Tasuta

Сведи меня в могилу

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Глава 12 – Поминки

Первым и единственно верным решением было закопать обратно. Лазерная указка сварить свинец также лихо, как разрезала, не сможет, так хоть просто землёй присыпать. Несмотря на то, что упахался, махая лопатой, готов был сделать над собой усилие и поработать ещё, лишь бы немедленно избавиться. Силился блокировать нехорошие мысли. Будто глаза не врут. Будто ей уже не помочь.

До киношных зомби далеко, но ближе, чем живым людям. Как и до Вини на надгробной плите – излишне красивый портрет, выжженный старательным художником на сером камне. Какой контраст с оригиналом, придавившим своим телом некошеную траву. Потускневшая кожа усеяна бордовыми прожилками, пигментными пятнами и мелкой сыпью. Лицо блестит от жира и высохших слёз. Рот в запёкшейся, побуревшей крови. Тёмные потоки разбежались по подбородку и щекам, кривыми дорожками растеклись по шее, обогнув ключицы. Кровь повсюду – на платье, на волосах, на лбу брызгами. Но страшнее всего – правая рука, будто в рваной перчатке, шитой из потрохов. От ногтей одно название. Там, где они должны быть на левой – только царапины, хотя повредить сталь доселе смог лишь выстрел.

Всё это Богат успел отметить, пока вызволял жену из гроба. Бормотал, упоминая всуе, мешая с матом, морщась от смрада. А Вини спит. Перепуганный мужчина первым делом вскрыл обивку в углу. Без труда отыскал спрятанную под тканью металлическую конструкцию не больше куриного яйца. Вынул из неё пузырёк, потряс для собственного успокоения. В стекляшке пересыпался серебристый порошок. Этот карманный прибор – сущая детская игрушка. Перегоняет углекислый газ в кислород, накапливая угольную пыль как отход. Настоящие аппараты жизнеобеспечения бункеров, подводных лодок и космических кораблей куда крупнее и сложнее. Мощность этого мала даже для человеческого футляра. Но его должно было хватить, чтобы поддерживать состав воздуха ближе к нормальному для дыхания в течение суток. Должно было хватить…

Богат вылез из могилы, приложил ухо к носу трупа. С подкатившей к горлу тошнотой кое-как справился, но ничего так и не услышал. Только тёплый ласковый летний ветерок хвойным ароматом разбавлял запах грязного тела. Вводил в заблуждение, выдавая себя за выдох.

Ладонь прижалась к девичьей груди. Сердце бьётся. Ровно. В душе его, как в барабане стиральной машины, полоскались ужас и чувство вины. Суетясь, будто только-только опаздывает, кое-как открыл бутылку. Пластиковая крышечка, подскакивая, укатилась в лебеду. Богату хотелось отойти как можно дальше. Помыться немедля. Но он, придерживая Вини за затылок, тонкой струйкой лил воду ей на губы. Не выдержав и пяти секунд, плеснул в лицо, тут же утирая.

– Очнись! Чтоб тебя… Ну же!

Отвесил пощёчину и снова загладил, расчёсывая пальцами её спутанные, слипшиеся волосы. Затряс за плечи. Безвольно болтающаяся туда-сюда голова широко распахнула глаза, залитые кровью лопнувших капилляров. Жена жадно со свистом вздохнула. Спаситель матюгнулся с перепуга. Не обращая внимания на её приступ сухого кашля, продолжал насильно поить.

Захлёбываясь, Вини боролась с одышкой. Буйство цвета и света слепило до боли. От избытка кислорода качало, как на лодке в шторм. Бросало в дрожь, морозило и мутило. Онемевшее тело закололо миллионами иголочек, да так рьяно, что захотелось взвыть. Вместо этого могла только кряхтеть, вдыхая.

Самовосстановление. Как плохо.

Богат отпустил Вини, давая той возможность попробовать встать самой. Отдыхал тут же, на земле. Минуту спустя живой мертвец кое-как приподнялся на локтях, огляделся. Безусловно, вид кладбищенских деревьев, утопающих в солнечных лучах, чужих могил, а также собственная физиономия на каменной плите ошарашат кого угодно. В первую очередь того, кто очнулся в гробу. Но то, как медленно Вини переводила взгляд – по сантиметру, ни на чём не фокусируясь и не моргая, заставило Богата насторожиться. Отскочить не успел.

