Вернемся к нашим баранам. Двое детей – двойные проблемы. Представляете, как весело укладывать одного, когда второй начинает драть глотку? Ваньке было около трех, когда родилась Катя. Он сам еще не в зуб ногой, а тут появляется конкурентка, которая занимает его законное время и родителей. Ревность, истерики и прочая хрень. Кто-то старается понять ребенка, объяснить, успокоить. Я пытался объяснить, да. Но что вы можете объяснить двухлетнему хлюпику, а? Он покивает, а через минуту опять начнет ныть, когда вы отмываете задницу новорожденной от очередного сюрприза вместо того, чтобы поиграть с ним в его дурацкие кубики. Да, дети срут так, что дай бог каждому. Вы просто не представляете, сколько в них говна. Многие смотрят на деток, как на ангелочков, но я не представляю, какой ангелочек способен навалить, как слон. Да, детки очень милые, когда они спят и не гадят. Но стоит им проснуться…
Я всегда любил своих детей, вы не подумайте. Но внутри копилась куча этого говна, которое они испражняли мне в душу. Да, они просто маленькие существа, не способные ухаживать за собой. Но я был девятнадцатилетним пацаном, когда стал папой. Я сам еще был не в состоянии ухаживать за собой.
Да, заделать ребенка смог.
Да, надо отвечать за свои поступки.
И я отвечал.
Отвечал.
Но я не мог выключить это недовольство. Не мог радоваться жизни и принять все таким, какое оно было. У меня имелись другие планы, меня ждала совершенно иная жизнь. Я должен был заниматься любимым делом вместо того, чтобы впаривать всякую дребедень и конкурировать с подлыми коллегами. Что вы можете сделать с разочарованием? Как вы поступите с загубленными мечтами? Кому доверите самые мрачные секреты, которые пытаетесь спрятать даже от самих себя?
Поверьте, я знаю, что я не лучший из людей. Я чувствовал себя подлецом большую часть времени и усердно старался быть лучше. Я делал то, что от меня ожидали: работал, ухаживал за родными и заботился о семье, ограждал детей и жену от опасностей и огорчений, не повышал на них голос, ни в коем случае не поднимал руку и почти что никогда не изменял. Но это все то, что было снаружи. Внутри я умирал.
Говорят, что людей нужно судить по поступкам. Но я готов с этим поспорить. Вы можете видеть очень хорошего человека, который всем помогает и никому не причиняет зла, и даже не догадываться, какие жуткие мысли крутятся в его голове. Можно сделать упор на то, что многим из нас приходится бороться со своими страстями, вопрос лишь в том, кто позволяет им вырваться наружу, а кто усмиряет их и остается на стороне добра. Вот уж не знаю. Вам было бы приятно лежать в объятиях человека, который холит вас и лелеет, но втайне мечтает о том, чтобы вы сдохли? Он никогда вас не предаст и не сделает ничего, что могло бы вам не понравиться. Но он будет вас ненавидеть, возможно, и любить по-своему, но в то же время ненавидеть.
И я любил свою жену. По-своему. И детей тоже. Но я не мог их не ненавидеть. Порой я сам этого не осознавал, но где-то в темных уголках моей души скрывалась ненависть к их ясным глазкам и маленьким ручкам, к их визгливому «папа» и корявым рисункам. Но я играл роль порядочного семьянина и не давал своим демонам управлять мною.
Но они шептали. И порой я был бессилен.
Я описал свою жену довольно грубо. Кому-то покажется, что она последняя сволочь. Жирная расплодившаяся баба, требующая к себе особого внимания. Помните, что я говорил про голову в плечах?..
Но, по правде говоря, это далеко не все. Помню, как на мой двадцать первый день рождения она испекла огромный пирог, пока я был на работе. А я упахался так, что даже забыл про собственный праздник. Она делала мне всякие сюрпризы, когда не была занята ведением бюджета и нытьем. Иногда пыталась сидеть на диете и плакала, что растолстела, а я ей говорил, что люблю ее и такой. У нее просто было свое видение ситуации, и она так же ненавидела меня за свою загубленную жизнь, о чем не забывала сообщать ежедневно. Наверное, она была честнее. И у нее тоже когда-то были свои мечты и планы, она поступила на юридический, но была вынуждена бросить из-за тяжелой беременности. После первых родов она не могла вставать с кровати из-за швов, которые кровоточили и болели при каждом неверном движении. Ее мать ей внушала, что муж должен, что все должны. И я с этим соглашался. Вот она и ждала того, что ей было обещано.
