Глава 12. Каждому свое…
– Манька, если не передохну полчасика, можешь бросить меня на съедение… Ты беги, беги, меня Дьявол донесет… – взмолился Борзеевич хрипом. – Только полчасика и пару суток!
– Не понесет, Борзеевич, если не побежишь – я его знаю! Я как-то раз надеялась, что он меня покормит. Куда там! Голодал вместе со мной!
Они только что преодолели вершину восьмой горы. Вой слышался неподалеку, чтобы догнать их оборотням требовалось не больше часа. Нескольким самым быстрым, которые вырвались вперед и уже нагоняли, Манька отсекала головы мечом, сталкивая вниз. А те тянули за собой остальных. Еще часть оборотней пробивала дорогу наверх через ледник.
До Вершины Мира оставалось не так уж далеко, спуститься вниз и подняться…
Если оборотни позволят…
Борзеевич состарился на глазах и задыхался, в легких у него скрипело, как будто раскачивалось сухое подрезанное дерево. Манька чувствовала себя не лучше – из легких шла пена и кровь, они горели, сердце не выдерживало, болтаясь в грудной клетке, как горошина в свистульке. Без живой воды здесь в горах они были никто и звать никем. Но все же физическая подготовка сделала свое дело, как-то они еще держались, выплевывая окровавленные легкие.
Она кивнула и без слов упала рядом.
– Борзеевич, вставай! – приказала она через десять минут, вставая на колени. – С горы будет легче!
– Маня, еще пять минуточек! – застонал Борзеевич, перевернувшись на бок, согнулся пополам, закашлявшись.
Манька оглянулась на Дьявола, который стоял на обрыве и смотрел вниз, подсчитывая количество оборотней, подняла голову и осмотрелась, чтобы найти рюкзак Борзеевича, в котором должна была быть веревка. Оставалось привязать его к лыжам и тащить на себе.
И вдруг застыла…
Они были как раз там, где в прошлый раз восседали на подушках. Все тут было так же… Все, да не все!
– Борзеевич, откуда меч? – она смотрела на меч так, будто не пробежала сотню километров. – Как у меня!
Борзеевич не ответил, подогнув колени, он поднялся на карачки. От быстрого бега, отваливалась печень. И не сразу открыл глаза. Маньке пришлось потрясти его за плечо и пару раз ударить по щекам.
– Откуда здесь меч, как у меня? – она ткнула пальцем себе за спину, призывая Борзеевича взглянуть в ту сторону.
– Не знаю-у! – простонал он, поднимая голову и подслеповато щурясь. – Какой меч?
– Этот! – она указала на меч. – Меч-кладенец…
Борзеевич приподнялся – через пару секунд зрачки его расширились, взгляд слегка прояснился, глаза округлились. Он на коленях подполз к мечу, пощупав его, словно боялся, что тот исчезнет.
– Железный человек тут прошел… – сказал он бодро, констатируя факт.
– Когда успел? – строго спросила Манька, будто у Борзеевича был ответ. Она уже стояла рядом. – А меч-то с чего потерял? Он давно тут. Видишь, поржавел без дела.
Манька провела пальцем по ржавым подтекам.
– Наверное, умер железный человек, а меч попросил сюда спрятать. Есть у меня история про Царя… Он меч воткнул в камень и сказал, кто меч вынет, тот и будет царем после него. Хороший меч, себе возьму. Думаю, железный человек не обидится…
– Бери, – согласилась Манька. – Я бы обиделась, если бы мой меч без дела ржавел, а нечисть землю поганила. Бери! Только… Борзеевич, меч у железного человека на Небо поднимается, если он уходит… Это не железного человека меч, это врага меч… Царя, который железного человека победил, а его снова победили…
– Откуда знаешь? – глаза у Борзеевича стали испуганными. – Не тех троих?
– Я всех их видела… С мечами… Там, в Саду-Утопии… – Манька напряженно думала, так что скрипели извилины.
Испуг у Борзеевича прошел не сразу. Он схватил за рукоять и вытащил меч вместе с камнем, который остался висеть на нем, как пельмень на вилке.
– Дай-ка, – она забрала меч из рук обессиленного старика, взмахнула им. – Ого! Коротковат, но тяжеловат! – размахнулась и ударила мечом о другой камень, стараясь смахнуть первый. Оба камня раскололись, и меч неглубоко ушел под землю. Манька вытащила меч и заметила, как блеснул осколок серебра.
