– Так все и сделаем! Ну а теперь… все у люлю! – Хлопнул радостно в ладоши Влад и, развернувшись на пятках, уже было направился к двери и на выход, как перед ним, так же, как и он же сам перед всеми же чуть ранее, вырос Егор и отпихнул его обратно, обеими своими руками упершись в его плечи на секунду, и тут же прибрал их вновь к себе, скрещивая затем на груди. – Легче, брат! – Ухмыльнулся он и выставил уже свои руки перед собой и ним, но и не в целях уже и обороны, а и скорее еще защиты от дальнейших его нападок, показав тем самым, что безоружен и с благими намерениями. – Если это из-за моего же недавнего внезапного появления здесь… и перед всеми же вами… то я и без этого твоего быстрого перемещения-левитирования понял, что так делать не стоит! В любой другой ситуации – да. Утром, к примеру. Или днем! Вечером – еще как-то. Но точно – не ночью и под утро. А уж и тем более же – в сопровождении… зловещего шепота… у-у-у… как страшно! – И, посмеявшись над самим же собой, как и над своей же шуткой параллельно, будто бы и сыграв пальцами на клавишах, а скорее и вновь на нервах парня перед собой, напоследок потянулся своей правой рукой к нему, чтобы ответно хлопнуть, не отталкивая в ответ, по его же левому плечу. Ну а когда тот попытался безуспешно увернуться, будучи уже заранее прочитанным-просчитанным, еще и с левой получил недопощечину-перепоглаживание по правой слегка щетинистой щеке.
– Зловещий шепот, ты куда ее дел?! – Шикнул Егор и боднул его ладонь своей головой, чтобы избавиться от его прямо-таки уже и навязчивого касания, жаль только лишь и для него же самого, тот же проблемы в нем не видел и не увидел, продолжая его гладить, так еще и улыбаться-ухмыляться своей выходке, правда, до момента, пока сам же он его не шлепнул в ответ и по его же руке своей правой, вновь вернув затем ее в «крест».
– Где была – там уже… А, ой, не тот скрипт! Куда надо – туда и дел! – Шире ухмыльнулся рыжий, скопировав в момент позу напротив, а затем еще и приблизился и, чуть наклонившись к нему, прижался почти и к самому его левому уху, продолжая говорить уже и тем самым своим «зловещим шепотом». – Туда, где ее никто не найдет…
– Влад! – Резко произнес, а затем и так же оттолкнул его от себя блондин и тут же отряхнулся от него, как и свою же зону комфорта и личного пространства, кои испачкал и почти же даже и разрушил собой тот, без разрешения преступив. – Давай серьезно…
– Давай! – Закивал, словно болванчик, янтарноглазый и, глянув быстро на тех, кто еще оставался в помещении по правую же и левую стороны соответственно от них, убедился, что их, по крайней мере, явно не подслушивают, а если что и услышат, то это будет на их совести, не к его уж точно вине и чести, да и куда уже больше-то тайн и секретов, глянул хитро-залихватски на парня перед собой, сощурив свои прямо-таки уже и горящие глаза и, вдохнув поглубже уже почти что и кипящего его морского прибоя, в коем воды в пене так и не нашел на момент, продолжил так же все завороженно-возбужденно. – Мы так здорово вывернули друг другу души, что даже и заснули, так и не воплотив мой план со встречей рассвета в реальность! Что, конечно же, его не отменяет, а только лишь переносит… на пару минут, полчаса… В общем, разбужу еще, коли и сегодня надумаю! Ну а отнес я ее… к себе. И да, не найдет ее никто потому, что… нерушимость личного пространства комнаты каждого из нас, так еще и с ангелочком в симбиозе… дает прямо-таки и неплохое силовое поле, скрывающее ее от всех, всего и вся! – И, всплеснув руками, смазано ударил себя ими в грудь, мол: «Гордись мной, брат! Или нет… Неважно! Ведь и сам не похвалишь…». И тут же все так же театрально сник, поджав губы, не столько и не увидев реакции на свой недоэтюд в одном действии и персонаже, сколько и именно увидев все так же неизменчивого хмурого брата же перед собой. И ведь даже ударная доза мяты его не проняла – на слезу так и не пробила. – А что, должен был отнести ее к тебе? Что ж, пусть я и не носильщик… Но! Брат за брата же все же… За основу взято! Как и за брата и двор… И прочее… И прочие! А вообще, раньше бы сам предупредил, хоть и мысленно, как и я же вас сам подслушивал, получил бы под роспись!
