Ящики и крышки

Мужчина сел, протирая глаза.

– Ужинать будешь? – я выкладывала на стол колбасу, апельсины, куриные галеты.

– Слушай, – вдруг сказал мужчина неожиданно громким и ясным голосом. – Может, подкинешь меня кому-нибудь, а? Как бомбу?

– Это как? – я повернулась, застыв со сковородкой в руке.

– Очень просто. Как моя бывшая. Забудь меня где-нибудь. Например, в метро. Как вещь, оставшуюся без присмотра, – он передразнил голос диктора. – Или на лавочке в парке. Можешь в магазине в чью-нибудь тележку подбросить. Да мало ли мест.

– Ты что, – я опустилась на стул. – Больше не хочешь здесь жить?

Я хотела сказать «со мной», но в последний момент струсила.

– Думаешь, с другой тебе будет лучше? Неизвестно, кто тебя подберет. Вот возьмут, – голос мой задрожал, – и сдадут в цирк уродов!

Лицо мужчины исказилось от злобы.

– Или отдадут врачам на опыты! – пугала я, сжимая кулаки, слезы щипали глаза. Плачут ли великанши из-за мальчика с пальчика? – Знаешь, убийцы в белых халатах! Посадят в пробирку, будут кормить через зонд, третью ногу пришьют или чего-нибудь похлеще.

Мужчина расхохотался, а потом взглянул на меня с жалостью, как будто мне, а не ему угрожало стать жертвой медицинских экспериментов.

– Тебе мужик нужен, – сказал он усталым тоном, подводя итог разговору. – Мы не подходим друг другу. Пожили и хватит.

Я уже слышала эту фразу, на фабричной проходной: «Потрахались и хватит», «Пожили и хватит», «Повеселились и хватит». Хватит, хватит, хватит.

Судьба прихлопнула меня как муху, и невидимая крышка надо мной с грохотом захлопнулась, сколько ни тужься, это дно не высадить головой.

Я оказалась на пустынном острове, куда не заплывают корабли. Я одна, не считая нерожденного младенца, как одноглазый великан на покинутом всеми клочке земли.

Корабли двинулись к далеким берегам, манящим радугой и багряными закатами, приливами и отливами, а к моим ногам выбросило лишь ящик, который я открыла, чтобы как всякая глупая женщина, поспешно захлопнуть.

Мужчина лег на спину, заведя руки за голову, и смотрел на меня неприязненно и самодовольно. Я склонилась над ним.

– Еще не хватало! – мужчина отвернулся. – Сколько раз повторять, я не целуюсь!

Он поморщился.

Но моя крепкая ладонь уже легла на его рот, раздутые в гневе ноздри, губы, еще выплевывающие слова. Мне не потребовалось сделать усилие, как когда-то с отчимом, мальчик с пальчик дернулся как аквариумная рыбка, бьющаяся на суше, позвонки хрустнули, он выгнулся дугой и затих.

Я отняла руку от его лица и улыбнулась – третий раз за время нашего знакомства. Первый раз я улыбалась, завороженно наблюдая, как он ест, а второй раз – когда дергала за поводок, подчиняя своей воле.

Я успела совершить три убийства – сначала отчим, потом нерожденный младенец, теперь мальчик с пальчик. Я рецидивистка. Других ведут к расстрельной стене и за меньшие прегрешения, а я избежала и тюрьмы, и кары, людской и небесной. Мои ящики заперты на ключ, мои беды и несчастия спрятаны под крышкой, которую больше не открыть никому, а я возвращаюсь к тому, с чего все  началось: я очень везучая.