– Зато по мне в самый раз! – Борзеевич забрал у нее меч, помахивая перед собой, оживая на глазах. – Ты не смотри, что я ростом не вышел, силушки у меня на десятерых! Да я бы и сам справился!
– Постой, это же наконечник стрелы! – Манька оттолкнула Борзеевича, подбирая осколок и рассматривая его.
Не говоря ни слова, оба бросились копать в том месте, откуда осколок вышел.
Через пару минут наткнулись на крышку огромного глиняного кувшина, в котором могли бы уместиться пара человек, приподняли крышку и замерли в растерянности. Кувшин был доверху наполнен стрелами, да такими, что любо-дорого. Не только наконечники, но и древки, и оперения у стрел были покрыты серебром, а в самом центре лежал лук странной конструкции, похожий на ее лук, но все в нем было механическим, и покрыт напылением. Лук блестел, будто был серебряным, и легкий, как перышко.
–– Наверное, он из неугасимого полена, – предположил Борзеевич. – А сверху покрыли металлом, чтобы пока в земле лежит, не пророс.
– Тут сидел человек из второго города! – сказала Манька, вытаскивая стрелы на глазах якобы изумленного Дьявола, который подошел поторопить их и сообщить последние новости.
Дьявол взял в руки стрелу и присвистнул, разглядывая ее.
– Подарочек вам оставили! – ехидно поинтересовался он, проявляя к стреле чисто житейское любопытство.
– А ты не знал? Даже не догадывался? – прищурилась Манька.
– Ну, может, и знал… – Дьявол пожал плечами. – Да кто ж помнить-то через столько времени будет? Не вчера ж положили!
– Мань, – сказал Борзеевич миролюбиво. – Мы с тобой разомкнули временную петлю! Заметила, что ступеньки стали и шире, и чаще?! Не наши это ступени! Это они на плечах сюда поднимали. Или на тех же оборотнях… Может, город искали, в котором пролежали не одну тысячу лет? Пришли месту поклониться, где их спас еще кто-то…
– А может, свой, который спасли… Проверить, чтобы уж ничего от проклятия не осталось…
Манька взбодрилась, прошла назад, встав на краю уступа, откуда начиналась лестница, приценилась к месту, где им предстояло встретиться с врагом. Борзеевич подтаскивал к ней охапку за охапкой. Стрел было много, не на всех оборотней, но на большую часть должно было хватить.
– Наверное, они знали, что мы снова в горы пойдем, – предположила она, разглядывая принесенные Борзеевичем стрелы, удивляясь, как много таят в себе горы. Дьявол помогал Борзеевичу их вытаскивать, чтобы старик, оказавшись в кувшине под землей, не заснул снова, время было не то.
– Не трудно догадаться, что пойдете. Как без ключей-то? – снова обыденно пожал плечами Дьявол. – И понятно, что не одни! Кто ж позволит их взять?
– И за тысячи лет никто здесь больше не был? Ведь не взяли!
– Ходили мимо и не видели. Точно так же, как не видели города, который разрушался у них на глазах.
– Эй, а я еще кое-что нашел! – радостно крикнул Борзеевич. Он толкал перед собой еще один кувшин, наглухо запечатанный. Третий кувшин он даже не пытался вытащить.
Манька посмотрела вниз – звери готовились к нападению, сбиваясь в стаи. Для простых стрел далековато. Оборотни их тоже заметили. Минут тридцать у нее было. Она спрыгнула с камня и вприпрыжку побежала к Борзеевичу, который кувшины уже открывал.
В кувшине поменьше была вода. Борзеевич плеснул ее себе на руки и понюхал.
– Похоже, живая! – радостно сообщил он.
– Что ей сделается! – хмыкнул Дьявол. – Живее всех живых! Выдержанная!
Он отпил воды сам, наполнил бутыль и завернул крышку. Зачерпнул кружку, дал выпить им. Силы вернулись, здоровье пошло на поправку. Вода была сладковатая и терпкая, прокатилась по пищеводу и сразу растворилась в теле, снимая усталость и боль. Через десять минут Манька провела ладонью по голове, погладив ежик волос, пощупала брови и ресницы. Посмотрелась в зеркальце и опешила. Брови и ресницы нарастали рыжие, как огонь, а до этого были черными.
– Зелень тоже поначалу салатовая, а потом ничего, разумно зеленая становится, – успокоил ее Дьявол.
Ей стало весело. Вряд ли оборотни ожидали такого крутого зигзага судьбы, когда она поворачивалась к ним задом. Зачерпнули еще воды по кружке, выпили не спеша. Налили в котелок, бросили семена, поставили так, чтобы котелок не пострадал и можно было быстро подхватить его, если придется бежать.
