После прогулки Саша чувствовала себя измотанной и пошла прилечь в свою комнату. При выключенном свете там было так же темно, как ночью. Решив, что от одного окна урона не будет, она раздвинула шторы и обомлела. Окно было заколочено. Внешние ставни только прикрывали темноту внутри.
Тут же вспомнилось данное ночью обещание, и появилось дикое желание поскорее выйти из дома. Лежать больше не хотелось. В голове, как в переполненном улье, кружился целый рой мыслей.
«Уходи!»
«Но так нельзя, на меня рассчитывают».
«Если уйти, они ничего не заплатят».
«Уходи!!!»
Для начала Саша решила хотя бы выйти на улицу, чтобы проветрить голову.
Ей было запрещено покидать территорию усадьбы без сопровождения. «Территорию усадьбы можно покидать только в целях сопровождения Анны в церковь. Вы обязаны каждую минуту пребывания быть в полном распоряжении хозяев». Нарушение этого, как и любого другого, правила, грозило увольнением без выплаты гонорара. Это настойчиво напоминалось после каждого пункта инструкции.
«К чёрту всё!»
Саша быстро сбежала на первый этаж и выскользнула на улицу. Отрывистыми шагами она направилась в уже знакомую аллею.
– Александра, – окликнул её металлический голос.
Саша встала как вкопанная. Это в её планы не входило.
– Вы куда-то спешите?
– А… – она медленно повернулась к домоправительнице, замершей возле колонны. – Я… забыла в машине зеркальце… хотела забрать.
– Вы не можете покидать территорию усадьбы.
– Но… я думала, стоянка относится к усадьбе.
– Территория, на которой вам разрешено находиться, чётко обнесена живой изгородью. Покидать вы её можете только в сопровождении Анны.
– И как мне быть? В моей комнате и в ванной нет зеркала.
– В доме нет зеркал.
«Я это заметила».
– Почему?
– Старая кухарка вскрыла себе вены осколком зеркала. Теперь Анна их боится. Поэтому все сняли.
«Господи, кто здесь только ни помер!»
– Но… маленькое зеркальце…
– Без исключений.
Саша сглотнула и молча кивнула. Женщина скрылась в доме. Но она точно наблюдала, следила, чтобы нянька не нарушила ни единого пункта. Пыл бежать поубавился, хотя желание только возросло. Первенец, кухарка… «С нянями у них ещё инцидентов не было?»
Сегодня Анну в церковь Саша вела самостоятельно. Сразу взяла её за руку, чтобы та, чего доброго, снова не упала и не переломалась насмерть. А то пришлось бы убирать все холмы в округе.
Девочка болтала без умолку, и слово за слово разговор снова зашёл о темноте. На этот раз Саша уже не могла так уверенно утверждать, что не боится её. Но показывать ребёнку свой страх она не хотела, ей казалось это непедагогичным.
– Можно просто включить свет, если что.
– Ты думаешь, свет поможет? – спросила Анна.
– Ну… конечно. Станет светло, и тьмы больше не будет.
Анна широко улыбнулась и вытаращилась своими водянистыми глазами, показавшимися Саше ярче, чем при первой встрече.
– Тьма – это не просто отсутствие света. Это то, что может заставить его погаснуть.
По коже пробежал холодок. «Надо было тогда валить, не оглядываясь… и плевать на нарушения пунктов».
У церкви снова сидели всё те же две женщины. Их позы были неизменны. Саша пристально всматривалась в лицо той, что постарше, и она, почуяв, что её изучают, перевела взгляд на любопытную пришелицу.
– Здравствуйте, – машинально поздоровалась Саша.
– Уходи! – сказала та с надрывом.
Внутри всё похолодело.
– Это местные сумасшедшие, не слушай их, – с усмешкой фыркнула Анна и затащила Сашу в церковь, не дав перекреститься.
