– Не смейся, детей не так просто заинтересовать.
Стефан и Калеб были, как это говорится, друзьями детства. Вместе они съели не только пуд соли, но и горсть песка, сотню котлет мамы Стефана и парочку червяков на спор. Они жили в соседних доходных домах, поэтому именно им суждено было вместе бегать по рынку, таскать у продавцов то персики, то яблоки, а потом воевать деревянными мечами с детьми из соседних дворов. Подросши, они вместе пошли в одно и то же младшее училище, из которого их перевели в лицей имени императрицы Геневры – самый престижный лицей в Вундене и окрестностях. Он то и дело выпускал то министров, то учёных. И Стефан соответствовал его гордому облику: он отличался высокой успеваемостью, удивительно быстро усваивал каждый предмет, а особенно хорошо разбирался в политике, экономике и истории. Его наставники беспрестанно сулили ему карьеру в высших эшелонах.
А Калеб… Калеб во всеуслышание на первом же педагогическом совете был объявлен всеобщим разочарованием за неспособность к наукам точным, абсолютным отсутствием интереса к государственным делам и страстью к бессмысленным художественным репризам. Порешили, что пусть пишет, но с первых экзаменов вылетит, как пробка из бутылки игристого вина. Стефан же решительно не хотел расставаться с лицейским товарищем и особенно ратовал за сохранение его места среди рядов учеников. Каким-то чудесным образом Калеб шестой год подряд вытягивал даже ненавистную математику на какой-никакой проходной балл. Так они и бытовали и в горе, и в радости.
И в какой-то прекрасный момент Стефан совершенно чётко для себя осознал, что проявляет интерес теперь не просто к государственному аппарату, но и к тому, как могло бы быть иначе.
– Если ты не пойдешь со мной, то я пойму. Это может быть опасно.
– Смеешься? Я такое не пропущу. Начну собирать материал для своего романа от твоих революционных начинаний до конца на эшафоте. Ты будешь самым харизматичным и красивым главным героем. Намного харизматичнее и красивее, чем на самом деле.
Калеб шутил, но Стефан дергался лишь от единой мысли о том, что он собирается сегодня сделать. Парню в силу своего возраста и характера чудилось, будто он бросает вызов целому государству, Калебу же это мероприятие, судя по описанию, напоминало тот же совет, на котором педагоги каждый раз выносили решение о его отстранении, но вот он, целёхонький и всё еще ходит на лекции, правда, через раз. Однако, он не заметить не мог, как трепетно относится к своему первому оппозиционному собранию Стефан. Притащил даже соответствующую литературу: не сказать, что сильно запрещенную, но в программу лицея она точно не входила. А, как известно, все, что в программу не входило, было бессмысленным и бесполезным.
Стефан повернулся и уставился на вставшие часы, будто действительно намеревался увидеть там время.
– Сколько времени? – словно насмехаясь, следом спросил он.
Рабочие часы в доме тоже были. Они стояли на одной из тумб и ровнехонько отсчитывали проходящие минуты.
– Без пятнадцати семь, – ответил ему Калеб.
– Значит, пойдем.
Калеб поднялся со стула, и они вместе с товарищем двинулись к выходу. Стефан отдельно подошёл к комнате близнецов и стукнул локтём о дверь, услышав, как они зашушукались и разбежались в разные стороны.
***
Вышли из дома они скоро, пройдя через несколько этажей по крутой лестнице.
– Далеко нам идти? – поинтересовался Калеб.
– До библиотеки, – коротко бросил ему в ответ Стефан, и они двинулись вперед.
Прохожих на улицах становилось гораздо меньше, поэтому теперь их можно было сосчитать на пальцах. Раз и два: молодые любовники, счастливые и юные, громко смеются и почти порхают по стихающим улицам. Три, четыре, пять: около лавки остановилось несколько мужчин средних лет и говорят о чём-то своём, о мужском. Шесть: одинокая и красивая девушка в бордовом берете идёт по улице и задумчиво вглядывается в тускнеющие окна домов, болтая своим чемоданчиком то в одну сторону, то в другую. Калеб бы точно загляделся, если бы товарищ не шёл так быстро и решительно, обгоняя все возможные материи.
Стефан и Калеб жили не в самом бедном районе города, но и не в самом богатом, поэтому здесь в основном обитал средний класс, к которому частично относились и наши лицеисты: средне зажиточные юристы, учителя, врачи, деятели культуры и иже с ними. Всё они грамотно распределились по своим отраслям, прилежно работали во благо страны, а на выходных совершали променады в театры или салоны (в зависимости от уровня восприятия прекрасного и наличия денежных средств). К библиотеке выше упомянутой местные не питали нежных чувств и задерживаться там боялись, потому что о ней вечно ходили какие-то страшные слухи: то про странные звуки, доносящиеся из секретных архивных помещений, то про книги, таящие в себе древнее зло, то про местного призрака, духа студента, то про невесть еще что. Короче говоря, собирались в ее читальных залах только самые отчаянные отбросы общества, а теперь еще и юные революционеры. Ну, никто бы не удивился.
– Ты меня в читательский кружок ведёшь? Бывал я в местном, неописуемая скука, – как ни старался Калеб идти в ногу со Стефаном, он всё равно его обгонял. – Правда, меня быстро выгнали оттуда. Не сошлись взглядами на творчество Гила Вартудо: не было в его метафорах аллюзий на социальные изъяны, он о любви писал.
Стефан пропускал его слова мимо ушей и продолжал вышагивать, иногда подозрительно оборачиваясь.
– Ну куда ты так гонишь?! – пару раз споткнувшись о собственные ботинки, Калеб выразил несогласие со скоростными параметрами передвижения Стефана.
– Надо успеть, – равнодушно отозвался он.
– Мы такими темпами успеем только на мои похороны, уймись, пожалуйста!
– Просто не сбавляй шага, Калеб. Продолжай идти.
Библиотека становилась все ближе. В двадцати шагах пути она явилась в своей форме, а в десяти – показалась во всем содержании. Она словно стремилась взлететь в небо: украшенная многочисленными витражами, арками и резными фризами библиотека представлялась каким-то чудесным храмом. Перед нею раскинулся небольшой парк: в середине стоял фонтан, а окружали его лавочки. Таки райское место! Местные жители, однако, совсем не были заинтересованы архитектурной составляющей, поэтому здания сторонились: особенно суеверные даже по другой стороне улицы проходили, чтобы не попасть под тлетворное влияние неких сущностей. Впрочем, не всех это касалось. Калеб и Стефан увидали издалека девушку, стоящую около входа в библиотеку.
Вероятно, если бы они не знали, что это девушка, легко приняли бы ее за юношу. Вместо изящного платья на ней красовался мужской сюртук, а пепельного цвета волосы были стрижены по подбородок. Некоторая брутальность виделась и в чертах её лица: они были грубыми, но в то же время очень острыми. Калеб, увидев её, тут же стушевался. Он заметно покраснел и начал судорожно смахивать пылинки со своей одёжки.
– Что ж ты сразу не сказал, что Игнис будет?! – жалостливо молвил он. – Я бы поприличней рубашку надел!
Думать о модном выборе сегодняшнего вечера уже не представлялось возможным, когда молодые люди подошли практически вплотную к ней.
– Стефан, рада видеть, – завидев долгожданного товарища, приветственно кивнула она.