Гонка эта радости не накинет мне.
А цесарка ломается, как копеечный пряник.
– Тоже мне выискался вояка… Из-за пушек дразнил квакушек! Ты же…
Прямушко вот так в лицо и наполаскивала.
Кажется, эта какаси[132] верила в какую-то мою таинственную болезнь.
– Кто тебя, – гремела крышкой, – в офицеры-то возьмёт? Ты вроде графа Монте-Кристо. Граф трещал про свои сокровища. Да кто эти сокровища видел?.. И я от тебя никаких сокровищ не вижу и не увижу, ненаглядный ты мой синьор-помидор де Валера!
С подпёком намекала на мои некрутые заработки.
Всё же временами Санюта опрометчиво теряла бдительность, и я иногда героическим штурмом прорывался-таки к её волосатой хромосоме, и моя Санёка трижды бегала к прыщавому работничку органов… Ну… к этому… К писькину врачу. А моему малече, а моему росточку так и не дала войти в свет.
И нигде не растёт, нигде не цветёт мой колосок…
Ни дома, ни в поле…
Крепко Санькя меня нажгла…[133]
Ну баба-петля! Ну баба-кандалы!
Да как же вот так жить один одним?
Воистину, «нет таких препятствий, которые бы помешали нам свернуть шею»…
17
Женщине нужен мужчина, на которого можно опереться, а мужчине нужна женщина, на которую можно положиться.
К.Мелихан
Одна ласточка гнезда не вьёт…
Не хочу я один. Не могу я один.
Оттого и кинулся раскатывать по свету.
Земля для музея, конечно, землёй. Но земля вроде ширмочки. Не скажу же я, что поехал искать жену. А так вроде едешь за делом, а сам и щупаешь, и щупаешь глазами людей, всё пугливо заглядываешь девушенциям в глаза. Не моя ли Алёнушка? Не моя ли?..
Ищу далеко. Ищу поблиз дома.
После смены в химдыме прыг на велосипед и по окрестным сёлам во всю вторую смену. Второй сменой ребята называют у нас в Двориках ночные культпоходы по девкам. И шарнирам[134] развитие, и сердцу цветастые хлопоты… Ищу через бабок, ищу через знакомых.
Невестами я особо не перебираю.
Это Гордей привык бугаевать. Носом всё ворочает. Сороку взять – щекотлива, ворону взять – картавита, взять ли, не взять ли сову-госпожу?
Мне не до переборов. Тут я мальчик-колокольчик. Не привереда.
Ищу себе под пару пчёлку лет так сорока. Помятую.
А они всё попадаются или мочёные козы, пиянистки, или чересчур правильные, или дурки с папиросами. Ненавижу курячек! Ведь курящая курица – это унитаз, которым пользуются, но в котором ни разу не смывали! Так что мне ни те, ни те, ни те не годятся.
Сам я не пью, не курю. Тихий, спокойный, домовитый.
Мне б с такими дефектами найти какую себе в пару… С дефектами легче прожить. Сам я уже седой, как мерин. Для равновесия пускай и она будет с брачком слегка. Ну, очки её я ещё вытерплю. Ну, оспу там… Ну, пускай подхрамывает… Если ей так уж охота… Ну, подкашивает… Пустяковый изъянишко мне не помеха.
Пускай только будет она физически здоровая. Чистоха… Не стакановка… Чтоб не воровала… Чтоб отзывчивая была. Аккуратная. Ценила чтоб домашний уют. Чтоб негулячая была. Понимала чтоб меня…
С дитятком, с прицепом, не хочу. Вон Козулину чертихвостку, Санькина звурёныша с рук не спускал. Всё одно не то. Чужая, не моя кровушка.
И я не один такой искатель.
Вон в Китае одинокий тридцатилетик пробежал по автостраде 222 километра за 45 часов. Во имя любви! Свой марафон он назвал «За веру и за неё». Надеется бедолага так найти любовь. Его девиз: «Делайте то, что любите, и вы встретите того, кого полюбите».
За весь забег он останавливался отдохнуть лишь на три часа. В поддержку к нему на марафоне присоединялись некоторые сочувствующие спортсмены.
Езжу я. Езжу…
«Жизнь жительствует»…
Глянется какая генерал-деваха, ватно подойду. Поздоровкаюсь. Чуток настрою тишину, помолчу как бы для передышки-разгонки да и леплю своё:
– Я королевским замашкам не обучен. Я слова про любодружие складывать не умею… Я хочу на тебе жениться… Какой вот есть, такой вот и есть…
Чуть ли не бежмя она от меня.