– Что за чушь ты несешь?! – Процедил синеглазый и даже гортанно-грудно прорычал, поддержав еще и тем самым их же уже недоконспирацию вида «Говорить, но тихо», дабы уж и не привлекать к ним и собой излишнего внимания, когда и остальное же все сугубо – не их проблема, ведь и как говорится, ваши ожидания – ваши проблемы, а там еще и вера, надежда, любовь и все с приставками же раз-, об- и не- соответственно.
И ведь практически додержал до конца и свой же все финт ушами, а и точнее свое уже и именно лицо-кирпич, как и уже не его цирк на дроте, устроенный для него же самого и его же все непременно-неприемлемо же любимым братом, да вот только и нервишки за весь вчерашний и начавшийся так же все хреново, как и закончившийся же все тот, сегодняшний день сделали свое дело, а и точнее ход короля да еще и конем, после чего же он все-таки сжал свои губы в одну полосу и сощурил свои уже и темно-синие глаза, превратив их почти что так же, только уже и в две почти черные полосочки, дав же еще и тем самым понять о готовности его к защите, как и нападению, наступлению и бою, а затем и войне, чего уж дальше мелочиться, да и раз уж тот сам и первым взвел курок, решив таким образом за них обоих исход своего выстрела в воздух – как первого и последнего из рода Предупредительно-китайские: без претензий к народу, но зато и с претенциозностью на нездоровое потребление в и без того известном маркетплейсе.
– И хотел бы я сказать, что торт, да вот только ты и вновь задаешь не те вопросы, хотя и хочешь слышать те ответы… Так еще и опережаешь, перебивая и сбивая! Как эгоистично и лицемерно с твоей стороны… «Самый худший клиент-контакт колл-центра», вот кто ты! – Насупился все так же игриво и кривляясь Влад, никак не желая и не соглашаясь до последнего, как и не сознаваясь же в этом и себе до победного, портить себе же настроение из-за отсутствия его, как и какой-либо же иной поддержки напротив, даже и отрицательной, тем более: ведь черный пиар – тоже пиар. А уж и когда был обращен только к нужному же и самому ему, и где уже и на свою же игру актера как таковую ему и самому же было глупо параллельно и так же все глубоко фиолетово, отчего бы и наплевать так же с высокой башни, той же все и Пизанской, про себя же лишь еще отметив: «Это ж как надо было сделать сразу и четыре ошибки в одном названии». Но хоть он и сам не допустил ни одной, в чем сразу же еще и признался с пряностью лаванды. – И именно же через «о», не «а»! Ну хоть и мысленно ты еще на что-то годен… – и, размяв слегка шею, воспользовавшись своей же все театральной паузой, вновь вернулся взглядом к нему, почти же что и действительно уже «серьезным», да вот и только главное же слово, увы и ах, было именно не в кавычках, да и не после союза, как и не он же сам им был. – Хорошо! Давай еще раз: не к тебе, а к себе! Но и вот так сюрприз, да, вот так неожиданность – моя комната, как оказалось, оказалась же чуть ближе от и к лестнице, чем твоя и… все с краю: «Ничего не знаю». А там и Никиты. Ксана… Да и гостевая! Занятая как раз сейчас Полиной и Женей. Случайность? Совпадение? О! Ты думаешь?
– Сколько мне еще раз нужно повторить твое имя, чтобы ты уже наконец отлетел к своим заправским-заводским настройкам и дал мне нужную информацию без извечного флера выплывающих то тут, то там на нее обновлений: в виде твоего же все однотипного сарказма, фоновой иронии и вообще ни разу не смешных острот?! – Склонил голову к левому плечу Егор, начиная уже похаживать желваками по лицу в такт же скрипу зубов.
