– Но он не мог! Пусть не родной мне, но вырастила его я. Не мог он зла сделать девушкам!
– Ой, женщина! И я люблю сына, но все странно в этой истории… А если ещё и по ночам ходит…
Входная дверь скрипнула, и Танге вошёл в дом. Посмотрел на лица родителей, голову опустил:
– Я ничего им не сделал. Только с собой повёл. А они…
Но договорить не успел. Кто-то постучал в дверь. Раха открыл, невольно собой заслоняя сына от нежданного гостя. На пороге стояла Яшеся, старуха, что людей лечила в деревне.
– И ты тут! Туманы не забрали! – возмутилась, глядя на Танге.
– Не смей, старая! – вступилась мать. – Не подходи!
– Да я-то что! Не со злом пришла, не от меня вам таиться. Уходить тебе, сынок, надо. И срочно. Деревня гудит, наутро придут люди, самосуд устроят. Все наперебой тебя душегубом зовут!
Танге побелел совсем. Вроде и вырос статным парнем, а вот-вот заплачет навзрыд.
– Никому я обиды не сделал!
– Знаю, – ответила Яшеся. – А только докажи, поди. Вся вина твоя только в том, что любил ты их. А тебе любить не всякую можно. Не зря кочевники таких, как ты, детьми ещё с обрывов бросают. Подальше от греха. И как только жив остался! Видать, мать пожалела, туману оставила, все ж не смерть. А ты, Раха! Про лучину не забыл ли, когда дитё в лесу нашёл?
Ошеломлённо молчали Тинглы. Да и что тут скажешь? Опустил голову отец. Плакала мать.
– Бывает, – начала Яшеся, – весь свет достаётся одному, а второму браслетом на запястье застёгивается тьма. С рождения вдруг у ребёнка вместо сердца – туман. Проклятие души. Не чёрная она, но и света в ней мало. Кто-то с калеченым телом приходит в этот мир, кто-то имеет изъян другого порядка. Кочевники привыкли убивать и тех, и других ещё с младенчества. На всякий случай.
– Наш сын – чудовище? – тихо спросил потрясённый Раха.
– Нет. Вовсе нет. Просто его любовь способна дать особенное счастье. Но лишь одной. Если девушка окажется не той, вся радость жизни покинет её навсегда. Как только он откроет ей своё туманное сердце