Малахитница. 13 рассказов от авторов курса Евгении Кретовой «Бестселлер фэнтези»

Елена Данилова.
МАСТЕРСТВО

– Чем занималась целый день? – спросил отец, заходя на кухню с папкой под мышкой.

Он не бросил папку в прихожей, как обычно, и теперь она ему очень мешала.

– По хозяйству хлопотала: обед сварила, полы помыла, скотине корм дала. Все, как вы велели, батюшка, – ответила Тёпка, сидя на полу с кошкой.

– Степанида! – сердито воскликнул отец, но потом рассмеялся: – Опять ты за свое!

Он пристроил папку на стол и потянулся к кофемашине.

– Нечего было любимую дочь в честь прапрабабки называть, терпи теперь, – Тёпка выпустила кошку и кинулась обниматься.

Отец погладил дочь по голове, та уткнулась ему в бок и довольно отчиталась:

– Котлеты в микроволновке, робот-пылесос включила и Басе консервы открыла, – потом вздохнула: – В пятницу родительское собрание будет. Ты же не пойдешь?

– Не пойду, – согласился отец. – Давай котлеты, я такой голодный, что съем штук восемь.

– Столько нету, – хихикнула девочка. – Тебе две и мне две. А мама тоже не пойдет?

– И мама не пойдет. Тëпка, признавайся, что натворила?

– Почему сразу натворила? – возмутилась она. – Не натворила. Записалась. На конкурс.

– Конкурс – это хорошо, – пробормотал отец и сосредоточился на котлетах.

Ненадолго повисла тишина. Отец торопливо ел, дочь резала котлету на маленькие кусочки и закапывала поглубже в пюре.

Отодвинул пустую тарелку, взял кружку с остывшим кофе, сделал большой глоток.

– Кстати, а что за конкурс? – вспомнил он и откинулся на спинку стула, довольный жизнью.

– Не конкурс, а Конкурс, – с придыханием поправила Тёпка. – Тот самый, «Испытание мастера». На котором мастера ищут себе учеников. Ну папа!

– А, этот конкурс! – сообразил наконец он. – Погоди, а тебе не рано ли? Туда разве не с пятнадцати лет берут? – уточнил с подозрением.

– С пятнадцати, – пробормотала она, заинтересовавшись видом из окна. – Но если родители разрешат, то можно и раньше. Только надо прям письменное разрешение, потому что тот, кого мастер выберет, сразу уходит в ученичество. Напишешь? Пожа-алуйста.

– Даже не думай!

Тёпка подвинулась к отцу близко-близко и просительно заглянула в глаза. Прекрасно знала, что тот долго не выдержит.

– Ну пап…

– Тёпка, ты серьезно? – Отец устало потер переносицу, подбирая слова: – Это же очень опасно! А если силы не хватит? Сгоришь ведь, мы с мамой не переживем. Или родить потом не сможешь, тоже ничего хорошего. Уже лет сто, если не больше, камнерезы – только мужчины.

Тёпка вздохнула и попробовала зайти с другой стороны:

– Ты же сам рассказывал, прапрабабка Степанида такое вырезала, что никто повторить не брался! Цветы, птицы, бабочки… а украшения какие! И никто, наверное, ей не запрещал.

– Некому запрещать было. Она сиротой росла у мастера в доме, а у него учеников аж трое было, вот и не уследил, когда девочка взялась за фрезы. Пришлось учить, чтоб не покалечилась.

Тёпка вздохнула еще раз. Отец тоже вздохнул.

– Да упрямая она была, как черт! – рявкнул вдруг он. – Мастер, как ни бился, не смог переупрямить. Красиво резала, не поспоришь. Но в тридцать пять уже вся седая была, понимаешь ты или нет? Все, иди к себе. Разговор окончен.

Девочка хотела что-то сказать, даже рот открыла. Но посмотрела, как отец вертит в руках папку, а потом, размахнувшись, кидает ее через всю кухню в сторону мусорки, и молча пошла к себе. Она старалась сдерживаться, и первая слезинка упала уже за закрытой дверью.