А что я поделаю?
Я знаю, так нельзя подходить к незнакомому человеку.
А как надо?
Пособий, как ухаживать за теми же тёлками или свиньями, сверхраздостаточно. А как подойти к незнакомке? Как сладить семейную жизнёнку?
Неужели про это люди ничего не знают, раз ничего не пишут?
Ездил я в Воронеж. В бюро знакомств.
Мне говорят:
– Оденьтесь получше. Приезжайте на танцы. Потанцуете. Познакомитесь. Поговорите…
А я посылаю их лесом:
– Мне ваши плясандины до лампады. Я танцевать не могу. Разговаривать не могу… Ля-ля – тополя… Это не моё… Я не разговаривать… Я жениться хочу! Мне красуню не надо. Мне б… Руки-ноги по бокам, голова на возвышенке в центре… Весь наличный комплектишко первой необходимости на месте… Мне ну и ладнушко.
Понятно, ни на какие те скачки я не поехал.
Я прямым налётом в рейхстаг.
Райком свой, ближе и как-то понадёжней того бюро.
Нарезаю пряменько к первому. К Виктор Семёнычу.
Виктор Семёныч у нас давно. Он ещё вызволял меня из голодной эпопеи в Малиновых Буграх. Знает меня как облупленку.
Спроста захожу. Сразу речь.
– Вот выговор! – кидаю с порожка. – Это вы – пожалуйста! По части выговоров вы мастаки. Этому за срыв сева, тому за молоко… И грамоты под вашей властью… Но я пришёл к вам не за выговором, не за грамоткой… Знаю, надо – станете вы искать человека на место бригадира, управляющего, завфермой. Расшибётесь, а найдете. А вот при мне не первый год пустует свято место жены. Почему вас это, извиняюсь, не колышет? И вообще. Вот почему человек один? Почему он столько лет состоит в холостом звании? И что, вас это ни под каким соусом некасаемо?
– Говоришь ты, Валерий Лодыревич, много, а послушать нечего, – с лёгкой обидой в голосе возразил Сяглов. – Напрасно ты так сразу…
Сяглов запнулся.
Осторожно выдернул из-под перекидного календаря газетину. Разостлал передо мною по столу.
– С единственной думой про тебя еле выпросил вчера в поезде у одного. А ты… Смотри, сколько я тебе невест привёз! На любой вкус! – постучал ногтем в полосу с объявлениями. – Мармеладки все ещё свеженькие. Можно сказать, только что с огня. Газета ж выскочила тринадцатого июля. Три дня назад. Пиши любой. Ну, хотя бы вот этой.
"Царевна-несмеяна 24 лет, рост 1б5, волосы русые, глаза голубые, ждёт Емелюшку 18 – 40 лет, каштанового, рыжего или русого, с шоколадными глазами, можно с конопушками, рост 165 – 185, без усов". Ну, выходишь на связь?
Я дал отмашку. Проскакиваем эту остановку!
Сяглов на подкрике:
– Ты оперируй фактами, а не голым пальчиком!
– А чего тут оперировать? Подожду… Не под масть я этой царёвке. Я не царевич. Даже не сиятельный граф. Не рыжий. Я уже седой.
– Самокритично. Хвалю! А что на это скажешь? «Высокая, худенькая…»
– И не читайте дальше!.. Тоже мне радость всепланетная. Худенькая!!! Да на что мне эта глиста в платочке? Щёки, поди, мохом позаросли… Не брилась же со дня рождения…
– Ты чего про какой-то мох пуржишь? Я тебе про мох читал? Про бритьё читал?
– Тут и без громкой читки догадаться можно…
– Ну-ну… Ладно. Проезжаем этот разъезд… А вот… Внимай обоими ушками. «Озорница с достойной головушкой рада отдать всё тепло своей души и сердца шалуну-девственнику с бесёнком в глазах, бесконечно ритмичному, признающему культуру и искусство во всех его проявлениях…» Твой ход?
– Картина Репина «Не ждали»! Ну к чему мне это искусство? Слишком много хочет… На самой, поди, негде печатку хлопнуть, а ищет девственника…
– Тэ-экс… А вот… «Ищу мужчину. О себе: хорошая хозяйка, терпелива, умею копать червей, имею лодку…»
– Мимо! На что мне её лодка с червями? Она что, разбежалась прикнопить меня на червивую диету?
