Черная Принцесса: История Розы. Часть 1

– …Но он был с тобой… И с тобой же остался! Отец… Александр. И пусть он такой же отец, какой мне и для меня же… Но и это ведь девочкам нужна по большей части мать, когда же мальчикам, наоборот, нужен отец. Мужское плечо и лидер… Кумир! На которого можно и нужно положиться… На которого стоит равняться и с которого так же стоит брать пример! С него и… он самый. Как был, так и есть. А я же… я была одна! Без отца, как и такового, лишь с названием и статусом, в теории и по документам, считай, что и без совсем же, как и без матери же вообще и… без братьев. Без и сестер! – Тут уже и он сам несдержанно фыркнул, слегка цокнув языком, как и клацнув зубами, отметая одновременно то ли и все сразу, то ли и что-то одно из списка, а то ли и добавляя же еще что-то и от себя таким образом, но и внутри же все себя же при этом, снаружи лишь продолжая скрежетать еле слышно зубами, как и стачивать же эмаль, будто самими же и своими же гранулами морской соли, под ноль, уже и неуверенный сам: «А стоило ли ей и о себе-то говорить? Как и вообще же и в принципе хоть что-то говорить?!». Чего уже она же, и в свою очередь, будто и не замечала, может, и на деле, а может, уже просто и именно притворяясь, решив таки завершить свое начатое, продолжив говорить, несмотря ни на что и кого, чтобы и только лишь потом и после себя же дать ему его же слово, в любом же случае – факт оставался фактом: она не прерывалась уже ни на секунду. – Да… Ведь и это уже потом, после и гораздо у меня появилась, и вроде как опять же, семья. Вместе и нормальной часть ее – Женькой. Как и отдельной такой же – всеми вами! И не одной же – затем… и вновь же с братом. Пусть мы уже и видимся не так часто, практически и не вообще, но и… на благое дело ведь не жалко. Да и все рано или поздно все равно вернется на круги своя, не заменившись, а и именно восстановившись! А Александр же… он не только спас меня от той, как и от себя же самой все и на тот же момент одиночества, но и помог, обучил и наставил на путь. Вложил и все то, что, я уверена, вложил и в вас всех… Пусть и куда в меньшем количестве, нежели и качестве, но и все-таки! Да для девочек же всегда были и есть до сих пор какие-то послабления, те или иные, связанные же, как правило, уже с какими-то и второстепенными признаками: вроде и того же самого слабого все пола и к нему же затем возраста, той же силы и энергии, выдержки и устойчивости, мироощущения и миро-, как и просто понимания, принятия… И дело же не столько уже тут и в том, что это несправедливо, сколько и в том, что… и не статуса, как ты, скорее всего, сейчас уже и опять же подумал! – Фыркнула она, источая собой уже прямо-таки и не только несогласие, но и явную же брезгливость к этому всему, вкупе и с пожухлой, чуть сопревшей уже, но и своей же все сиренью. – Он никогда не возвышал меня, как и не принижал. Мы были… на равных! Да… так же и остаемся ведь и… по сей день. Несмотря же опять-таки, но уже и именно на его возраст, как и опыт… Как и с вами же уже и затем стали, когда не было еще меня и он был с вами, когда уже и появилась я, и делил себя уже и на всех, и пусть где-то же и оставлял то меня, то вас, но ведь и равно, соблюдая приоритетность, как и принцип качества над количеством, и так же ведь все… до сих пор. Хоть и в тебе же при этом все равно и отчего-то же так же до сих пор живет этот максимализм и собственничество как минимум, а и как максимум – эгоизм и лицемерие…