Проревевшись, уснула и не слышала, как вернулась мама, как отец шепотом кричал на кухне про упрямую дочь, которая вся в прабабку, чтоб ей на том свете, как мама таким же шепотом упрашивала дать девочке шанс, вдруг все-таки сила проснется, и как тихо плакала потом. И тем более не могла слышать, как отец злился и молча смотрел в окно, а мама стояла рядом, прислонившись к его плечу, и ждала, когда он успокоится.

Потом родители долго стояли все у того же окна и о чем-то тихо шептались, обнявшись. Но это уж тем более не для детских ушей.

Утром, когда Тёпка спустилась на кухню, все было как обычно. Мама с укладкой и макияжем, но в халате, готовит завтрак. Папа завязывает галстук и воспитывает Басю, которая опять утащила ручку за холодильник. Бася ест и ни на кого не обращает внимания. А на столе лежит подписанное разрешение на участие в конкурсе камнерезного искусства.

– Кам-не-рез-но-го, – на всякий случай по слогам прочла Тёпка и завизжала: – Правда, можно? Можно, да? Я иду на конкурс, ура! Спасибо, спасибо!

Повисла на шее у отца, аккуратно обняла маму и помчалась к себе.

Вернулась обратно через пять минут уже умытая, в школьной форме и с рюкзаком.

– Мам, я так есть хочу, скоро уже? Пап, я с тобой поеду, можно? Видишь, я уже готова, меня ждать не надо.

Родители переглянулись, улыбаясь.

Тёпка к машине шла вприпрыжку, почти бежала. Отец в одной руке нес дочкин рюкзак, во второй свою папку и думал, стоит ли заглянуть на пару слов к директору школы. Пусть не вышло из него камнереза, так может хоть Тёпке повезет, надо обеспечить ей шанс. А потом можно ехать на свою скучную бумажную работу.

К директору ее вызвали после шестого урока.

– Можно, Николай Викторович? – осторожно заглянула в кабинет девочка.

За большим столом сидели незнакомые люди. Трое седовласых – это мастера, сразу поняла она, проверяющие из академии и кто-то лысенький с потрепанным портфелем.

– Проходи. Вот, уважаемая комиссия, знакомьтесь: ваша «Демидова Эс», камнерезный конкурс.

– Но позвольте, – тут же возмутился лысенький, – мы ждали мальчика. Тут у меня записано «Демидов Станислав, 16 лет». А это кто?

– А это девочка, Демидова Степанида, 13 лет, – невозмутимо ответил директор.

Комиссия заволновалась:

– Девочка? В камнерезный?

– Это зачем еще?

– Да она же не справится!

– А вам какая печаль? – пробухтела под нос Тёпка, устав стоять под не слишком добрыми взглядами.

В этот момент неожиданно стало тихо, так что ее слова расслышали все. Директор встал рядом с Тёпкой и положил ей руку на плечо.

– В правилах нет запрета на участие девочки, – напомнил он. – Традиции не рекомендуют, но запрета нет. Ребенок хочет участвовать, родители согласны. Школа в моем лице также не возражает.

Лысенький с головой занырнул в портфель, пытаясь незаметно открыть и прочесть правила конкурса.

– А ведь девочка права, уважаемые коллеги, – заявил вдруг один из мастеров. – Нам с вами какая печаль, если – Степанида, верно? – не справится? Если верит в свои силы, пусть пробует.

– Если мастер Михаил не возражает, то нам-то что же…

– Действительно, пусть пробует. Тем более, там прапрабабушка…

– Так-то оно, конечно, – лысенький вынырнул из портфеля, не найдя в нем ничего полезного, и распорядился: – Покажите ей ожерелье, директор. Пять минут на изучение, все по правилам.

Директор достал из сейфа плоскую коробку, похожую на книжку, и бережно открыл. Тёпка смотрела во все глаза. В коробке так сильно переливались шлифованные грани камней, отражая солнце, что она даже не сразу поняла, на что именно смотрит.

– Это конкурсное ожерелье. Последняя работа мастера Михаила, – пояснил директор, видя состояние Тёпки.

Мастер Михаил величественно объявил:

– Ученики должны нарисовать украшение к нему в пару. Проявить свой художественный вкус и чутье, продемонстрировать талант. И, конечно же, нельзя повторяться.

– Время пошло, – сказал лысенький и опять нырнул в портфель – как оказалось, за секундомером.