Как и вчера, она мигом скрылась в алтаре, а няня опустилась на стул у входа. Как и вчера, в коленопреклонённой позе молилась женщина, а рядом с алтарём спиной ко входу стоял батюшка. Саша отметила про себя это странное совпадение, но решила, что эта женщина приходит молиться в одно и то же время, так же, как и батюшка имеет своё неизменное расписание. И в одно и то же время неподвижно стоит у алтаря…
Почему-то это объяснение не вызвало сомнений. Саша сидела тихо и больше ни о чём не думала. Прошло какое-то время, и снова невозможно было понять, было это пять минут или сутки. Саша почувствовала внезапное напряжение и желание уйти. Тут же Анна покинула алтарь и вывела свою спутницу наружу.
Пунцово-мареновые хлопья нависали над дорогой вместо неба. Тяжёлые веки с трудом удавалось держать открытыми и идти следом за весело отсчитывающей широкие шаги девочкой. В голове не было мыслей, только дикое желание поспать.
Пришлось снова просить извинения за невозможность присоединиться к ужину. Сон пришёл сразу, накрыл, как тёмное одеяло.
Саша смотрела на себя со стороны. Она лежала на ржавом остове кровати и прикрывалась пыльной тряпкой, изъеденной крысами и обглоданной давно потухшими языками пламени. В полу были дыры, а от стен остались пеньки да гнилушки. Вместо крыши над головой висело тёмное звёздное небо, с которого наблюдала молчаливая луна.
Плёнка времени быстро перемотала течение жизни вспять, и вот уже старые стены оказались ровными и гладкими, над умывальником висело чистое зеркало, завершая убранство скромной комнаты для прислуги.
С кровати встала девушка. Но это была уже не Саша. Молодая скромная девушка с серыми волосами, ничем не приметная, простая служанка. Она зажгла свечу и вышла из комнаты, прошла по коридору, спустилась на первый этаж и открыла входную дверь. Внутрь тут же хлынула волна разъярённых людей, они расползлись по внутренностям дома, как раковые клетки. Вскоре они снова стеклись в холле, цепкой хваткой держа хозяев дома.
Со своей добычей вторженцы проникли в зелёную гостиную под лестницей, где перекинули через потолочную балку три тугие верёвки.
«Вздёрнем их!»
«Вздёрнем!»
«Кончай со слугами дьявола!»
«Отомстите за наших мальчиков!»
– Они бы всё равно все умерли. И вы все умрёте! – сокрушил громкие вопли детский голос.
Верёвки затянулись на шеях, оторвав тела от пола, и послышался хруст ломающихся костей.
«Несите факелы!»
«Поджигай!»
Последнее, что видела Саша перед тем, как проснуться, были три пары глаз, уставившихся на неё в ожидании. Три пары глаз, принадлежавших Анне и её родителям, пожираемых огнём.
Саша лежала в холодном поту. Снова было темно. Абсолютно темно, несмотря на то, что она оставила свет включённым. Путы страха сковали все мысли и мышцы. Только страх, только дикий животный ужас от увиденного в жутком сне.
«Мама… мамочка… лучше бы я тебя послушалась…»
Уголки глаз прорезали слёзы, и Саша всем сердцем раскаялась в том, как попрощалась с собственной матерью.
– Не езжай туда, – монотонно сказала мама.
Обычно её недуг вызывал у Саши сочувствие, но в те моменты, когда она пыталась поучать, приводил в ярость.
– Сашенька, останься.
– Мама, хватит! – взорвалась дочь.
Она который день выслушивала мамины бредни о её нелепых предчувствиях по поводу предстоящей работы. Из-за расстройства речи, возникшего вследствие глухоты, слушать это было невозможно – заевшая пластинка, повторяющая фразы в одном ритме. Фразы, содержащие в себе чушь вселенского масштаба.
Саша схватила чемодан, побросала в него вещи, попутно ругая мать последними словами, и бросилась прочь из дома в свою старую развалюху.
С тех пор прошло трое суток, и теперь Саша мечтала, чтобы жизнь с такой же лёгкостью, как сон, отмотала время назад, в тот самый момент, когда мама в последний раз просила дочку остаться. И тогда бы Саша послушалась её, она бы обняла свою родную мамочку и ни за что, ни за какие деньги не поехала бы на край света присматривать за странной Анной с водянистыми глазами.