– Рыбачка она, наверное…
– Пусть там у себя и рыбалит! А то намахнула сети на всю державушку…
– Гм…Ну а эта? "Стройная женщина 30 лет, русская, рост 166 см с высшим образованием, ищет спутника жизни до 40 лет. Писать: 483310, г. Талгар, главпочтамт, предъявителю паспорта У-ИА № 610262". Чем плоха? А?
– А чем хороша? – выставляю я свой козырь. – Мне б лет под сорок… С небольшим физическим изъянцем. По положению из простых. Можно даже уборщицу. А тут с высшим да стройная, да молодая… Да ну её до банки!
– Чего это ты испугался высшего? У тебя ж у самого два высших! Молодая… Гм… Большой грех. А что тебе – эту? "Работающая пенсионерка, вдова, 60 лет, украинка, рост 166 см, приятной внешности, образование среднее, хорошая хозяйка, приветливая, желает встретить одинокого мужчину 58 – 65 лет, высокого роста, энергичного, неполного, трудолюбивого. Можно из другого города".
– Божий обдуванчик никак не облетит… Всё ищет! Постеснялась бы старых дней своих. Дай-подай ей в шестьдесят пять стройного с уклоном в энергичного. Да он уже верблюд, два горба, перешёл есть колючки!
– Стара… Дореволюционной выпечки… Ну, давай тогда сами дадим в газету такое объявление: «Невинную девушку ищет всеми уважаемый житель села Синие Дворики. Для брака…»
– Гм… Невинная… Так зато наверняка чумная страхолюдина. Ну да никого ж не разогрела на горбатый подвиг! Мне-то на кой такая чумричка?
– О Господи! Ну ты и трусляйка! Притих, как мышь под веником. Испугался быть первопроходцем? Ну, – щёлкнул он ногтем по газете, – от этой ты не отбояришься! "Если вы хотите найти хорошего друга и создать семью, напишите мне письмо. О себе: умею создать домашний уют, люблю путешествовать, интересуюсь искусством. Мне 40 лет, рост средний, кандидат наук, хотела бы познакомиться с интеллигентным мужчиной не старше 48 лет, без вредных привычек, добрым, чутким, с серьёзными намерениями, с образованием не ниже высшего". Ну как?
– Да никак… До зонтика она мне… Я б хотел своего ребёнчика. Своего киндера-сюрпризика… Да она по своим летам уже и котёнка не родит. А ещё… Любит путешествовать! Да я ж сам по этой части большой любитель! Оба уедем, кто дома-то будет? Потом… Была б хоть с простинкой… А эта чересчур умная… Эта из меня будет мягкие пироги ворочать. Кандидат! Загонишь её в навоз, в наши Дворики…
– А зачем обязательно в Дворики? Сольётся-сладится всё, дуй к ней.
– Куда? Откуда она?
– Газета называется "Вечерняя Алма-Ата". В Алма-Ате твоя сударка.
– Алма-атинского киселя мне только и не хватало! Нипочём она мне не нравится. Не поеду. С чего это вы надумали меня услать в такую далину? Чем я вас подгневил?
– Однако! – начинает сердиться Виктор Семёныч. – Проблем с тобой выше ушей. Крепенькой ты жанишок, какой-то расхлыстанный. Сам не знаешь, чего хочешь. Только и слышишь от тебя: не жалам!.. не жалам!!.. не жалам!!!.. Какую ж тебе предложить? Вот задачка… Верно французы говорят, что нет ничего более трудного, как распознать хороший арбуз и порядочную женщину… Слушай! А может, выписать тебе из Москвы совьетто-ебалетто-шик?..[135] Ну такой сладкий эректорат запростяк отшвырнул! Как я погляжу, ты слишком вумный, только худенький. Целый же поезд с невестами пустил под откос! Какой-то неостановимый гасильщик! Ещё тот мотущий типяра. За единый присест отмёл двадцать каких акварелек!
– Да ну хоть и сто двадцать! А нет чего надо, не кинешься.
– Все рода женских войск перешерстил – не подобрал себе ляльку! Ну что мне с тобой делать, пан Капризкин? Может, на дочке Кармелитки тебя подженить?
– А кто эта сама Кармелитка?
– Кармелитка уже замужем. Коза, а замужем…
– Чего гнать пургу?
