Почему же именно: не копия? Под нее же и в нее… он вышел разве что лицом. Не касаясь черных ресниц, что и знатно же короче… И таких же волос… Что и, увы и ах, но и все же были выполнены подстрижены в исключительно мужской стилистике и по форме же «Милитари»… если так и можно было сказать… с максимально же укороченной длиной прядей, уложенных волной чуть вверх и сразу же назад, ближе к затылку и без пробора. И лишь слегка же походя в остальном. И то же ведь – внешне! Как и тот же все не маменькин сынок. Но скорее и сын же своей матери. Телом же подавшись скорее в отца и… знаешь что? В моего! Да. Пусть он и был на пять сантиметров ниже его в росте… но куда уж… и ниже меня-то, да? Только ведь выше …и всего лишь сто семьдесят пять сантиметров. Но и в рост же с Егором. И когда это еще стало и положительной чертой, как и сходством? И как не неожиданно, но вместе с тем все же и приятно… с Полиной. Можешь уже начинать вести счет или же просто включать счетчик на каждое мое повторение ее имени. Либо же… и просто же… смириться. Как и со всем же здесь происходящим! И что пусть они и не половинки… Но и целое. Вместе. Два мира! Как бы и ни иронично… Но да! Два мира, что сошлись… сложились и прониклись… друг другом! И проникли же друг в друга… для… новой жизни! Аллилуйя и… слава С… Сатане! Почти что и средний же ведь рост! И не сказать, что и прям в той же сборке, как и комплектации… Но и… позаимствовав! С миру – по нитке. А со страны и города – по кусочку… Да! Чуть-чуть от нее – Розы. Чуть-чуть и от него – отца! Где лицом и его ведь пропорциями. Волосяным и покровом… Где фигурой и… руками! С уточнением – без советнических примочек. И да, не под ручку! Под фотоаппарат же, да, скорее. Он ведь… профессиональный фотограф! Как на мыльницу, так и на сам же профессиональный фотоаппарат. Для галерей и… своих выставок. Но и, конечно же, да, для Полины! Куда уж и без нее-то? Еще и теперь и… здесь! Шутка! А Карине все же до такого еще расти и расти… Развиваться и совершенствоваться… В работе, я имею ввиду. Не в упоминании женского лица и при ее же… и мужском. Или все же?.. И как хорошо, когда с этим может помочь такой учитель. Где-то заплакала одна София, не имея пары-мученика… Да и почему: где-то? Прямо… здесь! Стараясь же при этом еще и не на тебя… Не беспокойся! Моя серость останется при мне, как и твое же золото – при тебе. Ха! И, может быть, конечно, стоило бы и усомниться… в его чистоте и незаинтересованности в нем как не в сыне… моего же отца. Но он и правда был его… можно сказать, что… и отчимом. Если и не опекуном! И скорее его же отец, отец Жени, был если не под копирку, то… кроясь в деталях и мелочах… под моего же отца. Совпадение? А совпадению и рознь! Случайностей не бывает. Слу-чай-но-стей. Не придирайся к словам! Да и если же приходили и находили же вопросы на тему принадлежности, а там и видовости, всегда же спасали энергия и способность. Опять же, как и всегда, редко, но метко совпадая и являя собой либо свет, либо тьму… В случае с Женей и его энергии это было что-то похожее на… кальян. Ну и куда же нам и без вредных привычек? Прямо и ассоциирующихся, зеркалящих и отзеркаливающих… являющих и отражающих саму же жизнь. И по ней же… Вместе с электронными сигаретами, самим кальяном и… бренди! Совпадая в последнем с Егором. И только лишь периодически – с Владом. Что, и если же не аки пылесос, то я и не знаю тогда кто, что, всасывал же и впитывал, принимал в себя