Тёпка смотрела, протянув руку к ожерелью, но не решаясь дотронуться. И когда уже почти решилась, услышала:

– Время вышло.

Коробку закрыли, ожерелье убрали. В кабинете стало немного темнее.

Мастер Михаил протянул Тёпке какой-то листок:

– Держи, Степанида, это список изделий, которые уже выбрали другие участники. Повторяться нельзя, помнишь? Все, иди, дома посмотришь.

Девочка, не глядя, взяла список. Кивнула и вышла, забыв попрощаться. Так и шла к выходу из школы со списком в руке – и только на первом этаже вспомнила, что нужно прочитать. Остановилась. Серьги малые, серьги висячие, кольца, браслет, широкий браслет, брошь. Все занято! И что тогда ей остается?

Развернулась и помчалась наверх, в библиотеку. Если где и можно найти подсказку, то только там. Нужен какой-то редкий тип украшения, про которое никто не вспомнил.

В библиотеке она взяла самую толстую книгу – альбом с работами старых мастеров. Быстро заполнила карточку и очень долго убеждала библиотекаря, что не потеряет, не уронит и точно-точно не будет вырывать страницы.

С большим трудом упихнув книгу в рюкзак, Тёпка шла по пустым школьным коридорам и думала о том, что никогда еще так не задерживалась. Мама, наверное, заждалась. Придется сократить путь через этаж малышни, оттуда ближе к выходу.

Услышав впереди голос, втянула голову в плечи и замерла тихой мышкой в углу, за напольной вазой. Да, ее здесь быть не должно, и лучше бы ее никто не заметил. Но ведь как интересно!

– …девчонку какую-то мелкую, в последний момент, представляешь?

Говорил кто-то взрослый, но так тихо и вкрадчиво, как будто и его не должно быть здесь. И голос вроде знакомый.

– Согласился, от меня не убудет, пусть старается. Может, и придумает что дельное, а я уж дальше разовью, хе-хе…

Словно сквозняком потянуло от этих слов.

– …камни все хуже чувствую, сила уходит. А тут заказ большой появился… Ну да, я потому и подписался на этот конкурс, так-то мне дети не сдались…

Сила может не прийти, если не годишься в камнерезы, вспомнила Тёпка и вздрогнула – она очень этого боялась.

Но отчего сила уходит? Очень интересно.

– Нет, еще чего! Заказ для мастера, творца, вот я и буду творить, а эти пусть ремеслу учатся. Как-нибудь сами. Кто пройдет по конкурсу, конечно, хе-хе…

Тёпка едва успела спрятаться еще глубже в тень за вазой, как мимо прошел тот, кого она вообще не ожидала увидеть. Мастер из комиссии, который самый седой. От неожиданности Тёпка даже забыла его имя.

Сколько полезного можно услышать, прячась за старой пыльной вазой, подумала девочка. Но нужен ли ей такой конкурс? И как отчистить юбку, чтобы мама не заметила?

Несколько дней Тёпка не могла решить, что ей делать. Рассказать кому-нибудь о том разговоре или нет?

Рассказать – а вдруг не поверят? Это же такой известный мастер, школе вообще повезло, что он в этом году согласился быть в комиссии. Три года не соглашался, говорил, некогда. Промолчать и пойти на конкурс? Но если выиграешь, обидно будет, когда мастер учить откажется. Так ведь еще выиграть как-то надо. Или просто отказаться от участия?

Девочка то хваталась за альбом, то убирала его поглубже в тумбочку, чтобы не попадался на глаза. В очередной раз достала альбом и открыла на самой первой иллюстрации, решив хотя бы найти подходящее украшение. Просто чтобы знать, что можно делать на конкурс, если она не передумает участвовать. Но вот перевернута последняя страница, а украшение так и не нашлось. Ни одно не подошло.

Ожерелье как наяву мелькало перед глазами, и Тёпка вдруг захотела его нарисовать. Просто потому что красивое. И сама не заметила, как в процессе рисования от мысли «идти или не идти на конкурс» перешла к тому, где искать новые книги, которые могут ей помочь.

Книги, конечно же, помогли. Но совсем не так, как она ожидала.

За неделю изучив все, что было в школьной библиотеке, Тёпка собрала все свое красноречие и пошла упрашивать библиотекаря сделать запрос в центральное хранилище. А пока ждала ответа, от нечего делать ходила по огромному читальному залу и рассматривала рисунки на стенах.