Железная пятерня сомкнулась на его шее. В горле влажно хрустнуло, глазные яблоки едва не вылетели из орбит. Ей не должно было хватить на это сил. «Скалолаз» взял всё на себя. Не ослабляя хватку, Вини на вытянутой руке держала Богата и, как человекоподобный демон из фильмов ужасов, с абсолютно безумным выражением наблюдала, как муж краснеет и трепыхается.

Не реагировала на удары, царапанья. С яростью и немой мольбой тот смотрел на супругу, хватая её за предплечье. Сопротивление сходило на «нет» соразмерно с тем, как багровело лицо. Когда мокрая рука соскользнула с её локтя и безвольно повисла, Вини отбросила Богата. Упав навзничь, повалялся так секунду-другую и вдохнул, голубчик. Конечно, здесь-то ему есть чем дышать.

Выпрямился, жмурясь от боли, осторожно потирая горло. Не увидел – почувствовал угрозу очередного нападения. Ноги подвели девушку. Не выпрямились. Только клюнула носом в траву в сантиметре от чужих ботинок. Спаситель ловко перекатился назад, пересел на корточки и выставил перед собой зажатый в кулаке тоненький блестящий предмет, напоминающий формой сигару, а цветом – фольгу. Пропыхтел:

– Руку отрублю.

Растерянная жена переводила глаза с него на оружие и обратно. Богату показалось, что во взгляде проклюнул огонёк узнавания. Зерно рассудка. Тот закрепил результат:

– Обратно закопаю. Поняла?

То, что в народе зовут лазерной указкой – старая-добрая военная разработка. Достал на «чёрном рынке» аж через знакомых знакомых. Штучка может разрезать всё, что угодно. Ей впору и скважины бурить. Что уж говорить про свинцовый гроб? Вот только смертоносный луч бьёт дальше, чем хотелось бы, и это едва ли регулируется. К счастью, пока новый владелец указки вскрывал сварочный шов, супругу не задел. Хотя очень спешил.

Кладбищенскому сторожу повезло куда меньше. Бедолага исполнял служебный долг, за что лежал теперь располовиненный у крылечка своей избушки. Тот, кто сделал это с ним и уехал, заверил, что бояться нечего. Что он не видит, не запоминает. Но от вида вытекших из брюха внутренностей и крови, напитавшей газон, Богата едва не вывернуло. В ту минуту предпочёл обогнуть труп по широкой дуге.

«Ему вызовут помощь. Он не умер. Ему вызовут помощь, как найдут. Его восстановят… Прости, парнишка. Прости».

Лазерная указка – то немногое, что эффективно против самых крепких сплавов. Не хотелось бы самолично отрубать кому-то руки. И, разумеется, спаситель не собирался воплощать угрозу в жизнь. Дурак он, что ли? Зачем тогда припёрся? Однако приструнить жёнушку пришлось. И вроде поверила. Свела бровки, глазки мокро блеснули. Отползла. Но не страх ей руководил. Приступ невыносимой грусти.

«Чудовище. Самое настоящее».

Богат протянул к ней руку, не выпуская оружия.

– Я пришёл за тобой, – говорить по-прежнему трудно. Голос подрагивал, теперь не только из-за удушья. – А ты не верила.

Прикрыв лицо ладонями, Вини захныкала на пустом месте. Глухо, как пакетик шуршит. Мир богат на звуки другие. Шелест ветра в зелени, чириканья наперебой, резонансный стрекот в шорохе злакового разнотравья. Надтреснутый хрип и дыхание Богата. Сладко, пряно пахло соком берёзовых листьев, сосновой смолой, пылью. Летом. Рассеянные солнечные лучи мягко падали на затылок и плечи. Воздух скользил шалью по коже, теребил пряди волос. Только сейчас дошло:

«Я опять здесь».

Лучше, чем под землёй. Хуже, чем было «до».

Богат прикусил губу, лихорадочно соображая, как себя вести. Что говорить и стоит ли вообще. Может, в самом деле, шарахнуть лопатой? А то что-то не нравится она ему. Рядом с ней больше не чувствовал себя в безопасности.

– Вини, послушай меня.

Всхлипы не стихли.