Несмотря на все это, несмотря на то, что отчасти я сам был виноват в том, какой была моя супруга, я не мог принять этого. Я жил мыслью о том, что ситуация временная. И мне было не очень важно, каким образом все изменится: развод, смерть или налаживание отношений. Я просто верил, по крайней мере надеялся, что такой жизни придет конец.
Никто, ни одна живая душа не знала о том, что со мной происходило. Родители радовались, каким ответственным и работящим я вырос, каких прекрасных внуков им подарил. Жену мою, пускай, они не жаловали, но не может же все быть гладко. Друзья потихоньку рассасывались, видя, что я повзрослел и забыл о тусовках, и даже не подозревали о том, как я мечтал нажраться и устроить забубенную оргию. Короче, я никогда не был нытиком, несмотря на все то, что я только что вывалил на вас. Возможно, так четко я никогда даже и не осознавал всего этого, пока не решил выговориться.
Но я обрисовал картину. Верно?
Это заняло, пожалуй, больше времени, чем я рассчитывал, но да бог с ним. Вернемся к тому паршивому дню. Я стоял в курилке, просто чтобы отлынивать от работы. У нас в компании было правило, что каждому курильщику полагается пять минут в час на сигаретку-другую. Сам я не курил, но делал вид, что дымлю, как паровоз, чтобы пользоваться привилегией. Сигарета просто тлела в моей руке, и я время от времени подносил ее ко рту. Ну хорошо, может, иногда делал пару затяжек. Я обещал жене, что брошу курить, когда она забеременела Ванькой, так что держал слово. И в тот самый момент, когда я поднес сигарету ко рту, чтобы не сделать затяжку, у меня зазвонил телефон. На экране высветилось «Жена», и я со вздохом взял трубку. Работа была чуть ли не единственным местом, где я находился не рядом с ней, поэтому ее звонки обычно были мне как серпом по яйцам.
В трубке раздался недовольный голос: «Ну и как ты там?». Я протянул: «Нормально?» Да, я фактически спросил это, не зная, чем Лара опять недовольна, и позволено ли мне при всем при этом чувствовать себя нормально. «Поздравляю. Папаша». Я подумал, что Ванька или Катя что-то натворили, а все шишки опять на меня. Но ждало меня гораздо большее разочарование. «Потянешь третьего?» Я сделал глубокую затяжку. Потом еще одну. «Ты куришь?» Я снова затянулся, в мозгу был только дым, ноль мыслей. «Сука. Сам рожать будешь», – сказала жена и повесила трубку. Я докурил сигарету и взялся за следующую. Жужжание коллег давило на мозг, а в голове пульсировало «потянешь третьего?». «Потянешь третьего?».
Я знал, что не потяну. Так же как знал и то, что придется.
Скажите мне, кто слабак: тот, кто не решается оставить нелюбимую семью и тянет эту смердящую лямку, или тот, кто бросает тех, кто на него надеется? Я всегда считал, что последний. Но вечно жалел, что не могу им быть.
Но тут я понял, что готов сорваться. Пятиминутный перерыв уже закончился, все рассосались по рабочим местам, а я продолжал стоять с пустеющей пачкой и курить одну за другой.
Снова зазвонил телефон. «Жена». И что я сделал? Я сбросил ее вызов. Я, черт побери, сбросил ее вонючий вызов! Впервые в жизни, да, не смейтесь, впервые в своей жалкой жизни я сбросил ее паршивый вызов. Она могла звонить мне на совещаниях, и я обязан был отвечать на ее гребанные звонки, хотя бы для того, чтобы сказать, что я не могу сейчас говорить. Да, я должен был ей сказать, что не могу говорить. Можете себе представить, сижу я на встрече с большими дяденьками, и тут звонит мой телефон, а «мелодию» Лара сама записала и менять запретила под страхом смерти. «Милый, возьми трубочку, твоя любимая жена звонит». Представили рожи этих дяденек? Дальше больше, я должен ей сообщить, чем именно я занят и обязательно сказать, что люблю ее. Четко и ясно. Некоторых дяденек это, может, и веселило, а вот кое-кто смотрел на меня, как на тупого слюнтяя. И как с таким отношением вести серьезные дела? Но стоило мне не последовать правилу, эта полоумная обрывала телефон, а дома устраивала сцену ревности, грозилась выпрыгнуть из окна, потому что я ей якобы изменяю.
Я боялся за бедных прохожих, которых она могла раздавить, так что всегда брал трубку.
