Дьявол и Город Крови: Там избы ждут на курьих ножках

– Тогда иди домой, если не можешь ответить мучителю взаимностью! – Дьявол развернул Маньку лицом на восток. – Вот он – момент истины!

Избы, которые шли впереди, притаптывая снег в широкую дорогу, заметив, что Дьявол с Манькой препираются, повернулись и приблизились, и Маньке показалось, что и они смотрят на нее с осуждением. Она почувствовала, что из глаз вот-вот хлынут слезы: неужели все было зря?!

– Не пойду! – упрямо выдавила она, обойдя Дьявола.

Избы, решив, что инцидент исчерпан, побреди вперед. Дьявол, замыкая процессию, побрел за нею.

– Тут такая каша намечается, – проворчал он. – Если кто-нибудь из оборотней сообразит, что ты – душа Его Величества, ни за что не откажется украсить венценосное чело своим неотступным призывом. Нечисть – она с умом дружит. Вот уж я над обоими посмеюсь! – язвительно высказался он, и замолчал, поглядывая в спину с сочувствием.

Манька кожей чувствовала его издевку. Да, соболезнования были ей очень кстати. Другого случая могло не представиться, хотя сама мысль, что люди пойдут ее убивать, казалась ей абсурдной.

– Человек, получается, дурак? И не человек, а так, мясная вырезка?

– Разве нет? – подтвердил Дьявол худшие опасения. – Вампир – хищник, там, где он, хаос, разрушение и смерть… По уровню развития он выше человека, а иначе как бы стал пастухом? А человек открыт всему, что улавливают его. Вот скажи, какую выгоду ищет человек, когда, не имея ничего за душой, начинает подавать каждому, кто протянул руку? Ведь не он разорил человека, почему чувствует себя виноватым? Больно ему и оброк в руку кладет.

– Ну, сама была в такой ситуации, знаю, каково это, потерять все, – ответила Манька. – Конечно, больно, если люди не живут, а выживают.

– Вот! Вампир понимает, что люди так живут, и для него это норма! Вид нищего не бьет его по глазам, он уверен, что твоя жизнь не может быть иной. Да, человек с душой не так остро чувствует боль, как проклятые вампирами, но и они понимают, каково это быть униженным. И нигде не найдет правды, суд человеческий не закроет его, так что выйти в люди можно только вампиром.

– Ну, в тайне, может быть, надеются, что им Бог начнет подавать, – укорила Манька Дьявола. – Спаситель сказал про женщину, что она больше всех в сокровищницу положила, вроде как оценил. Но если он понял, значит и Бог должен понимать. А от тебя разве помощи дождешься?

– Что понимать? Что ты полностью обнищала? А зачем Богу подавать нищему, если он за Его милость отблагодарит вампира? Я не прошу отдавать последнее, я вообще ничего не прошу для себя. Десятина – это помощь тем, кто еще не встал на ноги, сиротам, вдовам, увечному, левиту, который за всех отдувался передо мной. Жертву, начатки и первенцев, надо искать в земле вашей – это процент за нее и рента. А все, что вне твоего пространства, и так мое. И с чего ты взяла, что Спаситель оценил поступок женщины? Разве он сам что-то положил в сокровищницу? Ни от избытка, ни от скудости – стоял и смотрел, а потом вышел с умозаключением. Заметь, он получил его не от Бога, сам вынес! И ученики его, кроме советов и наставлений, никому ничего не подавали. Буянили и переворачивали лавки с товарами, а ведь люди пришли продать свои изделия и заработать честным трудом. Я не говорю, что я между ними ходил, но, может быть, и ходил. А желающих и умеющих изгнать беса и в наше время хватает. И тоже не подают, даже беса бесплатно не изгоняют…

– А если человек в беде? – Манька остановилась и развернулась, глядя Дьяволу в лицо с непониманием. – Никто же не подает, больше, чем он может. почему я не должна поделиться?