все и вся. Разнясь же только с Александром. Что, как и безусловный ценитель прекрасного, был приверженцем всего старого… доброго… и во всем. В данном же случае – настоявшегося. Вроде и старого выдержанного рома. Но и не попадая и в команду все белого сухого вина, как и тонких же яблочных сигарет Розы. Полностью теряясь и на фоне же… почти Никиты… и совсем ангелов! Не имеющих ни того… ни другого. Было бы странно ставить вредные привычки и «тату» в одну строку и один ряд, скажешь мне ты. Но… Для ангелов и некоторых же не ангелов было и такое – они не были антонимами. А были и… как раз таки… синонимами! Одним и… тем же. А кто, как и не я, не вправе их в этом и судить? Да и ни в чем! В особенности же… Имея если и не все, то частью и… это. И горя же напалмом от стыда молчания за все же вот это! Мам… Жень… пап… пап, простите меня, я… покурила. И прокурила все и вся… Как и выпила! Вылила и… Кхм! «Пить – это зло! Курить, дымить и парить – это зло! Принимать – вдыхать и вкалывать – это тоже зло!». Все? Да? Отлично! Мы – это мы. Ты – это ты. И я – это я! Остальным же… просто не советуем. Но и каждый же решит, как и прежде и всегда, за себя. Мы же… по прейскуранту прошлись! И пусть грехи и пороки таким образом и все не замолили… Но и что поделать? Разбирая же все по мере поступления – их мы замаливаем все и… кучей. Чего и по чуть-чуть получать-то, да? Сразу и скопом! Но и какая же ирония – совпасть в этом с Женей и Розой. Су… судьба и… карма! Вся любовь моя и… к вам! К вам и… жизни. Всему и… в целом. И мне же… лишь… и в частности! Кого полюбят и вылюбят же в уши… за все же вот это… и не только! Но и я была бы ведь не я, если бы не сказала, что… нагреватели табака со стиками и красное полусухое вино этого бы не стоили. Да даже если бы и нет… Кто сказал, что я бы завязала? Да-да… Ври больше. Ври да не завирайся, правда? И где-то же тут должно было пойти «но». Или что-то же в этом роде… И ты угадал, мой друг-дружище! Не пью же все же – отмечаю. Не курю, а балуюсь. Наверное… О! Да… Да… нет… наверное! Убейся быстро, медленно же переводя и объясняя… поясняя это и на других же языках! Старый-новый-год… Но мы… Да и черт с этим! В который же раз отвлеклись! Не обращай внимания уже. Всего лишь и очередной же полет взбалмошного и за любой кипишь мозга… Каль-ян. Сказала! Ка-мин… Но, как и в случае же с первым, на одних углях. Хватит нам уже древесины, да? Нет! И тлеющее же дерево с травами! Call me maybe… Maybe, baby! Не так плохо… Во всяком же случае. Сухо и душисто… Будто и Влада с Розой… и в нем же жарят. Да… и о чем то бишь мы? О способности! Угадал? Огонь. Правильно! А какой огонь? Ну… по цвету-то они отличаются. А где цвет, там и структура. Количество и… качество! Под и с вопросами же: «сожжет он тебя или нет… и, наоборот, исцелит? Рыжий он или синий?». В нашем же, его случае он – горячий. То бишь еще и рыжий. И то бишь… нравится мне это сочетание… греющий. И сжигающий, да, если переборщить. Или недосмотреть за самим же процессом горения! И да… Может быть он еще и черным, и… Каким он только ни может быть… Всяким! Но и здесь и имея же дело с Женей, не теряя и Полину, мы говорим о двух видах совершенно определенного огня: рыжий и синий! Сжигающий и… исцеляющий. Вот тебе и инь-ян на огненный же манер: тьма и свет. Мужское и женское начала… Куда уж там Адаму и Еве, да? Разве и покурить в сторонке… свои же фиговы листочки… прикурив все от них же… от Жени и Полины! Та-дам!
