– Я в курсе… Ксан! – Кивнул Егор, лишь вначале и пренебрежительно стиснув-сцепив зубы, и тут же опустил голову, как и произнес его имя куда уважительней, будучи уже пристыженным не только им самим, как определенно и именно же старшим, но и собой же еще и за это в первый и тут же уже который раз. Но ведь и за дело. И тут же прям еще задело. Опять-таки, в который раз. Так и еще же за то, что и иначе ведь пока никак. А и тем более – когда он сам и внутренний же его голос уже не справляются. Тогда-то как раз на помощь и приходило мнение со стороны. Горькая довольно-таки, соленая правда. Но и куда ведь лучше, чем сладкая и приторная ложь. Да и сам ведь, как и знал, себе больно не сделает – правду не скажет и скорее соврет. Вот и приходилось по большей же части, как и всем же в принципе, собирать вокруг себя лишь злословцев, если и не нашлось же пока сил не ютить и в себе же самом льстеца. И, прижав вновь к себе медведя покрепче, он уткнулся в него лицом и грузно выдохнул, перед тем как оторваться от него, как и от своих же все не радостных мыслей, и вновь заговорить. – Как и все же понимаю! И стараюсь ведь еще… правда… очень стараюсь. Но… Как и пытаясь забыть – вечно помнить, так и я. Пытаясь делать иначе… говорить и смотреть так же… я же вновь и вновь нарываюсь… налетаю же буквально и… все на нее… но и не ей же одной… и меня тут же перемыкает! Сбоит так, что и… конкретно. А и тем более же когда она, София, и так же в открытую… сама… будто и все специально же… как я же уже сам и говорил ранее… провоцирует… словно и зная же все и уже… так еще и боясь же при этом меня! Это все… это все и разом… будит во мне зверя. Да еще и такого… какого и я сам не видел раньше. Каким я сам и не был же раньше… Или был, но… не знал этого. Не забыл, а… скорее не видел же себя… им… и в себе… со стороны. На тот же все еще момент. Да и моменты… А вот сейчас же… и с ней… теперь… вдруг и познакомился!
– Ну, прекращай!.. – Фыркнул желтоглазый, оправляя вновь свою челку правой рукой назад, вместе с левой и со всей же растрепленной шевелюрой с легкой же и до этого руки русоволосого. – Тебя ведь и правда невозможно не бояться в таком состоянии не стояния, в каком ты предстаешь в принципе… а так еще же и перед ней. Перед Софией! Не перед… ней. Но и хоть в чем-то ты в этом прав – таким ты не был… таким ты стал! Что и, знаешь же, еще хуже – ведь уже и вновь же не для той! И знаешь, я уже и сам не рад, что сказал тебе о ее страхе перед тобой же… Черт! Вот до чего доводит редактура дневника – до его же чтения. Логично же? Ага!.. При ней же только не говори об этом, ладно? Я ведь не говорил ей, что хоть с кем-то это обсуждаю… – и, закончив наконец приводить себя в порядок, он мельком взглянул на мужчину, сыскав у него подтверждения всех своих оправлений, а затем и на блондина перед собой, что вроде бы и не изменился в лице, как и мимике, не страшно же во всяком случае, чтоб прям сразу и заметить, но и тут же ведь скорее и именно страшно красиво и что-то же из разряда все «Заводного апельсина». – Ну… Го-о-ор! Это ж как бы и по секрету-то было…
– …всему свету. А ты и рад был – тут же растрепал! – Смерил его серьезным взглядом с все той же и хитрой ухмылкой блондин. – Треп-ло! Какой ж ты друг после этого, а? Правильно: ни-ка-кой. Как и брат, одногруппник и… Да не скажу я. Не смотри на меня так, как и… он! – И вновь бросил в парня игрушкой. Кою тот тут же словил на лету и прижал к себе. – Ты первым велосипед в этом не собрал и Америку же мне тем же и им же самим не открыл! Я это узнал, как и знал же еще до тебя… Как и причину, по которой она же и следовательно это делает – избегает. Да… Да она ж разве что еще пока и не дрожит, как осиный лист на ветру, в моем же все присутствии. А в глазах же… в глазах… так и плещется… так и плещется. Питался бы страхом… и, бродя в поисках новой его дозы, встретил ее бы… умер бы от передоза… честное слово!