– Тогда слушай! – щелкнул Сяглов ногтем по газете. – «Житель Бразилии Апересиду Кастальду решил жениться на своей домашней любимице, козе Кармелите… По словам 74-летнего мужчины, брак, само собой, не будет оформлен официально, но торжественная церемония все равно состоится. На вопрос о том, почему он решил жениться на Кармелите, Кастальду ответил, что она его полностью устраивает. «Она не тратит деньги в торговых центрах, не разговаривает и не сможет забеременеть»… Выгодная невеста… Апересиду молодчуга! Глядишь, может, в порядке исключения козлята поведутся, всегда отличнейшее молочко на столе!
– Мда-а… «Крыша едет не спеша, тихо шифером шурша»… Хотя… «Мужики на мужиках в Гейропе ну женятся же… Чем коза хуже грязнухи педика?» Однако… Несчастная коза… Она дала согласие? У нее кто-нибудь его спросил?
– Оттого и несчастная, что у неё благоверный – старый козёл.
– Эта коза ещё своего благоверика какой-нибудь напастью накроет. Вон у азиатцев главные поставщики спида госпожи ослицы… Нет, не верю я этому браку…
– Твоё дело. Только… – Сяглов снова сунул нос в газету. – «Так… австралиец Джозеф Гуизо женился на своей собаке, а в мае этого года немец Уве Митцшерлих стал супругом своей больной кошки».
– Совсем оборзели мужики… Зачем же больную кису обижать? Вы мне козами да кошками глаза не замазывайте!
– Ладнушки… Слушай! А может, ты в саму в Америку рванёшь!? Потискаешь бабку Лизку?! Сбросишь давление… Ты боишься молодых. Так вот тебе божий обдуванчик! Семьдесят восемь гэ!
– Чего гэ?
– Годов! В девятый раз намылила лыжи под венец. Избранник на тридцатник моложе. Пока не сошлись… Ты ещё юнее… Гляди, она и переиграет свадебную кадриль, и ты на первом крупном плане!
– Зачем мне рухлядь?
– Оно, конечно, так… А жаль… Обдуванчик дорогой. Это между нами она бабка Лизка. А по жизни она актриса Элизабет Тейлор. Мильонщица!
– Не… И подумакивать не хочу про этот пердимонокль. Ну чего тут парить бабку в красных кедах? Слишком высоко и далеко эта уже давно прокисшая сметана…
– Ну… Не жалаешь кислую сметану… Так мы тебе подкинем сам свежачок. В той же Америке студенточка Элизабет Рейн продаёт свою девственность за 550000 долларов. Берём? Чего морщишься? Сомневаешься в качестве девственности? Ну… У нас и поближе сыщется свой путяк! Дай от себя объявление в местную газету!
– Ёшкин кот… Не… Я никогда не писал таких штук… Я и не знаю, как их составляют…
– Так подучим! Мне как хохму передал один знакомыш подборку объявлений почти столетней давности. В московской «Брачной газете» печатались в 1907 году. – Он достал из нижнего ящичка стола конверт и плеснул на стол вырезки. Разложил их аккуратно. – Вот… Читай, ищи для образца свой вариант.
Я без охоты просматриваю вырезки по диагонали.
– Нет, – собрал я вырезки назад в конверт и отдал Сяглову. – Это не для меня.
Он говорит:
– Ну… Нанёс бы визит бюро знакомств у нас в области.
– В конце июня я наведывался в то знакомое бюро. Я по-своему навеличиваю его… С горячих глаз отвалил целую пятёрищу! Входной взял билет на вечер "Кому за тридцать". А вот пошевелил шлемаком[136] и отдумал. Сегодня эта вечеруха. А я не еду. Что-то думы одолели… Дополнительно пошевелил пузырями и выскочил на вопрос. Что за шоша да ероша слетается на тот гульбарий? Как бы потом не пришлось на капремонт в химчистку[137] бежать!.. Ну пускай до химчистки не дойдёт… Судите сами. Танцы-шманцы кончатся ближе туда к двенадцати. Волчья полночь. Ночевать негде. Чалить на вокзал? Или, может, своим порядком двигать поршнями аж в Дворики? Это ж шестьдесят кэмэ с гачком!.. Конечно, прокуковал бы до утра на вокзале. Не помер. Да ради чего куковать? Вы вежливо поталкиваете меня в город. Не в Алма-Ату, так в Воронеж. Всё вроде выпихиваете на асфальт. На свет. А мне туда нейдётся. Не хочу я в город! На те разгуляи сводят городских. Да сбежись я с какой клещихой в союз и – оставайся в Воронеже? Не-е!