– Да при чем тут… – влез все-таки теперь еще и словесно к ней блондин, скривившись, но как и перебил, так и оборвался же: сначала осадив же и просто сам себя, словив бумеранг, а после и наконец не только послушав, но и услышав, поняв и приняв же пусть и не все ею же сказанное, но и хотя бы уже часть. И хоть в этом же, пусть и только лишь пока себе, но и все же ведь – признавшись. Да, не вслух и не на чистом глазу. И не глядя же в глаза, отвернувшись вовсе. Но и только же – чтобы пере- и осмыслить. Что ведь и уже пусть и какой-то, но и прогресс. И только же затем, спустя минуту-две молчания, развернулся обратно. Правда, уже и не сам. Как и с полнейшим же шоком. Что можно было сказать не только и по его же расширенным и резко даже просветлевшим синим глазам, но и по раскрытому в том же размере рту. Но а все дело было в том, что она же уже и сама развернула его лицом к своему за подбородок своей же вновь правой и прямо-таки уже и многострадальной рукой, левую же все так же держа про запас, так еще же и глаза в глаза первой ткнулась. И пусть не до конца и твердо, как и сильно, да и не крепкой-то вовсе хваткой, воспользовавшись скорее и именно эффектом неожиданности, но и не мягко и слабо, как и не трясущейся, как показалось бы на первый взгляд – со средним приложением оставшихся и пусть же все каких-никаких, но ведь и сил. Да и если уж прям и не удостоившись этим его полного уважения, то и хотя бы не резкого отпора при уже прямо-таки и в разы возросших же интересе и внимании, и пусть все еще граничащих с иссякающим так же все терпением, но уже и не так быстро, как раньше.

– Нет, ты дослушаешь и только после, потом… и если же вдруг что и именно не услышишь… вставишь свое фи! Да и если это потребуется, как и ты же сам этого захочешь, конечно… – и тут же опустила руку, специально проследив за своим же движением, как и слегка лишь затем коснувшись его собственной руки на своем боку. И с первыми же мурашками спрятала уже и обе свои руки в передние карманы брюк, сжав ладони в кулаки, чуть надавив еще и квадратными ногтями на кожу их: чтобы вновь собраться и вернуться же к тому, на чем ее прервали. И только же тогда, спустя мгновение, как и поймав же наконец нить своего повествования, вернулась спокойным и даже почти удовлетворенно-умиротворенным карим взглядом к нему. Разливаясь при этом еще параллельно и ровно таким же голосом с легкостью и свободой озона. И с только лишь небольшой, еле различимой кислинкой свежескошенной травы. – Перешагни хоть раз в своей жизни себя же и со своей же все гордостью, если и не гордыней, да и если действительно нет, и спроси уже его и у него: «кого ты любил и любишь до сих пор больше?». Прослушай и дослушай его ответ… И только лишь затем – услышь. Ведь он только и на поверхности отшутится, ответив «картины» или «себя любимого» и посмеется же, а то и вдвойне, но и при этом же еще внутренне, зная же для чего и кого, как и почему именно, считав это сразу же, был задан вопрос – ответит правильно: не сделав и саечки в сторону кого-то из! Так было, так есть и так будет всегда… Но ты же это и сам же прекрасно знаешь, не правда ли, понимаешь… да вот только и не принимаешь до конца и до сих пор! Из разу же в раз все высказывая мне за него же… и вашу же с парнями, а самое главное и твою же, в нем обделенность… Вот только и это не она. Но… как и не ревность. И не зависть… Нет! Это все – твоя же ущемленность и невера в него как в авторитета и… человека. Да! И с большой же еще буквы «ч». Да и как и в отца же… И с большой же буквы «о»! Который, да, пусть как делал, так и делает же все и со всеми же… как знает же уже… и как умеет. Лично и… по-своему. Один и… сам. Но ведь и не хуже! И пусть же при этом еще, как и не лучше… Но и этим же он никак не заслужил… и не заслуживает этого. Как и твоего же противопоставления ему же – как лучше. Ведь и в этом же уже самом и конкретном же разрезе – только среди худших! Хочешь стрелять в пианиста за неправильную, с твоей же вновь и лишь точки зрения, игру… да и игру же еще… так… «кто как может» – стреляй в себя! А он же – художник. И не от слова же «худо»: пишет, как хочет и как видит же все это. Разбираясь уже и… да… все еще без сопливых! С метафорическими обидами внутри, без причин, следствий, как и какого-то более-менее адекватного фундамента под них же, что уж говорить и за связи меж, так еще и не такими же метаморфозами снаружи… Так и твердящими ему – не делить сердце. Его же сердце. Большое. И прямо-таки же… огромное! И на всех же нас… На несколько разных, но и при этом же опять же равных частей! Ты хочешь остаться там, в нем, без меня и лишь с ребятами… Да! И уже я же это все сама прекрасно понимаю… Не принимаю же, но и только лишь то, как ты же и сам не поймешь-примешь, что и его же самого… трогаешь этим. Цепляешь и… за больное же! И пусть уже и не ради него же, но… От этого ведь – не легче. Никому. Ни тебе. Ни мне… Ни ему. Да! Ведь и у него, как и у любого же родителя-отца, болит за детей! Как и за их же все невозможность поладить между собой… из-за какой-то лишь и именно надуманной фигни… так еще и одного же из. Не говоря уж и: «на счет – другого… другой». Не хочешь, чтобы я проводила с ним время? Вспоминала былое? Не вопрос… Я и шагу больше сюда не ступлю! Но не распыляй только это все и свое… на него! Пусть же оно как было, так и будет – только на, в… и между нами же двоими. Да. И пусть же именно настолько мне плевать на тебя и себя, насколько же и при этом не плевать на него и вас!

