«Молочное производство»
(Идиллия)
«Тихесенький вечiр на землю спадае»…
Это каждый день… Такая уж у того вечера тиховейного обязанность…
Коровки домой идут, головами покачивают, хвостами помахивают…
Телятки за коровками бегут, помыкивают…
Пастушки за коровками идут, выражаются…
Во дворе Маринка Ваську забавляет и приговаривает:
– Тс, Василек, тс! Мама корову выдоят, моньки дадут! Тс, Василек, тс! Да замолчи, кость тебе в горло!
Отец с луга пришли, на завалинке сидят, цигарку из «Товарищ, строй воздушный флот!» крутят…
Курочки на огороде тыквы выгребают…
«Тихесенький вечiр на землю спадае…
…………………………………………………………
Мама сейчас корову начнут доить.
– Мынь-мынь-мынь! Стой, гнедая, стой! Тррр! Стой! Да стой, чтоб тебя изверг успокоил! Пилип, иди подержи, пока выдою!
– Тррр! – это уже Пилип.
Мама сели, за сосок дерг!
– Высосал! О Господи! Снова высосал! А чтоб твоему сучьему сыну пути не было! Гони! Пили-ип! Выдул! Гони, телок пропадет!
– Чтоб он сдох! Сама гони!
– Гони! Гони телка! А я того сучьего сына погоняю! Куда ж ты глядел, чтоб тебе повылазило?! Говори, а?!
– Да, ей-богу, не высосал, я ж смотрел! То оно само высосалось!..
– Рыбу тебе удить, сучий ты сын?! Я тебе поудю! Я тебе поудю! Ты ж куда это бежишь?
– Ей-богу, не высосал!
– Придешь, шкуру спустю!
……………………………………………………….
«Тихесенький вечiр на землю снадае… Тятя телка на корде гонят:
– Брички! Брички! Брички!
– Гони, Пилип! Пропал телок!
– Да гоню!
………………………………………………………
– Пилип!
– А?
– Гоняешь?
Гоняю!
– Высосал?
– Чтоб он сдох!
– Ты б сам кувшинчика три выпил, чтоб не даром бегать!
– Иди ты к черту!
………………………………………………………..
– А я тебе говорил помазать соски пометом, не высосал бы!
– А я тебе говорила сделать из гвоздей намордник, не высосал бы!
Аист стоит на одной ноте на хате, смотрит на хозяев и смеется…
«Тихесенький вечiр на землю спадае»…
…………………………………………………..
Вы-со-сал!
1925
Ах, молодость!
Молодость! Юность!
Это, само собою разумеется, школа, клуб, избачитальня, физкультура, сельскохозяйственный кружок!
И… светлое будущее. И лучше, чем у нас, жизнь!
И радость…
Только…
Только ж, ах, молодость! Ах, юность!
Не там всегда клуб, где вы иногда думаете!
И не там читальня.
И это не физкультура, которой вы иногда хвалитесь.
И сельскохозяйственное образование не в тех кружках начинается, к которым порой примкнуть хочется!
……………………………………………………….
Когда вы целой ячейкой идете по селу глухой ночью и замечаете – во-он там плошки свет подслеповатый и заходите всей ячейкой на тот огонек бледно-желтый, и когда тот огонек вдруг гасится, и поднимается шум веселый и писк рода человеческого в юбках, и слышится голос сердитой Мотри-солдатки: «От лешие жеребцы!» – не пишите, пожалуйста, в отчетах своих, что у вас на селе прекрасно идет клубная работа.
Ах, молодость! Это не клуб, а посиделки!
………………………………………………..
Если товарищ ваш, молодой и прыткий, напишет на двери лавки или на заборе одно слово из трех букв или целый стих, веселый и выразительный, не собирайтесь вы возле стиха толпой хохотать да приговаривать:
– И ты из яра,
И я из яра.
И не говорите после того, что были в читальне.
Ах, молодость! То не изба-читальня!
………………………………………………………
Если кто из вас, физически хорошо развитый, схватит кирпичину и двинет ею в окно, или в телеграфные провода, или в плетень, не устраивайте ему бурной овации за метание диска…
Это не диск, а кирпичина.
