Tasuta

Обращение камней

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Жак Превер. Яблоко и Пикассо

На белой тарелке

с голубой каймой

сидит круглое

красное сочное яблоко

и позирует художнику.

–Не крутись, – говорит Пикассо.

–А я не кручусь, – отвечает яблоко, –

это ты скользишь глазом

и не попадаешь

в мою сердцевину.

И яблоко начинает

кружиться так, что

художник не успевает

ловить

его удивительный запах,

хотя яблоко

остаётся неподвижным.

***

Дождь, óблака промокший страх,

асфальт размочит и откроет,

и утром по асфальту роет

с посудой тип о двух ногах.

И раздевает камень скульптор,

и расщепляет мир Господь,

и женщину мужская плоть, –

и продолжает нас искусство.

***

И отделил от тени свет,

от тверди воду,

как я подошву от штиблет,

а, в непогоду.

От неприличного добро,

святых от геев,

от мужеской кости ребро,

от всех – евреев.

А в день шестой махнул рукой,

мол, дальше сами.

И закатился далеко

в себя, с усами.

***

      Тихий вечер вечен…

       Геннадий Кононов

Утро, вечер, вечность,

непостижимое лечит,

что не отворено, лжёт.

В печке огонь тёплый,

тосты, друзья, тёлки,

рукопись Кононов жжёт.

Вечер в Пыталове вечен,

и молодой, и беспечный

месяц ущербный встал.

Славно поэту в хате,

топит печку стихами,

теми, что не написал.

***

Дети падшего ангела бродят ночами,

дети светлого пишут стихи под свечами.

Мало места для крыльев и мало для слов

в переулках, на битом асфальте дворов.

То ли луч, то ли глаз, то ли свет от бутылки

замечает писатель сюжетов бытийных.

В тёмном небе луна, и звенят провода,

и уже замолчала с звездою звезда.

Старец Бог ходит в облаце, дует на звёзды.

Утро зимнее блёкло, холодно, поздно.

"Эту ночь запишу, запакую в строку,

спите, милые, мирно на правом боку".

***

Воскресенье. Октябрь. Пора собирать голоса,

на стенах, на столбах, на балконах созрели биг морды.

Дети Авеля вновь расстегнули свои пояса,

дети Каина точат клыки и вопят о свободе.

Урны схавали галочки, фигушки, праздничный мат,

день прожит, недоверьем закатаны норы,

и отдавшие волю, подушки слюнявя, сопят.

Одеваются в пепел небесный Содом и Гоморра.

***

Мне кажется: я умер и живу;

озябший сад, простуженная стая,

едва снежит. Перед калиткой рая

на лавке в ожиданье rendez vous

неспешно на троих соображают.

–Грешил, безбожник! – пальцы загибают…

Мне снится, что я снова оживу,

когда проснусь. И в страхе засыпаю.