И, лишь здесь наконец сделав пусть и больше именно вынужденную, чем и просто же, но и все-таки же паузу, она попыталась не только и вволю надышаться, но еще и запастись, чтобы уже нормально, без дальнейших прерываний, продолжить и закончить-таки говорить. Но, так и не достигнув нужной нормы, как и баланса же при имеющемся и без того равновесии мерным дыханием, потеряла еще и его, пошатнувшись, а перед этим же еще и подавившись, перестав вдруг видеть и в светло-синих же глазах напротив, только-только и более-менее же придя в себя, как и вернувшись же к нему, отчуждение. А вместе же и с ним еще: отрицание, отторжение и неприязнь. Да и в принципе же – все отрицательное, как и весь же негатив. Растеряв же еще параллельно и всю же структуру своего ему и до сих пор же ответа, которая бы и точно могла объяснить, а там и показать – в какой именно момент она смогла его да и так еще резко развернуть: на все же сто восемьдесят, а там и триста шестьдесят градусов же. Переобуть же и переформатировать буквально, заставив развидеть все с ней, ним и ними же до. И только же если, конечно, это было оно, а и не очередная же его попытка-заход с каким-то и таким же своим подколом. Но и он же, как и она, до сих пор молчал. Так еще и правую же свою руку опустил, вторя теперь ей и положению же на талии левой, перестав почти и полностью нависать над ней, разве что и все еще оставаясь уже и по себе выше, так еще и наклонившись же даже немного к ней самой, коснувшись своим лбом ее. Но зато и теперь окончательно же престав сжимать ее до синяков. Что пусть, и скорее всего, уже и появились, но и явно же чуть быстрее и проще пройдут, чем и все же остальное на и в ней. Да и она же сама об этом сейчас не особо волновалась. Чего не скажешь, конечно, и о тех же самых все волнах мурашек, что с рук резко перекочевали на талию и ровно же под оглаживающие ее кожу его же кончики пальцев, ощутимые даже и через одежду. Которая и не чувствовалась уже почти, в отличие же все и от того же контакта буквально и кожа к коже через нее. И вот тут-то она уже как раз и начала даже не столько рефлексировать и мандражировать, сколько и именно же потрясываться и дрожать, покрывшись колко-щекотными пупырышками внутри и снаружи тела. Да еще и так, что даже и ее собственный голос, не говоря уж и за мысли, просел на пару тонов к ее же уже и собственному странно-приятному удивлению, готовый же и вот-вот сойти на шепот, а там и за мурчание.