– А от меня тогда чего тебе надо?.. Не пойму… На днях читал про тебя в нашей районке. Два высших образования! Пятнадцать ремёсел сидят в золотых руках! Токарь-ас!.. Видом интересный чубрик… Неужели при таких королевских козырях нельзя заарканить какую вяжихвостку себе под пару?
– Газету читали и те бабуинки, кого бы я хотел видеть рядом с собой. Но ни одна из них не подала мне голосок.
– А я тут при чём? – в досаде вскрикивает Сяглов.
– А что это вы подымаете на меня свой вокал? – исподтиха кольнул я.
– Да никто и не думал подымать на тебя голос. Ты любого доведёшь… – Он беззлобно обложил меня многопартийным матом и уныло постучал карандашом по столу: – Так что же, жужжало, с тобой делать?
– А ничего лично со мной не надо делать. У вас весь район в кулачке… Разожмите пальчики… Все на ладошке… Вы всех знаете… Вам проще в пару кого мне подобрать…
– Ты что же? – срезается на полушёпот Сяглов, обомлело подымается со своего дорогого родного красного кресла, вскинув щитком руку с пальцами веером. – Ты что же, со мной породниться хочешь?
– Ёшкин кот! Да не лезу я в родню. А прошу потихонешку шукнуть бригадирам там, где у кого в бригадах есть одинокие молодуньки, николаевские девки от голодного года[138], что обитает в райцентре такой-то, несудимый, необлучённый, физически нормальный. Пускай бригадиры проведут распояснительную… ну, эту вашу… разъяснительную работу по моему вопросу… Разъясниловку там…
– Такие вещи не делаются! Ищи сам… Ну, паря… У тебя в черепке маньячит жуткий сквозняк!
– И прекрасно! Ведь зато постоянно идеи самой последней свежести!
Недовольный Сяглов дует под свой нос:
– Всё! Нет больше моих партийных сил. Кыш с моих глаз! Кыш! Пошёл бы потрепал теперь нервы самой вот этой, – щёлкнул он ногтем по газете. – Вот этой потомственной магине!
– Кому, кому?
– Магине… Есть шах – есть на него и шахиня. Есть маг – сыщется на него и магиня!
– А-а, понял…
– Внимай! Читаю: «Потомственный маг Марфа Власьевна. Ушла жена? Верну и налажу отношения. Поставлю мощную защиту от измен. Сниму порчу, сглаз, венец безбрачия, восстановлю мужскую силу, заговорю недуги. Мощный финансовый обряд «Золотое руно» на привлечение денег, карьерный рост и успех в работе!» Ну!? Дарует всё в комплексе! Жену! Здоровье! Деньги! Согласен?
– Не надо. Наколдует ещё с короб чёрте чего…
– Тэ-экс… Ну… Тогда… – Сам читал… Тайский мультимиллионер Арнон Родтонг предлагает десять миллионов батов[139] и свой бизнес – плантации по выращиванию дуриана – тому, кто женится на его 26-летней дочери Карнсите. Девственница! О!
– Подумаешь! Всем девкам Боженька за просто так дарит звёздочки[140]
– Да не все просто так отдают! Вон парижская студенточка за миллион триста тысяч долларов продала свою звёздочку лондоскому банкиру и бесплатно в него влюбилась. А тут… Национальность жениха не имеет значения. Миллионер уточнил, что ему не нужен кто-то особенный, и он будет рад видеть мужчину, который любил бы его дочь и работу на его плантациях. Вопреки распространенным догадкам, девушка недурна собой. Она слишком занята своей карьерой, так что на поиски бойфренда у неё просто нет времени. Свободно владеет английским и китайским! У тебя вот тоже в загашнике целых два института! Ну!
– Так эта мисс не знает русского! Не, не сосватаете! И что я забыл в Таиланде?
– Свою судьбу! Свою кларку целкин[141] Карнситу и сто миллионов батов. Столько стоят папашкины сады.
– Не о том хлопочете! Никаких Таиландов!
– И какая твоя идея на эту минуту?