С крыльями же так же все было прозрачно и непрозаично понятно – четыре средних черных крыла венчали его… стилевую и цветовую же направленность в сторону… ангелов. И нет, я не ошиблась! Не города и… с ними. И не небес! А подземелья и… смерти. Шутка! Не, ну а как еще мне внести ясность и в его же темную любовь к хеви-метал и рок-н-ролл-жизни? В кожаных куртках и джинсах… и с ботинками в цепях… М-м-м. Романтика… с большой дороги. Кхм. Крылья! Да. С рваными же концами перьев и рыжей, почти что и рыже-красной, даже и алой полоской и окантовкой на концах их и первых рядов, до середины и вторых и полностью же черно-рыже-алые, словно и те же все угли, как и последние. С костяными же черными рожками наверху. И вот еще что же интересно… Будучи не в «team» вредных привычек… Но и в демонах и с «тату»… Никита, как и один из тех же не ангелов, был чем-то средним между Розой и Женей! И вот только не говори, что: опять. И снова, тоже не говори. Ну… ладно тебе. Правда же, хорош! Хорош удивляться и… этому! Я ведь и не только скачу по темам, но и весьма виртуозно прыгаю от описания к описанию… Где-то что-то же и убирая, а где-то и внедряя… Не забывай и о моем верном редакторе… Что пусть и не любит излишнего внимания как к себе, так и ко всему, что с ним так или иначе связано… Но он тут будет! Ведь и где-то еще там я еще не успела познакомить тебя с Розой и Женей… И пытаясь более-менее держаться какого-то хоть плана, целей и задач, я стараюсь делать все поступенчато и постепенно… И не моя вина, что всякий раз происходит взрыв реактора! Я и не химик-ядерщик, в конце-то концов. Не физик. Тем более не математик! И чертила же из меня тоже никакой. Хотя… нет. Да и как посмотреть! Моя. Но и не вини меня. И так без вины же и… виноватая. Постоянно! И заметь! Я не напрашиваюсь на жалость и скорбь… Или, чего хуже, сострадание. Факт! Говорю как есть. Я… пытаюсь. И да… что-то забываю. Что-то вспоминаю и дописываю… Но бывает же такое, что и места уже нет… Чистого! Вот и кочую от темы к теме… под и дописывая уже в них. Радуйся, что все еще в рамках чего-то одного… Истории! А не так, что здесь мясо жарю и вдруг… рыбу же заворачиваю! Он же был той самой… золотой серединой. Вроде и в штанах, а вроде и… не вроде. Вроде темный, но и с отсебятиной светлого… Но и тут же даже скорей в штанах и не от Розы, а от… Карины. Правда, и без ангельского! В той мере, в которой… стоило. Как и с той же Кариной. Зато и с человеческим. Что… тоже ведь неплохо. И имеет же белое в своем сером… Как и черное… Темное! Пустив под кожей и по венам… Кстати. О венах. Нет! О Жене! Какой же нормальный и без малого адекватный хеви-метал и рок-н-ролл и без «тату»? Неуважение! И знатное же… Да и тут уже сам Женя был под стать… и не только Никите, но и Александру. В стремлении же не столько и не делать ради того, чтобы именно же и… делать. И все же подряд! Сколько и более-менее ведь… со смыслом и вдумчиво. Более-менее… Ну, я же не знаю, как ты именно отреагируешь на черный штрихкод и на левой же стороне его шеи! Вот и повторяю… Кто, как и что видит… Как и… мыслит. Думает… И говорит. На кассе же продуктового не бьется, и слава… Совету! С двумя другими же… полегче в этом плане. Можешь выдохнуть. И не загоняться же более. Отпустить свой мозг… Или вовсе же сменить его… и продолжить! Если тебе все же и вдруг уже оскомину набило… глаз нервно дергается… и язык от рук отбился с типунами в нагрузку… говоря за… По-лю! Конечно. Куда же и без ее черно-белого контурного профиля и… на нем же? Во весь же левый бок! В полный размер! Со светлыми же волосами и васильком в них… Ее любимый цветок! Шеей же уходящего в квадратный бокал с толстым дном – old fashioned, близкого же родственника тумблера, только более компактного, эдакого и укороченного варианта его, с «горящим айсбергом» в нем и… чуть снизу. Уже и его любимый напиток! После и бренди. И иногда – коньяка и виски… Синий и… на рыжем! Вот это вот уже и настоящая романтика… и в ч/б формате! Но и с большой же все еще дороги. Но и зато ведь… как идеально. Не любовь и боль, а любовь и… алкоголь! Где-то прям и обрадовался один Никита. А. Нет. Тут же. Как и я. Здесь же! Пусть она и не ревнивая… Полина! Не, не так… не так чтобы и… сильно. Но! И все-таки. Одно ведь дело кассирши сами не купят – не уведут. А вот градус… уведет и увезет. А там и… развезет. Шутка! Не