Перед одним из рисунков она стояла очень долго, щурила глаза, наклоняла голову из стороны в сторону и никак не могла понять, как так вышло – на рисунке ученика, который окончил школу несколько лет назад, была ящерка точно в таком же ожерелье, как то, которое ей показывал директор.

Тихонько вытащив из кармана телефон, она сделала несколько снимков. Дома сравнила с ними свой рисунок и убедилась: они похожи настолько, что это не может быть случайностью.

В этот раз метаний «сказать или не сказать» не возникало. Тёпка сразу решила не тратить на них время, его и так почти не осталось.

Прежде чем приступить к работе, она скопировала снимки на любимую флешку, чтобы точно не потерялись, выгребла из ящика цветные карандаши и выгнала из комнаты Басю, чтобы не отвлекала.

Тёпка рисовала.

Если раньше, когда она пыталась придумать украшение в пару к ожерелью мастера, у нее ничего не получалось, то сейчас… О, сейчас она не успевала доставать чистые листы, так много вариантов подходило к ожерелью, которое нарисовал выпускник ее школы.

Из всех вариантов Тёпка выбрала самый сложный, который покажет все ее мастерство: она решила нарисовать пояс из камней. Украшение не очень современное, но очень выразительное. И требующее большого терпения в прорисовке деталей.

Заканчивала уже поздно ночью, почти в полусне, но все-таки не забыла оформить работу, как положено по правилам конкурса. И сделать копию – так, на всякий случай.

Уснула она прямо за столом, среди нескольких десятков нарисованных украшений.

Конкурс все никак не начинали.

Тёпка сидела как на иголках, косясь в сторону судейского стола. Ей казалось, что она заметила изумрудный блеск среди флешек участников. Сердце неприятно кольнуло. Этого не может быть! Она не могла перепутать флешки, ведь не могла же?

Утром она не услышала будильник. Отец разбудил в самый последний момент и, подгоняя сонную дочь, одним движением сгреб в сумку все, что было на столе. Кучу рисунков, какой-то учебник и две флешки. Точно, две. На одной была Тёпкина конкурсная работа, а на второй (любимой, с изумрудной подвеской) хранилось все самое важное, включая те самые фотографии из библиотеки.

Тёпка сунула дрожащую руку в сумку и попыталась на ощупь найти флешку. От усердия она даже закусила губу. Есть! Вынула руку из сумки, задержала дыхание и разжала кулак. Без подвески. Значит, у судей лежит флешка с подвеской. И с фотографиями.

И как только мастер Михаил увидит эти фотографии, Тёпка пропала.

Начало конкурса прошло как в тумане.

– Работа номер восемь, Демидова Степанида, – объявил председатель комиссии.

Тёпка затаила дыхание. Ноги дрожали, поэтому она радовалась, что участникам не нужно вставать до тех пор, пока комиссия не обратится к ним с вопросами. Если вообще обратится.

– Номер восемь, – повторил председатель. – В чем дело?

Ассистент подошел к председателю и что-то сказал, потом вернулся на свое место. Сидевший рядом мастер что-то спросил, ассистент развел руками. Зрители зашептались.

– Тишина, пожалуйста, – сказал председатель.

Ассистент сходил туда и обратно еще пару раз. Председатель пролистал какие-то бумаги. И принял решение:

– Работа номер восемь снимается с конкурса за нарушение правил.

Тёпка вскочила, забыв о том, что ноги дрожали. Стоять она могла, а сдвинуться с места – нет.

– Предоставленные конкурсантом… то есть конкурсанткой материалы свидетельствуют о том, что работа выполнена с посторонней помощью. Это прямо запрещено правилами конкурса. Переходим дальше. Работа номер девять, Егорушкин Илья.

Тёпка поняла, что она стоит возле стола комиссии (как она туда попала?) и пытается объяснить, что они ошибаются, что это неправда, она все делала сама.

– Этот конкурс для вас закончен, – сказал председатель, когда стало ясно, что просто так девочка не уйдет. – Подрастите, подучитесь и приходите на будущий год. Если не передумаете заниматься камнями, конечно же. А сейчас отойдите и не мешайте.