– Что ж тут неясного? Мне чего попроще… Я совсем о другом… Ваш авторитет, ваша рекомендация, – толку я свою ступу, – помогли б мне связать семью… Я понимаю, райком не сваха. А почему, собственно, не быть ею по совместительству? Вот вы улыбаетесь… Бодрость изливаете… Конечно, у вас душа, а у меня балалайка… На вас накатило веселье. А мне не до улыбок. Уходят годы… И не у меня одного… Где-нибудь в Трудолюбовке или на том же Золотом хуторке, или в той же Голопузовке на таком же полозу едет какая-нибудь горевая сиськодёрка[142] ли, свекловичница ли, птичница ли… У себя в селе то ли годы, то ли история какая вышибли её из цены. Сама в другое село она не шатнётся искать себе жениха, как не поедет за девять земель в область в то знакомое бюро. Вот в Воронеже бюро… Что ж это бюро нипочёмушки до деревни не дойдёт? Что бы да вам не подумать про такое бюро в Двориках? Пускай сначала хотя бы в райцентре? Оглядись да ладь бюро уже кустовое, на несколько деревень. Можно открыть там летучее. Один год оно работает на эти два села, в новый год – на те два и так по кругу, покуда всех николаевских женихов и невест не пересватает. А то… Надои, центнеры, привесы, гектары… Ума не дам… Вы всё это планируете сверху донизу, из кожи вылупаетесь – вон как во всё это вникаете! Вон как за всем за этим следите… А мой быть, прежде не грех побеспокоиться о живом человеке? А уж потом о центнерах? Взять вот так легко да и поменять местами. На первое поднять человека, а уж за спину ему, на второй план, пихнуть центнеры в чувалах? Да знаете, как вы подвинете разом всё! Единым махом два дела побивахом! За двумя зайцами погонитесь – оба будут у вас в лапках! Да выведи вы человека из беды, помоги только радость найти, он вам, одурев от счастья, этих центнеров наворочает, как танк, сверх всех ваших планов. А то… Вы распрекрасно знаете, сколько вам надо сдать того-то и того-то тогда-то и тогда-то. Всё это у вас по месяцам-кварталам раскидано. А задумывались ли вы, с какой душой люди работают все эти ваши планы? А знаете ли вы, сколько у вас в районе несчастливых? Или у вас в статотчётке нет такой графы?
– Графы такой действительно нет… Но пищи для размышлений предостаточно.
– Что размышлять… Надо бы дело делать.
– Само собой. И дело будем делать…
– Не хотите ли вы сказать, – подпускаю в весёлой надежде, – что берётесь-таки подыскать мне тётку с маленькими минусами?
– Ко-го-о?! – в оторопи привстал Сяглов. – Тётку? Нянечку? Ты что же? Больной?
Его всего перевернуло не то, что я просил помочь найти жену, – он привык ко всем моим неожиданностям – его срезало то, что жену я назвал тёткой. Про себя я жён называл тётками. Как ни берёгся, сорвалась, упала с языка тут эта тётка.
– Это уже предел, – с чужеватинкой в голосе подбил он бабки. – Вдуматься… У тебя в словах свой смысл, отличный от общепринятого. Супруг, насколько помнится, означает: в паре запряжённый в одну упряжку. Но ты ни с кем в одну упряжку не летишь впрягаться. Ты ищешь не супругу, а тётку, удобную, выгодную во всех отношениях, которая бы тебя обихаживала, кормила, как ребёнка, делала бы в доме всё. А ты бы сидел на печи и ногой сверху показывал, что ей делать дальше. Что ж это ты за прынц за датский! Не-е… У него шишка дымится, а я… Да не разбегаюсь я тебе искать!
– Вам же и дороже обойдётся. Напишу на вас в Москву. Мол, не заботятся в Двориках о трудовом человеке…
– Видал! Ему не хватает моей заботы! Да, по части розыска новой тётки я и ноготком не пошевелю! Сам ищи. А как найдёшь и если что там у вас не заладится – вот тебе скорая помощь! – щёлкнул он ногтем по газете. – Золотая кудесница-чудесница Слухай. Это фамилища такущая. Так слушай, что тебе предлагает эта госпожа Слухай. «Слухай Ксения Пантелеймоновна. 100 % возврат любимых за один день. Результат навсегда». О темпы! – торжественно вскинул он указательный палец. – «Без греха сделаю сильнейший приворот на всю жизнь (за 1 день!). Верну Вам любовь и всегда тёплую постель (полная сексуальная зависимость любимого человека от Вас!). Помогу Вам стать желанным и интересным для женщины (награжу Вас даром очаровывать!). Сниму наведённое колдовство, ворожбу, порчу. Быстро уничтожу любовную связь на стороне. Результат увидите в день обращения! Мгновенно избавлю от соперника. Результат почувствуете сразу! Накажу разлучника и восстановлю разбитую семью! За один день заставлю жену возненавидеть своего любовника и бросить навсегда! Очень сильная, честная работа!» Ну как?
