– Адрес оставили – денег послать?
– Нету, ара! Какой адрэс, слюшай! Званит абещаль… Дэньги я им одальживаль…
– Будут звонить – узнай адрес, телефон. Мне скажешь – я денег вышлю! А сейчас, налей полный стакан, и закусить дай, чем-нибудь! Чёртовы поляки, – в сердцах выругался я, – мутили – крутили! Поэтому там и застрял, мать-перемать! А их долг – я тебе верну, сегодня же!
Я жил мучительной надеждой на этот звонок, почти месяц. Заходил к Сурену по два раза на день, но тот только сумрачно качал головой, и вздыхал. Однажды, уже вечером, он сам поднялся ко мне, держа в руках бутылку с армянской чачей. Молча, поставил её на стол, тяжело опустился в кресло, и со слезами на глазах, заговорил:
– Горе, Саша-джан! Мигран умираль госпиталь! Ануш – армия пошёль… Снайпэр будит… За мужа, братев, отэц – мстит будэт! Вай-вай-вай, ара! – и затрясса в беззвучном плаче.
А я – онемел от неожиданности: в голове, вдруг, образовался полнейший вакуум, руки задрожали мелкой, частой дрожью, в висках кровь стучала бешено, до боли. Словно просилась наружу.
– Помянем, Мигран, Саша-джан? – жалобно спросил Сурен, – хароши мужик быль…
Мы пили без слов, печально, почти не закусывая. Сурен, сначала, пытался что-то говорить, но не мог высказаться по-русски, и только вздыхал сокрушенно. А я, после, долго не мог придти в себя, и всё ждал чуда – известия от Ануш, осознавая, в глубине души, бесполезность и безнадёжность ожидания. Вспоминал наши удивительно счастливые дни, проведённые вместе. Поездку, её катание с горки, беззаботный, звонкий, словно валдайский колокольчик, смех. Её глаза, губы, руки, слова… Ежедневно рассматривал фотографии, сделанные тогда, и перенесённые в компьютер у меня на работе. Безумно, маниакально я желал, чтобы она, хотя бы, приснилась мне… Но это случилось очень нескоро. Во сне она явилась летом, после череды неприятных событий, произошедших одно за другим, словно какое-то проклятие обрушилось на империю генерала, нарушив, раз и навсегда, привычный распорядок прежнего бытия!
Я начал тогда плохо спать, долго ворочался, прежде чем забыться тяжёлым, липким сном. И тут, вдруг, она – моя Ануш. Одетая в камуфлированную военную форму, спокойно сидит на камне, в неестественно, какой-то синтетически – зелёной горной лощине, возле ручья. Ануш спокойно, с тихой улыбкой, взглянула на меня.
– Здравствуй, Аннушка! – закричал я от нечаянной радости, – ну, почему не сообщаешь ничего о себе?
– Здравствуй, Саша, – ласково ответила она, – я сделала то, что должна… А ты – не ищи меня больше, – поднялась с камня, и стала плавно удаляться, приминая высокую росистую траву, в сторону гор, окутанных утренним туманом, синеющих в дымке летнего рассвета.
Я бросился за ней, но ноги мои были точно из ваты, не слушались, приросли прямо, к земле! И я её не догнал.
2.
Винт рассчитал всё верно. Предпринятая нами сделка принесла большие деньги, и генерал об этом ничего не знал. Он вообще, окончательно занялся строительным бизнесом, так как ему это нравилось. Учредил несколько фирм, пользуясь связями в мэрии и правительстве, брал выгодные подряды, и торговые дела его уже не интересовали. Видимо, масштабы казались ему мелковаты… По факту, мы с Игорем работали, только на себя. Да, траты на чиновников разных уровней увеличились, но для нас это существенным уже не являлось. Таможня, милиция, налоговая служба, районная управа, влиятельная, пока ещё, «крыша» – никто не был обойдён, и все оставались довольны. Правда, я всем этим занимался через силу, помня только одно: у меня есть родители и сын, и я стараюсь исключительно для них. Вестей от Ануш не было, хотя я и не переставал надеяться. Сурен больше невест мне не искал, вообще, он стал угрюм и неразговорчив. Наверное, тоже сильно переживал, потому что своих детей у них с женой нет, и Ануш он считал, вроде дочери.