Она отошла.

Конкурс закончился.

Председатель что-то сказал. Возможно, назвал победителей. Или просто объявил перерыв, Тёпка не вслушивалась.

Она очень старалась не расплакаться, поэтому изо всех сил стискивала зубы. Но было ужасно, ужасно обидно. Она могла бы все объяснить, если бы ей только дали сказать, если бы только выслушали.

Но комиссия слушать не стала.

Тёпка всхлипнула сквозь зубы, вновь пережив этот момент.

– Выдохни, деточка, – прозвучало над ухом, и кто-то погладил ее по плечу. – Сейчас во всем разберемся.

Тёпка обернулась: рядом с ней стоял Николай Викторович и держал под руку очень старенького дедушку в потертом пиджаке.

– Познакомься, Степанида, это Трофим Потапович. Хочет с тобой поговорить.

Дедушка протянул руку и еще раз погладил ее по плечу. Тёпка охнула и забыла, что собиралась плакать: неужели сам Трофим Потапович? Самый великий, самый известный? Единственный из живых мастеров старой школы? Да что там плакать, она даже дышать забыла!

– З-здравствуйте, мастер.

– Здравствуй, деточка, здравствуй. Ты, Николенька, иди, мы дальше сами.

Тёпка перехватила мастера под руку, поискала глазами ближайший стул – наверняка ему стоять тяжело, но Трофим Потапович настойчиво подтолкнул ее к столу комиссии. Пришлось идти. Шаг, второй. И уже не Тёпка поддерживала мастера, а он тянул ее с завидной силой, как на буксире.

– Мил человек, а покажи-ка мне восьмую работу, – попросил мастер, нисколько не смущаясь того, что отрывает председателя комиссии от подписания дипломов.

– Трофим Потапович, рад приветствовать, такая честь, – растерялся тот. – Только конкурс уже закончился…

– Работу, говорю, покажи, – повторил Трофим Потапович с нажимом.

Председатель вскочил, засуетилась комиссия.

Тут же вновь включили проектор, Тёпка увидела на экране свою фамилию, а вместе с ней увидели все, кто дожидался официального оглашения результатов.

– Дальше. Дальше. Теперь левее. Назад. Дальше, – распоряжался мастер, и председатель комиссии послушно листал слайды, как будто ему больше нечем было заняться.

Тёпка почему-то боялась смотреть на экран и не сводила взгляд с лица мастера.

Трофим Потапович посмотрел все, что было на флешке – и конкурсную работу, и снимки из библиотеки, и даже старые Тёпкины рисунки, которые рука не поднималась удалить.

– Работа хорошая, – объявил он. – Вкус есть. Талант виден. Можно учить.

Комиссия переглянулась. Директор подошел ближе.

– Вы хотите объявить девочку победительницей? – не понял председатель комиссии. – Но как? Баллы уже посчитаны, места распределены. Мы не можем переиграть конкурс.

– Да на кой мне ваш конкурс? Ради бумажной грамоты стараться, что ли?

– Я не понимаю, – бормотал председатель.

– Ученица, – повернулся Трофим Потапович, – тебе эта бумажка нужна?

Тёпка, счастливая просто до неприличия, помотала головой.

– Ученица? Как ученица? – казалось, весь зал смотрел на нее.

– Ученице не нужна, мне – тем более. Так что выдавайте спокойно, кому хотите. А мы дальше сами, без бумажки обойдемся.

Председатель замер в растерянности. В его голове не укладывалось, как может кому-то быть не нужен диплом такого конкурса. Это же такие возможности! С другой стороны, Трофим Потапович уже назвал девочку своей ученицей. Дела…

Директор сердито зашептал на ухо Трофиму Потаповичу. До Тëпки донеслось «висят в библиотеке» и потом «наших выпускников». Ответ мастера она решила не подслушивать, рано ей еще такие слова знать.

– Но позвольте, – спохватился председатель, – а как же посторонняя помощь? Девочка, откуда у тебя фотографии ожерелья?

Тёпка посмотрела на мастера. Она бы, конечно, спряталась за отца, если бы была такая возможность, но мастер стоял ближе.

Трофим Потапович усмехнулся.

– А ты вон у него спроси, мил человек, – и кивнул на мастера Михаила. – Сообщишь потом, что он насочиняет, а то мне ждать недосуг.