– Ты идёшь со мной. Тебе помогут. Слышишь? Посмотри на меня.

Опустила руки. Богат ненароком вздрогнул.

– Ты идёшь со мной, – повторил он. – Будешь ерепениться и распускать руки – отсеку. Хочешь? То-то.

Соскреб остатки храбрости, взял даму под локоть. Сопротивления не встретил. Смягчился:

– Вини, я знаю, что это по-прежнему ты. Ну, помоги мне ещё немножко.

Уже было скуксилась, предвещая очередную волну плача. Но в ту же секунду её лицо вытянулось, выражая спокойную тоску. Так молниеносно, точно тумблер переключили. У Богата озноб прошёл по коже.

Могила свежая. Почва мягкая, смоченная дождями. Вода была так близка, но недостижима за толщей свинца. Вездесущие сорняки не успели проклюнуться, разве что кое-где. Утоптанный лишек земли для захоронения прибивал траву в метре вокруг. Те, кто приедут сюда после и пойдут проверять территорию, не заметят, что здесь недавно копали. Специальный человек перевернул всё в домике сторожа верх дном, дабы отвести подозрения. Такой себе разбой. Да и наверняка, между прочим, чего-нибудь прихватил. А Богат в это время, скрипя зубами, работал лопатой в одиночку. Специально попросил помощника оставить его, не вдаваясь в подробности, зачем ему, собственно, кладбище без охраны. Тот интереса и не выказывал. Профессионал попался.

Богат тревожился, что Вини даст дёру. Полицейские наручники (единственные, коими располагал, исключительно для мирных целей), прихвати их с собой, расплющила бы железными пальцами. Однако, к великому его облегчению, та сидела на прежнем месте, безучастная. Оглядывался, пока не надоело. Недвижимость её и пустое выражение лица нагоняли жути.

Копатель добавил последние штрихи – смахнул песчинки с пластиковых листьев ландышей, украшавших подножие надгробного камня. Недолго думая, зачем-то зажёг затухшую ветром свечу.

– Шагать можешь? – озаботился он, ставя супругу на ноги.

Босая ступня подвернулась. Раздражённо рыкнув, тот закинул Вини на плечо. Девушкам нравится кататься на мужчинах, но лично он это очень не любил. Только если страшно хотел сделать приятное очередной красотке. Сейчас же и она не красотка, и он утомился страшно. Однако волочить её по земле было бы некультурно. Хотя, кажется, согласна и на это. Овощная.

«Нет, Вини. Я знаю, что это по-прежнему ты. Наказывай меня, сколько хочешь, но обманщика не проведёшь».

 

Мужественно сдерживая стоны, Богат доковылял до Угунди, припаркованного на пригорке за забором. Пока укладывал Вини на пассажирское, со всего маху шарахнул её затылком по раме дверного проёма. Просил прощения, прощупывая грязную голову на предмет повреждений. А она только насупилась, будто её спящую пальцем в щёку ткнули. Сердце его ощутимо кольнуло. Опоздал с извинениями.

Завёл мотор, пробежал пальцами по приборной панели. Тронулись. Покосился на жену, ожидая реакции на то, что он, бесправный, за рулём. Точно тряпичная кукла, та только голову склонила на бок. Ветер из открытого окна трепал локоны-нитки. Приподняла руку.

– А-а.

– Пить?

Внедорожник подпрыгивал на ухабах просёлочной дороги, оставляя за собой шлейф пыли. Одной рукой водитель поил супругу из бутылки, считаясь с её слабостью. И не скажешь, что недавно чуть не удушила.

Брызги летели во все стороны. Потоки воды, бегущие по подбородку и шее, питали кровавые разводы. Зашлась кашлем. Смоченное горло не саднит – дышать хорошо. Как картинка на экране за лобовым стеклом сменялись бесхозные поля и деревеньки на горизонте. Ненастоящее. В любой момент отрубит питание и не будет кино.

– С… ко… льй-ка? – кое-как выговорила Вини. Что гравий пересыпается.

Встретив тёмный взгляд исподлобья, Богат вернул внимание на дорогу. Это её интересует в первую очередь? Не «как?», не «за что?», а «сколько?». Всё бы отдал за то, чтобы оказаться сейчас в чьей угодно шкуре, только б не в своей. Отвёл глаза.