– Вампиры обманывают людей именно этой мерой, когда суют обращение к ним в землю проклятого. Не душа говорит о человеке, сам вампир, и когда ты раздаешь свое имущество, Сын Человеческий на стороне вампира радуется своей прибыли: «Вот, как щедр я, – слышат люди, когда смотрят на вампира, – душа моя принадлежит вам, входите и пируйте вместе со мною!» Но ты ведь не от избытка подавала, а из жалости и сострадания, – Дьявол хитро прищурился. – Где же тогда твой ум, который обличает твою скудость? Много подавали тебе, когда ты, нищая и нуждающаяся, каждый день была у всех перед глазами? С чего решила, что твою щедрость приму как благотворительность? На Суде сразу встанет вопрос, с какой радости бросала избыток верой в себя, а не знанием нужды человека? Я очень скупой, и могилу рою всякому, кто расточает имение свое. Имя человека в имении его, и горькая судьба, когда не имеет ничего за душой.

– Что же, не помогать никому?

– Конечно, мимо беды проходить, не след. Беда войдет и выйдет, сделав круг, и откроется правда. Но не болью должен руководствоваться человек, а знанием. Тот же нищий: позовет вампир – и пойдет тебя убивать.

– Какой смысл меня убивать? Я ведь никому не мешаю…

– Ты убила матушку Благодетельницы, и язык повернулся спросить какой?! – Дьявол удивленно покачал головой. – Праведный гнев!

Манька устремила тоскливый взгляд в небо.

– Дьявол, если их будет много, у меня нет шанса выжить, зачем же брать на себя грех? И не разбойники придут искать мне смерти, а те, кто искренне верит Благодетелям. Скажут им, что я враг, и мне их уже не переубедить.

– Расклад такой: оборотни в большинстве своем идут понять, что происходит в этом лесу, – оживился Дьявол. – И когда обнаружат труп Бабы Яги, непременно попробуют тебя достать.

– С их-то звериными способностями они все равно меня поймают.

– Если тебя оборотни убьют, зверь засветится на челе Его Величества. Вот уж вампиры-престолонаследники посмеются! В принципе, и ты радуйся, поясок в Аду не помешает.

– Дать им в отместку себя убить? – вскинулась она. – Что-то я тебя не понимаю. То предлагаешь воевать, то умереть… ты уж остановись на чем-то одном.

– Ха! В том-то весь фокус! – криво усмехнулся Дьявол. – Чтобы подставить вампира, надо умереть достойно, чтобы земля тебя славила, а не оборотня, выставляя Его Величество перед людьми заказчиком убийства. И чтобы вампиры про тебя не уразумели, пасть в этой битве безымянным героем. А если заподозрят, что это ты тут с Бабой Ягой и Кикиморой разобралась, убить тебя оборотням они не дадут, через пару часов здесь будут и Благодетельница, и Его Величество, и драконы, и спецподразделения, чтобы не дай бог печати на челе не осталось. только представь, что тебя на государственном уровне отучают любить жизнь… – это будет пострашнее геенны огненной, так что сама на себя руки наложишь, лишь бы не чувствовать издевательств. А вампиры только этого и ждут!

– Ужас! – содрогнулась Манька, представив, как с нее сдирают кожу.

– Ну, ты еще не погибла, а вдруг победа будет за тобой? Если не раскроешься, вампиры еще долго не рискнут сюда сунуться, пока не исследуют, кто и зачем выступил против них, и будут не тебя искать, а раскрывать заговор. А это тебе на руку, мы за это время в цивилизованной части государства среди толпы затеряемся. Как докажут, что это ты? Сейчас лучше подумать, как с бедой справиться.

– Думаю! – раздосадовано проговорила Манька, устремив унылый взгляд сквозь деревья. – Только в голову ничего не приходит. Кто они, а кто я!

Дьявол озадачено потер лоб.

– Что может остановить человека-оборотня и зверя-оборотня?

– Мешок, набитый деньгами, – уверенно ответила Манька. – Они сразу к себе его потащат. Прятать. За это время можно далеко убежать. Только не я, ни ты, денег не печатаем. Ну, если ты знаешь, где тут клад зарыт… – развела она руками.