И не говорите, что у вас прекрасная футбольная команда, когда вы идете улицей и один из вас подцепит ногой дядькова поросенка и вы проведете тем поросенком целый хавтайм и даже забьете им, поросенком, гол в Степанидины ворота…
Это будет не футбол, а, как говорила тетка Марина:
– Чумы на чертей нету!
И то не марафонский бег с препятствиями, когда вас вдвоем или втроем застукает дядько Онисько на бахче и вы летите через рвы, через плетни, через перелазы. Это будет:
– Беги, братцы, засыпались!
………………………………………………………..
Когда вы в Ивановом стогу озимой пшеницы шумно возитесь всю ночь напролет с девчатами, это – хотя вы и докопаетесь до всевозможных особенностей озими – ничего общего не будет иметь с сельскохозяйственным кружком.
Назначение сельскохозяйственного кружка совсем иное:
– Собирайтесь под стогом, да потихоньку!
Ах, молодость! Ах, юность!
Живите и не спрашивайте нас, стариков:
– А вы бы не полезли?
Не спрашивайте! Каждый из нас ответит:
– Не полез бы!
И соврет!
1924
Что посоветуешь?
Отмолотились, отвеялись, ссыпали зерно в засеки.
Отсеялись.
Съездили на ярмарку.
Женили, у кого там было кого женить…
Выдали замуж, у кого там было кого выдавать…
А дальше что?
Ну, скажем, сегодня выпил, завтра выпил, послезавтра выпил и еще выпил…
А дальше?
Ну, месяц пусть будем пить, все ж осточертеет когда-нибудь она или он…
Она – горькая…
Он – из сахара…
Настанет же такой момент:
– Идем по махонькой…
– Не хочу!
– Тьфу!
Вот тебе и тьфу! Пил две недели, вчера глотнул, а она вот тут стала и не идет! Ну не идет. Что хочешь, то и делай!
Это значит до точки…
И что тогда делать?
А как смеркнет… Такая ночь… Ворочаешься-ворочаешься, куришь-куришь… Не светает…
Черновик перевода рассказа О. Вишни «Что посоветуешь?»
Первые две недели после Кузьмы и Демьяна еще спишь…
Потом и бедра болят, и бока болят, и локти болят…
Подкидной дурак?
Штука преотличная, так штаны протираются…
И опасная…
Две недели один знакомый день и ночь ляпал, а потом схватился, начал кукарекать и подбрасывать детей…
Девчат к девчатам, ребят к ребятам:
– До масти! – кричит.
Пособоровали – отошел.
Теперь не играет…
………………………………………………………
Так что же делать?
Не знаю.
Газеты выписывать, в клуб ходить, книжки читать, на агрономовы ходить беседы?
Если б в книжках рисовали червы да бубны, может, и читал.
Если б в клубе давали по лампадке, может, и ходил…
А так…
Тяжкое дело зима…
Что посоветуешь?
1925
Сенокос
Когда трава вянет…
Тогда она сереет и жолкнет, и стебель ее морщинками берется, и нет в ней жизни, той жизни, что и из стебля и из листа зеленого силою звенит…
Тогда опускает трава голову и ждет.
Она, наверное, знает, что придут белые штаны и белая рубаха, что будет дзинькать под бруском коса, что из той дырки под брылем вылетит:
– Господи, благослови!
И острая сталь вонзится в стебель…
Трава ляжет набок на покосе и засохнет…
И нет больше травы, а есть сено…
Сено с соломою перемешают, бросят в ясли…
И будут тереть когда-то зелено-буйную траву кобыльи или воловьи зубы.
А потом упадет она пометом в хлеве, соберут ее, польют водой и замесят из нее кирпичи.
И будут потом гореть кирпичи, и дымом улетят или останутся золой на огороде, где и будут век вековать, пока не затрубят трубы архангельские и не сядет отче наш на престол и не скажет:
– Товарищ Иван Кондратьевич Недодеримотня, а какого черта вы не удобряли золой пашню свою? Не знали, что зола для удобрения штука хорошая? А про это ж в газетах сколько писалось!
– Отче наш, – скажет Иван Кондратьевич Недодеримотня, – что еси на небеси… Если б знатье…
И скажет отче наш:
– Схватить Ивана Кондратьевича Недодеримотню и ввергнуть в печь огненную. Додрать ему мотню от пояса до пояса и посадить грешного на стерню его. Да колет стерня его ныне, присно и во веки веков.