Ночь тянулась долго, будто целую вечность. Саша лежала, бессонно таращась в темноту. Казалось, из неё вот-вот кто-то выскочит, и что света больше не будет, что тьма поглотила весь мир и время. Что это конец.
«Тьма – это не просто отсутствие света. Это то, что может заставить его погаснуть».
– Александра, вставайте.
Саша вскрикнула от испуга.
Вместе с голосом домработницы из холла появился свет, затем по щелчку выключателя зажглись и лампы в комнате.
Сердце билось о рёбра в бешеной скачке, и Саша глотала ртом воздух, чтобы восстановить дыхание.
Когда она вновь посмотрела на дверь, там уже никого не было. Она потихонечку выглянула в коридор – тоже пусто. Быстро, по-солдатски, Саша натянула первую попавшуюся одежду и выскользнула из комнаты. Она прокралась в противоположную сторону холла, надеясь, что там есть другая лестница, которая выведет её к чёрному ходу, чтобы можно было ускользнуть незамеченной. В конце коридора действительно была ещё одна лестница, и Саша почувствовала облегчение. Она стала спускаться по деревянным ступеням. Вот уже второй этаж, и снова спуск, такой же неприметный. Он вывел в длинное помещение, пожранное вязким сумраком. Лишь издалека лился неровный свет.
Саша сделала несколько шагов в его направлении, но тут же отпрянула. В просвете показалась сушёная фигура. Ждать, что последует дальше, беглянка не стала, она шмыгнула в первую попавшуюся дверь и прижалась к ней спиной изнутри, надеясь, что её не заметили.
Здесь было совершенно темно, хоть глаз выколи. Возвращаться было опасно, поэтому Саша принялась ощупывать стену в поисках выключателя.
Свет голой лампы залил узкое помещение. Это был вход в подвал, и в метре от непрошеной гостьи вниз спускались деревянные ступени.
Доверия они не вызывали, но и возвращаться назад было явно опасно. За ночь Саша успела всё обдумать. Кому-то её вера в увиденное во сне могла показаться безумием, но по-другому объяснить происходящее с хозяевами она не могла. Теперь ей думалось, что предчувствия бывают не только у сумасшедших.
Она провела по лицу руками, стараясь собраться с мыслями. Кожа показалась грубой и шершавой, как на изношенных зимник ботинках, которые она всё никак не решалась выбросить. Назад нельзя, чётко решила Саша и неуверенно шагнула на уводящую под землю лестницу. Внизу был ещё один выключатель, который зажёг освещение в самом подвале.
Беспомощные груды зеркал опирались на толстые балки. Они были отвёрнуты от случайного посетителя, будто скромницы, стеснявшиеся своего неказистого облика. Нужно было искать выход, и Саша стала озираться по сторонам, надеясь, что кроме бесполезных зеркал здесь будет хотя бы одно окно или крохотная дверца.
У дальней стены сиротливо стояло одинокое зеркало. Оно было таким большим, что не вписывалось в ровные гряды своих собратьев. Саша было отвернулась, но мигом вернулась к неуловимой детали: за ним, за огромным зеркалом, виднелся краешек двери, почти что полностью скрытой громадиной.
Саша тут же направилась в сторону ценной находки и аккуратно, но с неимоверным усилием, сдвинула тяжеленное зеркало в резной оправе. Почти что полностью освободив дверь от своего гнёта, зеркальная рама зацепилась за ручку.
Надо немного оттолкнуть от стены и подвинуть. Ещё чуть-чуть, последний рывок и дверь будет открыта. Саша поднатужилась и… зеркало, пошатнувшись, повалилось назад. Она раскрыла рот в немом крике отчаяния и поняла, что всё пошло прахом – сейчас её обнаружат и пресекут попытку бегства. Но прошла секунда, две, три, кроме глухого удара о деревянную балку не было слышно ничего: ни звона разбившегося зеркала, ни оглушительного шлепка об пол, ни неумолимо приближающихся шагов домоправительницы.
Саша перевела дух и понемножечку стала понимать, что ещё не всё потеряно. Её вновь начинающий видеть взгляд был прикован к так и не упавшему зеркалу. Оно уютно опёрлось на очень к месту растущую из пола деревянную балку и отражало потолок и край стены.