– Не я причиняю боль, Егор… И не мне же причинять ее – еще и ему! Я точно не та… в этом нашем с тобой и ним же, кхм, весьма прямо-таки и странном тройничке… кто разрушит все. А там же еще – и убьет кого-то! И пусть же все – не физически, а морально… Но и именно же – аморально при этом! И да, ты вполне можешь мне сейчас не верить… Вообще же – не поверить! Так еще и забыть, что я наговорила тебе до. И что говорю же сейчас как после… Но можешь запомнить и поверить в него… как и оставить это и его же самого уже в покое… и придумать что-то… пусть и не такое прям иное… а там и такое же, чуть лишь изменив… но и уже точно на двоих. На нас же с тобой двоих! Дав и ему же самому тем самым наконец взглянуть на тебя и на всех в… нас – нормальным, адекватным взглядом… Не через твои же все личные и лишь черные стекла злобы и ярости… горести и горечи… для всех, всего и вся! В конце концов… ты же тоже преемник, как и я. Так и будь им! Или… что? Так просто хочешь отказаться от этого – от отца?! – Ненадолго абстрагировавшись от внешних раздражителей, заставляющих так или иначе млеть и таять, погружаясь в состояние невесомой лужицы, София только все-таки смогла вернуть своим глазам и голосу огонек и хитрость, как и тут же их сама, подавив, затушила, лишь приметив что-то и пусть лишь подобное, но и напротив, так еще и обращенное же не к ней самой как таковой, как и не к ее и возвращенному к нему же цитированию, а к ее же все и реакции на него самого, рассеивающейся сейчас еще и параллельно по воздуху легким цветочным ароматом ее же сирени с примесью уже и его смолы, а и даже какого-то аромамасла с хвойными нотками и тем же все послевкусием. И да, пусть он так же далеко от нее в этом и не ушел. Но и какая разница же, по сути, если она все равно, будь то рано или поздно, но ведь и сдастся первой, а он ей просто подыграет? Никакая. Для него. Но и какая огромная. Для нее. Смекнувшей же еще об этом тут же и начавшей уже прямо сейчас и здесь, с ним подыгрывать и как раз таки проигравшему же все и ему же: хотя бы и в банальном держании за его же руки поверх. Ничего вроде и такого, а мышцы, мышцы-то напряглись. – Как и от его же все веры и надежды в тебя… да и любви к тебе же? Не говоря же уж и здесь же еще – обо мне самой… Прости, Егор, но уже даже и я сама в это не верю! Ты ведь не так глуп и туп. Хоть и ранен… – и только она собралась продолжить, как и вовсе же оборвала, но и на этот раз уже и сама себя, вмиг потеряв его, как и его же все касания на себе, что и только-только же начались и так же резко, оборвавшись, прекратились. Давая же будто и при этом же еще, заместо себя, ход тут же прям и забурлившим, заходившим же буквально и по его же все щекам желвакам, как лава в вулкане и вода в гейзере, под и сразу же потемневшими синими глазами. Так и на фоне же еще расширенных черных зрачков, раскрывшихся же еще и так, что и все остальное же почти что собой скрыв и затмив. Заставляя говорившую же все и до этого вновь отмотать свою речь, как и откатить же саму себя в самое начало этой уже части своего монолога, чтобы вновь попытаться понять – где и что она не так сказала. Но как и недавно, так и сейчас же ничего не такого не найдя, решилась все-таки продолжить начатое: не молчать же здесь, стоя истуканами и друг напротив друга, в самом-то деле, да и вдруг они просто не поняли друг друга в очередной же раз. Так еще и первая на этот же все раз коснулась его, пройдясь кончиками пальцев буквально и по каменным же его сейчас предплечьям: с тем же прям и морозным, почти и ледяным холодком скалистой породы, лишь слегка смоченно-орошенной морской волной с пеной. – Но вот и только… кем? Может быть, все-таки… и самим собой? Александр же будто тащит стрелу с одной стороны, а ты – с другой. Переруби уже ее первым… и сам… и заживи наконец счастливо! Спокойно и… без боли. Дав уж наконец при этом так же и ему же самому сделать то же самое… как и решить для и за себя – кому с ним стоит быть, а кому и нет! Ну… а мое же предложение не появляться – как осталось, так и остается и останется же в силе и при тебе: до подтверждения от твоего же все и собственного имени. Чтобы только лишь затем ты сам и вернул же его лично мне! Равновесие и баланс – и для меня не левые и не пустые слова. Как и зона комфорта и личное пространство. Как семья и семейное благополучие… И да, пусть я и все еще – не из вас. Но и я – его семья тоже. И так же, как и вы… ты… верю в него. Уважаю и ценю. Надеюсь, люблю и доверяю… Как ни в кого и никого, никому и… никогда ранее! И вряд ли что-то подобное же, как и кто-то же подобный будут когда и после, потом… Равное и равный же по силе и ее, как и его же собственной, мощи! – И, ощутив же наконец вернувшиеся мурашки, как и осознав то, что ненадолго прикрыла глаза, а когда открыла еще и убедилась, как и во взаимности же и в этом оппонента напротив, придя в себя уже окончательно и под почти же все то же, с которым и засыпала, теплое, пусть уже и чуть сбитое дыхание на своем лице, обтекая-растекающееся приятной и даже какой-то уютной по-своему особенной волной ото лба через губы и дальше по шее, она наконец и сама выдохнула, распрягшись и погружаясь в это состояние вакуума-астрала уже и с головой: сплетаясь не только органи-энергетически лесными травами и хвоей, прохладой камней и влажностью воздуха после грозы и грома, морской свежестью и сиреневой приторностью с близким же и здесь и сейчас по духу, но и ритмически. Что бы и для кого бы это ни значило. Ведь и каждому – свое: как и свой и своя. Как и гармония. – И если же ты… вот именно сам и ты… все-таки и захочешь по раздельности… разделить и властвовать… я не стану мешать! Правда… Как и оставшемуся вдруг и не у дел среднему куску стрелы: как вытащишь – найдешь куда и в кого метнуть. В этом же, как и прежде, я не сомневаюсь… Как и в тебе же самом! Ведь у тебя никогда не было проблем с фантазией и воображением… Как и с извращениями же с изощренностью! Только лишь – дай знать. А я же еще – и помогу: руки разведу, повернусь спиной или лицом, с открытыми или закрытыми глазами, как скажешь, и… не сойду. Как и не уйду!