– Девять. – Через минуту уточнил, добавив голосу истерические нотки. – Тебя не было девять дней.

Как грамотно сформулировал. Будто это её выбор, а не он облажался. Но Вини не вспыхнула. Смиренно прикрыла веки.

Давным-давно на девятый день, как и на сороковой, устраивались поминальные обеды по усопшему. Традиции канули в лету по понятной причине. Церковь никогда не одобряла самоубийство, а единственный теперь возможный уход из жизни (не считая заказного убийства) иначе назвать нельзя. Оттого батюшки теперь трудятся исключительно для живых. Оттого и поминки как-то забылись. Подобное вносит смуту и внимает гостям неудобство. Ибо косвенно причастны к большому греху.

Надо объясниться. Только бы заполнить эту пугающую тишину. А то разорвёт, как хомяка. Решаясь, Богат крепче сжал руль.


– Я имею право на звонок!

Сталь скрипнула под пальцами. В ближайшем кабинете с распахнутой настежь дверью кто-то стал громче клацать по клавиатуре.

– Остынь, брат, – донёсся сонный голос из-за спины.

Не обращая внимания на советы сокамерника, заключённый вдавил лицо в проём между прутьями, будто это поможет.

– Эй! Вы нарушаете мои права! Я выйду и накатаю на вас… АЛЛО-О-О!

– Мих! – донеслось из каморки, а затем раздались мягкие шаги.

Тот самый Мих, два метра, не считая фуражки, за то отныне наречённый Шпалой, соизволил выйти к правоборцу. Поинтересовался:

– Кому накатаешь, малец?

Богат, глядя ему в глаза снизу вверх, пробубнил:

– Телефон мой дайте.

– Мы не проверили. Может, он тоже краденый.

– Ещё раз – это машина моей покойной жены, – чуть пар из ноздрей не пускал. – Спросите у этого, кто документы отобрал, допрашивал. Если договориться не можете, в одном кабинете сидите, я-то тут при чём?

Миха, судя по всему, сегодня благодушен. «Добрый коп». Навалившись плечом на дверь, сложил руки на груди.

– В том-то и дело, что покойной. И суток не прошло, а ты её имущество приватизировал. – Хмыкнул. – При жизни могли договариваться, сколько угодно. Права качаешь, а по завещанию авто тебе не отписано.

Богат невесело хохотнул, сощурив глаза.

– Это что, вы на меня кражу собрались повесить?

Голос предательски дрогнул. Уголки губ Шпалы чуть дёрнулись вверх.

– Прикалываетесь, что ли? – глаза заключённого метали искры. Он вроде бы сдался, отошёл, но тут же снова прильнул к прутьям. – Дайте телефон. Я имею право позвонить… Не стационарный. Мой. Там номер.

– Мих! Чайник вскипел!

Напарник немедленно последовал на зов.

– Вы не понимаете! – крикнули ему вслед. – Это вопрос жизни и смерти!

Полицейский даже не притормозил. Заключённый шарахнул ладонью по решётке, и она задрожала. Старый оборвыш, растянувшийся на лавке, только смачно всхрапнул. Не смея докучать соседу своим обществом, Богат осел прямо на деревянный пол. С надеждой поглядывал на замок, будто он вот-вот должен щёлкнуть. Скрашивал бессмысленное ожидание тем, что клял всё подряд.

План был безупречен. Максимально быстро от задумки до исполнения. И опять всё решили связи. Как старшие товарищи учили.

На самом деле, когда Богат валялся на помойке, больной и нищий, в телефонной книге его был стопроцентный вариант. Мать двоих детей, примерная жена, хорошенькая блондинка и мечта индивидуумов, помешанных на безропотных и нежных. Так вышло, что сердце подарила не какому-нибудь садисту, а случайному проходимцу, кто эти самые сердца коллекционирует. При том ей многого не надо. Одна ночь в году. Ни встречи, ни звонка до следующей, где она с порога кинется на шею, весь вечер будет смотреть в рот, а на утро томно вздохнёт, провожая взглядом. Оно и к лучшему. Раболепие раздражает почти сразу же.

Малышка зарекомендовала себя как лаборант от Бога и дослужилась до места в главном научно-исследовательском институте страны, в Московском филиале внутренних сил. Несмотря на, казалось бы, приземлённость своей профессии, заправляла по-крупному и была на короткой ноге с ключевыми фигурами. У кого ещё можно выведать о тонизирующих новинках для солдат, если не у неё?