– А в этом что? – Манька приподняла крышку и заглянула краем глаза в кувшин, который Борзеевич не торопился обнародовать. И тут же захлопнула, не решаясь поверить в увиденное.
– Опиум и навоз! – подразнил ее Дьявол.
Борзеевич снял крышку, порылся в кувшине и сразу отошел.
– Это тебе! – сказал он, ткнув в кувшин пальцем.
– И это все лежало тут? – радостно воскликнула она, разглядывая неожиданно свалившееся на нее богатство. В третьем кувшине было столько одежды и украшений, что разбегались глаза. Манька охала и ахала, перебирая платья.
– Я бы радовался двум первым подаркам, – Дьявол осуждающе покачал головой. – Возможно, они жизнь тебе спасут.
– Ну, знаешь, голая я тоже недолго протяну! – ответила Манька, покраснев. Такие подарки ей делали не часто, только раз, и то был не человек, а Дьявол.
– Не хочу вас расстраивать, но через десять минут оборотни будут глодать ваши кости! – предупредил Дьявол.
Борзеевич схватил свой меч и новый лук. Заняли позицию. Манька прицелилась и выстрелила. Стрела попала оборотню в глаз, он покатился вниз, сминая строй. Рядом просвистела стрела Борзеевича.
Уже давно прошел и вечер, и ночь, освещенная луной и ветвями неугасимых поленьев, наступил день и вечер, и снова был день, который подходил к концу.
Сотни оборотней издыхали, пожирая друг друга. Еще сотни лезли вверх, клацая зубами и скалясь, щерились, сверкая красными углями глаз. Сотни трупов украшали склоны. Вздремнули по очереди, не подпуская оборотней к вершине. Плотно поели. Котелок из неугасимого дерева побаловал их салатиком и кашей. Ночью многие стрелы пролетели мимо цели, ударяясь о камни, за которыми оборотни прятались. Их начали экономить, подпуская зверей ближе. Оборотни редели. Тела их были разбросаны повсюду. Манька и Борзеевич стреляли, не останавливаясь. Но стрел оказалось недостаточно – из-за гор подтянулись отставшие стаи.
– Оставь стрелы, их все равно не хватит, будем добивать ими последних. Не бегать же за ними, – предложила Манька, тяжело всматриваясь в озверевших людей. – У нас должен быть козырь…
– Да мы стратегами становимся! – засмеялся Борзеевич.
– Ну… – Манька задумалась. – Я готова схватиться за голову, живу какой-то не своей жизнью… – пожаловалась она. – Прикинь, Борзеевич, была обыкновенной деревенской клушей, которая всю свою жизнь проплакала над собой, вопрошая: за что, Господи? И вот я здесь, в заснеженном краю, заставляю плакать других… Как мне в это поверить?
– Довели! – ехидно хмыкнул Борзеевич.
– Это все мы натворили? Это у меня такие богатства? – Манька покосилась в сторону места, куда спрятали кувшин с нарядами и украшениями. – Не верю, понимаешь? Они тащили эти кувшины на себе в горы. Там, в далеком прошлом, они знали обо мне в будущем. У меня такая судьба – дух захватывает, но разве я помыслила бы об этом, пока сидела в своей избушке и плакала в подушку?!
– Жить надо так, чтобы потом не было мучительно обидно, что жизнь прошла мимо, – рассудил Борзеевич.
– Ты думаешь, они как-то по-другому жили? – она с мрачным видом наступила ногой на камень, опершись на посох, сумрачно взглянув на стаю внизу, которая готовилась к броску. – Скакали себе в ночи, знать не знали, что от болезни есть лекарство.
– Скачи, скачи – да не наскочи! – Борзеевич сложил оставшиеся стрелы так, чтобы они не мешались под ногами и не бросались в глаза, но при необходимости их можно было достать. По три десятка стрел оставили в колчанах, перекинув луки через шею и руку, на случай, если придется снова бежать.
Манька зачерпнула кружку живой воды и выпила залпом. Выпила еще одну, передала кружку Борзеевичу. Тот тоже выпил залпом две кружки. Кувшин оттащили в сторону.
Гордо встав на скале, удерживая в одной руке меч, в другой посох, Манька грозно взглянула на врага внизу, и тут же присела за валун. Двое или трое оборотней палили из огнестрельного оружия очередями, прячась за камнями. Пули летели и не долетали, отчего-то меняя траекторию, будто намагниченные. Странно, но возле валуна, который закрывал проход на вершину, место оказалось самое безопасное.