– В общем… Не пытайся, Егор… и не кажись… будь! – Покачал головой Александр, тут же не преминув еще порекомендовать и кое-что от себя. – Мы же смогли – и ты сможешь! Да и Влад же… вон… тоже смог. И я знаю, конечно, и помню, что поражение в вашем же с ним конкретном случае было неравным… пусть и по большей же еще части придуманным и выдуманным… но и не значит же что и просто и мимо проходящим. Как внешне же, так и внутренне. Просто… не делай на этом и лишний же раз акцент – и оно само все выветрится… вот увидишь! Не держи так же образ в голове, как и сердце… Не держи и теорию – держи практику. Помнишь же еще и тот момент с кофтой… Не просто же так. Все не просто так!
– И не только его… – слегка улыбнулся Егор, закусив нижнюю губу. И тут же стряхнул с себя наваждение, стараясь тем самым убрать не только его, как и сам же текст, но и любой его подтекст, как и все же междустрочие. Еще помня, как легко и просто прокололся с Владом. Но ведь еще и что и у кого болит. – Но и от них я и иду! – И сам же себе, как и всем кивнул. С трудом, но и все же признавая слабость в этом. Хотя и на самом деле – силу. Силу и не только понять и принять это, но и ее же саму, отыскав в слабости. – Выхожу уже постепенно на свою тропу и такой же верный путь…
– Вот и выходи… выходи до конца и иди! – Хлопнул в ладоши мужчина, отрываясь от Никиты и тем же самым одновременно будто и ставя точку уже в их разговоре. Полностью растворяя соль и высушивая же весь сахар в воздухе. Как и наполняя каждый угол темного пусть не внешне и не для всех помещения своим же светом и теплом. – Только и так же ведь – до конца иди… Ну а по дороге еще, не в службу, а в дружбу, где и скорее уже не кругом, а по-братски и семейному именно квадратом, захвати и сбрось уже эту картину куда-нибудь! Утопи… Или закопай. Не знаю… Вон, как и тот же самый все топор войны. Черт бы его, кхм, ее побрал! Или сожги и пепел зарой… Или развей и тоже где-то и над чем-то! Нормальные ж были ребята… Но надо ж было такому случиться и… такой же все встретиться… такой же вот и приключиться! А она же еще и висеть здесь продолжает как апофеоз… Только вас же еще между собой и лишний же раз сталкивает!
И вдруг в голове у каждого, будто и впрямь же на вспомнишь и далеко же не солнышко, как подумалось же Егору, но и не только же от и за себя, а и в разрезе же все еще слов самого мужчины и до о не просто так, так и еще же им же начатой, но и как, оказывается, уже и незаконченной после, а и скорее же и как раз таки продолженной и именно конченной сортирной темы про круг и квадрат, раздался злой голос Влада:
– Еще немного жду – потом уезжаю один!
Но и после же этого, одновременно закатив глаза, ребята как стояли на своих местах, так и продолжили стоять, смотря друг на друга с улыбками и беззвучно кивая. Соглашаясь таким же образом друг с другом и с тем – какой же у них все-таки прекрасный средний брат. И как же им с ним таким повезло. Как же он им еще при этом и дорог. Одновременно еще и благодаря так же за обоюдное и в этот самый момент молчание.
– Подожди-ка… Кого-то не хватает! Ксан? – Нахмурился Никита и, обойдя-обведя же взглядом все, что видел на первом этаже, глянув еще немного и на второй, он уже было хотел подняться все-таки по лестнице, где еще оставался след солнечного жара и духоты со сладким попкорном, но тут же услышал глухой скрип деревянных ножек мольберта по полу в мастерской и выдохнул спокойно, вдохнув уже морскую свежесть, хвойный лес на скале и как в сказке еще и молочную реку с сахарными облаками и полем из роз. И ведь словно же и не как уже, а и именно попал в нее тем самым и в момент. Как и в мир и покой же. Без Влада. Без Александра. Пусть и на мгновение же. И все же. Тишина.