Пока нежился в белоснежных простынях, наматывая её кудрявую прядь на палец, ему так, между прочим, по большому секрету доверялись военные тайны. В том числе о разработке программы по массовой слежке под кодовым названием «Кошачий глаз». В одну майскую ночь, уже будучи женатым на Степанчик, Богат поинтересовался, нет ли у них, у учёных, чего-то такого, чтоб попробовать настоящую смерть. Чтобы сердце не билось. Встретив тревожный взгляд и неловкие попытки убедить в безрассудности идеи, сократил путь от протеста до кокетства, воздействуя на слабые точки. Не пришлось даже вылезать из постели.

Удивила, ведь подводиться под статью не просил. Через неделю в продуктовом супермаркете некто в капюшоне пихнул Богату в руки коробочку с именем услужливой любовницы (чтоб не пугался) и убежал. По картонному дну катался пузырёк с прозрачной жидкостью. Прилагалась записочка-справочка. Стресс-Д28, если по-русски – препарат, не прошедший всех клинических испытаний, но уже активно использующийся в экспериментах. Помогает исследовать процессы в мёртвом организме, чтобы, так сказать, «отмотать время назад». Срок клинической смерти определяется дозой. Способ применения сокрыт в названии. Глотаешь, в течение часа ранишь сердце иглой, ножом, пулей, да хоть палкой, и гостишь у праотцов. Только Стресс-Д показал свою эффективность. Лишь он на сегодняшний день способен ослабить «вечный двигатель», чтобы, как смертный, не выдержал удара. Чтобы эффект продержался хоть немножко, пока бессмертие не возьмёт своё… Вот же реверс.

Подлить Вини на похоронах, за общим столом, было невозможно. Оставалось только замешать с успокоительным, на которое налегала накануне. Поставщица чудо-зелья заверяла в записке – побочек нет. Вот во избежание каких-либо подозрений (если они вообще могли возникнуть), да и для храбрости, Богат разделил лекарство с супругой. Вид у неё в течение всего мероприятия был вполне здоровый, а сам отравитель чуть первым Богу душу не отдал. При том, что его молодой цветущий организм многое переносит относительно легко, предположил следующее – водичка, что на время отправляет на тот свет, успокоительное и купленное в подворотне снотворное, чтоб сон наладить – скверное сочетание. Конечно, зачитывание завещания волшебным образом взбодрило, но это другое.

Противоречивые чувства поспособствовали учащению пульса. Только строгое следование плану помогало сохранять лицо. Уверенность давала сил для актёрства. Подводя супругу к гробу, гонял по кругу одни и те же воспоминания. Как незадолго до настоящих событий посетил контору, где по заказу делали гроб для его жены. Как пропустили под каким-то глупым предлогом, стоило показать «брачную страницу» паспорта и сунуть пару банкнот в сухую руку. Как распихивал «секретики», наспех зашивая, прикрывая кривую строчку оборкой.

Как и таланта швеи, способностей к фокусничеству Богат за собой прежде не замечал. Но настал час, когда пришлось продемонстрировать всю ловкость рук. Второго шанса не представлялось, это подстёгивало. Сцена, куча зрителей, и государственный представитель за спиной бдит, собака. Прощальный поцелуй – не только подарок Вини по случаю, но и единственная возможность скрыть шприц с Баятом от чужих глаз. Сунул бы в карман – заметят, за пазуху – заметят. А порыв страсти простителен для главных действующих лиц мероприятия. Обхватил её лицо, прижался. Игла вошла в подушку, в заранее спрятанный там пузырёк. Его резиновая крышечка едва слышно чпокнула под тканью от прокола. Слил яд, зажал шприц в кулаке, чтобы не было видно, что он пустой, и вколол в сердце Вини воздух.

Ужасно. Убийца чувствовал себя ужасно в своей новой роли. В сотый раз обругал себя, что год назад принял столь заманчивое предложение. Она ведь принимала всё за чистую монету. То, что сказала. То, с каким выражением глаз переживала эти бесконечно долгие десять секунд. Показалось, что это он в её руках, снова там, на вершине башни, изнемогает, а не наоборот. Знал, что чуть позже Вини очнётся. Знал. А душа всё равно обрушилась, когда пульс на девичьей шее не прощупался. Когда грохнула крышка, чуть не отрубив ему пальцы, и заскворчала сварка.