Приближались майские праздники, генерал распорядился, как обычно, организовать торжественный приём, для ветеранов и банкет с концертом 9-го Мая. Для этого у него имелась специальная группа сотрудников, которых Гарик именовал «чижиками». Это было особое племя молодых и вальяжных бездельников и трутней. Когда бы я не приезжал в главный офис, они кучкой сидели в курилке, с тыльной стороны здания, (потому, что некурящий Николай Иванович запретил курение в помещениях, но распорядился организовать несколько курилок армейского образца во дворе), держа в руках чашки с чаем, или кофе, выкуривали сигареты одну за другой, и вели бесконечные и пустые толки о чём-то высоком до зауми, и пустом. Вождём у этого народца, так сказать, главным мозгом, являлся некто Артемий – обладатель странного, до вычурности прозвища: Павелега. По Москве он передвигался на раритетном уже тогда, «Понтиаке». Громоздком, прожорливым, мрачно – фиолетового окраса. Но Павелега необыкновенно гордился своим рыдваном. Так молодой гусак, должно быть, гордится своим первым выводком. Вся его орава – считала самих себя, людьми богемными, утончёнными интеллектуалами, личностями творческими и прогрессивными. И в нарядах щеголяли соответствующих, именуемых из-за их расцветок, «кислотными». Только Павелега, по слухам, закончивший режиссёрский факультет, (позднее, я выяснил, что это правда. Но, факультет находился в институте культуры, и выпускал режиссёров для народных театров) – одевался классически, с оттеночным шармом, этакой утомлённой небрежности гения. Лицо его, тоже выражало усталость от неугомонного горячечного желания открыть людям некую великую Истину, правда, окончательно сформулировать её, бедняга никак не мог. Оттого, видимо, мученические ранние морщины и поселились на его широком лбу. И ещё, он до смерти любил в каждом разговоре повернуть тему на его знакомства с различными известными актёрами и режиссёрами, небрежно называя их по именам, или только, фамильярно, по отчествам, намекая на то, что он с ними накоротке, на дружеской ноге. Однако, корпоративные вечера и прочие культурные мероприятия, они организовать умели хорошо, и генерал был ими доволен.
Меня, на этот раз, все приближающиеся торжества трогали мало. Я бы, с удовольствием укатил на выходные в родной городок, но – положение теперь обязывало. Я бы, и с банкета ушёл, побыв для приличия чуть-чуть, но Вика, любившая пирушки и гулянки, до самозабвения, заставила досидеть до конца этого утомительного мероприятия, где подвыпившие люди, после пятой рюмки, забывают повод, ради которого собрались, начинают шуметь, громко говорить, каждый о своём – и всё это меня тяготило. Не на новогоднюю же вечеринку собрались, в конце концов! После застолья, Вика потащила меня смотреть салют, и, как обычно – к себе домой. Не знаю, всерьёз ли она влюбилась, или просто держалась за меня, как за соломинку в круговерти сумасшедшей столичной жизни. Я же, к ней никаких особенных чувств, теперь, не питал. Я совсем не ощущал её женского тепла, не испытывал той душевной близости с ней, и той щемящей нежности, как к Ануш. Просто, плыл по течению – и всё! Мне хотелось, чтобы скорее наступило лето, и мы с сыном, перед его отъездом в США, побывали на Дону! Договорённость уже была. Я купил для рыбалки хорошие снасти, и большую надувную лодку. Кроме этого, у меня появилась новая машина – «Toyota Land Cruiser 80» – солидный, тёмно-серый внедорожник, купленный за счёт фирмы, и оформленный мне в безвозмездную аренду, для деловых поездок.
Отпуск на две недели я взял так, чтобы подгадать под сезон клубники, которую многие сажали в нашем городке, и в окрестных сёлах. Ягода была, чудо, как хороша! Хотелось угостить и порадовать Алексея, напоследок, клубничным, прямо с грядки, изобилием, неведомом в холодном, насморочном Питере. Вместо себя, я решил оставить верного Дмитрия, полагаясь на него всецело. К тому же, сезон отпусков начинался и у многих наших поставщиков в Европе.