Не веря своему счастью, Саша не сразу заметила разительное отличие между тем, что отражало зеркало, и тем, что она видела без его помощи. В периметре витиеватой рамы скрывались старые ветхие конструкции, потолок разинул дырявую пасть, а стена сверкала щербатыми досками.
Саша присмотрелась. Её взгляд перемещался с того, что она считала реальным, на зеркальное отражение и обратно. Она сделала шаг вперёд, потом назад, отражение двигалось, как и в самом обычном зеркале. Вот только само отражение было необычным. Это было отражение старого сгнившего дома.
Не отрывая взгляда от пугающей картины, Саша нажала на ручку. Та со скрежетом провернулась и отворила дверь. Она посмотрела внутрь и оторопела – это был чулан. Не спасительный путь на свободу, а самый обычный чулан.
«Всё кончено».
Саша опустилась на пол и разрыдалась.
«Мамочка… мамочка, прости меня…»
Когда слёз не осталось, и снова вернулась возможность мыслить хоть сколечко здраво, Саша решила, что лучше погибнуть в бою, чем сдаться без сражения. Она поднялась на ноги и выбралась из подвала. В коридоре всё ещё было темно, и лишь дальний свет показывал, где выход. Саша понятия не имела, куда вёл этот путь, поэтому решила вернуться обратно и выйти через главный вход.
«Телефон», – вспомнила она, поднявшись наверх. С замиранием сердца Саша зашла в свою комнату, надеясь, что там её не поджидает домоправительница или кто-то из приведённых ею хозяев. Было пусто. Она мигом схватила выключенный мобильный – когда доберется до машины, сможет зарядить его от прикуривателя.
– Александра.
«Нет!!!»
Елена Романовна подошла к ней вплотную.
– Почему вы не спустились к завтраку?
– Я… я мылась…
– Вас не было в ванной.
– Я… ну… я заблудилась…
– И где же вы заблудились?
– Ну…
– Вам разрешено ходить только по главной лестнице. Это чётко оговорено в инструкции.
Саша не знала, что ответить.
– Где вы были?
В крохотных чёрных глазах сверкали молнии, последние искорки жизни в этом старом теле.
«Сейчас или никогда».
Саша сорвалась с места и бросилась наутёк.
– Стой! Стой!!! – не своим голосом заверещала Елизавета Романовна. – Ты не можешь уйти! Не можешь!
Саша мчалась без оглядки, перепрыгивая ступени. Вот уже и выход, распахнутые двери, двор, аллея, изгородь, тропинка. Надо ещё поднажать, потерпеть эту боль в боку и одышку и добраться до машины. А там, там уже будет свобода.
– Вернись! – раздался детский голос.
Саша резко обернулась.
На последнем издыхании домоправительница тащила за собой Анну. Та крепко держалась за её руку и вопила вслед своей няньке, с которой она ещё не наигралась.
– Вернись!
– Не-е-ет!!! – изрыгнула Саша в ужасе и бросилась наутёк.
Но тут же споткнулась и упала ничком на твердую землю.
Женщина с девочкой приближались. Саша попыталась подняться, но ногу пронзила острая боль. «Только не сейчас, только не это…» Она жалобно посмотрела на неумолимо приближающуюся парочку. Елизавета Романовна уже еле влачила свои старые ноги. Её лицо превратилось в обтянутый тонкой кожей череп, глаза ввалились и больше ничего не выражали. Через несколько шагов она упала замертво.
Саша смотрела на это с ужасом, ещё не понимая своего счастья. Анна остановилась как вкопанная.
Саша перевела на неё взгляд, и та тут же уставилась на неё, ожидая следующего действия няни.
– Ты…
– Я, – улыбнулась она.
– Ты не можешь идти сама, – догадалась Саша.
– А ты можешь?
– Хоть хромая, но уйду.
– Ты и с двумя ногами как без ног.
Саша поморщилась. Что несёт эта девка?
Она снова попыталась подняться, опираясь на руки и здоровую ногу. Когда это удалось, она стала прыгать прочь от жуткой девчонки, оглядываясь на неё и трепеща от страха.