– Вы еще здесь? Я что, один его слышал?! – Крикнул со второго этажа мужчина, и парни тут же ринулись к выходу. Толкаясь меж собой и то и дело прорываясь, вырываясь вперед, только бы одеться, обуться и покинуть помещение быстрее другого. – Более не задерживаю. Да вы и без меня прекрасно справляетесь… Вон, даже не заметили как я ушел! Справитесь так же и без прощания. Увидимся ж еще… Вперед и с песней, сороки!
Глава 12
****
– Ты меня не слушаешь! – Уже и прикрикнула на правое ухо Софии Карина, вновь попытавшись привлечь к себе ее внимание и не без садистского удовольствия отмечая как не сработала ее попытка прикрыть без палева хотя бы уже и свое левое ухо, получая тут же и по все той же ведь многоходовочке вошедший, да так же и не вышедший, застрявший меж них ультразвук. И вновь же нервно оправила на своих плечах кожаные лямки своего тканевого бежевого рюкзака, подпрыгнув на месте. Вызвав почти тут же и повторную же волну ультразвука вместе с перезвоном его металлических замков и со взрывом же параллельно своей глазури в воздух, как и всплеском же фейерверка кондитерской посыпки в форме звезд.
– Слушаю! Просто… Мне это неинтересно! – Фыркнула брюнетка и остановилась около бетонной белой колонны у входа в университет. Чтобы не только сложить свой сиреневый ежедневник с синей шариковой же ручкой внутри в так уже полюбившийся свой цветной тканевый рюкзак, но еще и не врезаться в кого-нибудь во входяще-выходящей толпе со своей единственной же все на момент и точно способностью всегда и везде, во всем и со всеми – влипать во что-то, если уж и не в кого-то, не видя просто-напросто никого и ничего за и со своими же все и мыслями. А уж и тем более – за написанием, что и сном, в любое время, в любом месте, в любом моменте и состоянии. Про себя же еще при этом усмехнулась – насколько же само здание было непримечательным изначально, чтобы выделяться, что и теперь вдруг стало настолько пафосным, чтобы прям и воротило. Хотя бы и на фоне все тех же обычных и среднестатистических жилых и нежилых зданий чуть в отдалении. – Никита мне брат, но истина дороже! Тем более, когда находится меж твоей и моей правдой в вопросе монополии на его личную жизнь. Пусть еще при этом и… с тобой же! Захочет – расскажет. А для начала: захочешь – сама у него спросишь. Прежде чем и строить догадки.
**
…Да уж… Ву-ни-вер-наг. Надо же. Ясельные флешбэки подъехали. Так еще и под «Пеля мая тавет таны!». Вьетнамский ужас! У-ни-вер-си-тет! Жаль вот только и без растяжки-плаката на нем: «Если ваши дороги, ведшие в Рим, привели вас сюда – администрация нашего университета за это ответственности никакой не несет. Мы же просто вдохновлялись и вдохновились. А вы и ваши же ожидания далеко и глубоко параллельны нам. Ведь и только все ваши же проблемы!». И без знака соответственно авторских прав. Как и подписи Сократа или Омара Хайяма. Или лучше вообще – какого футболиста. Да и именно же: хоть какого и кого. Не так ведь и важно… Ведь и ее же, коль уж она и появится вдруг, кроме той же все самой администрации, никто более-то не прочтет. Одни просто же не захотят лишний раз надеяться и поднимать головы от земли, чтобы вдруг и увидеть небо. Которое опять же если и есть, то явно издевается, выделывая такие вот вензеля и изготавливая подобные же пирожки с котятами – в виде должности высшего образования. Вторые же, в свою очередь, тупо не успеют – уж если и вата со скотчем с окон слетают и улетают, разлетаются на раз-два как и все те же пирожки, с ней-то уж точно проблем не будет и подавно! Да чем и не лучшее в мире привидение с мотором? Дикое, но симпатичное! А тога? Рим же! И пусть скорее же бинты и мумия… Да и Египет! Ничего. Им-про-ви-за-ция! Кубические колонные не захотели – теперь вот крутятся как могут. «Мисс университет» в предупреждающе-ограничивающей красно-белой растяжке и с короной из фастфуда была? Была. Борцы за «зеленый мир» в тканевых масках в любой сезон и любую же погоду на смену голодовкам и обезвоживанию и во вред же себе были? Были. Теперь вот и косплей римлян так же подъехал! Главное же теперь, чтобы дворовые и заборные «Львы Толстые» не заглянули на огонек помериться словцом красным. И не только им. Сколько же внимания тогда к сей живописиписи будет! Больше же, правда, и ко второй ее части…