– Может, столько, чтобы набить уже им себе оскомину, а заодно еще приобрести типун, бельмо на глазу… и забыть, не вспоминать его еще и в дальнейшем, как страшный сон, а? Или столько, чтобы уже и стать окончательно мной, м, свинка: хрю-хрю! – Пропел ни капли не обиженный до, как и даже ни капли не обидевшийся после рыжий, не скрытно довольствуясь пробуждающейся реакцией на себя же и в виде еще его же самого, чувствуя себя сейчас почти что богом, весьма иронично и не веря в него, но еще и одновременно сюрреалистично веря в другого, ведя разбросанными хлебными крошками, утрамбовав их еще и со своим же шалфеем, перед его же рылом и все по той же дороге из желтого кирпича. – Палишься, друг мой… Па-а-алишься! Но так уж и быть… Ладно. Я промолчу! И пусть у них даже дискуссия и не такая интересная между собой, как и между нами с тобой… Да! Я подслушал. Немного и… Каюсь. Что грешен и… не один в этом! И я бы мог сейчас подойти к ним и макнуть нашу же с тобой ложку меда в их бочонок с дегтем, так сказать еще, разбавить… Но и я же – не носильщик! И что еще же главней и важней – не насильник, сори, не гонец! Я всего лишь: наблюдатель. И очень терпеливый же еще, ко всему… чтобы дождаться тебя… когда ты уже и сам себя выдашь… и тут же сыграть в поддавки, мол: «Да ты что! Не знал, не знал…». Но и это же все же будет – потом. Сейчас же ты мне лучше вот что скажи – ты в какой конкретный момент-то зенки свои окончательно разлепил? В плане… Как на нее же саму и не как… на сестру!
– Она такая же нам сестра, как и мы ей братья! – Фыркнул спокойно блондин, не поддаваясь никак, ни телесно, ни душевно, на его бутафорские провокации с проверкой на реакцию и не собираясь так же ему ничего доказывать: ни подтверждать, ни опровергать.
Во все времена игра в и на нервах начиналась и велась только парой и соответственно же в четыре руки. Лишь после уже, и если никто из имеющихся на момент двоих так и не раскалывался раньше другого, вступала третья сторона и такая же пара рук, докалывая уже и сама кого-то из, помогая или от себя, как и доканывая. Но и кто же мог подумать, что этим и именно третьим в их паре будет именно же Влад? Так еще и со своим же интересом, пока неизвестным самому же Егору. И что не нравилось ему уже и вдвойне: ведь и при таком уже конкретном раскладе – он мог не только уже и прямо-таки выдать его же самого и ей же с потрохами, но и претендовать сам на что-то из, а там же и кого-то, так еще и буквально. И пусть сам же он еще пока и не до конца понимал и принимал, что толкало его и буквально же вело к тому моменту с ней на диване и продолжало же вести в процессе и дальше, но уже точно знал, что дойдет в этом всем до конца, ведь это уже и не просто физический интерес, спорт, что и только лишь ради получения-сравнения-обладания, а уже именно муза и вдохновение, не фантазия и воображение во сне, что и преобразовался же затем резко и в явь, а реальность, душевный и химический процесс и не к образу-оболочке и подобию-копии, а к насущности и сущности ее и только лишь уже затем к его-своему же собственному и ею же насыщению.
Никто же так еще, кроме нее и до, да и после уже вряд ли, не подставлялся, представая перед ним в стольких сторонах и гранях, амплуа себя и в то же время не в ролях и масках, во множестве лишь разнообразных частей одного целого, будто и подвидах одного вида: таких настоящих и естественных, личных и общественных, запутанных и прямых, раненных и больных, выпытанных и вымученных, почти что и смертельных, тут же прямо-таки и подходя им, как и походя в них и на него же самого. Никто так не пытался обратить на себя его же внимание, в конце-то концов, и не говорил в большинстве же своем, стойко выслушивая, терпеливо и молча все от него и не «не говорил» в иных уже моментах, «не отвечал» и пусть же все редко, но зато и метко в таком же его тоне с ним и ему же, «не убегал» от него и его же общества, «не банил» буквально и «не игнорил». Что же и обычно же как раз таки – делал именно он, без «не» и так далее, ведь все сами, опять же кроме нее, хотели и так же находили его, подходили и приходили к нему, сами липли и буквально же вешались, подлизываясь и чуть ли не вылизывая досуха: в своем же искусном материальном поползновении и меркантильном лизоблюдстве, где и речь уже – не столько за деньги, сколько за «красивую мордашку», «место в иерархии» и «связи». И что-кто она же тогда и сразу больше – карма или судьба?