будь Кариной! Ты же понимаешь – где я и… правда. А где и сарказм… А где и правда с сарказмом… и я. Раунд! И очередная же шутка. Не будь таким серьезным. Как и я! Как и я… Что и чу-у-уточку же буквально потеснила этот прекрасный дуэт и коллаб… забежав же буквально лишь спросить… и на огонек же… но и на его же левую кисть. И одним глазком. Ла-а-адно! Двумя. Двумя… горящими детскими карими глазами. И не без черных длинных ресниц. И таких же широких бровей… Как и не без линий курносого носа… И части же высокого и широкого… уже и на тот момент, как и самой же головы и от рождения… лба. Лет… пять мне было, наверное. Тогда же еще я и редко спускалась… И каждый момент был… как фото. А глаза – фотоаппарат. Ну… мне так хотелось и… думать… во всяком же случае. Да и Женьке же самому хотелось… всегда носить, как и тот же все фотоаппарат с видеокамерой… меня с собой. Бумага же ведь помнется. Память, как и самих же устройств, может и… затрется. А это… на всю жизнь и… не чуть же уже дольше! Вообще же… насовсем и навсегда. Так-то! Не всякую же фигню и все некоторые продавливают и выдавливают из себя… Из сердца же прям! Не хотел просто и терять надолго… Как и… отпускать. И я ведь не хотела! Не хотела же отпускать… Не хотела отпускать и… эту копию. Его… Не хотела! Но… была должна. Иначе бы он так и возился со мной… С нами… С Розой! А после бы… еще и не сдержался. Предъявил бы что-нибудь и… ей. Косвенно и пока же еще… еще бы и перешел на личности… и Совета. Да и не косвенно… и уже… и затем. И получил бы… и от них. Всех! Да и от того же все и своего-моего отца!
И вот как, после же всего же этого и… теперь… прикажешь мне идти к нему и… на поклон? На коленопреклонение и челобитную! На головоотсечение и сердцевырывание же, скорей. Нет! Не пойду. Пусть, да, и по своей вине… Только же по своей и… из-за себя. Нет! Тем более. И нет, это не была и не есть же гордость… Как и гордыня. Это было и есть… понимание. Понимание же того, что, только лишь вступив и даже еще и не пойдя по этому обугленному и влажному дереву… пожранному и припорошенному плесенью и пылью… поросшей и заросшей местности… как и по тому же все бревну и канату… можно провалиться… и в уже не просто зацветшую реку со мхом и тиной… в трясину… в само же что ни на есть болото! И остаться же в нем… навсегда. И пусть даже он и был в нем… какое-то время и… до. И ходил над ним, как и по нему и в нем, наверняка, туда и обратно… Не несколько, а и много… много… много раз. Но! В этот же и конкретный раз, не первый, но и точно же уже и последний, точно ведь: нав-сег-да! Ведь и больше же он, как еще и ранее уже же, и сейчас так легко и просто из него не выберется… и от нее же самой не уйдет. Она не позволит! Как и второй же такой оплошности: ни себе, ни тем более и ему. И он ведь тоже не должен. Ничего. Да и никому…
****
– Ладно… – грузно выдохнула Карина, запуская и почти что неосознанно чуть больший же поток освежающего легкого штиля, чем же что и был ведь до этого. Но и не получая же за это втык за неудобоваримое поведение на паре от выше и все еще стоящей у доски, а лишь одобрение и благодарные кивки от всех же сидящих в помещении, в том числе и от самой же Софии, как еще же и за то, что тот так и долетел же целиком и полностью до первой. И тут же покачала головой, не принимая же это, как и свое же действие в рядах «из ряда вон выходящее и что бы они сами не сделали, будь они и на ее же месте» и так ведь в самой же что ни на есть жаровне, так еще же и как никогда же с солнечной стороны, зато и принимая же очередное и пусть окончательное же лишь сейчас, но и поражение в этом же и вновь недосостязании, как и вновь же с Софией. И останавливаясь же хотя бы и на таком и достигнутом, но и опять же: лишь сейчас. Ведь и борьба борьбой и бой боем, но и война же еще по расписанию и только ведь еще впереди. Нужно и к ней же еще копить силы, как и уже же и тем самым готовиться к самой. И они же обе это знали, танцуя вновь и вновь на грани и как ни иронично: двух же сторон. Не равных и не полных, зато и целых. И где только лишь полтора белого и лишь небольшая часть черного. – Иди. Позвони ему… или напиши… а я прикрою. Проветришься заодно! Вижу же, как эта тема тебе неприятна и как так же ведь коробит… Но и ты же меня уже увидь и пойми: не из тех же, кто давит на больное ради самого же этого… больного!