Сын приехал поездом, за день до нашего путешествия в родные мои места. Он ещё больше вытянулся, одетый модно, не выглядел таким «гадким утёнком», как в прошлом году. С вокзала, мы снова поехали на Лужниковский рынок – купить простеньких летних вещей. И там, пока сын выбирал себе стильные новые одёжки, шлёпанцы и бейсболки, я случайно повстречал Чику! Это произошло так неожиданно, что мы оба вначале растерялись, не поверив собственным глазам. Он двигался уверенной походкой, вразвалочку, в окружении трёх молодых качков с бритыми затылками, и имел явно преуспевающий вид. В одной руке держал пухлую барсетку из крокодиловой кожи, а в другой – сотовый телефон. Из-под ворота расстёгнутой рубашки выглядывала волосатая грудь, на которой болтался массивный золотой крест, словно у священника, на толстой цепочке.
– Саня, ты! – воскликнул он, первым выйдя из секундного оцепенения.
– Привет, Николай, – я протянул ему руку, которую тот энергично потряс.
– Да ты-на, приподнялся, я вижу! Больше не дворник? – продолжал он весело, и, повернувшись к своему эскорту, проговорил, – пацаны, обождите-на, в сторонке. Зёму встретил-на, потрещать надо!
Качки сразу отошли в сторону, а Чика продолжал, явно обрадованный:
– Пофартило тебе, Саня, я вижу! Чем занимаешься, если не секрет-на?
– Работаю в одной фирме, здесь, В Москве. Топ-менеджер. Получается неплохо. Друзья армейские помогли, устроили. Год с лишним уже… Завтра в отпуск еду. С сыном. Только встретил его с питерского поезда. Заехали кое-что прикупить, для отдыха…
– Молодец-на! – одобрительно похлопал по плечу меня мой бывший рыночный начальник, и добавил, – я всегда знал-на, что ты выкарабкаешься! Ты – пацан-на путёвый! А я тут, в столице-на, по-своему… Тёрки – разборки-на в прошлом! Пусть быки – рогомёты этим занимаются Легальный охранный бизнес. Службы безопасности-на организовываем… «Крыши»-на официальные. У вас-то, как с этим?
– У нас фээсбэшники – «крыша»! – и я назвал холдинг, в котором работал
– Слыхал-на, – посерьёзнел Чика, – контора солидная! Но, генерал ваш-на – по краю ходит, Сань. Может упасть, понял-на? «Базары» разные, по этой теме-на! Авторитетных людей не уважает-на!
Я пожал плечами:
– Он – высокого полёта, ему виднее. А я – исполнитель, хотя, и не рядовой, конечно! Но, моё дело – подчиняться, а решает он!
Чика крутанул своей массивной, наголо обритой башкой, и произнёс загадочно:
– Когда туловище-на лишается головы – то оно умирает! У тебя-на, мобила есть? – неожиданно задал он вопрос.
– Есть, конечно же…
– Забей мой номер туда-на. Так, на всякий случай-на! Может, обратиться придётся-на. Выручу, по старой дружбе-на! Пока жив, и в авторитете-на!
Когда я записал его телефонный номер в свой аппарат, он снова улыбнулся приветливо:
– Ну, давай, Санчело-на! Хорошего отдыха, – подозвал своих, и они растворились в начинающей уже формироваться, плотной толпе покупателей.