И, только же уже точно закончив свою тираду на момент, она хотела было что-то уже и именно сделать, как-то и пробудить не только себя, но и его до конца, при этом же еще и так, чтобы так же и уже не вывести его и из себя же, как минимум хотя бы и немного отойти, вернув себе какой-никакой, а покой, пусть и в виде всего пары миллиметров, если уж не сантиметров, но и только бы для именно и свободного дыхания, если и не метра и для возвращения зоны комфорта, как и личного пространства, дабы уж и с концами не заиграться и не принять эту чистую чеканную монету правды за что-то и грязно-хуже-большее, чтобы не обнадеживаться только и лишний же раз, да и чем уже и есть, во всяком же случае, так еще и совсем зря, не рушить только-только и образованный же между ними мир своими разъяснениями и объяснениями всего же этого: ее, его и их, вдруг да еще и в разрезе же затем его, что «это ничего это не значит», что и вернее же всего, но да и если уж и так, то хотя бы и не сейчас, не здесь и не с ним, как и при нем же после и потом, но он сделал все за нее и раньше, открыв свои спокойные синие глаза и отпустив ее, так же еще и отступив на несколько шагов назад, опустив же при этом еще в конце и голову со взглядом же в пол: будто бы и будучи так же и вконец пристыженным. Но и словно уже и не ею, а, как она и хотела, самим собой. Только вот и вместо гордости же за себя, как и наконец же еще и за него, она снова потерялась, не зная – радоваться этому и смеяться или начинать плакать и скорбеть: с себе и по себе же, да и по, как и о нем, а там же еще по и о них. И зачем только и вообще же дальше и глубже во все это полезла, как и в него же самого, так ни разу на это разрешение у него и не спросив!