– Оборотней вампир поведет, благосостояние оборотней его вряд ли интересует.

– Я думала оборотни зверем по лесу рыщут, кого нашли, того и съели, – Манька перебирала в уме все случаи из жизни, когда могла столкнуться с оборотнем.

– По грибы что ли жертва ночью в лес пошла? – скривился Дьявол. – Оборотень, обычно, далеко от дома не отходит, то собаку порвет, то припозднившимся человеком закусит, но чаще поизмывается над кем-нибудь. Зачем искать пропитание, если еду можно в магазине купить? Лес – самое безопасное место от любой нечисти, мы сами по себе, они сами по себе. Но сейчас на это рассчитывать не приходится, у наших будут определенные намерения и четкие инструкции. И днем это будут люди, управляемые зверем, а ночью звери, управляемые вампиром. Некоторым, конечно, нравится оставаться зверями, но обычно они на строгом учете, цены немалой, так что вряд ли мы их увидим.

– Ужас! – ответила Манька с содроганием, понимая, что рука у нее на человека не поднимется. Да она и убиение зверей плохо себе представляла. Говорить ей с Дьяволом ни о чем больше не хотелось. Сердце болело, обнажая муку предстоящего сражения. Она уже решила, что пожертвует собой, и мысленно прощалась и с Дьяволом, и с избами, и со всеми жителями своей деревни. Впрочем, у нее еще был месяц, чтобы привести дела в порядок. Никаких особенных дел у нее, как оказалось, не было, но созрел свой план спасения: если подняться чуть выше по реке, и часть проплыть по воде, то можно было бы найти такое укрытие в земле, которое схоронило бы ее на время полнолуния. Дьявол мог бы помочь, жаль, избы в землю не спрячешь. Но вряд ли избы оборотней испугаются, вон у них ноги какие, побегают по лесу, пока суть да дело. И еще проблема: речка скована льдом, а там, где не замерзла, течение такое, что сразу под лед затянет.

– А вот скажи мне, почему не каждый укушенный становится оборотнем? Почему одних убивают, а других делают себе подобными? – нарушил Дьявол молчание через некоторое время.

– Понятия не имею и знать не хочу! – буркнула она.

– Не будь меня, – Дьявол хмыкнул, – тебя бы уже три раза развенчали, три раза растерзали и трижды съели, – и с грустью проворчал: – Я, в общем-то, не должен тебе помогать. Мне бы дождаться, когда поймешь, что они идеальные, но пока все получается наоборот: совершенно идеальные свои творения начинаю рассматривать с объективной стороны. Какой-то неправильный сценарий!

– Ты наплодил, а я должна объяснить? – от возмущения Манька задохнулась. – Я вообще о твоей любимой нечисти от тебя узнала! Скорей б это все закончилось.

– Ну ладно, ладно! – примирительно проворчал Дьявол. – Не так много времени осталось, когда о тебе уже никто ни вспомнит. Ближнего твоего будут помнить чуть дольше, Царям ведут строгий учет. Но кто помнит царей Атлантиды, которые поднимали Ваала? – он стал высматривать место для остановки, а потом просто взял и исчез, как будто сквозь землю провалился.

Манька опустилась на санки, давая уставшему телу отдых. Она вдруг подумала, что не надо ей строить никаких шалашей, не надо собирать валежник, а просто зайдет сейчас в избу и согреется, еду себе приготовит, как нормальный человек. Запасов сделали немало: насолили грибы, накоптили рыбу, насушили и закатали в банки разной травы, избы охотничий домик нашли, в котором забрали соль, сахар, спички, сухари, крупы и муку. На душе сразу стало теплее. Она уже представляла, как снимет с себя застывшую коробом одежду, попарится в баньке, а после почитает одну из тех книжек, которые нашла на чердаке, и уснет в нормальной кровати, с одеялом и белыми простынями, но все как всегда испортил Дьявол.

Он вернулся минут через десять с радостным видом.

