Корнилов продекламировал что-то ритмичное на незнакомом языке.
– Красиво? – спросил.
Сорокин неопределённо пожал плечами:
– И что это?
– Стихи. Персидский поэт Фердоуси:
Все в мире покроется пылью забвенья,
Лишь двое не знают ни смерти, ни тленья:
Лишь дело героя да речь мудреца -
Проходят столетья, не зная конца.
О том поразмыслив, что ждет впереди,
Цель, выбрав благую, к ней прямо иди.
– Потом Академия Генерального штаба, – продолжил Корнилов, – и через три года, в ноябре 98 капитан Корнилов прибыл в кишлак Патта-Гиссар, что рядом с Термесом, там находиться Амударьинская пограничная бригада. Шах. На твой градусник, надоел он мне, нормальная у меня температура.
– Да, действительно. Я вот так пойду.
– Иди.
– И через пять лет подполковником стали? Стал, – поправил себя Иван. – Без войны, безо всего?
– Да. Ходи. А что война? Всегда между государствами имеется какое-то напряжение. Англичане из Индии на север лезут, мы из Туркестана на юг. Мы, думаешь, зачем здесь под Ашхабадом стоим? Потому, что англичане там, в Персии и Афганистане, инородцев на нас науськивают. Плохие, мол, русские, кровь вам несут. А знаешь, почему мой отец в Зайсан переселился? Нет? Я расскажу. Договор мы заключили с Китаем и часть Илийской долины им отошла. А мусульмане не захотели жить под китайцами, побежали под защиту русских штыков, спрятались за спины плохих русских. Резали их китайцы. Вот и пришлось там укрепления возводить и сибирских казаков на юг переселять. Китайцы России за те земли девять миллионов рублей дали, так сказать за наведение порядка в крае. Но не в этом дело. Англичане копошились там, в Афганистане и здесь в Персии. Там для афганцев они крепость построили по последнему слову европейской инженерной мысли. А мы не знали ни как к ней подобраться, ни что она из себя представляет. Мне дали негласное поручение в генеральном штабе узнать у местных что, где, чего. Да у них разве узнаешь? Туркмены только смеются, говорят: «Таксыр, съезди, узнай».
– Таксыр – это что?
– Господин. Пришлось ехать. За это мне дали выговор, а моему командиру, генералу Ионову – строгий выговор.
– За что, Лавр Георгиевич?
– Как за что, Ваня? Если бы меня поймали, то меня бы афганцы лишили головы, в лучшем случаи, а между Россией и Англией разразился бы дипломатический скандал, хотя Афганистан и не был колонией Англии, но был от неё очень сильно зависим. А где ты так в шахматы научился играть?
– Да был у нас в станице один грамотный хохол, Василий Степанович Пустовойт, учёный, всё пшеницей нашей интересовался. Вот он и научил.
– Ты хороший ученик, Иван, даже я вспотел, с тобой играя. Мат.
Сорокин сделал удивлённое лицо:
– Как?
– Вот так.
– Ловко.
– А ты думал.
– А отыграться?
– Ягши. Расставляй.
На этот раз Корнилов играл белыми.
– А как же ты, Лавр, за подвиг, как я понял, умудрился выговор получить?
– Ха, Иван! Так это же Россия, тут всё возможно. Наказать-то наказали, да потом поручения стали давать. Я же до самого Индийского океана добрался. Отсюда и подполковник.
– Как та крепость называлась?
– Дейдади. Она и сейчас так называется. Ты что окончил, Иван.
– Екатеринодарскую военно-фельдшерскую школу. С отличием.
– Здесь отслужишь, иди дальше учись.
– Подумаю.
– И думать нечего. Ваше высокоблагородием станешь.
– Подумаю. Так рассказывай про крепость, ваше высокоблагородие.
– Там ничего интересного. Без приключений. Англичане, думаю, до сих пор не знают, что я там был