И она сделала шаг в её сторону.
Саша прибавила скорость.
И Анна стала идти быстрее, всё шире расплываясь в улыбке.
– Но ты же не можешь!
– Могу, когда меня кормят.
– Кормят?
– Своди меня ещё раз в церковь. И я наемся.
– Отвали!
Девочка засмеялась и пошла ещё быстрее.
Саша оперлась на руки и поскакала, как хромая собака.
– Беги быстрее, – сказала Анна.
«Не беги от того, что страшно. Иди к тому, что любишь», – послышался голос матери. Такой, каким она говорила с Сашей в детстве.
Она тут же замерла, собрав волю в кулак, и обернулась.
Анна остановилась. Саша медленно опустилась на землю. Анна продолжала стоять, выжидая новой «порции».
Прошла ни одна минута, пока Саша окончательно не убедилась, что девчонка не сдвинется с места, если её не «тронуть».
– Мама… – нежно прошептала Саша. – Спасибо, мама.
Она отвернулась от Анны и, всё ещё как подбитая собака, но уже та, у которой есть дом, поплелась в сторону машины. На её руках торчали набухшие вены и болезненные шишки суставов, а на лицо свисали седые пряди. Но она знала, что ей есть, куда идти, она знала, что там её ждут и любят.
Беглая няня так и не обернулась, оставив скверную подопечную стоять одну посреди пожухлой травы, мёртвой, как и она сама.
Саша села в машину и, превозмогая боль, выжала сцепление. Впереди была долгая дорога, дорога домой.
Проснувшийся на зарядке телефон показывал, что сегодня уже двенадцатое августа. Почему-то Саша знала, что это вовсе не ошибка.
Как только появилась сеть, она ответила маме. И та ей написала, что ждёт её и любит.
Всё быстрее дорога уводила от страшных событий, и Саша больше не хотела думать о своей неудачной работе и о том, что, возможно, найдётся тот, кто набредёт на это странное место и раскроет его тайну. Кто искоренит зло в этом заброшенном уголке Вселенной. Но это уже точно будет не Саша, потому что она чётко усвоила, что тьма не страшна, если её не трогать.
Леший
– Сиди тихо, не двигайся, – шепнул Студент, приложив палец к губам. Он осторожно подкрался к прогнившей стене сарая и попытался сквозь щели разглядеть, что происходит снаружи. Было темно и ничего не видно, кроме выхваченного светом тусклого фонаря участка травы.
– Он там? – Ева постаралась не закричать и тут же закрыла рот руками, чтобы сдержать вопль ужаса, собравшегося за долгий страшный день.
– Тш, – он опять приложил палец к губам и, только вернувшись обратно в сено, произнес: – Не видно.
«Боже! Боже! Зачем я выбрала его? Зачем?»
Ева не была очень уж особенной девушкой, просто оказалась лучше своих соплеменниц по некоторым показателям. Она родилась в маленьком городке, где большинство молодежи спивалось уже классе в седьмом. Не то чтобы так было во всех отдаленных уголках страны, просто Еве было суждено родиться именно в таком месте, что ее совершенно не устраивало. Будучи прилежной ученицей и вполне симпатичной особой, она видела свое отличие от остальной массы девчонок, желавших гулять с парнями и пить пиво по лавкам. Ее же на подобные развлечения не тянуло, и совершенно не прельщала перспектива стать женой самого крутого из алкоголиков или быть «одной на всех» за бутылку водки.
Стоило Еве закончить школу, как она улепетывала, сверкая пятками, в столицу, чтобы больше никогда не видеть никого из старых знакомых. Поступила она без особых проблем в не самый известный ВУЗ, который предоставлял общежитие. На большее Ева пока не рассчитывала – и так находилась в лучшем месте, чем ее прежняя жизнь.
На втором курсе она познакомилась с богатеньким папиком, благодаря которому вскоре перевелась в более престижный университет и жила в приличной квартире, в которую тот частенько наведывался, чтобы получить «квартплату». Ей было довольно противно скакать на его толстом волосатом животе, под которым сложно было отыскать то, на чем скакать, собственно, и полагалось. Но Ева подумала, что это все же лучше, чем субтильные пареньки из уже бывшей общаги, отличавшиеся от ее старых знакомых лишь знаниями в точных науках, а в остальном так же пропитанные алкоголем и идиотизмом под завязку.