– Там впереди есть прекрасное место, давай-ка мы, пожалуй, пустим там корни, – предложил он, подошел к ней сзади, закрыл глаза рукой, и Манька вдруг почувствовала, будто на мгновение оторвалась от земли, но, когда пришла в себя, она уже снова стояла на земле твердо, чуть провалившись в снег.

Манька открыла глаза и потеряла дар речи. Место выглядело совсем не так. Следов не было нигде, и поднималась к небу, совсем недалеко огромная высокая гора, а рядом от нее возвышались другие горы, будто исполинские великаны. И только когда Дьявол стянул с нее котомку и вязанку с посохами и неугасимыми ветвями, которые перед самым их отправлением в поход он срезал на месте захоронения, где они проросли и окрепли во множестве, она пришла в себя окончательно, поверив в то, что дьявол так легко и быстро перенес ее на полторы сотни километров от того места, где они только что были.

Дьявол наступил на край плаща, сунул два пальца в рот и свистнул.

– Там избы понять не могут, куда мы помчались, – объяснил он. – Будут тут только к глубокой ночи. У них хоть и длинные ноги, и бегают быстро, как страусы, но путь неблизкий. Раз уж готовиться к битве, сотня километров погоды железу не сделают, догонишь летним снашиванием. Ну, – он потер ладони, – пора приниматься за дело!

Манька осмотрелась, благо, было еще светло.

Они находились на возвышенности, которая представляла собой долину, образованную изгибом широкой реки с быстрым течением в подножии горного хребта, которая вытекала из необъятного озера неподалеку. Об озере Манька узнала позже, когда снег сошел, и гладь его оттаяла, а при осмотре лишь вскользь отметила про себя, что в той стороне на огромном пространстве нет лесного массива, догадавшись о нем. Если верить карте, оно раскинулось вдоль гор на сотню километров в длину и на полсотни в ширину, а глубину его еще никому не удалось измерить. С этой стороны берег был пологий, спускался вниз широким лугом, на другой стороне высокий и крутой, сложенный из гранитных и известковых пород. При желании оттуда могли пальнуть, но на середине реки вверх поднимались причудливые скалы, возвышаясь пальцевыми гребнями. Место, откуда они пришли, просматривалась, как на ладони – огромная белая пустыня, разрезанная лентой реки. Получалось, что они не на горе, но как бы уже ступили на нее одной ногой. Гора, возле которой они остановилась, была не такой высокой, как те, что слева и справа от нее, они были и выше, и круче. Густой лес наползал на предгорную гряду, начинаясь чуть дальше от луга, покрывал гору на треть. А выше гора была покрыта ледовой шапкой, которая сейчас отливала красным в свете закатного солнца.

От величественной красоты и простора у Маньки захватило дух, и она бы еще долго пялилась, но развернув бурную деятельность. Придирчиво осмотрелся, довольно потирая руки, измерил площадь свободного пространства, сначала слетав до опушки, а потом потоптавшись на берегу. Развязал вязанку неугасимых ветвей, которую она везла на санках, воткнул самую толстую рогатину в землю, чтобы загорелся костер, а после посадил ее ломать неугасимые ветви на такие доли, чтобы в каждой было по три-четыре почки, а сам отправился втыкать их по всему периметру долины на расстоянии ста метров друг от друга, иногда углубляясь в лес. И как только вся поросль была нарезана, он отправил садить неугасимое дерево и ее, оставляя себе дальние углы, в которых тоже заказал лето. Садить ветви у Дьявола получалось быстрее. Пока она зарывалась в снег и долбила посохом и топором промерзшую землю для одного саженца, он успевал высадить все десять.

Вышла убывающая луна, осветив и гору, и искрящийся всеми цветами снег призрачным голубоватым сиянием. А когда луна поднялась высоко, их нагнали избы.

Манька забыла об оборотнях, заметив вдалеке огненные всполохи и языки пламени, вылетающие из труб двух бегущих изб. Ей стало радостно: бежали они к ней! Дьявол тоже не смог сдержать улыбки, похлопав ее по спине. А спустя час обе избы топтались рядом, присматривая и расчищая место, чтобы присесть.