– Мимо проскакиваем эту кислую станцию, – тоскливо говорю я. – Вы на эту Ксюшку в латаных панталонах не перекидывайте свою государственную работу. Чего нести пургу о семье, которой ещё нет? Всё же придётся мне капнуть на вас, извините, в сам цэка или в комитет глубинного бурения…[143] Правда есть, её не съесть… Москва разберётся…
– Что Москва!? – сквозь зубы зыкнул Сяглов, едва удержавшись от многопартийного мата. – Ты и дорогую ООН осчастливь! Нигде и ни у кого не будет безработицы. Все будут в поте лица искать тебе тётку, поилку и кормилку!
– ООН не трону. А в Москву…
– Кончай этот кобеляж![144] Хватит аллилуйю за хвост тянуть! – в сердцах толкнул он ко мне литую стопку бумаги. С пристуком накрыл её открытой ручкой. – Нет в тебе порядка, дисциплины… Пиши!.. Не по специальности работаешь, не по специальности и живёшь!.. Не мной сказано: «Родившись человеком, довольно сложно жить по специальности». Сложно! Да только у тебя всё просто. В домашнюю работу тебя не воткнёшь!.. – Он пристукнул по стопке бумаги пухлявой ладошкой: – Пиши. Только правду! Так и пиши: я, такой-то, несусветный байбак и матёрый, запатентованный прихлебатель… Можешь помягче поставить… иждивенец, в полном здравии… но до того обленился, что не хочу самому себе искать…
– А что это вы меня в иждивенцы произвели? – выпустил я коготки. – Я хоть копейку у вас просил?
– Копейкой тебя осадишь! Пока одиннадцать лет толокся в двух вузах, ты сколько у государства счавкал? Скажешь, ни грошика не спионерил? Или ты бесплатно грыз кочерыжку науки? Долги отдавать думаешь?
– За училище я готов. Наладилось бы с семьёй, гляди, я ещё и вернусь барабанить в армию… Но СХИ… Оно всегда так… «Когда всё зарабатываешь своим горбом, на тебя смотрят, как на верблюда»… Деревяшками за учебу в СХИ вы меня не тыкайте. Не стегайте по глазам. Тут всё чисто. По справедляку. У государства я не лизнул ни копеюшки!
– Просто поменял государственный карман на женин. Перед каждой сессией бросал работу. Готовился. Сдавал. Устраивался на новую работу. В году по три месяца ни рупия не получал! Итого полностью полтора года кормила тебя бедная Александра Григорьевна! И чем ты ей отблагодарил? Сбрызнул в цветущую Грузию и далее везде?
И пошла тут до сблёва претоскливейшая лекция на тему "Есть ли жизнь на Земле?" Припомнилось мне и то, что за шесть лет я не принёс Саньке ведра воды, и то, что ни разу не наколол дров. Легло в строку и то, что по временам питался я с Санёкой подврозь, что звал её иногда миссис Гуантанамо…[145]
В получку часом накатывало на меня, я предлагал: "Санюха! А давай-ка питаться вразнопляску. Всяк сам по себе". – "Давай".
Нагребу полный угол тортов, кулей с дорогими, в нарядных обёртках, конфетами, с печеньями, с пряниками, с пастилой, с мармеладом. Притараню полмешка бубликов. Чуден бублик! Кругом объешь, а в серёдке так нет ничего. За что только и кинуты бабашки?.. Ну, натаскаю ещё мандаринового варенья…
Степенно накрываю поляну на одну персону…
Неделю я царствую за ширмочкой в своём углу.
Разложу на табурете с дыркой посередине свои богатства. На полу сяду на пятки. Дую чай.
У меня культурная диета.
Утром один чаёк. В обед чайковец. Вечером чаище.
Сегодня чай. Завтра чай…
Только знай меняй воду в аквариуме.[146]
Санёка не сядет за стол, не позови чтобушки меня.
Да нужны мне её щи!
Я ни разу не звал эту Гуантанамищу на чайковского. Перетопчется!
И она ни разу не закатила мне день Бородина.
Ну, одинцом сижу себе, гордо знай в поту распиваю вдвоём с тортиком чаёку.
Иногда прискажу, если Санькя где близко:
– Была жена, да корова сожрала. Да кабы не стог сена, самого бы съела!
Эти мои чаепития в одиночку на полу Санькя прозвала половыми игрищами.