– Если я погибну сейчас, никогда не прощу себе, что не примерила подарки, – она кивнула в сторону кувшина, который остался в земле.
– Ну, я косенькую с косонькой пока не вижу, может, пронесет? – поделился с нею Борзеевич своими надеждами надтреснутым голосом. Оборотней оставалось еще сотни три, но уже не две и не полторы тысячи. – А вдруг и мне чего-то оставили, просто не разглядел? – предположил он, проследив за Манькиным взглядом.
– Тебе, Борзеевич, меч оставили! – напомнила она, пристыдив его за жадность.
– Что это ты задумала? – подозрительно поинтересовался он, когда она встала во весь рост на валун.
– Подпускаем, рубим, подпускаем, рубим… Сюда, Борзеич, пули не летят. Я отсеку двоих огнем, один тебе, второй мне… Проход тут узкий, куда они мимо нас?
Оборотни поднимались по ступеням, хотя им это было непросто. Пройти в другом месте у них не получилось. Слева и справа от ступеней пропасти с обрывистыми нависающими выступами и с гладкими, скользкими стенами, с наклоном вперед. Они надежно защищали вершину гор на многие мили. Дракон может быть бы залез, но оборотням иные подъемы, кроме проторенных, оказались не по зубам. И это не могло не восхищать Дьявольской прозорливостью, продуманностью и предупредительной вежливостью, которой он давал понять, что не стоит лезть наперед него в пекло. Все горы, по которым они прошли, с одной стороны имели такую защиту, даже первая и вторая гора в начале пути, на которых защита была завуалирована, и подняться там можно было во многих местах, но чем дальше, тем защита становилась надежнее.
Манька посмотрела вдаль. Седьмая горная гряда была чуть ниже, но закрывала все остальные горы, которые остались за нею. Рассмотреть их и полюбоваться ими можно было только с Вершины Мира, и она была за спиной – самая высокая и непреступная. Даже отсюда, с вершины восьмой горы, пик девятой горы терялся где-то в вышине.
Манька направила посох на ощерившихся зверей и пальнула огнем, размышляя про себя. Интересно, что Дьявол прятал на Вершине Мира? Не одну же стелу, в самом деле, со своей подписью. Оборотни неугасимого огня не ждали – началось замешательство. Прямое попадание выжигало в телах дыры. Оборотень начинал обратную трансформацию. Полузверь-получеловек покатился по земле, вырывая свою плоть.
– А говорил, только зеркало! – весело воскликнула Манька, поливая оборотней огнем.
Сразу стало легче. Огонь ничем не уступал огнестрельному оружию и стрелял значительно точнее, в отличие от пуль, направленных на нее и Борзеевича, которые летели мимо. Казалось, выступ защищает какая-то неведомая сила.
Борзеевич, забыв про оборотней и битву, минут десять изучал феномен.
Еще три оборотня вырвались из начавшейся свалки, бросившись вперед. Мужественно сложили головы. Манька и Борзеевич, занимая лучшую и почти неуязвимую позицию, осмелели. Борзеевич кинул горстью гороха, Манька оглушила еще одного оборотня посохом, проткнув острыми рожками, добавила огня, на ходу срубив голову второму. Еще два оборотня крутились и рвали себя у ног Борзеевича.
Пропустили еще четырех, отсекая огнем остальных. Один успел скребнуть лапой, вцепившись зубами в ногу Борзеевича, и сразу челюсти остались без тела. Хватка у оборотней была мертвая. Борзеевич разжал зубы ножом, стряхнув отрубленную мечом голову, которая уже начала трансформироваться в человеческую. Меч его был таким же острым, как Манькин, и когда взгляд ее падал на него, она невольно начинала думать, кто из железных людей, уже сносив железо и достав меч, мог предать Дьявола? На что повелся он, на Зов или, сев на трон, перестал быть человеком?
Решили больше не рисковать, подпуская по одному, по два…
Поняв, что воинов всего двое, замешательство сменилось ликованием. Грянул добрый хор воющих зверей, похожий на дружное «ура!» Задние напирали на передних, те проталкивались вперед и попадали под огонь и мечи. Борзеевич теперь чаше бросал в толпу горох, чем рубил головы. Многие оборотни сразу после этого пытались вести себя благоразумно, выбирались из общей свалки, пропуская вперед желающих. Но сзади подгоняли вожаки, загораживая отступление.