Председатель с подозрением посмотрел на мастера Михаила, а тот скривился так, будто у него заболели все зубы разом.

Тут подошли родители, и Тёпка думать забыла о мастере Михаиле.

– Хорошая у вас девочка, – сказал Трофим Потапович, одобрительно потрепав Тёпку по голове.

– Хорошая, – с гордостью подтвердил отец. – Но упрямая. Вся в прабабку Степаниду. Та если что решила – никто переупрямить не мог.

Мастер усмехнулся.

– Ну что, ученица, прощайся с родителями и пойдем. У нас с тобой очень много дел.

Довольная Тёпка обняла маму, повисла на шее у отца и побежала следом за мастером.

Мама тихо ойкнула, привычно положив руку на живот.

– Опять пинается Матвейка, – сказала она с улыбкой.

– Деда Матвея я, конечно, очень уважал и любил, – задумчиво сказал отец, глядя вслед дочери. – Но давай, может, над именем еще подумаем? Про деда говорили, что он упрямее, чем прабабка Степанида. А куда нам еще упрямее?

Тёпка будто через весь зал услышала, что про нее говорят, обернулась и помахала родителям.

– Подумаем, – согласилась мама.

Янина Корбут.
МАЛАХИТНИЦА МАЛИКА

– Лет триста тому назад, внученька, а то и больше, дело было. Сельская девица Малуша с охотником Данилой под венец собрались, да вклинилась между ними дочка старосты деревни, Красава. Положила глаз на охотника пригожего. Сама она такая была красавица черноокая, что и глаз не отвести. А все равно Данила скромную Малушу любил, долг свой знал и верность ей сберег.

Красава никогда ни в чем отказу не знала, разъярилась она. Пошла за лес, на далекое болото, нашла ведьму черную, вештицу, что жила на отшибе в старой землянке. И душу свою после смерти ей пообещала, если та поможет ей упрямого Данилу приворожить. Едва не сгорела наша Малуша, хорошо, бабке ее хватило ума к Малахитнице прийти, дала Хозяйка ей малахитик необыкновенной красоты, узор на нем был сложный да богатый.

Положил его Данила с любовью Малуше на сердце – и ожила суженая. А Красава в слезах к ведьме кинулась, тогда и сказала ей гадина, что Малуша – из славного рода малахитниц. За них сама Хозяйка Медной горы заступается.

Завыла Красава, да поздно было: из деревни ее стали гнать, сколько ни билась она, ни причитала, будто одержимая. Ночью исчезла из дома, и больше ее не видели. Только сказывали, что ведьма болотная помереть давно хотела, да силу некому передать было. А как пропала Красава, так и ведьмы больше не стало. Землянка ее со временем обрушилась, деревенские ребятишки туда бегали, донесли. Стало быть, передала ведьма силу свою, раз померла. Красаве и передала. А куда уж та потом делась – неведомо.

– Давно это было?

– Давно, давно, внученька. Мне прабабка рассказывала, а ей ее прабабка. Глухонемых у нас в роду не было. Одни рассказывали, другие слушали, потом сами пересказывали. Говорят, как раз в то время малахит в наших краях добывать стали, вот нечисть и перевелась…

– Такой малахит, как у тебя на шее висит, бабуля?

– Такой-такой, внученька… Спи.

 
* * *
 

– Бабушка, зачем тебе умирать? Что? Ты видела сон? Я думала, что-то серьезное.

Положив трубку, Малика в досаде покачала головой и снова уставилась на дорогу. Автотрасса Екатеринбург – Уфа вела машину в деревню, расположенную почти на границе с Башкортостаном. Телефон зазвонил снова. Начальник интересовался, куда пропал ценнейший кадр в разгар недели.

– Бабушка собралась на тот свет.

– Ей нужно что-то подготовить?

– Бабушка из марийцев, у них особые отношения со смертью. Чтобы «переход» прошел успешно, они готовят все необходимое заранее.

– Как некстати, партия малахита пришла…

– Наш, уральский?

– Если бы. Сейчас только заирский везут, – вздохнул добродушный Сан Саныч.

– Успокою ее и вернусь.

– Может, стоит нанять сиделку?