****
Что же до самого университета – представлял он собой шестиэтажное бело-серое здание, в пропорции цветов восемьдесят на двадцать и с белыми окнами – где-то пластиковыми, где-то и все еще деревянными, уходящее в серый асфальт такими же бетонными ступеньками и с такими же металлическими поручнями-перилами по краям, отделяющими и разграничивающими будто светлый учебно-административный блок и темное подвальное помещение с серыми же деревянными окнами. И если в пасмурную погоду он еще и хоть как-то пытался слиться с общим серым фоном пусть вокруг него и все еще были какие-никакие, но и зеленые посадки: древесные и кустарные, травянистые насаждения, то в ясную уже и не пытался. Да и до банальности и изначально – просто не мог.
**
…Не имея же, да, и при этом каких-то еще шпилей, витражей, особенностей крыши или витиеватых и с теми же все вензелями ступенек, зато ведь и имея и будучи прямо-таки с предъявой если и не на Колизей, то и на сам Храм Зевса, не меньше. При всей же и остальной его скупости, квадратности и явной угловатости. «Строго, сухо и холодно»: по фактам. Но, однако, и все же со вкусом – одного основного входа. Ведь и было бы их несколько – было бы уже не так. Не то… Не было бы и того же самого Колизея (Храма Зевса), как он есть и сейчас с одной лишь его стороны, словно бы и сыр срезали так же и на одну же сторону того же самого все футбольного поля приставили. А с других трех и отчего-то забыли. Точнее: не захотели. Да и чего ради вообще? Взяли бы вон просто фотообои с распечаткой же подобного на ткани да и так же ведь повесили. Не хуже ведь и все той же растяжки-плаката. Вместо нее. Чтобы сразу же было видно: «Недорого и добре… в путь… в тот же самый все фастфуд или на базар… от С… се́дова». Затрат меньше, а итог тот же. Но и куда там… Куда нам и мне же до такого пафосного богатства и кичинья? «Не жили – и не надо», как говорится. Нечего и пытаться… Стараться! Пожили… прожили так… без этого… и хватит…
****
Пусть не яркий. Но и не детский же сад! Да и не школа же с колледжем. Где еще ведь и можно было позволить какие-то брызги красок, если уж и не на рисовании и взрывы же на макаронной фабрике, если уж и не на химии.
**
…Одно ведь и сплошное разочарование от этого внутри. Как и с астрономией, где уроки-пары были днем, телескопа не было, а если вдруг и был, то и один на десять-пятнадцать гавриков, желающих и сразу посмотреть на звезды на практике прямо здесь и сейчас, а не по очереди да и не вот это вот все еще писать и зарисовывать в виде теории. А уж и внешне-то – тем более! Не психушка ведь «Ромашка». Нет. Психиатрическая больница «Род многолетних цветковых растений семейства Астровые или Сложноцветные». Разве же и одно и то же? Нет. Он – един и на все ответ! С припиской же еще мелким шрифтом под текстом все той же растяжки-плаката, сразу же после: «Янки-хуянки, пиздуйте с говном». Ведь и надо же все же отдать должное и «Пушкину» в этом – он всегда и во всем, всех был одним-первым, что уж говорить и за мат: «И пусть даст же бог-дьявол забыть вашим телам и душам все, что вы знали раньше, чтобы не помнить этого и всего же позже или кабинет психолога «Любит-не-любит» в ритме «Hassliebe» откроет гостеприимно перед вами свои двери и он уже сам и вам скажет, расскажет и даже покажет все, что вы не хотели знать о пестиках и тычинках»…
****
Но вот что и следовало же особо отметить, так это его обновление – частую его покраску. В результате же чего отсутствовала практически и полностью ее же уже облупленность, сколы и трещины.