– Понимаю… – улыбнулась София, сжимая ее правую руку своей левой и лишь слегка, но и между тем еще и с сильной благодарностью. Немного еще и жмурясь и поджимая губы от отблеска и отражения солнечного луча в стеклах ее же очков и часов. Будто бы и специально, и как та же это все задумывала и знала, сейчас направленного в ее же лицо. Переведя же еще и тем самым все внимание Софии на них. И заставляя подумать не только о том, чтобы отвернуть ее руку или закрыть полностью свои глаза. А еще и о том, что Карина же последние носила как раз таки ведь и для нее! И не чтобы, конечно, слепить и ослеплять. Не всегда, во всяком же случае. А и чтобы как раз-таки говорить или показывать время. И если в случае с Розой на веку же Софии это было время начала ада. То в случае с Кариной – окончания. И в основном же именно на этой паре. Ведь телефоны, как и вся техника, здесь запрещались. Но и опять же: на виду. Дерзко и палевно. Хотя Карине же все равно удавалось протаскивать и его: и хоть так же, хоть этак. Закладывая того не только тканевым пеналом в форме длинной, но и небольшой сумки в светло-голубую, светло-розовую, но и темно-синюю и темно-фиолетовую толстую полоску, но и горой толстых же тетрадей, недалеко уходя от излюбленных расцветок и одновременно же под цвет канцелярии и прочих учебных принадлежностей с других пар. Когда же София чаще держала свой в рюкзаке, не особо нуждаясь в нем в такие моменты. Как говорится, все свое ношу с собой и все в дом, все в дом. И хоть все и так же ведь свое уже и так имелось под боком. А лишнее же было бы еще и именно же лишним. Но носила ведь. Зачем? А хотя бы и как альтернатива зеркалу. Которое ведь делать нечего – разбить. А тут попробуй и экран разбить. Захочется – не получится. Только и если не захочется. Как это и обычно бывает. Но и не захочется ведь! Чем он, кстати и тоже, хоть и чуть уже менее был и для самой же Карины. Чуть менее же, чем и приемом звонков и смс. Когда же в отличии и еще же для Софии – заметками и музыкой. Да и если же телефон еще как-то и скрывался от всевидящего ока преподавателя, то часы уже и полностью и прятались, но уже и от Никиты. Карина же буквально и ради же все Софии жертвовала собой и их с ним парным покоем, нося их. Ведь он не любил, когда отвлекались. А и тем более же: когда отвлекали именно его. Не только и спрашивая время. А и теми же еще все солнечными зайчиками от них. Чем окружающие же его еще только и больше и чаще ведь пренебрегали, пользовались, но и просто ведь играясь, попадая ими в лица и глаза. Но а он просто же не любил и в свою же очередь не интерес к чему бы то ни было. Даже к лекциям. А и тем более к практикам. Любым. Любой же и пары и у любого же преподавателя. София же в оборот любила и подначивать же еще их этим. Не больше, конечно же, чем и непосредственно же их кольцами. Но тоже находила в этом нечто прекрасное и для себя. Мол, не только она что-то и от кого-то хранит. Утаивает и секретничает. И как удачно, что и Никита ей в этом подыгрывает. Тоже ведь все отрицает! Но и весьма мягко. Нежно. Пусть временами и не по-джентельменски. Но и как бы там ни было и как бы кто и что ни говорил, что со всеми девушками надо так – не слюнявить и сусолить. Но и не абьюзить же ведь напропалую. Чего придерживался как раз и сам же парень. Ведя себя порой как раз таки и не по-джентельменски, зато и тут же ведь вел себя и как-то по-особенному. Отстраненно, да, и довольно-таки порой, но и до невозможности же близко находясь одновременно. Как-либо. И так это Софии напоминало же что-то. А и точнее же кого-то. Что и губы же уже не столько поджимались, сколько кусались и прикусывались до крови, поджилки тряслись, руки дрожали и ноги стучали, сводясь, – …и принимаю тебя такой, какая ты есть. И заметь – даже без таблеток! Данный курс же их я уже давно пропила, так что…
– Эй! – Негодующе взъерепенилась шатенка и тут же вырвала свою руку из ее, хватая же ей вновь ручку и, в секунду обогнув ее фигуру со спины, предусмотрительно и окольными путями проходя и обходя же таким образом ее левую сторону, как и сам же чуть ли и не главный бок, ткнула ею и в ее же уже правый. – Зараза такая!
