Васина мама

Итак, вот слова, которые я дважды откладывала: однажды я решила, что вы – моя настоящая мать.

Только не смейтесь, но я тогда ещё выдумала, что вы мать и для моей лучшей подруги, а значит наша дружба укрепится ещё и узами родства. И какой бестолковщиной всё это ни казалось бы сейчас, я рада своему заблуждению, потому что благодаря ему я изучила вас и полюбила, а ещё больше потому, что узнала много неизвестной мне раньше правды.

Теперь позвольте мне рассказать вам, что я выяснила о вас, и прошу не винить меня за возможные неточности, ведь я не столько ошибалась в наблюдениях, сколько слишком далеко заходила в дополняющих наблюдения фантазиях.

Я узнала ваш распорядок дня; я всегда просыпаюсь очень рано и вижу, что и вы не спите. Вы ходите по двору и слушаете птиц и чешете каким-то гребешком свои спутанные волосы. Никого ещё нет во всём городе, кроме ужасно спешащего или наоборот вялого соседа, который работает где-то на заводе сторожем и сменяется засветло. Вялый он в чётные дни, когда возвращается, а спешит в нечётные, когда его смена начинается.

Вы ходите по двору и слушаете птиц, говорю я, и чешете голову, но это было в тёплом ноябре или октябре. Сейчас повсюду снег и вы по утрам, как и я, сидите у окна и глядите наружу. Мне иногда отчаянно хотелось, чтобы вы меня заметили и махнули рукой. Но этого так и не случилось.

Оказалось, что вы вообще почти ничего не замечаете; то есть вы невнимательны к людям, словно они вас совсем не волнуют, только столкнувшись с кем-то нос к носу вы удивлённо и напуганно смотрите на него. Как жаль, что в эту минуту вам приходится слушать брань или ворчание, а не что-то более разумное.

Мне никогда не узнать, почему вы стали такой, да не узнать даже, стали или всегда были такой. Даже когда вам было столько же лет, сколько и мне, может и тогда вы были странной и будто потерявшейся в мире случайно.

Днём я часто видела вас собравшейся в магазин. Это можно понять по оттопыренному карману вашего пальто. Вы берёте с собой не один, а два-три старых пакета на всякий случай, хотя я ни разу не видела, чтобы вы делали много покупок. Скорее всего у вас мало денег, но даже будь у вас каждый день целая тысяча рублей, то и тогда, я думаю, вы не догадались бы купить ничего кроме хлеба, молока и макарон.

Все кажется думают, что вы выпиваете, но нет же. Я точно выяснила, что вы и не притрагиваетесь к спиртному. Ведь я следила за вами несколько раз до самого магазина и даже стояла в очереди в кассу прямо за вами и от страха у меня потели руки, в которых я сжимала для конспирации нелюбимую мной жвачку. Вы ни разу не купили даже лимонад или сок, не то что водку.

Я написала, что вы невнимательны к окружающим, что вы словно не видите их. Но насколько же более невнимательны все остальные. Они разглядели в вас только то, чего хотели испугаться и даже больше: только то, чего могли испугаться в силу собственной ограниченности. Ничего страшнее одинокой пьянчужки наши соседи и представить себе не могут. А ведь ваша жизнь наполнена страданием и жаждой, большей чем жажда алкоголика.

Однажды, следя за вами в магазине, я вдруг услышала невероятное обращение «Доченька». В это мгновение мир почти совсем исчез в какой-то мешанине звуков и цветов. Я была уверена, что это ваш голос (который до того я ни разу не слышала) у меня за спиной позвал меня. Но это оказалась незнакомая старушка, которой я была скорее правнучкой. А вы уже ускользнули в открытую и позвякивающую китайским колокольчиком дверь.

Когда я была помладше, я хотела стать самолётиком из бумаги, но это так и не удалось. Зато однажды я где-то подслушала или подсмотрела во сне разговор про траву.

– Я как трава, – сказал невидимый голос, – одуванчики.

– Но зимой тебя нет? Одуванчики зимой умирают.

– Нет, зимой я снег.

Наверное, это всё-таки был сон. Но не сон, когда девчёнки собирали первую мать-и-мачеху и плели из неё венки, и носились с этими непрочными нимбами по двору. Вы сидели на скамейке, по обыкновению, а я – до сих пор не верю, что на это решилась – подкралась со спины и надела на вашу голову венок. Сердце взорвалось от страха и волнения, повернувшись (значит уже наполовину спрятавшись, ведь чего не видишь – вполовину не существует) я припустила к своим, чтобы потеряться и стать неотличимой. Вы не отличили, вы только рассеяно оглянулись, потрогали измятые цветы, повертели венок в руках, снова надели его, а потом… мне кажется вы такая трава, которая никогда не цветёт. Древняя трава, как хвощи в сосновом лесу.