Литератор

Я встаю со стула, осторожно опираюсь на отсиженную ногу. Алинка часто обращала моё внимание на это, говорила, что несолидно такому серьезному мужчине сидеть за компьютером, как нескладный подросток.

Роюсь в бумагах, шуршу хрусткими листиками – в последнее время там всё больше не документы, а счета и рецепты. Так и есть – нашелся один и для меня. Почти годичной давности, но врач утверждал, что выписанные мне успокоительные – одни из самых лёгких, так что у меня все шансы купить их и вовсе без рецепта.

Аптека – за ближайшим углом. Фармацевт – бабушка с цепким, но равнодушным взглядом, сперва пробивает мне баночку, не спросив рецепта, и только потом спрашивает:

– Ты, парень, что задумал?

Я моментально натягиваю на лицо улыбку:

– Не беспокойтесь, я даже не для себя, – отвечаю чистую правду.

Снова – домой. Время снова подхлёстывает меня своей спиралью, и ещё на подъездной лестнице я начинаю листать список контактов в телефоне.

Кого бы мне выбрать?

Ответ приходит почти сразу, я даже не успеваю долистать до нужной буквы. Это будет красиво, если завершится всё с тем, с кем началось.

Открываю дверь, оставляю её незапертой. Ключи прячу в ящик тумбочки, туфли аккуратно ставлю с ней рядом.

Пройдя на кухню, заново открываю список контактов. Выбираю  букву «Л».  Нажимаю «Вызов».

Лёха берет трубку не сразу, видимо, думает, что мне сказать. Или думает, что скажу ему я.

Наконец гудки сменяются голосом:

– Чего тебе?

Голос обиженный, как в детстве, когда мы не поделили игрушечного медведя.

– Я планирую выпить смертельную дозу успокоительного. Через пятнадцать минут вызови, пожалуйста, скорую на мой адрес.

Трубка сначала молчит, слышно только грозное сопение, набирающие обороты, и наконец взрывается монологом:

– Ты, литератор, вконец охренел? С дубу рухнул? Или там уже чего-то выпил, что такое выдумаешь? Что за нахер, Петя? Что за детский сад?

Я вежливо повторяю:

– Через пятнадцать минут, Лёш. Не раньше, не позже. Пожалуйста.

Сбрасываю вызов и выключаю телефон.

Пластиковая баночка с лёгким успокоительным кажется совсем маленькой, только вот когда я высыпаю её содержимое в руку, понимаю, что проглотить всё это мне будет далеко не просто.

Рука дрожит – я едва не рассыпаю таблетки и решаю ссыпать их в чашку, пока они не раскатились по всему столу. Несколько штук остается на моей ладони, прилипшие – я отделяю их и по одной сбрасываю в чашку.

Таблетки занимают ее добрую треть.

С минуту я тупо смотрю на неё, словно забыв, что собирался сделать. Выход из транса даётся мне с большим усилием. Трясу головой, зачем-то вслух цитирую недавно прочитанное «Всё равно нас никто не берет в рай!», и заливаю чашку водой. Пью через силу, таблетки ведут себя как живые, бьют по нёбу, пытаются застрять в горле.

Но человеку в искусстве уничтожения самого себя нет равных.

Донышко чашки гулко стучит о столешницу. Я смотрю на свои руки, которые поставили ее на место, будто они чужие.

Что ж, мой ход сделан.

Я сижу на табурете, не зная, как поступать дальше. Потом до меня доходит, что если я вырублюсь, то желательно свести последствия падения к минимуму. Поднимаюсь и иду в спальню.

В прихожей звонит телефон.

Сперва я не понимаю, оборачиваюсь на кухню: мой мобильный так и лежит, безмолвный, на столе. Потом раздается следующая трель, и до меня доходит: домашний, который для меня давно уже стал больше предметом интерьера, чем средством связи. Это он звонит.

Мысль о том, что это может быть Лёша, отбрасываю сразу: он наверняка не знает не то что моего домашнего номера, но и о самом факте наличия его не в курсе.

Заинтригован, беру трубку.

– Петенька!  – я не сразу узнаю голос, но когда понимаю, кто эта женщина, сжимаю телефон так, что пластик хрустит. – Что ж ты телефон отключил, Петя! Мне врачи позвонили, Алина очнулась!

Пытаюсь что-то сказать в ответ и не могу: горло словно сжало тисками. Дважды открываю и закрываю рот, хватая воздух, как выброшенная на берег рыба, но так и не могу сказать ни слова.

Аккуратно, будто хрустальную, ставлю трубку телефона на тумбочку – Татьяна Михайловна тоже еще молчит, даёт мне время осознать.

Я разворачиваюсь и быстро шагаю в туалет, закрываю за собой дверь, чтобы до мамы Алины не донеслось подозрительных звуков.

Таблетки сделали своё дело.  Я и не думал, что поможет так быстро.

Оторвавшись от унитаза, я снова чувствую острую нехватку времени. Сколько минут прошло? Пять? Десять? Скорая уже вот-вот подъедет, а попытка суицида – это не пищевое отравление, меня и госпитализировать могут.

Я хватаю планшетку, достаю из тумбочки ключи, обуваюсь, вспоминаю о пустой баночке успокоительного на кухне и беру её с собой – выброшу по дороге, чтобы не оставить «улику».  Хорошо, что во мне взыграла паранойя – я замечаю оставленный на столе мобильник, забираю и его тоже. Сердце колотится сильнее, чем при приеме таблеток. Лишь бы не столкнуться на пороге!

Выскакиваю, запираю дверь на один оборот самого простого замка – если вдруг будут ломать дверь, чтобы было меньше ущерба.

Первый лестничный пролёт я преодолеваю так, будто за мной по пятам бежит смерть. Второй пробегаю по инерции. На третьем беру себя в руки: спешить больше незачем, меня не застали. По четвертому спускаюсь обычным шагом.

Пронесло.

На ходу включаю телефон. Солнце засвечивает экран: едва успеваю набрать Лёшу до того, как посыплются смс-ки о пропущенных вызовах. Сигналы о них высоким тоном пищат в трубке, перебивая долгие гудки.

На четвертом гудке Лёха поднимает трубку. И произносит то, что я меньше всего ожидаю услышать от него в данной ситуации:

– Алло?

Я едва не поперхнулся и даже забыл, что хотел сказать.

– Слушай, извини меня. Вызов скорой уже неактуален.