Положив трубку, девушка подумала, что бабка хоть уже давно подготовилась к собственным похоронам и даже жалуется, что за ней долго не приходят, но при этом совершенно нормальная. В сундуке богатства – на две жизни хватит: платки, платья, одеяло, бутылка водки, которую она собирается презентовать деду. Конечно, он давно умер.

Когда Малика вошла в дом, бабуля сидела в кровати и откусывала от белой нитки ровными крепкими зубами. Девушка чмокнула ее в морщинистую щеку.

– Три штуки надо. Положу в кармашек.

– Зачем?

– Чтобы на том свете на качелях качаться. И не вздумай смеяться! Вот, бусы малахитовые, тебе завещаю. Надевай! Мне уже больше не понадобятся. Одолела меня нечистая сила, уж и малахит не спасает. В груди болит, а при таких болях только марьин корень помогает…

Свой кафтан Айви тоже приготовила на похороны. Конечно же, с большими карманами. В нем она сможет перенести деньги на тот свет.

Марийская деревня с детства была для Малики не просто маленьким миром, где все знали друг друга поколениями, но каким-то закрытым магическим пространством, где действовали особые законы. Когда она была маленькая, очень верила во все это марийское колдовство, но папа был против частых поездок к бабушке. Считал, что та дурит ребенку голову.

– Айви, откуда ты знаешь, что дед хочет блинов? – семенила маленькая Малика за бабушкой, когда та, увидев вещий сон, несла покойному мужу угощение на кладбище.

– Приснилось.

– Научи меня видеть такие сны!

– Малика, сто раз говорила… Можно сколько угодно гостить в деревне, но если вырос в городе, послания из невидимого мира останутся для тебя просто байками.

И постепенно Малика уверилась, что магический мир – это выдумки стариков.

 
* * *
 

Не успела девушка выпить чаю с дороги, как дверь скрипнула – пришла соседка, бабка Дарья.

– Малика!

– Тсс… Бабушка уснула.

– А худющая какая! Только глазищи остались. Чистый малахит! Права Айви, права…

– В чем?

– Да так… Жениха-то нашла?

– Некогда, работаю. А вы не замечали за Айви странностей? Мы тут побеседовали… Лечиться отказывается, требует корень.

– Оно и понятно. Дед-то твой ей всегда корешки носил, когда у нее в грудях болеть начинало. Он из чертознаев был.

– Каких еще чертознаев?

– А кто еще мог прокормиться без заводского производства? Чертознаи добычей руды не занимались, жили охотой, рыбалкой, дикой пчелой. В зиму, бывало, по пятнадцать голов лосей забивали.

– Бабушка что же, решила, что я тоже буду бродить по лесу, изучая места водопоя лосей и козлов? Наверное, дед был хорошим мужем. Жаль, я его не застала.

– Жизнь в лесу накладывала отпечаток. Чертознаи были дикими, избегали шумных гуляний, а в церквях почти не показывались. Твой дед, правда, как охотиться перестал, так и пить начал. Угрюмый, неразговорчивый. Как твоя бабка его терпела? Мой-то был семейный, хозяйственный. Из рыбаков. Рыбаков у нас завсегда было больше. Одна на тебя надежда, что ты бабушке марьин корень принесешь. Сейчас как раз сезон. У лесного озера поищи.

– Может, в аптеке купить? Я боюсь в лес…

Тут тетка Дарья всплеснула руками:

– Так внучок мой, Златан, как раз в отпуск приехал. Он тебе компанию и составит, проводит. Как бы чего… А то помнишь, вы по малолетству купаться гурьбой пошли, так ты чуть не потонула? Водяной тебя спас, не иначе…

Мелкого задиру Златана Малика помнила по детским играм и теперь удивилась, увидев рослого плечистого парня. Память подсказывала, что он способен влезть в любую драку и даже выйти победителем. Сейчас он топтался у калитки, растерянно глядя по сторонам.

Поздоровавшись, старые знакомые зашагали по широкой дороге в сторону леса. Златан шутил, рассказывал новости о местных жителях. Малика не могла отделаться от тревоги за Айви и больше отмалчивалась.

У магазина, за которым начинался спуск к реке, стоял плешивый мужик, опирающийся на палку. Остатки волос на голове – точно шерсть собачья. Артритные ноги враскоряку.