В какой именно момент – жертва своей тихой поступью, не спеша и почти же не дыша, так словно и между своих же все любимых фраз и строк, неожиданно и приятно, в то же время вероломно и с нахрапом смогла и стала не жертвой: «хищником» же ее назвать пока было бы слишком сильно? Как стала не розовым сном, а голубой мечтой, задачей и целью? Как стала из ничего и никого – всем, просто выродившись не такой? Вот так и стала. Просто и легко. И впервые же еще сообща – правильно. Не будучи и правилом, а лишь и все тем же исключением. Которого уже он достигнет и добьется, к чему бы это ни привело и чего бы ни стоило, в равной же степени. Пусть и куда больше при этом – именно душевно: ведь и физически как раз таки ничего стоить и не будет. Опять же, потому, что все то же самое меркантильное и материальное, все блага и дары, статусы, места и связи, оболочки, «шики и блески» – ей как шли, так и ехали: она же как и та еще лошадь – на нее же как сядешь, так все и слезешь. И так – во всем. Со всеми же и вся!
И как же его это бесило в ней, как и бесила же этим она сама. И не столько же именно своим же нежеланием соответствовать «нормам и приличиям», системе, сколько же и как раз таки желанием повыпендриваться, став не только исключением из правила и не такой, но и еще же в продолжении как все, будучи среди таких же, на его же все взгляд, хоть и на самом-то деле нет. И вот уже здесь, находя своей же косой в колесе такой же телеги и на такой же все камень, лишь и после того, как вытащил ее из своего же глаза, достаточно быстро до этого обретя соринку в ее, а затем и тут же потеряв, бесил уже себя сам, ведь и не видел до конца ее саму в этом, как и в ней же самой, без притворства и «кажется», что была и выносила лишь, во всех же смыслах, будто и она же – его личные не грехи-пороки и круги, а стадии принятия чего-то и похуже потери: своей неправоты. Где, как и она же сама, по итогу он и сам уже попал в этот их вектор с направлением – в никуда и точками же для направленного луча ненависть и любовь, где пере – ненависть, ну а недо же, как водится, любовь, совпав в одночасье и так же потеряв уже даже и нить ненависти меж друг другом, вместе же и с причиной ее и обретя же почти что их обратных сестер со следствием же и связью по любви. А ведь и, казалось бы, все, как обычно, началось с «Да и почему бы и нет? Почему бы и не попробовать, в конце-то концов? Пока и запаски-то нет: третьего колеса и альтернативы на стороне что у меня, что и у нее. Ничего ж и никого не теряем. Никак! А вдруг еще и приобретем?», а как идет.
– Как же быстро и ты это наконец понял… И как же приятно до сих пор осознавать, что всегда второй после Александра раздуплился в этот раз как никогда последним и первым же с конца! – Хитро оскалился Влад, подрагивая уже не только телом, но и душой, готовый уже и подпрыгивать на месте от своей же все развеселости, если еще и не победы в их диалоге-спарринге и прыгать так аж до самого же потолка, а там и пробив его и крышу – выше звезд: где и не то что они, само и небо-то особо преградой его победоносному полету не станет. Да и несмотря же еще на то, что в глазах его так и свербило от почти забившей их морской соли, а глотку залепляла и тут же драла горячая и вмиг остываю-застывающая смола – он мог же и закрыть их, как и заткнуть нос и уши, пожертвовав лишь в этом плане-разрезе разве что только ртом, но и чего ведь не сделаешь ради красоты на лице напротив, что он не увидит, не услышит и не вдохнет, зато и прямо-таки вкусит все и пусть на уровне все тех же энергий, но и после же все своего опять-таки «Попрыгали!», что ведь и на самом-то деле дорогого стоит, дороже и всех жертв. – Радуйся. Как и тому, что Никитосик не видит ее никак иначе, как кроме одногруппница-подруга-сестра, да и не видит вовсе – за Каринкой-то все… Пусть треугольник – это еще вполне неплохо, но вот квадрат… брат… это уже явный перебор!