Сам же Егор и в это самое же время ее очередного самобичевания, уничтожения и уничижения в себе в одном да и одной, простояв так, не двигаясь, с минуты две-три, все-таки взглянул на нее и так же все спокойно кивнул: то ли ей и ее же собственным мыслям, то ли себе и уже своим, решив уже и сообща таким образом отложить все эти их душевные перипетии и терзания немного на потом, вернувшись же к основной цели и ее же задачам, а то ли и всему вместе, не дав пока и никакой конкретики этому своему поступку, что и, собственно же, уже и как всегда. Затем подошел вновь к вешалке и, сняв с ее уже крючка бежевую кофту, вытащив ее предварительно и из-под коралловой же куртки, снова сделал шаг к ней, только и теперь уже, чтобы именно отодвинуть ее от двери, пропустив слегка при этом же еще и в сторону гостиной и, провернув замок, вышел из квартиры, хлопнув громогласно дверью за собой. И крикнув ей уже затем от лифта на ее же все и брошенное лишь и ему же уже в спину, как и дверь «Ты же сказал, что не выпустишь, если я не помогу его найти»:

– А ты куда-то собралась, помощница, а? – Отвечать же уже и она посчитала бессмысленным, ведь и как только рванулась следом и дернула ручку, поняла, что излишним шумом дверного покрытия он сокрыл шум ключей, закрыв ее в момент снаружи. – Вот и я думаю, что: нет! С такой помощью… и отсутствие же ее – в радость. Сам всех найду. Сиди там и не рыпайся: не увижу по возвращении, пусть даже уже и Ксан придет раньше меня или Никитос, вторым для поиска – станешь ты! И я же не обещаю, что со мной не будет Влада… Он же вот как раз тоже скоро и в очередной же раз уезжать собрался! Выгулять его надо… Дать порезвиться и аппетит нагулять… на дальнюю-то дорожку. Да и попрощаться нормально, в конце-то концов… А и как же еще это сделать да и в полной же мере, если и не тебя же с ним наконец познакомив? Если и успею, конечно, и до того, как и он сам же тебя уже приметит, вернувшись с кем-то из них же все и до меня же самого под шумок… И по тихой же уже и твоей грусти! Доброй… Ага. Ни дать ни взять… А еще ведь – и ужасу! Ведь и… ох… как же мы любим бегать наперегонки… Добыча же – достается лучшему из худших! Как и в нашем же конкретном случае – еще и самому быстрому… Не скучай! А займись же лучше… вон… стиранием этой же самой порнографии со своего лица. Открытость открытостью, но «свободная касса, первому посетителю бесплатный вход и зачем покупать корову, когда можно получить молоко бесплатно» в одном лишь только макияже – это уже явный перебор!

**

– А ты ведь и правда для него красилась… – ухмыльнулось темное отражение Софии, скопировав ее саму снова и так же почти что от и до, за исключением все и тех же белых вставок, встречаясь своим же хитрым карим взглядом, но уже и в этот же раз с почти таким же, ведь и чуть тише, как и спокойнее девушки же напротив. – Ох, а для меня и сейчас смываешься! Одевается для мужчин, раздеваясь для женщин? Как… мило. Неужто он и в этом был прав, а? А?! Ладно… Теперь и я не права. Каюсь! Но и польстило же… ни дать ни взять! Как и то, что встречи у зеркала – становятся прям традицией…

– Надеюсь, доброй! – Фыркнула уже и сама София, никак более не реагируя на ее подколы, как и на ее же лимонную кислоту с черным перцем, что так и подмывали ее почесать нос, а затем и чихнуть не раз и не два, да и точно же не с десяток, смотрясь скорее в само зеркало а-ля и на солнце без лучей на закате дня, чем и на нее же саму, с белой же холодной подсветкой сзади и с такой же зеркальной полочкой розовой ванной комнаты Никиты, где и стирала розовыми же бумажными полотенцами так, по сути, и не понадобившийся ей марафет, ведь все явки и пароли были сданы еще задолго, заранее и до ее же прихода сегодня, а теперь же и ненужный ей. – Ты следила за мной по зеркалам?