Кровь лилась рекой, мертвые тела заслонили проход. И порой из-за груды тел оборотни выскакивали неожиданно, а иногда пробираясь по телам своих, скатываясь с ними вниз.
Заметив, что оборотней осталось сотни две, Манька и Борзеевич снова достали стрелы – серебро не оставляло раненных. И когда последний оборотень скатился вниз, они переглянулись с победоносным ликованием. Оба были в крови, выглядели изможденными, но не сломленными. И будто по команде оба начали хихикать, сначала негромко, про себя, но постепенно смех стал звонче, оба упали, схватившись за животы. А потом долго лежали на снегу и смотрели, как зажигаются одна за другой звезды.
– Бурные аплодисменты, – добродушно сказал Дьявол будто ничего не происходило за последние три дня, словно не они усеяли склон горы трупами. И не удержался, улыбнувшись во весь рот, обнажив ровные и острые, как у вампира зубы, протягивая им руку, чтобы помочь подняться.
– Ладно, учту на будущее, что двумя тысячами оборотней вас не испугать. Можете законно любоваться своими горами! – милостиво разрешил он. – Хоть в шелковых шароварах, хоть в атласных, хоть голые, увешенные всеми украшениями, какие найдутся в кувшине!
– Жалко, дракона нет! – разочарованно сказала Манька, разглядывая, во что превратился ее плащ, забрызганный нечистотами и грязью. – А то бы помылись.
– А, это… – Дьявол устало махнул рукой. – Он стирке не подлежит. К утру сам себя постирает. Он просто пока не умеет на ходу.
– Надо это, место найти, чтобы выспаться. Хорошо защищенное. А то вдруг еще какая-нибудь тварь внизу бродит, – Борзеевич привстал, уставившись на кучу мертвых тел, загородивших ступени, и внезапно почувствовал усталость.
– Да вроде все, я их поголовно считал, – Дьявол окинул взглядом поле боя. – Один разве что, но он умнее других, он в эту свару с самого начала не лез.
– Эх, жалко, нету твоей стрелы! – ухмыльнулась Манька. – А то бы мы его достали, чтобы не бегал по горам и не пугал туристов.
– Какие проблемы? – Дьявол достал у нее из колчана стрелу, послюнявил наконечник.
Маньку недовольно перекосило – столько стрел были потрачено зря! Но промолчала – зато стрелы не таяли, и все еще торчали из тел. Надо бы их собрать. Она прислушалась к пространству. Оборотень стоял далеко внизу и смотрел в их сторону. Подавленно, с немой злобой.
Она выстрелила и через минуту поняла – оборотень мертв.
– Ну ладно, есть тут одно местечко, но нам придется свернуть в сторону. Сена не обещаю, но от снега, холода и ветра укрытие самое то!
Дьявол подобрал часть вещей, сложенные неподалеку. Манька и Борзеевич подобрали остальные вещи, котелок, который поддерживал их силы все это время, спустились на лестницу, собрав стрелы в колчаны, чтобы были полными. Пересекли вершину, и через полтора часа спустились на сотню метров вниз, чуть в стороне от основного перехода, оказавшись на небольшой покатой площадке, укрытой от ветра и снега.
Дьявол отодвинул камень в одной из стен, нажал рукой на торчавший осколок серебра, вдавливая его. Раздался грохот, скала отъехала в сторону, открывая небольшую щель для прохода одного человека. Потом положил камень на место, закрывая серебряный рычажок.
– Прошу! – сказал он и первым вплыл в проход.
Манька и Борзеевич протиснулись следом.
В пещере было свежо. Но когда зажглась ветвь неугасимого полена, Манька обомлела, а Борзеевич потерял дар речи: посередине стоял каменный стол, а на нем лежало крупное полено и яйцо. Манька сразу догадалась, что это за яйцо. Ему еще предстояло вылупиться, может быть, через сотню тысяч лет. Свое полено она уже нашла, и яйца прикатились – даже два!
– Тут ведь что-то написано? – спросил Борзеевич, не отрываясь взглядом от рунического рисунка на стене. Он с любопытством разглядывал перевернутую «А» в круге.
– Тут написано: здесь были Ясень, Древень, Белогор и Дьявол. Прекрасная незнакомка и могучий Борзей – мы вас помним! Ну и… описание славных подвигов пятерых, и падение врагов… И Царя…
– Это все здесь написано? – удивилась Манька, погладив чудные закорючки. – Тут всего пять слов!