– А тебе-то – что с того? – Склонил голову к своему правому плечу Егор и изогнул свои светлые брови, как и узкие, почти уже и так, и без того нитяные губы в защитной усмешке, явно уступая ей в угловатости и ядовитости усмешке же напротив, но и не желая показывать уязвленность на своем же минном поле из болевых точек, по которым тот с такой виртуозностью, всезнающностью и вездесущностью до сих пор сигал, как по плиткам, будто и в стыках их была на самом деле лава, параллельно еще успевая играть и в «Твистер», припоминая про себя, да и помня до сих пор же на отлично, как и следуя же еще той детской панике младшего, когда его хотели положить в больницу одного, а тот ни в какую не хотел отпускать от себя не то что далеко, вообще же Александра и изо всех сил скрипел зубами, выстанывая «Нет» на очередной и все тот же вопрос, такого же врача и в уже хрен пойми какой по счету больнице «А здесь больно?», и каждый раз говоря спасибо за то, что и все же это был не аппендицит, чем в противном же случае и при очередном же круге ощупывания-щипания, когда бы их еще не положили вместе, он бы просто рванул не хуже и той же все мины, только уже и своим раком, с чем, как и с любыми подобными и не болезнями, таблетками, а и тем более наркотиками разговор если и должен был быть, то и крайне коротким, ведь и уважение ко всему, всем же и вся надо было иметь, как и в его же конкретном случае – хотя бы к родителям. – Хочешь все-таки сказать, что начинаем сначала и от самого же начала? Серьезно?! Не говори только, что вот сейчас и любовь точно уже с первого взгляда! А и точнее: со второго! Да и чего хуже – о ваших посиделках, а после и полежанках… Там… Внизу!
– Зацепило все же, да! – Все не мог успокоиться да и не хотел, а там даже и не думал изначально вконец развеселившийся янтарноглазый, так и слепя своими мерцающими, пусть и все еще в полумраке комнаты, но и будто и от него же еще дополнительно напитываясь-насыщаясь, как и от ламп, ядовито-оранжевыми глазами, пребывая как телом, так и душой в самом что ни на есть прекрасном расположении духа, таком, что и по морде можно было и не жалко же совершенно получить, где-то между еще и отхватив за свой же чрезмерно разваренный травяной настой с комочками влажной и рыхленой земли, ну а смысл мыть, чтобы и после еще кипятить, два же в одном куда экономичней и «зеленей» – все нужное сварится, а ненужное разварится и растворится.
Ну а на случай, если бы все же не смог до конца спровоцировать выпустить пар на себе и в себя же словесно, он бы просто подставился и сам, буквально бы вылез из своей шкуры и подлез бы к его, еще и с большей ведь радостью, так как и ничего бы особо, как и большего не почувствовал бы и не ощутил, ведь и все же продумал и ко всему же был изначально готов, собственно, как и всегда – так же все в основном и нарываясь, специально, понимая про себя и принимая за и на себя же всю ответственность за это, как и все же риски после. Как и например сейчас же все и с Егором на пределе, куда и к чему перед этим и сам же подтолкнул, да и продолжал же все толкать, не думая останавливаться на достигнутом, ведь и знал опять-таки, как и то и о том же, что София его самого ну никак не привлекает, зазывая лишь звоночками из прошлого с кислотой, горечью и леденящим душу холодом ностальгии и тут же отбивая наотмашь и сразу же под дых, заставляя внутренне благодарить за то, что не более и проклинать внешне, что не менее, ведь и вообще бы было не надо. Тем более, что и не он же из них двоих, как еще и третий, мазохист, хотя и готовый при этом заменить ее, но и лишь ради того, чтобы сравнить ее реакцию на его же номер КГБ с фидбэком следом и того, разряда же уже и не своего – ККА: кроваво-красные аттракционы. И да простят же их за отсебятину потом!
И нет, это, конечно же, не значило, что он больше не хотел какой-либо иной и уже именно нормальной влюбленности, как и любви, хотел, но вот и только не сейчас. Да и не был же из тех, кто бросается в пучину сразу же и с головой, не говоря уж и за то, чтобы и только выйдя, тут же вновь зайти: не видел смысла в утолении голода черной дыры внутри себя всякой встречной-поперечной, а и тем более швалью подворотно-заборной, только чтобы было, да и раз у всех есть. Не боялся и себя, тайм-аутов и расставаний, прощаний, одиночества, как раз и находя в них себя, обретая будто бы и заново, знакомясь и понимая, что и кто ему действительно нужно и нужен. Как и лишь закончив до конца все свои брошенные ранее дела и только тогда начиная отложенные, либо новые. И никакой омут его так же не мог соблазнить: всегда как держал, так и придерживался же руки на пульсе и дыхания на ладан, высушивая тем самым еще и эту же черную бездонность в себе. Пусть и все так же постепенно, но и делал. Делал это – просто потому, что так верил.