Нет, он всё-таки неплохой актёр. Потому что ему хватило самообладания первому кинуть горсть земли. Потому что выстоял до самого конца, хотя на благодарности за соболезнования сил уже не нашёл. Горе и страх – братья по несчастью. Приложи немного старания, и одно другое скроет.

Узник водяных часов. Отведённое ему время отныне мерилось каплями зелёного цвета с запахом лекарственных трав. Стук, с которым они падали ему на макушку откуда-то сверху, усиливался, пока таксист вёз Богата домой. Выйдя из машины, пассажир нервно провёл рукой по шевелюре, как с волос смахивают паука. Но это был дождь. Вода с неба, только и всего.

Сумерки густели. Из-за плохой погоды ночь наступила раньше. Усадьба не заметила ухода хозяйки. Зеркала не завешаны. Очаг греет, как прежде. Даже постель застелена, будто Вини вот-вот должна вернуться.

Горящие поленья трещали в камине, аккомпанируя гулу ливня. Тлеющая бумага с хрустом сворачивалась, кукожилась в бурые бутоны. Документы Винивиан Степанчик хорошо топили дом. Блики пламени робко мелькали в стекле, пытаясь перевести внимание единственного человека в гостиной с мрачного пейзажа на себя. Но Богат не видел ни то, ни другое. Перед глазами стоял бутылёк с чёрной этикеткой, точно картинка в негативе, отпечатавшаяся на сетчатке. Всеми правдами и неправдами убеждал себя, что тот «стакан» был на половину пустой, как минимум! Он-то сам отпил немного. Значит, должно хватить… По пропорциям до утра должно хватить.

«А потом, – шептал провожающий, нервно царапая локти, – а потом спит. Да? Коматозники сразу не встают. Она будет спать».

Порыв выбежать в дождь, в темноту уже сейчас, был оперативно подавлен. Помощники ждут рано утром на окраине. Без них ничего не сможет.

«Должно хватить».

Не успело затеплиться небо на востоке, как Угунди выкатил из гаража. Надобно вспомнить водительские навыки. Потренироваться по пути. К тому же, это дорога за городом. Без адских развязок и полос с рецессивным движением. Знай себе, поезжай прямо. Дело двадцати минут.

Страж обочины с полосатым жезлом буквально из-под земли вырос. Сердце сжалось, кровь прилила в ногу, вдавившую педаль газа в пол. Сообразив, к чему всё ведёт, горе-водитель не оставлял надежд оторваться, поставив всё на преимущество дорогущей тачки перед их разукрашенным корытом. В скорости легковушка, может, и уступала, но только потому, что её тяжелела конструкция с арканом. Удар грудью о руль ознаменовался гудком, выбил воздух из лёгких. Завизжали шины, понесло палёной резиной.

Опомнился Богат уже прижатым к двери внедорожника, с заведёнными за спиной руками. Дёргался в попытке сбросить чужую ладонь с бедра. Выудили телефон. Не отсутствие прав, так неповиновение указаниям сотрудников полиции давала последним карт-бланш на задержание. Взятки служители закона, ходящие под их всевидящим оком, конечно, демонстративно презирали. Хотя не чурались отщипывать от нормы за содержание арестантов. Оттого всегда рады новым «постояльцам».

 

Солнечный свет лился из кабинета, лоскутным одеялом стелился по полу, медленно, неотступно подкрадываясь.

«Бандиты, наверное, ещё ждут. А Вини…»

Только сформулировал мысль о том, куда опаздывает, почувствовал близость паники. Впервые смерть воспринялась как возможность сбежать от самого себя. По крайней мере, там, в небытие, после покушения, его ничего, кроме аляповатых снов, не тяготило. В который раз одиночество всадило кол в спину. Как если бы ему, избранному, доверили заколдованный хрустальный шар – единственное, что спасёт мир, а тот предательски выскользнул из вспотевших ладоней и разбился.

Била крупная дрожь. Сосед заметил, любезно предложил опохмелиться, вынув из своих вонючих одежд какую-то склянку. Нервный только отмахнулся, меряя шагами камеру от угла до угла. Щедрый господин расправился с заначкой сам.