– Ауч! – Шикнула брюнетка и с тихим смехом, взаимно одобренным же тут же и подругой, повалилась на парту, стараясь же только и продолжать быть все так же неслышимой, но и все больше же понимая, что чем дальше и дольше это все продолжается, тем сильнее хочется поговорить и рассмеяться в голос, ведь и нос же уже потихоньку прямо-таки и выедала сиреневая сирень со свежескошенной травой, а глаза и подавно выжигала светло-фиолетовая молочная пенка с такой же глазурью, готовые уже и точно в симбиозе вот-вот же дать радугой по глотке и заставить излиться же ею. – Мне… мне же нельзя проветриваться во время пары… – задыхалась смехом она, одновременно еще и потирая же ушибленный бок правой рукой. – Тем более… тем более и с… статистики! А и тем более же еще… еще и у этого самого монстра! Я ж не удержусь и… и сбегу вовсе.
– Беги, Форрест! – Дала напутствие ей и все с тем же тихим смехом зеленоглазая. Почти что уже и полностью просветлев своим цветом глаз. Разве что уже и будучи с легкой влажной поволокой слез радости и от смеха. Но и ушедшей же так же быстро, как она и появилась, так и не став же ими. И сжала еще и левую кисть в кулак, чуть подняв и саму же руку над партой, пока правую же так же и явно безуспешно держала у рта. – Беги! Прогул тебе не засчитают. Во-первых… некуда уже. А во-вторых… тут я! Скажу, что… живот заболел. Очень сильно! И тебя увезли…
– Только без катафалка, как в прошлый раз, ладно? – Вытянула подруге свой левый кулачок с ехидной улыбкой София. Правым же чуть более успешно, чем и ее же подруга, в то же время прикрывая глаза. – Скорую же найти – как нечего делать! А вот с этой конкретной моделью автопрома… знатно повозиться придется.
– Забились! – Тихо хохотнула Карина и отбила ее кулачок своим же левым. Не намеренно, но и в то же время с умыслом зацепившись и сплетясь же уже не столько и языками, сколько и фенечками с их же все именами. Послав же тут же пусть и мысленно, но и вместе же с Софией «знак единства трех» Полине. Вместе и со ставшим для них уже традиционным кличем поддержки и опоры, хоть и сейчас же лишь тоже все же внутренне: «девчонки».