После моей культурной чайной диеты можно б перескакнуть вообще на бесплатную голливудскую диету. Эти звёзды как ловко присобачились! Чтобы похудеть, без разбору бомбят жуков, пауков, тараканов, червей, муравьёв! Этого добреца у нас в Двориках внавалищу! Актриса Сальма Хайек особо обожает копчёных кузнечиков и уверяет: "Приготовленные во фритюре муравьи хороши с гуакамоле". Я б тоже устроил богатую муравьиную обжираловку. Так у меня нету фритюрницы. А потому всех синедвориковских муравьёв дарю бесстрашной Сальме! Пускай на здоровьице голливудит и дальше!
Ну, за неделю всё своё я, ушатый, по-стахановски дохлопаю, смахну последние сладкие крошки в рот и убираю на глубоких вздохах ширмочку. Прощайте, милые половые игрунюшки! Не царское это дело сидеть голодом. Я ж не китайчик Чунг Ваи[147] и вовсе не Джани.[148] У меня нету его божественного эликсира.
Грешил я тихо.
Но каялся громко.
– Мамчик Санушка! Моя светозарная Гуантанамушка!.. – в печали сдаю обратный ходок. – Светик ты мой белый!.. А давай-ка сочиним ноне день межполового примирения?!.. Давай, скоромилушка, наверное, питаться вместях за одним твоим столом…
Жёнушка-душка, пуховая подушка, и на это согласна.
Ох…
Не тужи, красава, что за нас попала. За нами живучи, не улыбнёшься!
Однако хозяйка была грех пасквильничать. Не зря пихнули её в Монголию преподавать в школе русский. Плохую не послали бы…
… Раскипелся Сяглов. Развоспитывался. Даже вон у императорских пингвинов, знай нарезает, самцы-императоры высиживают яйца! А ты, деревянный до пояса, ни к чему в доме не нагнёшься!
Пустился выхваляться, что вот-де он не боится у себя в генсековском чуме и полы помыть, и простирнуть что по мелочи, пока жёнке некогда.
Конечно, всё это пропагандистская карусель. Мол, знай сиди, махнутый, да сравнивай, какой, эстэствэнно, хороший я и какой поганец ты!
Одначе…
Санюхе мыть до глянца полы и в ладошках варить манную кашку на молоке?
Да по сараю мне такая джамахирия!
Слушал я Сяглика и в душе легко сначала хихикал. А потом и перестань. С его слов я, кажется, как-то отдалённо почувствовал, смутно доковыляло-таки до меня, что семейная жизнь вроде невидного беспрерывного подвига.
Ну, в самом деле.
Пока я был один, всё в своём шалаше делал сам. А как сошёлся, домашние дела само собой, будто ветром, отнесло от меня в сторону. Поел, поспал и ж-ж-жик на работу! То ли муж я, то ли квартирант…
И не стало для меня дел важнее музейных.
Дела эти громкие.
Примчал откуда ампулу с землицей – я герой! Раззвонит районка.
Обо мне судачат с уха на ухо. А слышно на угол.
А в сакле, в этой провальной яме, сколько ты ни кувыркайся со своими хлопотами, газета восхвалит разве?
В удовольствие летал я по стране.
Старался – кожу сдирал с зубов! – собирал себе почёт, напрочь забывал Саньку, словно не жена она мне, а так, вроде какая-то там мужатка, нанятая ломовая лошадь в нашей юрте.
А что…
А что, если на моё нолевое отношение к ней она отвечала нежеланием рожать?
От этой догадки вся душа у меня оторвалась. Неужели прокатал? Неужели я самому себе жизнь измарал? Неужели в том, что у меня нет ни дочки, ни сынка, виноват я сам? Виноват лишь я один?
Я считал себя хитрым, ловким. Я говорил себе: "Ты круглый, как мяч, тебя в ступе не поймаешь".
Но вот Сяглов поймал меня. Раскусил.
Добрался до зерна во мне. А зерно пустое, бесплодное.
Эти мысли расстроили меня.
Я встал уйти.
Сяглов отечески ласково надавил на плечо.
– Подожди. Не всё ещё сказал… В твоём возрасте уже не было Чкалова, тёзки твоего. Не было Кольцова, Есенина. Сорок лет не сорок реп. Неужели прожитые годы ничему тебя так и не научили? Что же ты в конце концов собираешься делать?
– Плоты строить! – ухнул я наобум.
Сяглов смотрит на меня как на приплюснутого.
Ёшкин кот! Ну и на здоровье, раз не в курсе народного юмора.