Собственно, как и все же эти махинации с Егором сейчас: не столько же и для того, чтобы побесить его лишний раз, сколько чтобы совместить полезное с приятным, конечно, как же и без этого, и наперекор же все правилу спасти-таки утопающего, как и все то же ведь исключение, да и не впервые ведь еще, как и не в последний, будучи лишь всегда уверенным в одной же и под ним же все приписке – утоплении извне. Ведь и само же утопление никогда не заканчивалось спасением, ни в метафоре, ни опять же вне, ни и на его же практике, ни вообще, утопленник всегда тянул спасателя-спасителя за собой на дно, кто специально, а кто нет, итог же был всегда один: переубедить желание иного – куда проще, чем и свое же нежелание. В случае же Егора – еще можно было все обернуть вспять и если не переубедить топить его, то и не дать ему затем продолжить все это с собой же самим, сменив триггер на посту и дав еще таким образом толчок к действию, прямо-таки и пнув, боднув в нужную же и им всем, ну а потом уже и ему же самому его же точку и сторону, отвратив его от не его старого уклада и повернув в его же и новый, только и в этот раз уже без хорошо забытого первого, как полностью и уже его-свой.
Ну а что уж и до личного интереса – ему просто хотелось в кои-то веки сделать что-то и до конца хорошее для брата, без причин, следствий и связей, как и для нее: не только утопающего спасти, но и двух зайцев разом поймать. Замолвив еще, так сказать, словечко и за тем же все собой, кто так пусть и беззлостно-злобно, без какого-либо и глубокого подтекста, как и смысла да и дна, но и все-таки отобрал у него же его, и пусть так же все не до конца хорошее, и все же. Да и несмотря же на то, что он даже косячит лишь из добрых побуждений, ведь и не чтобы после своих же в большинстве своем правильных проделок и все у себя же на уме, не объясняя и не разъясняя ничего другим, сказать просто «Я так и знал!», а чтобы сказать это не вслух, да и вообще же скорее подтрунив, гордясь собой, но и остальными же, после чего, конечно, получая за это, как и за дело, но и снова гордясь, ведь и все было не просто так, а лишь как надо ему же и всем, все же учатся на собственных или нет ошибках, как и на проколах и подколах. Как и то, что и то тоже было во благо: с ложью ведь и все еще. И пусть они вроде как и не обижаются уже на него, но а простили ли, пока он же себя нет? Да и простит ли вообще когда? Может, когда признается, а и для начала признает в себе и себе же, что это его действительно волнует и до сих пор коробит, не уходя так просто от ответа, как и с Софией же ранее, и что если он не простит себя сам – никто его по итогу так и не простит!
– Нет, это не влюбленность, а уж и тем более не любовь! Да и с какого бы она там ни была взгляда… Скорее, хм, что-то новое… Знаешь… Чего и кого не было еще доселе… Как… Вдох-нов-лен-ность. Глоток свежего воздуха и… новая кровь! Не мясо… Смотри, Егор! – И, резко сменив тактику выступления от третьего «литературного» лица, он развел свои руки в стороны, без стеснения демонстрируя самого же себя в первом, так еще и во весь же свой рост и такую же ширь. – Смотри и принимай же свое же творение до конца – меня! Как и Никита. Ксандер и… Жека! Монстр я или… да? Завидный джентльмен тебе или… нет и… скорее же уже и всем вам… и именно же ублюдок? Вы же все пытались поймать меня где-то между! И как… как охота? До сих пор боитесь, что я сделаю ей что-то плохое, м, больное? А по итогу что? Кто, а?! Забавно… Ну а мне же, пусть и впервые, но захотелось сделать наоборот… что-то приятное и… милое! Я же не соответствую чужим… да и никаким ожиданиям, помнишь? Но и зато – легко при этом вращаю и меняю стрелку… Пе-ре-во-ра-чи-ваю игру! И делаю больно, хм, тебе… и вам же всем… уж не обессудь… те. Ничего личного! Но и… не только бизнес. Ведь и это – не месть за месть: моя и за твою… вашу же! Как и такое же ответное зло и… на ваше же все вопросное. Это… опыт! Да. А еще и желание побыть хоть с кем-то и кем-то же… новым. Чему-то же и такому же еще научившись… Напитавшись и пропитавшись этим… А уж вырастет ли это во что-то большее или нет? Произрастет ли из этого хоть что-то, в конце концов? Да и опять же все: по итогу! Кто знает, кто знает… Хотя бы – попробую!