И затрубят ангелы и архангелы в трубы среброголосые:
– А-а-а-ами-инь!
………………………………………………………….
Травушкина карьера…
Сереет когда-то зеленая трава, становится пепельной, жолкнет, роняет голову свою и ждет смерти…
………………………………………………………..
Когда вянет зеленая трава, тогда клепают косы. Тогда пробуют косы на палец, острят косы брусом и наостренем…
В ту пору на ярмарках и в кооперативных лавках долго выбирают косы, берут их за пупок, бьют носком об землю или об лавку и долго-долго к звону прислушиваются…
Звоном коса по селянскому уху бьет и рассказывает будущему хозяину, тверда ли она, мягка ли, уходиста ли…
Мягкая коса звенит долго, слабо-слабо:
– Ммяхка-а-а-аа…
Звоном крепкозвучным и коротким бьет твердая коса:
– Я такая!
Откладывается мягкая коса и берется твердая коса, клепается и на косовище набивается.
И на лугах всюду:
– Дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь!
Траву косят…
……………………………………………………….
А когда человек пятьдесят на лугу выстроятся!
«Обчественную» валят! Как в песне поется:
Вийшли в поле Косаpi
Косить ранком на зорi,
Гей, нуте, косарi,
Що не рано почали…
Тогда точат!
Ах, ка-ак тогда точат!
Тогда так точат, что не сенокос перед вами, а точильня!
– Точишь, Иван?
– Да затупилась…
– В который раз?
Дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь!
При совместной косьбе какой прекрасный инструмент наострень!
Как он необходим!
Как вода, как воздух!
И живот.
– Что, Дмитро, трижды сегодня обедал или, может, Малашка недоваренным накормила?
– А что, по-вашему, уже и сходить нельзя?
– Мы думали – умер…
А дед Остап:
– Для коллетивной работы, я вам искажу, дольжен быть народ сознательной… А то он только и делает, что точит косу или за кустом сидит…
………………………………………………………..
Когда вянет трава… Когда пепелеет трава…
1925
Держись, хлопцы!
(Роман в 4 частях с эпилогом и моралью)
Глава 1
Владимир Ячейченко… Комсомолец…
Девятнадцать лет… На нем кожаная куртка, а на ней «КИМ». Владимир Ячейченко бравый парень и здорово поет:
– Мы молодая гвардия
Рабочих и крестьян.
Глава 2
Посиделки…
А на посиделках девчата…
И дух на посиделках терпкий, томный…
И Мотря на посиделках…
А у Мотри очи голубые… Обязательно голубые… А в Мотриных очах чертики… И губы у Мотри алые… А ниже у Мотри шея… А ниже у Мотри персы… А ниже у Мотри кубовая юбка… И запевает Мотря молодым выводным голосом:
– Як була я молода,
То я була рэзва.
И подхватывают девчата с хлопцами, и поют.
Глава 3
Циркуляр окружкома:
«Охватить посиделки в культурно-просветительных целях».
И сказал Владимир Ячейченко:
– Охватим!
Глава 4
Владимир Ячейченко охватывал посиделки.
На нем кожаная куртка, а на ней «КИМ».
В руках циркуляр окружкома «Большевик».
А на столе каганец.
А вокруг него девчата.
А вокруг девчат дух терпкий и томный.
И говорит Владимир Ячейченко:
– Товарищи! Давайте лучше вместо «молодой и резвой» я вам про молодую про гвардию расскажу.
И села Мотря рядом с Владимиром Ячейченко, и наклонилась к его кожаной куртке (а на куртке «КИМ»), и говорит голосом нежным:
– Расскажи, Володя.
И начал Владимир Ячейченко:
– Товарищи! Молодая юношеская гвардия идет старшим на смену… Отодвинься, Мотренька!
– Чего бы я отодвигалась? Так хорошо, когда близко. Хи-хи!
– Так вот, товарищи. Наша молодая гвардия… Не щекочи, Мотренька!
– Хи-хи. Щекотки боишься? Значит, ревнивый?