Этот разговор встревожил меня не на шутку. Как только мы приехали ко мне, я оставил сына дома, а сам поспешил к генералу в офис, позвонив ему предварительно, чтобы срочно меня принял, потому что разговор безотлагательный. Николай Иванович выслушал внимательно и невозмутимо, потом задумчиво, произнёс:
– Э-э, Саша! Это далеко не новость! Многие хотят оттяпать у меня бизнес, хотя бы часть! Слишком кусок лакомый… Но, и мы не дремлем, не кроссворды тут разгадываем! В моей Службе безопасности – настоящие профи! Бывшие оперативники ФСБ, военной контрразведки! И личная охрана – из спецназовцев с боевым опытом. Уже одно взрывное устройство под моей машиной обезвредили. Идёт война за переделы всего, и всех против всех! Сам видишь, что в Москве, да и во всей России творится! Сколько людей убивают… А мы – люди военные. Мы к войне – всегда готовы. Нас этому учили всю сознательную жизнь, считай! Но, всё равно, Александр Михайлович, за информацию спасибо…
Я выходил от генерала немного успокоенный, но, всё равно, с тяжёлым осадком на душе. Мне не понравилась его самоуверенность, однако, я объяснил себе это тем, что наш босс информирован гораздо лучше, чем я. Он не юнец, и знает, что предпринять, для сохранения собственной жизни. Ведь она ему дорога, как и каждому нормальному человеку…
В путь мы с сыном отправились, когда ещё только чуть осветлилось небо в серой, предрассветной московской дымке, и потом, всё время ехали навстречу восходящему солнцу, любуясь тем, как малинового цвета солнечный круг, становится постепенно золотистым, выкатываясь в небеса всё увереннее, забираясь всё выше. Невольно мне, почему-то, вспомнилась «Энеида» Вергилия, прочитанная недавно. То место, где бог Гелиос на своей колеснице мчится по небесной дуге, и никто кроме него, не сумеет больше управить четвёркой бешеных огненно – золотых коней… Как сильно и невероятно красиво написано, даже в русском переводе. Я улыбнулся. В душе появилось, внезапно, чувство восторга и умиротворения, и какого-то просветления, даже. Энергия самого мироздания, казалось, закипала в крови, пробуждая желание жить, творить, верить в лучшее… Лето только начинало входить в полную силу, трава и деревья зеленели ярко, радостно. В низинах, по полям, вокруг водоёмов – стелился густой туман, который скоро осядет, превратится в росу. Но это был туман не осенний – тяжёлый, унылый, долгий, а скорее – плотная дымка, нечаянно появившаяся, и предсказывающая солнечные деньки. В приоткрытые окна врывались прохлада и свежесть, и возникало чувство, что каждый новый день – первозданный. И только, память об Ануш не давала моей душе покоя. Её образ жил во мне, также, как образ её погибшего мужа жил в ней… Но у меня была, хотя бы, малюсенькая надежда на встречу! Ведь никто мне не сообщил достоверно, что Ануш больше нет на планете Земля! Странно, что как только я ушёл в отпуск – про Вику не вспомнил ни разу, будто бы и не знал её никогда!
Пустая в ранние часы трасса, мощный, устойчивый, послушный рулю автомобиль – позволяли держать приличную скорость, к восторгу Алексея. Глядя на него, я понимал – мой сын неподдельно счастлив, и не хотелось думать о том, что скоро он уедет в чужую, далёкую страну навсегда… Да, будет, поначалу, скучать, прилетать на каникулы. Потом – повзрослеет, обживётся, привыкнет, заведёт новых друзей, подругу… И постепенно, пропадёт у него желание посещать Отечество, совершать утомительные перелёты через океан, возможно, с несколькими посадками, нудным ожиданием в аэропортах, пока самолёт дозаправят… Когда я думал обо всём этом, то осознание своего грядущего безнадёжного одиночества, надавило на сердце так сильно, что и восход, и утренние задумчивые подмосковные пейзажи – перестали очаровывать, померкли, и только дорога бесконечной лентой стелилась под широкие автомобильные колёса. Чтобы, хоть как-то отвлечься от грустных дум, я съехал на обочину, порылся в « бардачке» в коробках с компакт-дисками, взятыми в путь, выбрал альбом группы «Queen» за 1976-й год, самый любимый с юности, и просунул в узкий зев автомагнитолы. Заиграла музыка, стало немного веселее. По пути, слушая музыку и краткие впечатления сына от заинтересовавших его, чем-то, видов за окном, я стал размышлять о том, как же мне быть дальше: «Вот я достиг положения и богатства, о котором два года назад, и мечтать, не смел. Для кого-то, может быть, это и средний достаток, и я сам – птица невысокого полёта… Но для дворника Сани Погона, это успех неслыханный. А счастлив ли я? А знал ли я, что такое, это «счастье» вообще? Ну, в детстве – понятно! Купили новую удочку, или велосипед – и счастливее меня – нет мальчишки во всём городке!.. В юности, тоже – достал новую запись любимой рок-группы, купили хорошую гитару, поцеловал девочку, в которую влюблён – и вот оно, счастье… Первые золотые лейтенантские погоны, женитьба на горячо любимой девушке, рождение сына, его первые шажки, первые слова… Летняя поездка с семьёй к моим родителям… Мы втроём по утрам ходили рыбачить на Дон, или косить траву кроликам, которых завёл мой отец, когда вышел на пенсию по выслуге лет – сколько радости было, сколько восторга и счастливых мгновений, неповторимых никогда в жизни!