– В избушке почаевничаем или на воздухе посидим? – спросил Дьявол, когда смогли расслабиться и отдохнуть, перенеся костер поближе к избам.

– Запах мертвечины еще не выветрился. Старшая избушка пока болеет, а в избе-баньке жарковато. Я переночую в предбанничке, а почаевничаем на воздухе, – Манька достала живую воду и отпила глоток, протянув бутыль Дьяволу.

Он тоже отпил и наполнил ее снегом, туго завернув крышку.

– А что ты делаешь? – спросила она, заметив, что Дьявол подозвал старшую избу и попросил ее раскопать глубокую яму. В яме он оставил ту самую рогатину, которую нарастили два полена, где она вызволила избы, и эта рогатина согревала ее всю дорогу, и теперь Дьявол зачем-то велел избе ее закопать.

– Мне тут понравилось, чисто, свежо, – ответил Дьявол, забирая с санок котомку. Занес котомку и санки в предбанник избы-баньки, вышел с котелками и железным караваем, зачерпнул в котелки снег и повесил на перекладину над огнем.

Заметив в руках Дьявола железный каравай, зубы у нее опять заныли, но не так как раньше. Дьявол не соврал, когда сказал, что зубы отрастут. Они отрастали, но все же, наверное, только благодаря живой воде. От чесания десен о железо в последнее она даже получала удовольствие, и кусочек железного каравая постоянно держала во рту, как жевательную резинку.

– Видишь, полыньи? – Дьявол указал в сторону реки. – Река здесь широкая, глубокая, с бурным течением. Если лед сойдет, со стороны реки будет безопасно. Эти пальцевые гребни прикроют нам спину. Отбиваться от оборотней будем здесь.

Манька почувствовала, как заныло под ложечкой, она уже успела забыть об оборотнях. Прямо тут? И где здесь прятаться? С тоской взглянула на гору, прикинув, как далеко сможет убежать.

– Пойду, погреюсь в парилке… – встала, торопливо ринувшись в избу-баню.

Пока она обсыхала, Дьявол приготовил чай, заваренный на брусничных листьях, выкопанных из-под снега, когда садил черенки, и скромный ужин из грибов, рыбы и кедровых орехов. Благо нести лишнюю тяжесть не пришлось: все, о чем в правилах поиска нужного человека не говорилось, сразу же отдали на хранение избам.

Она неторопливо дула на кружку с чаем, остужая кипяток. Чай на живой воде быстро восстановил силы, спать расхотелось. Справа от реки, с южной стороны, внизу, километрах в тридцати, она заметила огни двух небольших селений, над которыми стояло едва видимое зарево от огней. Ей стало грустно. Она так давно не была среди людей. И сразу же вспомнила, что скоро Новый год, и что на Новый Год ей никогда-никогда не дарили подарки. Раньше она старалась о празднике не вспоминать, но сейчас все было по-другому, и когда заметила небольшую пушистую елку недалеко от изб, сразу представила ее нарядной, подумывая о том, чем бы ее украсить и какие подарки приготовить избам и Дьяволу. Неплохо бы побывать в тех селениях, заработать денег. Обычно в таких глухих селениях жили старики да старухи, доживающие свой век, но им платили пенсию, поэтому они исправно платили, без обмана.

И сразу же вернулись тяжелые мысли…

Конечно, лес можно было и в избушке проскочить, но как управлять избами, она не знала: избушка сразу же садилась и ни в какую дальше не двигалась, разве что в печь за хворостом. И еще плохо: ни посох, ни обувь в избах не снашивались. И каравай как будто становился тверже – или она только так думала?

Теперь, когда она знала, что Благодетельница вампир, в предпринятом мероприятии она уже сомневалась.

Но по большому счету дела надо было доводить до конца.