В накале чутьё обострилось. Доложило о чьём-то приближении. Узнав в тени на полу рост Шпалы, Богат припал к решёткам, как голодный зверёк, которому работник зоопарка несёт еду. Вместо вкусности полицейский, выдавая кислым выражением лица свои сомнения, вручил телефон. Тот выхватил и, словно ребёнок с волшебным артефактом, заворожённо смотрел на потухший экран.

Задумавшись лишь на секунду, крутанул послужной список контактов и ткнул на знакомое имя. Прислонил трясущуюся руку к уху. Глаза удивлённо округлились. Пока Богат отводил трубку от лица, товарищ Миха различил доносящееся из динамика: «Этот абонент внёс вас в чёрный список». Едкая ухмылка полицейского всё же не была лишена подобия сочувствия. Уже потянулся, чтобы забрать мобильный, как тот прижал его к груди, затараторив:

– Да ладно тебе, командир! Что ты клянчишь? Что, нужен он тебе?

– На базу, малец. – Шпала сжимал и разжимал пальцы. Однозначный жест. – Попытка засчитана.

Богат отступил назад. Мотал головой туда-сюда в тревожном смятении. В итоге обида взяла верх.

– Я что, в программе «Цена вопроса»29..? Можно мне стационарный телефон? – сжал челюсти. – Ну, войдите в моё положение, ей Богу! У меня вчера жена умерла!

Обменялись волчьими взглядами. Миха молча требовал вещдок обратно. Смирившись с тем, что повлиять на ситуацию никак не может, второй повиновался. За покорность был награждён пластиковым раритетом с трубкой на пружинке. Шпала даже кабель протянул, запутавшись носком ботинка в петле провода. Неловко улыбнувшись в знак благодарности, абонент набрал номер вручную. Полицейский внимательно следил за происходящим. Похоже, кому-то неохота пурхаться с отчётами. И плевать, что подсушивать нехорошо.

Не здороваясь, Богат, как можно чётче, негромко проговорил:

– Четвёртое отделение полиции. Меня хотят судить за угон моей машины. Закрыли, а я спешу. Клянусь, там всё горит. Вообще всё.

Его голос, безусловно, узнали. Не так давно услаждал слух звуками её имени, шептал на ухо всякие непристойности. Пугающую тишину на той стороне прервали, буркнув что-то нецензурное, и отключились.

Сияя воодушевлением, Богат вложил средства связи в руки своему великодушному «орденоносцу». Скрипя зубами от любопытства, тот ещё раз обжёг его взглядом и, гордый, молча ушёл восвояси. А кто? Кто ещё может помочь в этой ситуации? Разве что президент… Или, например, полковник ФСБ.

Часы спустя Дидье, уже в гражданском, чтоб не наводить шороха, продефилировала мимо, показательно игнорируя бывшего своего любовника. Тот не высовывался. Молча караулил дверной проём того самого кабинета. Вскоре оттуда высунулась её голова.

– Кто заверял завещание? Михайло Попович?

Богат не сразу понял, что обращаются к нему.

– Д… да.

И обратно.

Туда-сюда сновали люди в форме. Им до лампочки, что сейчас решается его судьба. Они носили папки тусклых цветов, дразнили ароматами кофе в пёстрых кружках. Голод напомнил о себе, но принеси кто обед, арестант не притронулся бы. Не до того.

Богат так и просидел на полу. Искал удобную позу. Едва ногти не сгрыз, но спасительница, слава Богу, вышла. Оглянулась, подошла. Тот подскочил, но липнуть не посмел. Похоже, красотка не настроена на нежности.

Наконец подняла на него глаза. В чёрных опалах зрачков отразились солнечные зайчики. После паузы спросила устало:

– Чего без прав ездишь?

– Чего меня в чёрный список добавила?

Дидье тихо посмеялась, не размыкая губ. Взялась за прутья, как за трости, сгорбилась. У Богата озноб прошёл по коже. Всё плохо. Можно лишь гадать, насколько.

– Короче, – девушка шумно выдохнула. Рассказывать неинтересно, а объяснить надобно. – Нашли вашего Михайло. Связались. Они с твоей Винивиан составили документы так, что после её смерти всё имущество держится за ним, пока не перепродаст и не распределит. Ну, кроме дома. Про это там пунктик был. Типа, вдовец, живи спокойно. Чтоб от тебя отстали, от него нужно письменное разрешение на пользование машиной. Он как услышал, так сразу и прислал.