И ведь, казалось бы, дружат-то от силы всего ничего. С легкой же руки того же все Жени. И то – то и дело же перебиваясь. А эти и полгода с небольшим? Да и прошлые? Вовсе же практически не видясь. Проживают же в разных концах сейчас. В городе, его центре, и за городом, насколько и что могли же знать из тех же все немногочисленных разговоров и смс о них и сами подруги. Как и работая же в разрезе их фактически там – из и на дому. Редко, практически и никогда, прям как и Совет спускается, выезжая и в сам же центр, да и то ведь не встречаясь напрямую и с глазу на глаз. Лишь дистанционно и через все те же телефоны. Что, конечно, расстраивало и тяготило саму Софию. Не только и в отношении и отношениях же меж собой и братом. Но и меж Кариной и ним. Как и меж Полиной и ними же всеми. Другая бы на ее месте, наверное, уже и обиделась на подругу, что и поссорились-то не они все и меж же собой, а только она и он, а страдают же вот все. Могут, могли же видеться и без него. Но нет. Так подставляться она не могла. Да и подставлять ведь тоже не хотелось. Поэтому вот и виделись раз от разу. Но и все-таки ведь успели. Успели же сплотиться и браслетов дружбы наделать друг другу. С любовью. А там уже и после – верой и надеждой. На скорую руку, но и встречу, конечно же. Что-то и вроде и как у самого же Жени. Но и только же не «тату». И на память же, определенно!
Расцепив же руки, а главным образом и сами же украшения с одними на двоих сейчас картинками прошлого в голове и быстро обменявшись и теплыми широкими улыбками о том еще былом и как же еще они нити выбирали, как подбирали к ним кубики, как нанизывали вторые на первые и повязывали-утягивали же, в конце концов, их друг другу и со своим же именем крест-накрест, подруги так же быстро и распрощались и каждая же вернулась к своему занятию: Карина – к продолжению конспекта, София – к подготовке и реализации же самого побега.
Взяв максимально бесшумно свой рюкзак и, бросив в него ко всем же прочим и имеющимся и так битком учебным материалам и канцелярии: от мала до велика и от темного же к очень темному, начиная серым, проходя же через синий и заканчивая же фиолетовым и черным, одну лишь только несчастную ручку, она изъяла из него и убрала сразу же в передний правый карман своих черных брюк, напротив же и все еще имеющейся в них белой пластиковой карточке-пропуску свой же черный телефон. И только лишь затем, но и так же все максимально тихо пристроившись на корточках у парты и стула, прижав рюкзак к себе обеими руками, чтобы не звенеть его металлическими замками на черных же молниях, что есть мочи рванула из аудитории. Благо и выход, как и вход, был в конце ее и София удалилась из помещения почти что незамеченной. Разве только и под парой-тройкой ее провожающих понимающе-солидарных взглядов, что пока только и думали об этом, а она же вот уже и делала. Не считая же и самой же Карины. Но, что и главное, без обращенного к ней взгляда от доски. И, не забыв так же без шороха и скрипа как приоткрыть светло-коричневую деревянную дверь перед собой за точно такую же круглую ручку, так и прикрыть же ее за собой, брюнетка закинула рюкзак сразу двумя лямками на правое плечо и направилась быстрым шагом к лестнице.
Спустившись уже и вприпрыжку по ее серым бетонным ступенькам с зелеными металлическими столбчатыми перилами, окаймляющими их с двух сторон со второго этажа, где она только недавно была и где же еще пока оставались ее одногруппники и одногруппницы вместе с подругой на первый, она прошла по такому же, как и сами же ступеньки, полу, но уже и в небольшую черно-белую крапинку на вахту и направилась же к пустующему посту охраны, временами и в некоторых же местах дробя и хрустя черной подошвой своих ботинок недавно осыпавшуюся с потолка белую побелку под то тут же, то там мигающими холодным белым светом лампами в металлических плафонах и как только дошла до него сразу взглянула на белый ватман, висевший позади него и на темно-коричневом деревянном стенде, прибитом, в свою очередь, к серой бетонной стене, еще и тут же ведь уже проглядываемой через темно-зеленую краску, к которому уже и металлическими кнопками было прикреплено распечатанное на белых же листах поменьше расписание для всех курсов и групп. Пробежавшись по нему глазами и, отыскав свой четвертый курс и свою же четыреста вторую группу, София еще раз убедилась, но уже и для себя, что эта пара была последней и что возвращаться ей уже точно не