В новом институте учились куда более привлекательные молодые люди, большинство из которых было из богатых семей, в отличие от такой же лимиты, как она, в предыдущей Альма-матер. Безусловно, Ева заглядывалась на сокурсников и тех, кто постарше. Но папик был большим собственником, поэтому попытаться завести интрижку на стороне было довольно проблематично, хотя того совершенно не смущало, что сам он был женат.
У Евы появилось много новых знакомых, но помимо общения в стенах учебного заведения, ей ничего не светило, потому что папик строго-настрого запретил заводить романы, иначе она вернется туда, откуда он ее вытащил.
Ева была вынуждена слушаться его, потому что ее совершенно не радовала перспектива подобного регресса. Но однажды она просто не смогла устоять. Слишком уж Он был хорош и горяч.
Все его звали Студентом после истории с походом в зоопарк, куда он хотел пройти бесплатно, как и положено студентам дневного отделения. Но по ошибке лаборантки в деканате в его студенческом билете оказалась не проставлена печать за текущий год. Поэтому билетерша сказала, что не пустит его без оплаты, на что он стал тыкать ей в лицо студенческим и кричать: «Я – студент! Я – студент!!!»
С тех пор прошло уже три года, а кличка прицепилась намертво, поэтому теперь он был вечным Студентом. Сейчас он учился уже на пятом курсе, возмужал и не был столь вспыльчив и бесконтролен.
Студент являлся тем редким экземпляром, который числился здесь на бюджетном, получал стипендию и снимал комнату у какой-то старухи. Это было самым обидным пунктом, ведь будь он сынком какого-нибудь банкира, Ева с легкостью могла бы бросить своего папика и сесть на шею ему, хотя и не такую толстую и прибыльную. А так она встала перед самым сложным выбором в своей жизни. И в конце концов решила, что любовь дороже денег и мирских благ.
Папик собирался увезти ее на все лето в Ниццу. Кому-то это показалось бы раем, но для Евы значило на столь долгий срок проститься с любимым. Она уже два месяца тайно встречалась с ним, запираясь в подсобках универа, что того устраивало лишь поначалу. Студент выдвинул ей ультиматум: или он, или папик. Он сказал, что едет с друзьями в деревню, и она может отправиться с ними или катить в свою Ниццу, но после этого больше не рассчитывать на него никогда.
И она выбрала первое, мгновенно лишившись всего, чем одаривал ее богатый любовник. Но она не жалела, потому что любовь, и правда, казалась дороже денег.
Деревушка в глубинке России так и веяла древностью. Кругом была куча беззубых старушек, щелкающих лысыми деснами семечки на завалинке, и босоногой ребятни, носящейся с веселыми криками по лужам после грибного дождя.
И как она могла жить иначе? Как могла продаваться этому жирному брюхатому типу?
Хотя Студента звали практически всегда исключительно по кличке, у него, как ни странно, было имя. И имя ему было Демьян. Но мало кто к нему так обращался в повседневности, за исключением моментов интимного характера.
Но Ева звала его Дёмой. Ей очень нравилось, как это звучит. Засыпая с ним в обнимку, она по нескольку раз повторяла, прижимаясь к его обнаженному телу: «Дёма, мой Дёмочка».
– Ребята, это Ева. Ева, это ребята, – Студент был безумно рад, что Ева выбрала его, плюнув на все блага, которые предоставлял ей жирный папик. Он впервые показал свою девушку друзьям, которые уже были наслышаны о ней сполна, только не знали о нюансах связанных с третьим в их любовной лодке. Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения, и Дёма был рад, что вокруг него собрались его самые дорогие и близкие люди.
Вырос Студент в детдоме, поэтому родственников не имел. По достижении совершеннолетия, он вместо положенной квартиры получил домик в этой вот деревушке. Но жаловаться не стал, не понимая, почему налогоплательщики обязаны обеспечивать его жильем, в принципе. Он знал, что заработает все сам. И не собирался быть у кого-то ярмом на шее. Даже у государства, которому на него наплевать. Что было взаимно.