Солнце покидает напечёный за день город, устало, не спеша, закатываясь за холмы, поросшие соснами, мы в саду пьём чай, робкая ещё вечерняя прохлада, делает воздух легче. Вокруг, в высокой траве, резвятся котята, у которых неделю назад открылись глазки… Маленькие, неуклюжие ещё, с толстыми лапками и детским пушком вместо шёрстки. Сыну четыре года, он с живейшим интересом наблюдает за ними, и хохочет взахлёб. И мы – счастливы… Счастливы тем, что вместе, что наступило лето, и пусть денег у нас немного, но хватает на всё: на поездку в отпуск, на маленькие, трогательные подарки друг другу и сыну. На еду и одежду, на книги, на походы в музеи, русский театр, кино. И даже – на ресторан, иногда! Счастливы неведением того, что уготовило нам будущее, или – судьба, если угодно! Мы многого тогда не имели: дорогих украшений, модной одежды, мебели, но были счастливы своей дружной семьёй, любовью, крепкой верой в будущее. Радостнее события, чем покупка в кредит на два года, нового цветного телевизора «Горизонт», когда я получили очередное звание «старший лейтенант», и мы могли себе позволить такую покупку – я не помню в той, прошлой, жизни… А вот сейчас – я могу, много чего! Если сравнивать с рядовыми, простыми гражданами свободной от всего России! А чувствую ли я себя счастливым? Рядом с Ануш – да, я был счастлив! Робкая весна осветила душу первыми, согревающими лучами солнца, растопив верхушки ледяных глыб, которые нагромоздились там за несколько лет невзгод, и потери всего того, что раньше было опорой в жизни, во что верилось незыблемо. Надежда приподняла свою голову от подушки, на которой уснула летаргическим сном! И вот – Ануш рядом нет, с сыном мы скоро расстанемся, и надолго. И – не за какие деньги не куплю я ни любви, ни семьи, ни счастья! И буду, подобно Скупому рыцарю, пока не умру – жить с постоянном страхе за своё богатство, от которого-то, по сути, нет никакого счастья для меня, а только тщеславные мысли, как и у всех нуворишей: я могу себе позволить и то, и это, и другое… Только не смогу себе больше никогда вернуть тех счастливых дней, что прошли; чаепития на закате в саду родителей, котят, резвящихся в травке, звонкого смеха маленького мальчика – моего сына. А думалось – так будет всегда»…
– Пап, ты что замолчал? – нарушил мой внутренний поток сознания Алексей, с подозрением косясь на меня.
– Так, вспомнилось… – неопределённо отвечал ему я, пожимая плечами.
Город моего падения, я решил проскочить по окружной дороге. Да и не хотелось напоминаний о прошлых горестях. Прямо на въезде, и сколько доступно было глазу, по обочинам трассы растянулись многочисленные торговцы всякой всячиной. Телевизоры разных моделей и размеров, автомагнитолы, атласы автомобильных дорог, аудиокассеты, телевизионные антенны, полотенца, детские игрушки, зеркала заднего вида, подфарники, вентиляторы, даже – гайки для колёс КАМАЗов, рыболовные удочки. Даже сушёная рыба была! Торговали всем, что могло, так или иначе, пригодиться в дальней дороге, или приобреталось в подарок. За рубли, доллары, бундесмарки. Я остановился, любопытства ради, прямо посредине импровизированного, многокилометрового рынка. Меня, тут же, окружили загорелые торговцы. От некоторых мужчин попахивало водкой. Наперебой стали предлагать свой товар. Цены при этом, были нереально высокими. Кто-то предлагал продать им «баксы», видя мой крутой автомобиль с московскими номерами, прикид со столичным шиком. Мы с сыном, для виду, прошлись взад – вперёд. Двое мальчишек – подростков, года на два помоложе Алёши, тут же подлетели к машине, побрызгали на лобовое стекло водой с пеной, и начали тщательно протирать мягкими тряпочками, не забывая про фары. Я дал им за работу пятьдесят тысяч – мельче купюр в бумажнике просто не было. Сын снисходительно ухмыльнулся.