Но не в этот раз. Я даже не думал о том, как она там бесится. Я вырубил телефон, выкурил еще пару сигарет и, не обращая внимания на начальника, сказавшего вернуться на рабочее место, ушел к чертовой матери из офиса.
Я прыгнул за руль и просто уехал.
Знаете, какая мысль крутилась в моей голове? Жуткая, страшная мысль. Откуда появились силы выкинуть ее из головы, не знаю. Я хотел взять охотничье ружье из дачного домика и расстрелять к хренам трех человек, ради которых жил последние лет шесть: жену, сына и дочь.
Я их ненавидел
Я их любил и хотел оградить от боли, которую мог причинить своим уходом.
И ненавистью.
Чувства и мысли крутились и смешивались, как в идиотском блендере. Вот мне их жалко, и тут же становится наплевать на всех кроме себя самого, а потом и я уже не имею никакого значения.
То я хотел оградить родных от боли, то хотел оградиться от них сам.
Но все не так просто. Ты срастаешься с близкими людьми настолько сильно, что они становятся частью тебя. Вы – один большой организм. Они могут быть твоими руками, ногами или сердцем. И огромной занозой в заднице. Они могут быть корявыми, некрасивыми и прыщавыми, но это твои собственные руки и ноги, и ничего с этим не поделаешь. Как бы ты их ни ненавидел, ты их все равно любишь. Вы же не будете отрубать себе ноги просто потому, что они кривые?
Когда руку поражает гангрена, тебе сложно решиться на ее ампутацию. Но когда осознаешь, что это угрожает твоей жизни, ты все же соглашаешься отрезать ее к чертям собачьим.
Ты не думаешь, что эти люди не просто твоя рука.
А что это ты их руки.
Понимаете?
Я вцепился в руль и просто ехал. Мне хотелось, чтобы мир исчез. Мне хотелось самому исчезнуть. Навстречу неслась груженая фура, и я понятия не имею, что меня остановило от того, чтобы устроить лобовое.
Я видел только узкий просвет сквозь довлеющую ненависть и отчаяние. Смотрели когда-нибудь в ненастроенный бинокль или подзорную трубу? Ну конечно, смотрели, правда? Черное обрамление вокруг размытого изображения. Черное обрамление ненависти. И оно сужалось, я уже почти ничего не видел. Я был на пределе.
Сам не заметил, как оказался за городом. Черт, сколько я вот так вот проехал?! Несся на автомате и умудрился не впилить в какого-нибудь пешехода или тачку. Осознав это, я решил тормознуть и съехал на «левую» тропинку, скрывавшуюся в зарослях поганых кустов. Я выпрыгнул чуть ли не на ходу и принялся орать, рвать кусты и пинать свою дерьмовую дорогущую тачку. Мне хотелось крушить, и я со всей дури вломил лбом в стекло водительской двери. Я даже не почувствовал боли, только кровь, потекшую из раны.
«Сука! Мразь! Паскуда! Пидораска! Ненавижу! НЕНАВИЖУ!!!»
Жена хотела свалить всю вину на меня. Она тоже боялась, она тоже не хотела такой жизни. Но я должен был быть виноватым. Ей отменили противозачаточные несколько месяцев назад из-за каких-то там женских проблем. Так что, если случалось, что мы занимались сексом, то предохранялись презервативами. На прерванный половой акт меня бы никто не уговорил. После двух сюрпризов третий мне был вовсе не нужен.
Я тогда и не хотел вовсе. Почему я так уверен, что говорю именно о том разе, когда она залетела? Потому что это случалось слишком редко для того, чтобы не запомнить. Мы могли не спать неделями. Я перебивался порнушкой, ну и да, пару раз сходил налево. Жена узнала и получила бриллиантовое колье за ту, что по пьяни, и новую машину за ту, к которой с радостью ушел бы.
В тот раз она купила себе новое нижнее белье. Очень сексуальное. Белье. На ней оно не смотрелось. Его просто-напросто почти не было видно за жиром. Я не хочу никого обидеть, просто обрисовываю ситуацию. Ну, и она начала всячески заигрывать и все такое. Я подыграл. Это показалось проще, чем отказать. Резинка порвалась.
Теперь я был среди этих мерзких кустов, которые пытался выкорчевать с корнем. Я орал, как бешеный, матерился и пытался перевернуть машину пинками.
В итоге я выбился из сил, рухнул на землю и расплакался. Так я не плакал еще никогда в жизни. Казалось, все накопленное за последние годы, хлынуло из меня, как из прорвавшейся дамбы. Слезы смывали все на своем пути: все мечты, печали и радости, всех родных, близких и нелюбимых. После них осталась только пустота.