– Так вот, товарищи! Наша молодежь… Ой, Мотря, не напирай. Я тоже напереть могу.
– А ну, как ты можешь?
Эпилог
Не выдержал Владимир Ячейченко провокации из Мотриной молодой груди…
Мораль
Держись, хлопцы, охватывая посиделки.
1925
«Долой стыд!»
На черном рабочем пути жизни нашей будничной, в неоглядной степи работы непочатой, среди труда, труда, труда, среди труда, который пластами-великанами закутал нас со всех сторон, послала нам судьба пышный цветок, взлелеянный буйным разумом человеческим…
И величается тот цветок пышный:
Товарищество «Долой стыд!»
В городах Союза великого выходят на улицу люди голые, фиговыми листочками прикрыв свой «стыд», и шпацируют по улицам на радость и рабочих, и крестьян, и советских служащих, а больше всего на радость детства и юношества беспризорного…
Какое прекрасное зрелище!
Стройные, как серны, красивые, как Аполлоны Бельведерские, обворожительные, как Венеры Милосские, они лучом тела белого разрезают нашу будничную мглу…
Какая прекрасная идея!
И какая не прекрасная милиция!
Арестовывает…
Почему, дозвольте ее (милицию) спросить?
Какие тут для милиции привилегии?
Почему милиция, забрав очаровательных молодых людей в район, может ими любоваться, а мы, обыватели, нет?
Несправедливо…
Дело это следует так поставить, чтоб всем видно было.
………………………………………………………….
Прекрасная идея!
Я представляю благословенный час, когда она, идея эта, распространится…
Товарищество «Долой стыд!» зарегистрировано в Главкооперкоме!
Идете вы на службу…
А впереди вас и позади вас, и сбоку скачут стройные обнаженные фигуры.
Вот несется, например, главный бухгалтер из Лебедытреста с тридцатипятилетним стажем (бухгалтер, а не трест со стажем).
У него солидный фиговый лист, толстый и отглаженный, каковой и надлежит иметь солидному человеку, получающему спецставку…
А вот регистраторша из ВУЦИКа, у нее тоненький кленовый листочек бантиком, а около пупка черненькая мушка… Она кокетничает… То поднимет листочек, то опустит… А сама вся радость, вся искра…
Бурсацким спуском плывет на базар Федора Силовна. Она маслом торгует. Ей ни один фиговый лист не подходит. У нее преогромный лист-комбинация: половина из лопуха, половина из капусты. И этой комбинации не хватает. Остальное она грациозно прикрывает сковородкой.
Вот по улице Либкнехта катится репортер. Он торопится на интервью и забыл прицепить фиговый листочек… Прикрывается портфелем…
– Вы ж, товарищ, хоть портфелем не размахивайте!
…………………………………………………………
Прекрасная идея!
Только зимой придется в гололед тротуар песком посыпать…
А то, случаем, как поскользнешься на Университетской горке, как двинешь анфасом вниз по лестнице, тогда и впрямь выйдет: «Долой стыд!».
Сотрешь все начисто!
1924
Сон кобылы вороной
Ветер дул… Снег шел… Холодно было… И святой вечер был…
А вороная кобыла, Стовбурова Ивана кобыла, в хлеве стояла, от холода дрожала и, понурившись, тыкалась носом в ясли с ржаной сечкой…
Подводило вороной кобыле живот, чесалось в правом паху, густо покрытом засохшим пометом, неприятно ныло что-то у репицы…
Отошла Стовбурова Ивана кобыла немного назад, почесала о дверной косяк репицу, грызанула себя за правый пах, оторвала клок помета, клацнула зубами и задумалась…
И припомнилась вороной Стовбурова Ивана кобыле ее молодость…
Как бегала она сосунком на зеленом лугу, как, вскинув хвост, весело стригунком ржала, как вертела головой, норовя сбросить первый хомут.
Многое вспомнила Стовбурова Ивана вороная кобыла…
И первое горячее дыхание серого в яблоках жеребца, и ее пред ним дрожь, и тихий его храп.