**
…Ну, а насколько же частой она была – периодами. С первыми же признаками ее выцветания и выгорания… Пожелтения! И как только же это происходило, так и тут же ведь прям производилась смена белого на… белый и серого же на… серый. Умница какая! И все-то ты знаешь о нашей… с тобой… неповторяемости. Так же, наверняка, и сможешь ответить на свой же такой же вопрос о сроках – просто смотри раньше или вверх. И хоть я тебе здесь не совру. Не здесь. И не в этот раз. Если уж и не в этой жизни…
****
Отставив рюкзак чуть в сторону на более-менее чистый пол и оперев его о такую же сторону колонны, София решила заодно и перешнуровать свои высокие черные кожаные сапоги до колен поверх черных обтягивающих штанов на небольшом квадратном каблуке, затянув посильнее того же цвета шнурки от самого их носа до голени обеих ног. Затем, вернувшись в вертикальное положение тела, застегнула последнюю небольшую черную пуговицу такой же плотной рубашки на горле, почти что и у самого подбородка и оттянула ее рукава чуть больше положенного от запястий к кистям и до пальцев, застегивая уже и на две пуговицы обе манжеты. После чего еще изъяла из правого маленького переднего кармана рюкзака бесцветную гигиеническую помаду со вкусом черной смородины и быстро прошлась ею по губам, сверяя правильность нанесения по отражению на экране телефона. И, ограничившись таким оправлением всего, как и, собственно, самим же таким же макияжем на сегодня, тут же убрала помаду и телефон обратно в рюкзак. Возвращая теперь еще и его на свое левое плечо, предусмотрительно перед этим же его и отряхнув, тут же и уравновесив свою же фигуру правой рукой, параллельно же все левой, опущенной в передний карман штанов.
– Но он ведь любит учиться… – продолжила давить на свое, как и наседать на уши и промывать мозг подруги шатенка, в упор не замечая повышающуюся с каждым ее словом, а там и буквой со знаком влажность и свежесть будто бы предгрозового и громового же фронта, только готовящейся к покосу травы и озона же перед дождем, – …больше, чем отдыхать. Больше, чем я и… чем ты! А теперь только прогуливает так же… Почему, Соф? Скажи! Может, это из-за меня? Во мне проблема? Может, я слишком настырной стала? Слишком наседаю?
– Не-е-ет… – сделала тут же страшно удивленные, но скорее даже и больше наигранные такие же глаза София и нервно дернулась всем телом, вместе же еще и с левым глазом для большей достоверности. – Вообще нет! Ни-ра-зу… И проблема же не в тебе. Не смей даже думать об этом! Но… если я вдруг окажусь сидящей на этом самом бетоне – это меня рюкзак перевесил своей тяжестью, а не ты меня и своей словесной же бравадой проняла до глубины души, отправив же на и туда же… ага? – И тихо рассмеявшись, так и не сдержавшись же сама, как и от своей же все недосценки, она быстро разделила и распределила свои темные пряди по двум плечам, так и норовящие же вдруг и от поднявшегося, налетевшего откуда ни возьмись ветра попасть в глаза и рот. И только когда и до конца поняла эту самую же причину вдруг, что как раз таки удобно и удачно стояла прям рядом, взглянула наконец на Карину. На хмурую и сощуренную, сосредоточенную как и ни с кем же еще из своих и так же именно сейчас Карину. И тут же исправилась, подняв руки перед собой и ней в защитном жесте. – Не из-за тебя! Ведь и было бы из-за тебя – он бы и раньше прогуливать начал… И вообще бы – сбежал от тебя! Но ничего ж – общается как-то… до сих пор. И кольцо же… вон… не снял: ни с себя, ни с тебя. А это… что-то да значит! Наверное…
– Вот спасибо, хорошо… – всплеснула руками Карина и пихнула в бок подругу, вставшую теперь рядом и слева от нее.