– Это Евстратий Колычев, первый сплетник на селе. Теперь будет говорить, что мы с тобой уединяться ходили.

– Куда путь держите, молодежь? – и впрямь ехидно спросил он.

– Малике нужно марьин корень найти, а я провожаю.

– Дело хорошее, только аккуратнее. В лесу неспокойно.

– На что этот плешивый намекает? – уточнила Малика, когда магазин скрылся за поворотом.

Златан пожал плечами. У реки дорога свернула в сторону леса. Перед ними раскинулся одичавший луг, потянулись пригорки, чередующиеся со впадинами.

– Сейчас пройдем этот чертополох – и на месте.

Миновав луг, они вошли в сосново-лиственничный лес. Высоченные кроны почти сразу сомкнулись над головами, создавая приятный сумрак.

– Вроде раньше здесь дикой малины было завались. Помнишь, бегали детьми?

– Не-а.

Чтобы найти малину, пришлось поплутать, и Малика окончательно запуталась, где теперь выход из леса. А вот марьина корня нигде не было.

– Чего такая хмурая, зеленоглазка?

– Быстрей бы найти этот дурацкий корень.

– Муж ждет?

– Работа. Филиал компании «Уральские самоцветы». Я геммолог.

– Ух ты! Уважаю. А я магазинчик открыл. Для рыболовов.

– Точно! Ты же в детстве вечно на реке пропадал. Черт…

– Не ругайся, – спохватился Златан.

– Крапивой обожглась.

– Все равно не поминай. Тут рядом священное место. Роща…

– Не верю я во всю эту магическую чушь!

И только Малика так сказала, как где-то рядом раздался сильный треск. Звук такой, словно сама гора раскололась надвое. Деревья вдруг начали двигаться, земля резко ушла из-под ног, за правую руку ее успел ухватить Златан. Наконец до них стало доходить: это очередное землетрясение, которые в горах бывали частенько, но в последние годы обходили их край стороной.

Толчки шли будто бы с небольшой глубины. За грохотом следовали новые вибрации. Малика щурилась из-за пыли, пытаясь рассмотреть, что происходит.

Воздух колебался, исходя ленивыми волнами. В нем образовалась воронка из песка. Почему-то не вертикальная, а горизонтальная. Малика осторожно протянула руку, чтобы потрогать ее, и в ту же секунду девушку будто всосало в середину. С криком она взлетела и снова грохнулась, ударившись спиной. Когда открыла глаза, рядом стонал Златан, потирая ушибленный локоть. На лбу у него красовалась пунцовая шишка.

– Похоже, нас знатно встряхнуло, – пробормотал он. – Зато толчки как будто стихли.

– Где мы? Там лес был. А теперь как будто с другой стороны горы.

– Блин, еще и телефон раздавило…

– Я свой вообще дома забыла.

– Бусы ты не забыла.

– Чего привязался? Мне их бабуля дала, как оберег от нечистой силы. И удачу они приносят.

– Заметно, – вздохнул Златан. – Удача так и прет.

Перед ними простиралось поле самого унылого вида. На нем даже трава росла редкими кустиками. Несколько кривых берез притулились к раскрошенной горе. Посреди камней виднелись полуобвалившиеся загородки из жердей, остатки тяговых барабанов над заброшенными шахтами.

На каменных стенках Малика заметила следы чего-то зеленого.

– Натеки медных окислов. Думаю, в глубине породы найдутся запасы поделочного малахита. А говорят, у нас своего нет…

– Надо отсюда выбираться, – заявил Златан, выламывая себе суковатый дрын.

Оглядываясь, они направились в сторону пригорка, за которым начинался перелесок, как вдруг заметили вдалеке дымок.

– Чей-то дом! – обрадовалась Малика.

– Дым какой-то… Клубится, будто медведь из трубы лезет. Бабушка говорила, такой только в домах у ведьм бывает.

– Здоровый лоб, а все веришь в сказки. Заблудились из-за тебя…

Миновав пригорок, они оказались на каменистом участке, поросшем кустами и деревьями. Впереди показались замшелые валуны.

– Надо успокоиться и понять, в какую сторону идти.

– Передохнем минутку. Плечо болит, – присел Златан, растирая руку. Малика в досаде приземлилась рядом.