**

…И было бы ведь и впрямь странно придраться к именно и такому же цвету, выбранному для ванной, так еще и мальчика, имея новое же время с пусть и не таким же, но и пока же лишь пространством при всем же при этом и до – разлив и взрыв же всех и сразу красок радуги в его же и основной спальной комнате: от зеленого ковра с мелким и средней твердости ворсом… через голубые крашеные стены… и до темно-синего, ближе и к фиолетовому даже натяжного потолка со встроенным в него желтым светом и пластиковыми же плафонами в цвет… словно и звезды же в ночном небе… над… полем с небольшими по количеству, но зато и большими по качеству грибами и цветами… мухомором, красной деревянной кроватью, с таким же тканевым бельем и пледом же в цвет с мелким и мягким уже ворсом… ромашкой, стеклянным подвесным креслом, с оранжевой же кожаной внутренностью… и нарциссами, желтым двустворчатым деревянным шкафом с одеждой… двумя почти такими же, но уже поменьше и тумбами, по обе же стороны кровати… и еще же одним таким же, становящимся где-то между еще и ученически-рабочим уголком со столом и точно таким же стулом, так еще и для книг с пластиковым проигрывателем пластинок так же в цвет и с самими же уже и всех же его оттенков пластинками… и с россыпью еще всевозможных и не да и уже именно всецветных мелочей, вроде и небольших тканевых подушек с кисточками и фарфоровых фигурок, плюшевых игрушек, тетрадок с ручками и карандашами, фломастерами и маркерами, учебников с ежедневниками и блокнотами… будто бы и специально же подобранных под весь антураж и сразу же, чтобы не выбиваться излишне, так еще дополняя все основные цвета собой же и все в творении же лишь матери-природы! Так еще… и если все же придираться… к однотонности… и на общем-то фоне! К ее же розовому плиточному полу… Почти таким же и розовым стенам, ведь и с розовой плиткой уже поменьше… Натяжному розовому потолку со встроенным в нем… будто и крашенным поверх фломастером или маркером… розовым же светом. Розовой раковине… с розовым же жидким мылом в розовой бутылке и розовым же тубусом с розовыми же бумажными полотенцами… встроенной в розовую же деревянную тумбу: с розовым же металлическим краном – в первой и с такими же розовыми ручками – во второй. К розовому же еще и зеркалу над ними: с розовыми же щетками, розовой зубной пастой, розовым бритвенным станком с розовыми кассетами и розовыми тюбиками средств для бритья… К розовой же и пластиковой сушилке для маленьких и больших розовых полотенец – по правую сторону от них. И с розовой же стиральной машинкой – уже и под ней. К самой же и розовой чаше-ванне с розовым же металлическим краном и такими же розовыми ручками по бокам – слева. К розовому и унитазу с розовой же металлической кнопкой смыва и такому же розовому мусорному ведру – рядом. Или и к розовому же стеклянному душу с розовым же металлическим краном и розовой лейкой двух видов: от крана и встроенная же в потолок! Тем более же еще и держа на подкорке и сразу же два стереотипа – сейчас уже и обратный же ему давно. И казалось бы, но да! Мир, как история и время, подвластен не только перевертышам, но и перегибам… В том или ином! Что же и относительно же самой ванной с точки зрения самого же Никиты – такой была его личная борьба с двойными стандартами и палкой же о двух концах под лозунгом же все и грифом: «Мальчик в розовом»! Где и оставалось же лишь только найти «Девочку в голубом»… если уж и не на шаре… чтобы вселенные «М-Г» и «Ж-Р» уже окончательно схлопнулись… и она была найдена, далеко не ходя и не ища, буквально же что и перед носом находясь все же это время, а хлопки все еще продолжаются… сардонически-патетические!..