– Не за что! – Рассмеялась еще громче брюнетка и повторила ее трюк наоборот, не отрывая взгляда от двора, только-только буквально начавшего заполняться выходящими студентами и преподавателями, а и не только же редеть из-за в свою же очередь заходящих. И обежав им мельком, буквально только по верхушкам и маковкам как сливкам, остановилась на трех парнях, сидевших в такой уже и довольно знакомой черной глянцевой тонированной машине, последней модели Mercedes-Benz S-класса, не на парковке, как все, а у самого въезда-выезда. Но и в то же время – в хорошо просматриваемой зоне: чтобы видеть их всех и видеть же им самим всех. Но и не сейчас – ведь и что-то же бурно до сих пор обсуждали между собой. Лишь время от времени следя за входом в университет и въездом в его двор. А, заприметив-узнав наконец и бликнувшую в лобовом стекле светлую макушку водителя, рыжую пассажира справа и высветленную пассажира сзади, почти уже и сидящего меж ними, расширила еще больше свои карие глаза, полыхнувшие затем еще и веселым огоньком. – А вон и твой проблемный… То есть: парень мечты!
– Да ну тебя! – Надулась шатенка, выпятив свою нижнюю губу и вновь попыталась толкнуть Софию в бок, на что и тут же уже была вытолкнута вперед и в спину сама, обращаясь уже и своим серо-зеленым взглядом ровно к той же самой машине. – Ой… И правда! – И, залившись краской от смущения, покрыв себя и всех же вокруг при этом своим топлено-жженым сахаром, начала в скоростном режиме оправлять все, что было на ней, как и ранее же сделала сама София: от макияжа до одежды. Только же на деле и незачем. Ведь и даже если бы она пробежала стометровку в той же самой своей бежевой блузке в белый средний горошек и такой же юбке до колена с бежевым тонким кожаным ремешком, на тех же самых и в цвет блузки туфлях на танкетке и заодно же еще под дождем да еще и с препятствиями, заплетя еще где-то между делом и две мелкие косы по обе стороны от пробора и из передних же прядей с рюкзаком наперевес, она бы выглядела так же, так же прекрасно, как и сейчас, стоя под солнцем и не сделав же ничего из вышеперечисленного. Кроме косичек – сделав их заранее и посадив в них, закрепив на макушке белые солнцезащитные очки. Но ведь она и все равно сомневалась. И даже в своем легком, впервые, макияже в виде: светло-пунцовых румян, темно-бежевых теней с белой подводкой и такой же под тени матовой помады, как и миндалевидных белых ногтей. И если последнее ей еще как-то и можно было простить – как и первый опыт, то вот остальное нет. Ведь как и прочее, и по мнению все той же Софии, она была достойна этого как во всем, так и всего. Да и всех. В том числе и себя самой. И не только же сейчас. – А кто там еще с ним? – Спросила вновь и между делом она. Но и не столько для того чтобы спросить, а уж и тем более получить ответ, а чтобы и хоть что-то уже сказать и разрядить вдруг ставшую напряженной и сгустившейся атмосферу. Но и только же лишь для нее. И как ей же самой казалось, в образовавшейся лишь на миг тишине. Софии же все нравилось. Да еще и так, что та же никак не таясь и не скрываясь, демонстрировала это своей же открытой и свободной позой, оперевшись левым боком о ту же все колонну.
– С ним? А может, это он и с кем-то…
– Софи! Не издевайся! – И, теперь уже точно увернувшись от одного, второго, а затем и от третьего штилевого потока, проследив их полет друг за другом и от и до и, убедившись, что возврата бумеранга не последует, брюнетка обежала колонну сзади и встала по другую сторону от нее почти и в ту же самую позу, только и с правого бока и спокойно уже и глубоко вдохнула молочно-кислородного коктейля с терпкостью своей же сиреневой сирени. – Там же еще и Егор, верно?
– Мхм… И Влад.