Возникла пауза, после которой следует «но».

– Почему на права не сдашь, объясни мне?

С чего бы начать? С того, что их можно получить только за крупную взятку? Что он отказал той грузной бабе и сделал всё, чтобы отвоевать свой документик? А его, выпускника автошколы, «на законных основаниях» в итоге отправили на повторную медкомиссию, где «внезапно» вскрылся какой-то редкий психологический недуг, запрещающий садиться за руль. А тётка, видать, сильно на него запала, раз за попытки сопротивления пообещала сделать всё, чтоб оформить ему путёвку в дурку… Или сейчас признаться, что ему просто нравится, когда девочки его катают по первой просьбе?

Не дождавшись ответа на риторический вопрос, спасительница продолжила:

– Вот от этого откреститься не получится.

Глаза Богата забегали от одного зрачка к другому, пальцы затеребили железные частики решётки. В голосе угадывались паника, пресмыкательство:

– Дидье. Дидье, пожалуйста. Вытащи меня. Ты же можешь. Ради всего хорошего, что между нами было.

Полковник буравила взглядом пол. Ритмично постукивала каблучком, чтоб утрамбовать мысли.

– Ради этого, может, и могла бы, – хрипнула она, – но я не Бог. Тебе просто не повезло. Не в то время, не в том месте.

Тот застыл в ступоре, лишь крепче сжимая металлические опоры.

– Работает комиссия. Будет тут всю неделю. Пока они здесь, никто тебя не выпустит.

Богата будто ледяной водой обдало. Встрепенулся, отскочил, задышал громко и часто. Смущённая его реакцией и побелевшим лицом, помощница поспешила утешить:

– Чего ты? Посидишь недельку. Ничего с тобой не…

Но он уже не слышал. В груди всё сжалось так, что для воздуха не осталось места. Под гулкую пульсацию крови в ушах, сполз по стене. Сердце съёжилось, он чуть не заорал. Как из-за стеклянной стены донёсся обрывок фразы:

– … плохо?…

«Не то слово».

Необдуманно бросался словами:

– Мне нужно идти.

– Что? – растерялась Дидье, когда Богат с низкого старта впечатался в решётку.

– Мне нужно! Ты не понимаешь!

– Не буянь. Я поручилась за тебя.

Богат сдавленно пискнул от отчаяния и бессилия.

– Куда тебе надо? – раздражалась она. Но, как настоящая женщина, сохранила в себе остатки чуткости. Заговорила шёпотом. – Что стряслось? Что с тобой? Скажи.

Бывший старательно избегал её взгляда. О чём он может поведать ей – полковнику ФСБ? Что похоронил человека заживо? Что военная хим-лаборатория – проходной двор? Что какой-то левый чувак смог без проблем достать секретный препарат? Или про лазерную указку, тоже штучку вояк, купленную на чёрном рынке? Или про его дела-делишки с уголовниками? Или про наркоту? У него накопилось много историй, которые заинтересуют Дидье, и их мимолётные отношения его уж точно не спасут. И девочку-лаборанта. И Вини…

Она там, в земле. Он мог бы сказать. Вот только больше не у кого просить помощи. Единственный звонок потратил на ФСБшницу. Может, и выручила бы. А потом стала бы копать, как так вышло, и всё вскрылось бы, как по цепочке. Из любой ситуации есть минимум два выхода. И они все ему не нравились. Слишком высокие ставки.

Вини.

Он.

Глаза застелила туманная пелена. Признание встало комом в горле. Ни слова вымолвить, ни вздохнуть.

28Stress-Death (англ.)
29«Цена вопроса» (в тридцатом веке) – телевизионное шоу, копия реальной программы «Кто хочет стать миллионером?». Приглашённый гость отвечает на вопросы из самых разных сфер, и с каждым правильным ответом его денежный выигрыш растёт. Гостю доступна функция «Звонок другу», чтобы он мог проконсультироваться со знакомым. Однако ею за всю игру можно воспользоваться лишь единожды. Проблемы со связью и отказ абонента от разговора не являются поводом для послаблений.