– Ты не сможешь сделать мне больно… – смерил его снисходительным и даже немного насмешливым взглядом синеглазый: от самоуверенности его да еще и такой, что даже его слизистые защипало от пышности и напыщенности соцветий того. – Как и ей… Не ей! Да и не мной же… Ведь у нас так еще достаточно и точно ничего и не началось, чтобы ты уже мог и за счет этого же всего мной, а уж и тем более ей как-то помыкать!
– Достаточно и точно? Ничего и не началось?! – Будто бы и правда удивился рыжий, после чего довольно клацнул зубами и хохотнул, хрипло прокашлявшись, опять же все и будто бы подавившись своими словами и слюной: так актер домирал в нем и все так же долго и мучительно, полностью уже практически зеркаля зрителя напротив, коему уже бы и тоже стоило уйти, пусть и совсем не так, но и вот только незадача – интересно же наконец стало, чем же это все закончится, уж и не припадком ли, если и не убийством самого же будто бы на войне, ведь и бойня с если бы да кабы уже обещалась быть кровавой, прямо-таки и только на смерть, никак не на жизнь. – Что ж, ну и не начнется! Как тебе такое, не И.М., а? Опять же, брат, не в твой конкретно огород камушек… Мне нет дела до вас и… в разрезе же все тебя! Но есть – в разрезе нее и… уже тогда тебя. И понимай… как знаешь! Ведь и так поиздеваться над девочкой, м-м-м, конечно… надо уметь, смочь и постараться… И вот не сюрприз – ты постарался, смог и сумел: сделал все, чтобы оттолкнуть и… не барабанная дробь… оттолкнул! Ответил, да, за слова-то и… поступками. Теперь она любое твое слово или действие в свою же сторону – будет понимать и принимать как… стеб. А мне же – и на руку… – и вот только теперь, достаточно распалив и дойдя же, как и доведя непосредственно чуть ли и не под ручку, как пожилого через дорогу, до точки кипения, он мог смело переходить к козырям из рукавов: с искусством лучшего «волшебника ака фокусника» сменяя маски с полного лиходейства до бескомпромиссной серьезности. – Ведь и как думаешь… как далеко ее откинет от тебя только лишь и понимание того, что у тебя все – под одну линейку и гребенку, м? Под один, скажем еще так, стандарт и прейскурант! – И дабы не быть баснословным, так и со своим же еще суховеем в придачу, добавил к своей же теории жирных, прямо-таки и сальных, практических фактов – подняв свои руки чуть вверх и указательными пальцами воссоздав в воздухе от верха же книзу со всеми же предпочтительными и как нельзя кстати причитающимися изгибами женского тела фигуру. – И если уж и не самой этой же фигурой… дотошно до сантиметров, а там и миллиметров в талии… до килограмм и грамм в весе… не пресловутыми и девяносто – шестьдесят – девяносто… то вот ростом, цветом волос и глаз… с миниатюрностью носа и лба, губ… округлостью подбородка и яблочек-щек… м-м-м! Уже и на начальных же этапах-пунктах этого самого твоего гигантского списка «Неслучайных случайностей» или «Совпадение – не думаю» малышка же окончательно поймет, что ты ей пользуешься, играешь и издеваешься! Но и, что еще хуже, закрываешь ей же – свой гештальт! Триггерит ведь… Триггери-и-ит! Врешь мне – так себе хоть не ври. А по кому… точнее уж и чему? По тварям же все, выбранным тобой же и по своей же все доброте душевной! Но вот же не незадача, бросившим тебя же… и по сестре же ее все… тихой грусти! Она же тебе еще не нужна… А ты ей уже нужен! Когда и тебе же все – нужна та. Другая! Далекая… Далекая звезда… Которая тебе давно уж как не светит! Да и не греет… Но если тебе будет, коль так и не стало уже, легче, повторю, ну а вдруг, не светила и не грела же еще тогда. Ах… Какая трагедия, а… Траге-е-едия! И какая боль… – Прижал уже во вновь шутливом жесте свою правую руку, но и к сердцу же Егора, а левую – к своему же он с тяжелым же вздохом и великой скорбью на лице, после чего резко хохотнул и ударил по тем же местам. – Влад и Егор – счет открыт. И он же… 1:0!