– Ты с ним знакома? – Нахмурилась Карина и чуть напряглась, взглянув вновь и уже как нового для нее, до этого же еще старого и только на словах, как и теории же, нечеловека. Пока еще толком и не зная, что от него стоит и не ждать на практике, как и лично же ей. Собственно, как и сама же София, смотревшая все еще на все же это и на всех же них ничуть не мягче да и никак не дружественней. Не с хлебом и солью, как и зрелищем собираясь их гостеприимно встречать. Так еще же и без ответа для нее. А скорее же даже и сама же еще и со своим вопросом, интересом и азартом. И хоть для нее они были, в отличие же и от самой Карины, не только друзьями, но и братьями какими-никакими, но ведь и могли же предупредить по старой-то и доброй братско-сестринской дружбе о своем визите к ней и по ее же душу, как видно, приехав все же и лично, разом.
– С некоторых пор… – выдохнула София, невзначай поправляя рюкзак с его же еще зонтом внутри. Который она так и носит же уже который день с собой, как уже и самый настоящий талисман-оберег, не меньше. И пусть же не в действительности да и от никакой непогоды. Но и отдать же все никак не может. И можно же было, конечно, уже подумать, что и как раз таки от него. Но ведь и его же вещь – не может быть против него. А вот события и обстоятельства – могут. Да еще и как. Ведь уже и не столько же она сама отдать его не могла, лично, сколько и Никита же ей под руку никак не подворачивался, до сегодня же по крайней мере, чтобы передать уже и из его же рук в руки Влада. – Правда, и не знаю пока: «к худу или добру?». Могу познакомить, кстати! Хотя, думаю, Никита и сам с этим прекрасно справится, дополнив, так сказать, и сегодняшним днем твою теорию ранее практикой… Но если хочешь… и со мной… давай! Заодно и сама же с ним уже… дознакомлюсь. До конца! В прошлый же раз все как-то и дюже шабутно вышло…
– Почему нет? – Загорелась идеей, как и своими же уже и ярко-зелеными глазами шатенка. – Идем!
****
– Я ни на что, конечно же, не намекаю… – начал Никита, закусив свою нижнюю губу, и продолжая между делом при этом еще и тарабанить пальцами обеих рук по двум же черным спинкам кожаных сидений перед собой, раздражая этим уже и себя, а не и только еще и сидящих же в них Егора и Влада, между которыми он и просунулся, втиснувшись, но и не в силах же унять этот нервный тик, почти что и панический тремор, мечась параллельно от кислоты молока до сладости ваты и обратно, – …но не лучше ли нам выйти сейчас и тормознуть его до того, как он выйдет сам и тормознет ее?
– И перенять огонь на себя, выиграв время ей?.. – Оглянулся на него с прищуром Влад, после чего перевел свой задумчивый янтарный взгляд на окно со стороны водителя и соответственно Егора, через которое хорошо просматривался въезд-выезд. И уже за которым хоть и чуть в отдалении, но и так же все хорошо просматриваясь была видна правая фара, как и крыло только-только подъехавшей белой глянцевой тонированной машины Жени, марки Range Rover последней модели, из которой же так никто до сих пор и не показался. И, пожав плечами, наконец кивнул. – Неплохая идея! Нехорошо же только, что тишина такая… Перед бурей прямо! С натяжечкой мы отсюда живыми-то уйдем, братва… Или лучше будет сказать: бригада?
– При условии, что не живы и давно? – Усмехнулся Егор, перекатывая левой рукой, правую же еще пока держа на руле в черном кожаном чехле, по своей же черной толстой и короткой цепочке свою же такую же подвеску-ключ. То и дело задевая ею: то подбородок, то и губы чуть опущенной вниз головы. И насвистывая в вырезанную шахматную фигуру короля на головке же ключа какой-то свой незатейливый мотив под уже и свой легкий бит пальцев правой руки. – Тогда уж: «У». И операция: «Ы»! Но и как-то же… что так, что этак… вообще же не легче. Ни разу!
– Да и быть не должно, по сути-то… – поджал губы рыжий, слегка передернувшись не только и всем своим телом, но и душой от этого их и всеобщего пусть и где-то еще пока молчаливого, но оттого и не менее же пугающего принятия. – А напомни-ка мне еще раз, что именно ты ему сказал по телефону? Точнее: «успел… и из имеющегося и собранного до, как и прибывшего… обретенного после?».