Только вот оборотни…

В голове не укладывалось, что люди могут войной идти на человека, просто лишь потому, что самая злобная кощеиха углядела в ней соперницу. И как человек мог быть одновременно и человеком, и зверем? Или вампиром? Но много примеров находила, когда только так можно было объяснить, что происходит с человеком, когда он остается не с себе подобным.

Сосед у нее…

Сначала не поняла, почему он все время избитый ходит. Синяки по всему телу, и то ногу сломал, то ребро. Было, что в больницу его отвозили. И заприметила, что происходит с ним что-нибудь каждый раз, как сын у него из города приезжает.

Сыном сосед гордился, доходная служба, и с виду ухоженный и прилизанный, жена хорошая, тихая, незаметная, словно мышь. В детстве Манька помнила его сопливым и злым – постоянно к ней цеплялся и изводил разными обзывательствами.

И как-то раз вдруг услышала, что сосед будто стонет, и повалилось что-то у него во дворе. Перемахнула через забор и распахнула двери в сени, а там… Сын бьет отца, да с таким удовольствием, будто чай в прикуску с сахаром пьет, а сосед на полу валяется, весь в крови.

Схватила она лопату и заорала сыну, что есть мочи: «А ну отпусти, тварь!»

Отца-то он отпустил, извинился даже, да только как повернулась к нему спиной, вдруг почувствовала неладное, и едва успела отскочить в сторону. Соседский сын летел на нее с топором, будто флаг в руке держал.

Ну и приложила она его по спине лопатой.

И затаскали бы ее по судам, если бы сосед после случая того, спустя неделю, концы не отдал, рассказав при свидетелях, как дело было на самом деле.

Сын, конечно, отмазался. Сразу после смерти отца он начал уговаривать ее отказаться от показаний, будто отец его вроде как первый начал. Она от слов не отказалась, да только ее никто не спрашивал, без нее обошлись. Но как он мог-то? А вот мог! И она вдруг поняла сердцем, что именно такие люди пойдут на нее войной.

Ей стало страшно. По-настоящему, как будто оборотни уже были где-то рядом.

– У оборотней плоть не убита, она живая, и даже человеческое сознание присутствует. Но оно как бы в плену – и вызволить его нет никакой возможности. Душа оборотня в Аду, только она не славит своих Благодетелей, потому что ее убили без объяснений. Просто убили или замучили. А бывает и так, что душа у него еще живая, но подвергается насилию, и некому за нее заступиться. Скажем так: убил оборотень человека, и где-то на другом конце земли родился еще один оборотень, которому он вожак. И периодически накапливается у нового оборотня в земле такая злая энергия, что, если не выплеснет ее наружу, она начнет убивать его самого изнутри. Или другие оборотни изведут, заметив, что слабость проявил. Сказать, что оборотень злой, было бы неправильно. Хозяину-вампиру оборотни служат предано, но хозяин их учит не тарелочки ловить…

– А как они слышат вампира? – задумалась Манька.

– Человеческую речь в самом себе зверь не понимает, но чувствует волны определенной частоты. И человек так же: зверя в себе не слышит, но чувствует его, как состояние. Читая в себе привязанность зверя к вампиру, разве станет человек сомневаться, что надо вампира любить? И становится вампир оборотню за место души. А вампиры слышат и зверя, и человека, и могут смотреть глазами зверя, управляя им. Вампир через свою жертву легко проникает в закрытое помещение, а к зверю подавно. Не всеми, только теми, которые поклялись ему в верности на крови. Но если вожак прикажет, члены стаи умрут по его слову, поэтому служат вампиру все оборотни без исключения. И постоянное соперничество между ними идет за место подле вампира, а вампиры выбирают самых сильных и выносливых, которых подчиняют себе и ставят во главе стаи.

– Понятно, – Манька бросила в рот горсть орехов. – Опять вездесущее радио! Неужели человека не обижает, что кто-то все время за веревочки его дергает?