И засветились у вороной кобылы глаза, и прошептали радостно уста:
– Только утро любви хорошо, Хороши только первые робкие встречи. Потом первое материнство… Нежный-нежный, с мягкой блестящей шерсткой жеребчик черненький…
Такой хрупкий, с кудрявым хвостом, с пухленькой гривкой…
И материнская радость первого кормления… Маленькие губы нежно тянут за сосок, и причмокивают, и подталкивают, и легонько кусают… И радость такая полная, такая великая радость течет до самого сердца, и наполняется ею все существо, и переходит в сосок, и маленькими струйками в нежные уста переливается…
И первый ее хозяин…
Такой учтивый, такой мягкий…
И посейчас еще чувствует она его руку натруженную… Гладит по шее, ласково треплет…
И его скребница словно в эту минуту ее кряж скребет, и его щетка да скребница мягко успокаивают…
– Стой, голубка! Стой!
А потом ярмарка…
А потом этот хлев, грязный и холодный. И эта сечка ржаная. И Ставбурова Ивана кнут, едкий и болючий.
Черти б забрали такого хозяина!..
Противно вздрогнула Стовбурова Ивана вороная кобыла и уснула…
И снится вороной кобыле сон…
Запрягают ее в бричку, везет она бричку на станцию…
Выходит из вокзала человек, за ним несут четыре огромных узла. Кладут узлы на бричку, садится на нее тот человек и везет она его к себе в село. Приехали, остановились у клуба.
И слышит кобыла крик:
– Агроном приехал! Агроном приехал!
Сходятся люди к клубу… Выходит агроном на крыльцо и рассказывает людям, как за домашним скотом ходить…
А потом узлы распаковывает, а там книжки, а на тех книжках конь красивый нарисован…
И раздает агроном книжки людям.
Люди книжки читают… Что-то говорят, размахивают руками…
И вдруг проснулась…
Хозяин перед нею…
Болела правая нога…
– Чего ржешь? Мажмазель какая! Уймись!
………………………………………………………..
Прошел дьяк в церковь.
И в голове вороной Стовбурова Ивана кобылы буравчиком завертелась мысль:
«Почему нет монастырей кобыльих? Пошла б я в монастырь от жизни от этой индивидуальной, безрадостной. Постригла б гриву, постригла 6 хвост… И в черных кашемировых шлеях ржала б кондаки, тропари, славословия»…
Звонили колокола…
1924
Ничего не поделаешь, готовимся!..
Как-то я уже писал про всемирный потоп…
Писал, что страшиться нечего. Подсчитали профессора и сказали, если потоп и будет, то не ранее как через 80000000 лет. Нам вроде хватит.
Но профессора ошиблись.
В селе Голоревке евангелисты упрямо распространяют слухи, что через две-три недели будет потоп, что первым делом зальет Украину.
И всем нам, грешникам, труба с дымом…
Время, значит, спасаться.
Как?
Способ есть надежный, проверенный.
Надо ковчег строить. Это не так трудно. Просто заказать в Николаеве на судостроительном заводе.
Главное, кого брать?
«По семь пар чистых и по семь пар нечистых».
Считаем:
1. Пару тихоновцев.
2. Пару обновленцев.
3. Пару автокефалистов. Это – обязательно.
Пусть все молятся. Кто знает, чей Бог у них правильней. Поехать без них – плавать будешь без конца-краю и за Арарат тебя Бог не зацепит. А то, смотришь, какой и вымолит…
Затем, по-моему, так:
4. Пару валютчиков. Приспичи червонцы разменять, где ты их разобьешь без валютчиков?
5. Пару торговок. Одну с капустой кислою, а другую с яйцами.
6. Пару самогонщиков. Могут же случиться крестины ли, день рождения ли, похороны ли.
7. Пару старух знахарок как медицинский персонал.
Это «чистые».
Из «нечистых» возьмите двух милиционеров для порядка…
Остальных подберем при отправке.
Зверей надо всех брать, обязательно… И птиц… Канареек можно побольше. Пар десять. Птичка она маленькая, много не потянет, а поет больно харашо. При самоваре да при граммофоне просто слушал бы да слушал…
Голубя не забудьте для разведки.
Из вещей следует взять самовар, граммофон, подушек побольше, макитру, примус, зажигалку, корыто…
И поедем с Богом…
Сядем, перекрестимся да как хватим:
– Вни-из по матушке по Волге…
Думаю, спасемся.