**

– «Нормальная здесь – только я»: послышалось же в комнате. Чего? Не ты… и здесь… а я! Но кто поверит… комнате? А, кстати, да… Полная ж… смена декораций! – скривилась Тен, в этот раз все-таки вызвав еще и легкую улыбку на лице Софии. Как и ее же уже и собственное первое обращение лицом к лицу и глаза в глаза к отражению. И следом за тем такой же еще и смех: как и над девушкой напротив, так и над всей же ситуацией в целом, ведь и надо же – черному и не нравится розовый, знали же готы, но и не знали бы эмо. Да и пусть так и не ответив на ее же крайний, но и не вопрос же как и сам по себе, по сути, ведь был риторическим да и не должен еще был быть задан изначально и именно как он, а произнесен и как факт. – С чего бы? И… Почему же так еще знакомо?

– Квартира парней… – пожала плечами отражаемая, выкидывая очередное полотенце и отрывая тут же новое, смачивая затем его водой. – Комната и ванная Никиты!

– А, ну тогда поня-я-ятно… – протянула отраженная, потягиваясь насколько же ей это позволяло ее же сидячее сейчас положение, так еще и протягивая ноги из позы лотоса вперед, следя еще при этом и за всеми же махинациями напротив со скепсисом и слегка вздернутыми своими темными бровями, не собираясь отзеркаливать ее в этом, а уж и тем более – для этого вставать. В ногах же – правды нет. А женская солидарность – и посидеть, если уж и не седеть, может, – …что ничего не понятно! Ведь и только… только чтоб и не у Егора, да. Почему? – И дождавшись молчаливого закатывания глаз напротив, под которыми как раз сейчас София и промакивала, улыбнулась сама, шире растягивая уголки своих губ от прямо-таки уже и закипающей ее сиреневой энергетики и, тут же не оставаясь безучастной, примешала в нее почти такой же и своей, хоть и куда более темной. – Время покажет – к худу или добру! А пока… – и тут же оборвала сама же себя, меняя не только взгляд, но и тон: опуская их с хитрости и искорок огня до серьезности и рассудительности льда, прямо и холодного шоколада. – Что тебя гложет?

– Так… заметно? – Осеклась София и даже чуть вздрогнула, на секунду лишь пересекшись с проницательным и будто бы смотрящим в душу своим и не своим же одновременно и в моменте взглядом.

– Уж не знаю – насколько заметно или нет… – покривлялась Тен, но и тут же вернулась в свой же старый, как и новый же назидательный тон и вид, оставив только и от той же себя лишь злорадную усмешку. – Но в это время люди, в твоем же случае – не… и это я сейчас и именно про вид, а не про то, что ты когда хочешь, тогда меня и вызываешь, а у меня, между прочим, могли быть и свои дела… обычно если еще не ложатся и не спят, то хотя бы уже и готовятся ко сну… или дреме, как и опять же все в твоем случае, находясь в гостях, взаперти и без иного куда более и полезного занятия, сидя за решеткой в темнице сырой… а не с внутренним «я» дискуссии перед зеркалом ведут! Я же тебе уже как-то и сама говорила, что это… только лишь и по меньшей мере… странно. А и по большей – и самый настоящий психоз! Так еще и палево же сейчас… самое натуральное… что самой поляны, что и тебя. И совсем же не важно, что никого поблизости-то нет! Важно, что: есть ты, есть я… и что если тебя в действительности ничего не гложет… и ты вызвала меня сейчас просто так… чтобы только показать – как удачно ты нанесла до, а затем после и сейчас смыла всю косметику… выйдя из списка людей «недоиндиго» и войдя же тут же в список «перевитилиго»… я расскажу тебе, а лучше и покажу, какую именно кровавую пищу клюет под окном твой вскормленный в неволе орел молодой, не грустный товарищ, махая крылом… и сколько на деле может им он срубить голов, пока только лишь находясь по ту сторону зеркала! Тварь я дрожащая или права не имею предположить, что все же и гложет?! Так… что? Правда или жизнь?