– Могли! – кивнул Борзеевич. – У них одно слово могло быть самой настоящей повестью. Но только кто бы еще это смог прочитать!
– Тогда смотрите на другую стену! – усмехнулся Дьявол.
Манька прошлась с факелом вдоль противоположной стены и ахнула: там рушились три города, и в четвертом сидела она, Борзеевич, и три человека, а в небе летел не то Дьявол, не то Дракон.
«Жалко, что зеркало не догадались оставить!» – подумала Манька, принимаясь за третий кувшин, в котором лежало богатство, о котором она, может быть, всю жизнь мечтала.
Старый, серый, с проседью оборотень наблюдал, как гибнет его стая. Кто бы мог подумать, что проклятая умеет так владеть мечом, луком и огненным посохом!
А этот старик, которого знал каждый и не знал никто?! Даже сейчас он мог исчезнуть и появиться вновь, спустя минуту. Черт, похоже, он никуда не исчезал, но почему-то уплывал из памяти. А маг?! Он шкурой чувствовал, что маг где-то здесь – тот самый маг, который не имел крови, не оставлял запаха и следов.
Кто он? Вампир – возомнивший себя Богом?
Он переступил через все законы, устанавливающие равновесие между человеком, оборотнем и вампиром. Кто дал тебе право? Ждали тебя? Просили тебя?
Ничего, яма твоя была тебе могилой многие тысячи лет, и весь мир проклянет и вернет в эту яму, чтобы ты гнил в ней до скончания веков! – оборотень повернулся и не спеша потрусил вверх по склону в противоположную сторону. Надо было вернуться и предупредить хозяйку, что последний дракон мертв и никто не остался в живых. Полнолуние заканчивалось, и надо было торопиться.
Чем оправдать свою немощь? Хозяйка могла не простить…
Он вспомнил о сыне, который остался там. Странно, что сын не с ним. А и в самом деле, почему не пришел его сын?
Оборотень вдруг резко остановился. Он снова видел перед собой высокую стену и лестницу, залитую кровью и трупами. Сердце его сжалось. Сила проклятых гор не отпустила его. Он попробовал вернуться еще раз – и снова увидел лестницу с трупами…
И отшатнулся: маг стоял перед ним, тот самый – в черном плаще, без лица…
– Ты разве не помнишь, что ел мясо своего сына? – спросил он с жестокой жалостью, заглянув в глаза.
Оборотень попытался вернуться в прошлое, и понять, что же случилось с его сыном. Но не мог. Словно чья-то рука легла на его голову и закрыла память.
– Ты убил его! – с вызовом ответил оборотень, оскалив пасть. – Ты!
– Ты убил его! – мягко ответил маг, положив руку на голову поверх той руки, которая держала память, и легко разжал и убрал ее.
Оборотень вцепился в мага, но его не было. Зубы склацали, и в пасти не осталось ничего, а маг по-прежнему стоял перед ним и улыбался с жалостью.
И вдруг оборотень заскулил, попятившись назад: вот он и его сын летят по полю над белым снегом – красивый, сильный, как отец… Выше почти на голову, широк в плечах, грубоват – но так жестоко бить свою жену…
Он покачал головой, как же он допустил?
И страшно, страшно помнить – оборотень завыл. Он узнал лицо убитого и повалился – вот он, гложет кость… человек… Он разорван, голодная стая растащила куски плоти, голова лежит неподалеку и объедена, тусклый глаз тоскливо смотрит в серое небо… А он грызет и грызет эту кость – почему он ее грызет? Почему она следует за ним, и снова оказывается в его пасти? Он сыт! Он бы никогда не стал есть сына…
Может быть, сын зовет его? Где он?
– О, Бог, зачем ты так жесток?! – оборотень тихо заскулил, скатилась слеза, он уронил голову на лапы. – Верни мне сына! Меня забери! – в отчаянии заскулил он.
– Ты убил его! Верни, если сможешь! – ответил маг.
– Но как?! Как это могло случиться?! – оборотень взвыл, в груди его полыхал огонь. – Больно!
– Видишь, Бездна?! – открылась черная пустота. Кажется, ее не было, но он ее видел и чувствовал. – Иди за ним. Если сможешь вернуть и вернуться, я впущу вас! – пообещал маг. – Если не сможешь, там ты найдешь покой. Покой, когда тебя нет.
Стрела достала сердце и загорелась. Оборотень был мертв, когда она вошла в его тело. По дурости или по глупости он хватанул снега в том месте, где старик облил живой водой пылающего человека, обожженного драконом…