к ней, и зашумела волнами в ответ. – Я выстою. Я сильная. Всё проходит, и это пройдёт! Мне все об этом говорят, все не могут ошибаться!

Море послало ветер, словно пытаясь успокоить меня. Я закрыла глаза, и музыка стала ещё громче.

– Всё пройдёт. Всё про…

– Что пройдёт? – раздался голос позади. Мне не хотелось оборачиваться, не хотелось знать, кто там стоит, ведь голос был слишком знакомый. Разве что от этого человека пахло не сигаретами; от него пахло дешёвым кофе, куриным супом и средством для чистки обуви.

– Всё, – заявила я в полной уверенности. – Какая разница? – я обернулась. Это был совершенно чужой, с глупой физиономией человек: он развёл руками и смотрел на меня, недоумевая, а его яркая оранжевая куртка светилась в темноте. – Ты кто вообще?

– Я просто услышал, что ты кого-то звала, и всё, – терпеливо объяснил мне мужчина. – Подумал, тебе нужна помощь. Вас тут много таких ходит – самоубийц, я за вами не успеваю. Там, на другом конце набережной, мужчина стоит и тоже на море смотрит, – он усмехнулся, – в сорока метрах – бабка, говорит, что сына своего из моря ждёт. В два часа ночи! А мне за вами следить приходится. И как знать, кого с утра течение принесёт – быть может, я ещё кого-то упустил.

– Не нужна мне помощь, – пробурчала я, снова отворачиваясь к воде. Глядя на неё, я чувствовала себя спокойней. Чужой человек помялся на месте и несколько раз вздохнул.

– Ну, ты это, не прыгай. Жизнь ещё имеет смысл, все дела. Что бы там у тебя ни было, ты права – всё пройдёт.