– Ты из-за н… этого картину снял, да? – Сцепил-стиснул зубы, нахмурившись, блондин, но и никак иначе, а там и более на очередной же его жест-выпад к себе не отреагировал, уже и до конца укрепившись, поняв и приняв, как и в своих же движениях в нужном же в первую очередь себе направлении, саму же его задумку на свой же счет, в равной же степени как и то, как уже точно и именно избавиться от излишества его касаний к себе – просто никак не замечать. Что и так же уже затем доказала его же собственная гремучая и прямо-таки дикая мята, то и дело выпрыскивающаяся буквально из всех его же пор-щелей, так и жаждущая такого же ответа-привета. – И сюда же еще нам припер под шумок! Не говоря уж и о том, что и перед этим как увез, так и вернул же. Боялся, что сожгу ее без тебя? Вместе и со всей же твоей слабостью… В чем вопрос – могу и с тобой. Буквально! Ни мне ведь, ни Ксану отказывать тебе и в последнем же звонке-желании!
– Динь-динь, Питер Пэн и Шерлок в одном флаконе, 2:0! – Разулыбался во всю же ширь своего рта Влад и поднял руки вновь перед собой и ним, только и на этот раз просто похлопав ими в ладоши. – Ты угадал… лишь первую часть, во второй – не хватило причины. Тем более, что мы уже говорили об этом с тобой и даже пришли-решили – чья именно слабость превалирует и кто действительно слаб из нас же все двоих. Ведь и был бы я слабым, не вернувшись? Да. Был бы я слабым, оставив все как есть? Тоже: да. Но и есть ли я слабый, просто возя ее с собой из разу в раз, не давая ее и не даваясь же сам в твои руки? Вряд ли! Да и вот же – стою сейчас перед тобой, пытаюсь изменить и поменять… не изменяя! Ну а что же насчет самой картины?.. Скажем так, берегу ее для действительно лучших времен, когда мы же все и как в старые добрые, будучи и такими же вновь братья, разобравшись уже и со всем этим – сожжем ее вместе, а не по раздельности: и где я же все – личиной, а ты же – форзацем! Да и, кстати, мог и поблагодарить меня, вообще-то: Ксан таки предлагал оставить еще и ее тебе, чтобы только и твои же все пять стадий принятия пронеслись как одна, да и как тот же все день, и тебе же, как ей и всем же нам… уже наконец стало легче, ну а я же все же – дал тебе время. А ты все равно недоволен… И будешь же им, недовольным, пока не поймешь, что и только же самим собой! Да и кто знал, что София окажется еще прытче и все равно будет оказываться где-то поблизости и рядом же с тобой? Будто и совмещая еще в себе: его и меня же! Тянет ее к тебе… Как и тебя же к ней. И ты не отмажешься! Как и от приданого… Я же, как еще и тот «аки родственник», тоже же имею право поучаствовать в его сборке. Где и ты же уже, как и будучи по другую же сторону баррикад, и я сейчас не за инцест, имеешь и должен право принять его! И да, только я могу так шутить… И буду. И когда придет время – развеять… На счастье же все, брат! Ну а возвращаясь же к счету… Как неожиданно и приятно, да? Ну, скажи!.. А если еще и распорядиться правильно, то и все же уже 3:0. Учтя все же еще и то, что и тебя я тоже подсидел. Так сказать и, подъ-еб-нул! – И вновь «радуга слов» замерцала над его же головой, полунимбом упав и солнцем же зайдя за нее же все и с такого же все легкого маневра его же собственных рук. – Но и заметь… если уж и не скажи опять спасибо… видимо, благодарности я все же уже никогда от тебя не дождусь… что твой, окей-окей, наш секрет все еще остается вне зоны ее доступа. Пока! Я его-ее просто… перепрятал. А ты уже ругаешься… Во благо же все! И нас же с тобой, как и… всех. А то, что ты ее так случайно нашел… ну… случай! Судьба… Зови как знаешь и сам же хочешь. К тебе же, по тем же все причинам-правилам комнат, повесить сам не мог! Мог оставить на пороге… Но было бы не так круто, согласись! Как и с тем, что я подгадал прямо… Не преднамеренно!