– Тоф! – Вдруг разнеслось по всему двору грубым мужским басом, что обернулись не только студенты с преподавателями какой-то частью все еще и до сих пор остававшиеся в нем, но и сами же ребята в машине. Поймавшие же себя в секунду на том, что и лишь на мгновение отвернулись от левого бокового переднего окна, как и лобового, взглянув на Влада и тут же случилось это. И ведь дело уже даже было далеко не в нем как в принципе, да так и в общем – ведь ко входу университета уже двигался-надвигался Женя.
– Черт, проглядели! – Ругнулся Влад, скривившись, будто и тут же проглатывая, не рассасывая, как и любую такую и не гадкую пилюлю-таблетку от кашля с лавандой и шалфеем. Что сделали же вслед и остальные в машине. Теперь уже вместе и с неприязнью следя за фигурой друга, пересекшего уже и въезд-выезд. Не заботясь о своей скорости, как и о силе, проявленных сейчас чуть особо и на людях, лишь о том и той, к кому он так летел и кого же еще параллельно сверлил своим темно-зеленым взглядом у верхних ступеней лестницы. – Двум смертям не бывать, а… и какая разница, если ни перед какой не надышишься, да, Ник? Егор? Погнали-погнали!
И вся троица тут же высыпала на улицу, появляясь же ровно перед Женей и почти что стеной, преграждая ему тем самым пусть и временно, но и путь к сестре. Что и как все тот же самый суслик замерла и встала же по стойке: смирно. Уже готовясь к нападению очередного хищника таким образом – падать навзничь, притворяясь мертвой. Впервые с братом и скорее кажась, нежели и будучи, хотя и немного лишь: с как.
****
Услышав почти забытое, а скорее даже и затертое временем свое-его же детское прозвище, София молниеносно оторвала взгляд от машины, взглянув на приближающегося к ним с Кариной парня, и тут же изменилась в лице. Скосив сначала шокированный и ошарашенный, а затем и злющий, почти что и яростный взгляд с прищуром и чуть дергающимся от нервов уже и правым глазом с него на подругу и обратно. Не без истерической улыбки для себя отмечая, понимая и принимая же всю иронию происходящего, а именно – прибытие и приближение же к ней сейчас таким вот не смешным образом ее же смерти. И не столько ведь уже и важно – моральной или физической. Главное что и буквально же – черного смертельно-смертоносного пятна! Жаль только – без балахона с капюшоном и косы. Но это же лишь лирика и какой-никакой романтизм, на деле же – никому ненужный антураж и атрибутика. Ему же и опять-таки для нее было достаточно и своей же короткой стрижки-шевелюры в цвет же ей кожаной куртки, футболки под ней, потертых джинс на кожаном ремне с грубыми и толстыми цепями и лакированных ботинок, утянутых донельзя шнуровкой. Пока же и единственное, что было светлым в нем – его лицо. Но и света же особо, как и особого это обстоятельство и уточнение не добавляло как в принципе и с дополнением же в виде: черно-белого тонкого керамического кольца в сплетении двух обручей, как символ вечности, с белыми же фианитами на белом и гравировкой сзади: Полина и черными соответственно на черном, как и гравировкой: Женя на правом же безымянном, белого керамического крестика-подвески с крестиком поменьше и из черных фианитов на нем на тонкой короткой бело-черной и длинной белой цепочках в сплетении на груди с гравировкой сзади: С в квадрате и браслета из черных, черно-белых и черно-серых бусин под стать ребятам и самому же Александру с двумя керамическими черными крыльями с гравировкой сзади: Е и с тонкой белой стальной нитью по контуру перьев с гравировкой: В и черно-серое керамическое крыло с гравировкой: Н, так и в общем будучи лишь пятнышком, брешью и дыркой, даже и не звездой на ночном небосклоне. Не говоря уже и о его темных сейчас как и ни с кем же еще из своих болотистых с примесью холодного зеленого и такого же коричневого цвета глазах.