Я поехал до первого попавшегося придорожного мотеля. Не чувствовал ничего. Снял проституку, воспользовался по назначению и тоже ничего не почувствовал. Даже не помню ее лица. Она была просто куском мяса. Скажете, так нельзя относиться к женщине? Мне пофиг, даже если вы и правы.
Я купил бухла и затарился сигаретами, тратил деньги и не брал никаких чеков. Ха! Или все же стоило принести подотчетные за продажную девку, м? Как считаете?
Человек может сорваться. Любой. Я так думаю. Вы когда-нибудь чувствовали себя на грани? Вы когда-нибудь переступали эту грань?
Я часто был у самого края, но никогда не позволял себе выйти за рамки. Жалел, что не мог. Но все же не мог. Совесть, рассудок, чувство долга и понимание последствий всегда останавливали.
Наконец-то я был вне этих рамок. Но вместо свободы была пустота. Просто пустота.
Я мог думать о чем угодно, но все было серым. Ничто не привлекало. Ничто не радовало. И не огорчало. Я будто заморозился и просто пил, курил и все.
Наступила ночь. Я набухался в зюзю и отрубился.
Разбудил меня телефонный звонок. Понятия не имею, когда и за каким хреном я включил телефон.
«Жена»
«Пошла ты на хер, жена», – подумал я и повернулся на другой бок.
Следующее, что помню, как проснулся от яркого света. С трудом разлепил глаза и понял, что наступило утро. Ленно повернулся на другой бок, чтобы скрыться от солнца, нагло ворвавшегося в мой мирный сон. И уткнулся во что-то лицом. Снова открыл глаза и окинул взглядом Её. Скрестив руки на груди, на меня с укором смотрела жена.
Я был в нашей спальне, в нашей постели.
Совершенно не помню, как там оказался, и понятия не имею, как добрался. Но я был дома.
Дома.
В полной несознанке я не нашел ничего лучше, кроме как вернуться туда, откуда бежал.
И что вы думаете? Я почувствовал, что рад этому. Дом – это же не просто какое-то здание, правда? И я был не просто в каком-то здании, я был дома. С этой жирной свиньей, пилящей меня с утра до вечера, с детьми, которые не давали покоя денно и нощно. Но это был мой родной дом со всем из этого вытекающим.
На прикроватной тумбочке жены стояла ваза с цветами. И кто же их притащил? Я. Я! Будучи в полнейшем неадеквате, купил жене цветы и принес их ей. В тот момент я понял, что куда бы ни смысля, я всегда вернусь обратно. В своем ли, в чужом ли уме.
И что же меня так обрадовало? Определенность. Я больше не перебираю варианты и не думаю о том, как могли бы сбыться мои мечты. Я смирился с тем, что имею. И больше не очень-то парюсь о честности и верности. Скрываю заначки и случайные знакомства.
Счастлив ли я?
Какая разница?
Я спокоен.
Не мечусь и не чувствую недовольства.
Наступило смирение. Возможно, когда-нибудь я смогу почувствовать и счастье, чем черт не шутит? Но, откровенно говоря, мне без разницы.
Признаться честно, это именно то, чего я боялся. Боялся смириться со всем дерьмом, которое меня окружает. И главное, боялся, что это дерьмо перестанет меня не устраивать. Что я стану одним из этих безмозглых пареньков с моей канторы, которые шпилятся со стройными нимфетками, но продолжают жить со своими надоедливыми женами, будто иначе и быть не может.
И знаете что? Сейчас мне на это наплевать.
Наверно, это грустный конец для тех, кто все еще мечтает. Как по мне, так это лучше, чем всю жизнь думать о том, что упустил, и жалеть, что твои детишки некогда появились на свет. Или чем бросить их и остаток всей своей жизни думать о том, что ты их предал. Внезапно я принял ситуацию такой, какой она была мне предложена.
Скоро родится наш третий ребенок. Я сделаю вид, что рад этому, как и оба предыдущих раза, и, возможно, даже сам немножечко в это поверю. Пока жена будет восстанавливаться после родов, продолжу забавляться с нерожавшими куколками. Да и после вряд ли остановлюсь. Что-то во мне надломилось, и я не уверен, что это уж очень большая трагедия. Между делом подумываю о вазэктомии и жду новых бессонных ночей. Но я с этим справлюсь. Просто потому, что для меня нет более приемлемого варианта.