– Хм, найти себе хозяина – это почетно! Без хозяина оборотень чувствует себя не так уверенно – как собака без хозяина. А вампиры никогда не признавали оборотней равными себе. Для вампиров они – щит, который закрывает их от человека. Вот собрался народ, и всем плохо, и нашелся, кто вышел вперед и высказал вслух то, что наболело, указав на вампира. И поняли, надо отойти от вампира. Но вдруг выходит еще один, невзрачный, и говорит про того человека что-нибудь нелицеприятное и доброе про вампира. Понимает народ, врет он, а только мысль, как гвоздь, вошла и не уходит – и снова разобщен народ. Открытое радио быстрее проникает в сердце человека, чем когда додумывается сам, что радио тайно мелет.

– Или запугивают, – помянула Манька кузнеца Упыреева и его охрану.

– И запугивают. А иногда убивают. И следят за каждым, чтобы не вышел кто из людей на вампира с вилами и не поманил людей за собой. Но все же, пока у вампира душа на земле, они не открываются оборотню. Оборотень сам по себе человек, у которого свое пространство, и все человеческие пороки присущи ему. Он не хуже хозяина знает, что привязать себя к вампиру лучше всего через Зов. Тогда оборотень будет домашним любимцем и в образе зверя, и в образе человека, и может рассчитывать, что вампир поднимет его до себя. И если вампиры заводят себе оборотня, то только после того, как душа отлетит, а иначе это уже будет не оборотень, а домашний божок, который проест плешь. Разденет, разует и отойдет к другому вампиру. Оборотень не имеет в себе Зова, он сложнее устроен, чем вампир. Зверь иной раз настолько независим, что и вампиры боятся оставаться со ним надолго наедине, не имея охраны из тех же оборотней, которые умеют себя контролировать.

Дьявол притоптал снег, разровнял и нарисовал круг, разделив его надвое.

– Вот, смотри, это зверь, – он указал на одну часть круга, – а это человек, – указал на вторую. – Человек обычно ищет вампира, который бы его содержал, а зверь отзывается на голос, но не человека, а вампира. И этот голос летит к нему электромагнитной волной. Образ хозяина ассоциируется у зверя с тем лицом, которое видит, когда человек подходит к зеркалу. Потребности видеть себя – у зверя нет. Мысли человека он не воспринимает, но понимает, что очень много может думать. Его мысли и мысли человека постоянно смешиваются между собой. В оболочке человека зверь думает, что он в это время с хозяином, что он следует за ним, как тень, и радуется, что хозяин не оставляет его. И даже когда человек видит свои руки и ноги, зверь думает, что видит руки и ноги хозяина. А когда в образе зверя видит свои лапы и сородичей, ему кажется, что в это время он ушел от хозяина, чутко прислушиваясь, не позовет ли тот.

В исключительных случаях зверь понимает, что его хозяин имеет над собой господина, которого тоже надо слушаться. В это время зверь слышит голос хозяина, и никаких конфликтов по службе не возникает.

Зверь управляет землей человека и способен излечивать тело от любых ран и болезней. Оборотни такие же долгожители, как вампиры, и умирают обычно от руки соплеменника или вампира, но не человека. После событий, происшедших во времена мрачного периода, когда оборотни набрасывались и на вампиров, потому что людей почти извели, вампиры стараются контролировать их численность. Если оборотня спустить с цепи, очень быстро на земле не останется ни одного человека. Им неведом страх, и, убивая, они плодят себе подобных.

А человек в оборотне никак не осознает, что в его теле сидит зверь. Многие даже знают, что они оборотни, и гордятся, но не понимают, что зверь не знает их. Человек – его пища, даже тот, который принял в себе зверя.

Основная масса оборотней умирает не от старости и не от болезней, а когда зверь обнаружил человека рядом. Зверь, натасканный на человека, никогда не смирится с таким соседством. Он уверен, что всем обязан хозяину, но не человеку, который он сам и есть. Сам по себе оборотень – бомба замедленного действия. Когда человек отходит от своего сумеречного состояния рядом с жертвой и думает: «Ой-ой-ой, что же я натворил!» – зверь в это время уже не слышит его мысли, а состояние тревоги и потрясения объясняет по-своему, разменивая на другие мысли, например: «Хозяин прячет дичь!»