придется. И только развернулась уже было к выходу, как краем глаза зацепилась за темно-серый деревянный стол на таких же сухих и надтреснутых ножках и такой же к нему стул, на котором стоял черный стационарный компьютер с такой же мышкой, клавиатурой и системником, только и в случае же последнего уже и под ним и на полу, с открытыми двумя программами, делящими экран монитора соответственно и надвое: одной – под купольные камеры, с белыми пластиковыми ободками, будто и приплюснутыми глазными яблоками и с черными, словно и расширенные и поглотившие радужки выпуклые зрачки глаз под стеклом, камерами же, расположенные и равно распределенные по потолку, его углам и стыкам же со стенами, не говоря уж за внешние стены и снаружи, в каждом крыле и на каждом этаже, в каждом коридоре и на каждой лестнице и записывающие не только и каждое действие, как и слово, но и выводящие все это без перебоев и опозданий на сам монитор, что уже и сам, и вместе же со всем компьютером, повторно перезаписывал и сохранял все это в систему безопасности организации, которой была подотчетна сама охрана, второй же – под металлические турникеты, стоящие чуть поодаль и перед ним у темно-серой же деревянной двустворчатой входной двери с двумя такими же ручками-скобами, больше по форме же напоминающие обычные, прибитые к ним вертикально доски, что вела учет и систематизировала данные количества приходов и уходов, как и их качества, по пропускам или без. Рядом же лежала старая добрая гвардия этого же самого учета, бумажная, в разноцветных и толстых потрепанных журналах с твердой обложкой. А уже под ними, как и самой клавиатурой, без палева был припрятан с синей шариковой ручкой же внутри яркий и тонкий журнал с кроссвордами и судоку. Девушка же смогла рассмотреть из него и как его самого лишь низ и конец цветной глянцевой обложки. Но и этого ей было вполне достаточно и хватило же для того, чтобы уже тихо и сдержанно рассмеяться – еще ведь помня, где она. Как и при каких обстоятельствах и условиях здесь еще находится. А и главное – на каких правах, только же лишь сбежав. Наша служба и опасна, и трудна, это же гласила скомканная и сбивчиво написанная фраза от руки на ярко-желтом же ободке журнала, вызвавшая именно такую ее реакцию. Только вот к жалости и своему стыду, она так и не смогла вспомнить, кто сейчас заступил на пост. Ведь кадры охраны слишком быстро сменялись: по личным причинам или весьма известным – вроде низкой зарплаты, не лучших условий труда. И из соображений же самой безопасности: собственной и общей. Не допускающей быстрого втирая в доверие, как и внушаемости, да так и самого ведь внушения, к одному и тому же лицу: будь то мужского или женского пола, человек или ангел, демон, чистый или в смесь. Слишком ведь просто было подобрать ключ к нему, а затем и ко всему и всем, что и кто вокруг. Так что они не задерживались надолго. Плюсом же помогая и с лишним рабочим местом. С полным рабочим днем или неполным и подработкой. Но и несмотря же на все это она все равно же чувствовала себя виноватой, ведь и привыкшая всегда быть осмотрительной и начеку, тут она резко теряла свою сообразительность и бдительность. И вот вроде бы: «Что тут такого? Обычная охрана!». Но и кто знает – кто может прийти следующим. И будет ли опасность в таком же случае еще и извне? Держи друга близко, а врага – еще ближе, так же вроде говорят? И не врут ведь! Но и решив же при этом все равно поиметь еще немного наглости и уже до конца, так и не уйдя же совсем в себя и со своими же все угрызениями хоть и не из ничего, но и все-таки же затем и в никуда, незачем ведь излишне цепляться за то, что и нельзя уже никак изменить, как и не сдвинувшись же больно с места и сделать же день уже в ответ и кому-то, кто сделал его так же и вот только что же ей самой, она изъяла ту же самую ручку из журнала и подписала чуть ниже уже и свою же фразу под уже имеющейся: «Тяжело и неказисто… чоповцу и юмористу», не забыв еще и поставить при этом в конце улыбающийся и подмигивающий смайлик. Затем вернула все на свои места и с такой же ведь улыбкой от уха до уха скрылась с места преступления. Как ни иронично. Мысленно же уже и после докидывая же всех возможных и не пожеланий ко всему же наилучшему и написанному же самой и до, благодаря так же еще параллельно и тех, кто хоть и поставил камеру над тем же самым столом, но и не подключил же ее наравне и со всеми к самой же системе и программе компьютера.