Ибо в святом писании сказано:
«И елика в водах под землею».
Правильно сказано.
1924
Земля – Луна – Марс
Мы – практики…
Мы, разумеется, не прочь побывать на Луне, Марсе или даже на Сатурне и Нептуне…
На Луне, к примеру, это нетрудно… Пять дней всего лететь. Немного. Зарядят вас в ракету, выстрелят, примерно, в понедельник, а в пятницу вы с Луны знакомых на Земле ручкой приветствуете:
– Здравствуйте! Уже тут!
А вот на Марсе – труднее. Двести пятьдесят шесть дней лететь. Восемь с половиной месяцев, Тяжеловато. И если в пути не произойдет задержки, не зацепишься за Стожары или еще за что-нибудь… А то и целый год придется ехать, пока до Марса доплетешься.
Долгохонько таки. Хотя до революции и приходилось из Харькова до Киева иногда месяца четыре ехать, так про то мы уже забыли – это раз, а во-вторых, четыре месяца не восемь.
К тому же это было у себя дома. На станции можно было и яйцо за кожух выменять, а то дорога неведомая, харчи с собой надо брать. А коль подсчитать, сколько надо одного хлеба на двести пятьдесят шесть дней? А соли, сахара? И выйдет… В одну ракету сам садись, а за тобой десяток ракет с харчами будут свистеть.
А вдруг, Боже упаси, вздумается посмеяться какому-нибудь механику и «зарядит» ракету с харчами сильнее, чем вашу. И получится: вы только долетите до Луны, а ракета с бубликами уже у Венеры… И крикнуть некому:
– Задержите, товарищ!
Что и говорить, поначалу немало будет всевозможных неприятностей. Потом, конечно, все наладится.
Если по дороге на Луну, Венеру и иные мелкие планеты ларек будет – не так уж тогда страшно…
Долетел, разрядился из ракеты, забежал, перекусил и заряжайся далее…
А поначалу все с собой придется брать…
Наши практические предложения в этом отношении такие.
Прежде чем начать рейсы в межпланетные просторы и на разные планеты, следует по пути:
1. Основать ларьки.
2. Столовые Центросоюза с условием, что там живехонько будут подавать, ибо ракета не конь и не трамвай…
3. Не мешало бы на Луне и «Новую Баварию»[26] прицепить.
4. На Венере (до нее 112 дней ехать) – больницу с родильным отделением. Всякое в дороге может быть…
Первую партию высадить на Марс социально-небезопасного элемента… Ибо хотя и пишут, что марсиане народ культурный, да кто ж их знает – никто же их не видел. Это ж только предположение. Прилетишь, вылезешь, а земляки с Марса подскочат, мигом на спичку тебя и шашлык из тебя зажарят.
Доказывай тогда, что ты с добрыми намерениями.
1924
Вот вам и «да-а!»
Летят в нашу редакцию письма:
«Посоветуйте, что делать: совка озимые ест. На полях лысины черви выедают. Спасите!» Так оно всегда.
Гром бабах! Тогда мы сбрасываем шапку:
– Свят, свят, свят!
Когда уже ест:
– Спасите!
– А мы в самой своей «Селянской правде» четыре уже года подряд бабахкаем:
Перевод фельетона «Ох и тяжело!..» в «Крокодиле» (№ 31 за 1969 год).
– Ведите хозяйство как следует! Уничтожайте сорняки, держите почву чистой. На сорняках же черви появляются, с сорняков они по полю лезут!
На все наши доводы вы говорите:
– Да-а!
Увидит кто газету, мигом ее на курево… А если и прочтет, так рукой махнет:
– Да-а!
А надо знать:
l). Сколько бы самых хороших газет ни искурили, от этого ни один вредитель не сдохнет!
2). Сколько бы самых хороших газет вы ни перечитали, а если после чтения говорите «Да-а!» – все равно совка будет озимые есть.
Сама газета вредителя не уничтожит.
Разве что какой мотылек запутается в ней и сдохнет… Но это беде не помощь.
Надо не только читать газету, но и делать то, что она советует…
А если будете читать и тянуть «Да-а…» и чесаться, то совка не только озимые поест, но и газеты!
И вас съест!
1924