Изначально, оборотни были сторожевыми пасами. Вампиры, когда еще были чувствительны к свету и спали в гробах, поднимали зверя, управляя его головой, чтобы охранять свой покой и место, в котором спали. Это потом, когда они подмяли под себя людей и научились прятать лицо под маской, надобность в охране отпала. Но традиция осталась. Оказалось, что оборотня удобно иметь под рукой. А для зверя служить вампиру – естественная потребность.

– Значит, люди становятся убийцами, если в их теле поселился зверь?

– Не всегда убийцей, но всегда человеком, который добывает из человека кровь. Ему не столько нужна кровь человеческая, сколько кровь, которая нужна вампиру. Но если бьет, то бьет до крови. Счастье, если два оборотня между собой сошлись, тогда у них все как у человеческой семьи, а если человек и оборотень – это всегда заканчивается жестоковыйным насилием.

– А в полнолуние все оборотни становятся зверями?

– Не всегда, но как правило. И днем, если луна стоит в зените. А есть такие оборотни, которые пройти трансформацию могут в любое время. И есть люди, которые могут сдержать в себе зверя, но это выльется им в сущую муку. Обиженный зверь будет мстить хозяину, кусать его, перестанет зализывать раны, и, если человек не убьет в себе зверя, зверь не пощадит ни его, ни его близких. В руке зверя смерть души, которую он убивал – и вся боль, которая оборвала жизнь. Сам зверь боли человека не чувствует, он вообще не способен чувствовать. Своего рода это тоже червь, но червь, который врастает в землю души корнями. Он Бог и Царь, который поставил себя над человеком из земли ближнего. И когда приходит время, входит в его тело. Оборотень знает, что в полнолуние хозяин с ним заговорит, и заранее начинает напоминать хозяину о себе. Только напоминание летит не к вампиру, а к человеку, и человек чувствует, что ему надо выйти на улицу и отойти подальше от дома, а в момент трансформации сознание человека впадает в транс, он как бы спит, но не спит.

– Выходит, мертвее мертвого оборотень, и ничем не лучше вампира?

– Истинно! Но не просто так вампиру приходится уводить оборотней в леса!

Манька живо заинтересовалась, обратившись в слух. Она еще не знала, что именно, но какие-то их слабые места, наверное, против оборотней можно было использовать.

– Если в образе зверя оборотень посмотрит на себя в зеркало, он вместо хозяина вдруг увидит зверя! И человек увидит! Зверь на взводе, он чутко принюхивается к себе, в ожидании хозяина, а у человека в это время сильный эмоциональный всплеск, паника – и вот тут-то зверь обнаруживает человека! Для зверя человек не только приблизился к нему – занял место хозяина и выставил против него зверя! И зверь начинает рвать свою собственную плоть! – закончил Дьявол торжественно.

– Получается, оборотня можно зеркалом убить? – догадалась Манька, слегка волнуясь и пытаясь вспомнить, где она видела зеркало. – А серебро?

– Не серебро убивает оборотня, а зверь. Серебро способно обличить зверя в человеке и прервать связь с вампиром. Когда зверь остается с человеком один на один, он перестает чувствовать хозяина и сразу же набрасывается на него.

– Выходит, зверя может убить только зверь?

– Именно! – рассмеялся Дьявол. – Когда прерывается связь между вампиром и зверем. Остальное время он неуязвим. Почти. Можно еще голову отрубить, тоже связь прерывается. Но, боюсь, это не для тебя, ты вроде как собралась сдаться? А вообще, грустно, конечно, что, возможно, видимся с тобой последние дни! Привык я к тебе что ли… – он тяжело вздохнул. – Именно поэтому я добрый. Дань уважения человеку, который понял свое проклятие, принял его и готов мужественно погибнуть от руки нечисти, оставаясь человеком. Вот, по дружбе, даю тебе возможность умереть, как нечисть!