Ева сразу всем понравилась, как, впрочем, и остальные ей. Маша – девушка Виталика с рыжей козлиной бородкой и тонкими очками, была жгучей брюнеткой с раскосыми глазами, очень похожей на Йоко Оно. Света – худенькая рыженькая девчушка со звонким голоском постоянно всех подкалывала, но обижалась, если пытались подшутить над ней. Женя – чернобровый армянин, которого все звали Арой, считал, себя очень умным и образованным, но это было лишь его виденьем, которое поначалу казалось правдой и окружающим. И Петя – тяжелоатлет, мастер спорта и спокойный парень немного стеснялся прихода новенькой в компанию, но вскоре привык к ней, принял и перестал зажиматься.
Они сели в микроавтобус, на котором Ара подрабатывал перевозками гостей на свадьбах, и стали весело распевать песни под аккомпанемент Маши, игравшей на губной гармошке. Студент совершенно не умел петь, но его задора и рвения хватало, чтобы простить ему этот недостаток и слушать его неврастенические завывания, не затыкая ушей. Признаться честно, в этой компании вообще никто не отличался вокальными данными, несмотря на то, что Ара всех уверял в своем таланте. Просто, «сегодня он оказался не в голосе».
Дорога предстояла долгая, но никого это не страшило. Отдых уже начался. Единственным, кто с этим был не согласен, оказался Ара, сосредоточившийся на управлении автомобилем. Он сурово сдвинул свои черные брови, чтобы всем было понятно, сколько усилий он вкладывает в то, чтобы доставить всех до места отдыха, словно он везет очередных свадебных гостей, которые, возможно, подкинут ему чаевые.
Домик был захолустным, но за пару дней общими усилиями ребята привели его в божеский вид. Студент был здесь первый и последний раз пять лет назад, когда ему исполнилось восемнадцать. Посмотрел. И уехал обратно в Москву, понимая, что жить здесь не будет. Поступил в институт и благополучно забыл об этой развалюхе. А теперь возникла идея собраться всем вместе и махнуть куда-нибудь на все лето. Ни у кого не было достаточно финансов для того, чтобы снять что-то приличное, поэтому Дёма вспомнил о своем домике и скромно предложил товарищам приехать сюда. Все с радостью согласились.
За первую неделю ребята хорошенько подлатали дом, и он стал походить на жилой, а не на заброшенную хибару. Через месяц его и участок было не узнать.
Всем было весело: каждый день ребята готовили еду на открытом огне и ели на свежем воздухе, ходили купаться на речку и пили парное молоко, которое соседская бабушка продавала по дешевке. Жизнь в городе теперь казалась какой-то искусственной и надуманной. А эта жизнь – настоящая! Природа, ручной труд и живое общение без мобильных телефонов и всемирной паутины.
Поначалу Света была недовольна отсутствием комфорта, ныла, что не хочет ходить в выгребную яму вместо фаянцевого привычного приспособления. Но со временем привыкла даже она и расхотела покидать это место, далекое от цивилизации.
Петя в отсутствии спортивных снарядов тягал бревна и рубил дрова, а Виталик занялся резьбой по дереву, вспомнив детство, когда ходил в Дом Творчества на кружок художественной резки. У него получались забавные штуковины, которые он раздавал местной ребятне, прозвавшей его за это Папой Карло.
Когда речь заходила о шашлыке, Ара всегда делал его сам, запрещая остальным даже притрагиваться к мясу. Он уверял, что никто не умеет готовить его так, как он, хотя ребята не видели особой разницы между его «настоящим» шашлыком и каким-либо другим. Но они не возражали. Пусть себе готовит. Кому какое дело?
Но спокойствие и веселье омрачал один странный житель деревни. Местные звали его Лешим, потому что он часто ходил по лесу, появляясь в самых неожиданных местах перед грибниками и чинно прогуливающимися старушками. Леший был нелюдим и угрюм и, вполне возможно, имел какие-то отклонения в развитии.