– Ты не очень-то нос задирай, столичный житель! – тихо одёрнул я его, – не забывай, кем твой отец был два года назад! И, как ты сам перебивался… Не от хорошей жизни все эти люди здесь! – и Алексей заметно смутился, а меня это порадовало – не вознёсся ещё парень до сомнительных и опасных снобистских вершин самомнения и презрения к своим ближним!
Сзади, на обочину, свернула какая-то легковушка. Я обернулся, и сразу узнал эти «Жигули» шестой модели. Из машины вылез Серёга Крутов, с коробками аудиокассет в руках.
– Серый! – обрадовано воскликнул я.
– Саня! – закричал он, округлив глаза от удивления, – ты?! Откуда, братишка? И эта «тачка» – твоя?
– Из Москвы, Серёга! В отпуск еду.
– На юга? – несколько высокопарно произнёс он слово «юга».
– Нет, ближе… К себе на родину, на Дон.
– А мы – вот расширились, – похвастался Крутов, горделиво расправив грудь, – на трассу свои кассеты теперь выставляем. В городе – два торговца у нас. Сами по деревням мотаемся – в базарные дни. Дело идёт неплохо… Грех жаловаться.
Я подошёл взглянуть, что он привёз для продажи. Кассеты стояли ровными рядами, в прозрачную коробочку каждой – был вложен листок с названиями исполнителей, перечнем песен и логотипом «Студия С.С.», выполненным затейливым старославянским шрифтом. Всё отпечатано на принтере, на разноцветной бумаге. Раньше свои пиратские копии – они подписывали от руки… Налицо – явный прогресс! Нам пора было ехать, но поговорить с Серёгой мне хотелось, и мы решили встретиться в конце недели. Я, даже, взял у него телефонный номер, чтобы позвонить. Мне вдруг пришла мысль: предложить им открыть в этом городе оптовую базу. Дело выгодное, документами на товар я их обеспечу – любыми… Ребята надёжные, денег я им дам, не первое время. И товар, под реализацию, самый ходовой, по хорошей цене!
Мы двинулись дальше. Сын был потрясён от увиденного.
– Пойми, – объяснял ему я, – здесь половина торгует на кого-то. Стоят в любую погоду, зарабатывают на еду. А ещё, несколько лет назад – такое представить было невозможно! У каждого имелась работа, люди жили вполне обеспеченно… Хотя, – тут я тяжело вздохнул, – купить в магазинах, особо, нечего было, Алёша. Сплошной дефицит, пустые полки. В отдельных очередях ветераны войны давились за колбасой и мясом, которое появлялось в продаже, специально для них. А «благодарные» потомки, страшно им завидовали, некоторые орали: «Лучше бы вас всех немцы поубивали»! Помнишь, как после Прибалтики, мы тому поражались?.. А сейчас в дефиците – только деньги… Столица жирует – остальные, как придётся!
– В Америке – всё иначе, – убеждённо воскликнул сын, – мама звонит, говорит – другая планета! А у нас – гиблое место…
Я промолчал, не находя аргументов для возражения. Хороша любовь обоюдная: ты – любишь Родину, а она – тебя… Ты – готов беззаветно трудиться на её благо, защищать, не жалея и самой жизни, как велела старая воинская Присяга. Но и Отечество должно, взамен, тебе что-то дать! А, что получили от новой власти эти люди? Что даст тем, которые ещё должны родиться, кто уже состарился? Я не знаю, каково там, в Америке, но – я не слышал про случаи, когда люди оттуда приезжали навсегда жить к нам. А от нас – в США, в Европу, в Израиль, насовсем – уезжают тысячами, причём, самые способные! Жуликов – тоже хватает. Но, их всё же – мизер… И мы бы с Витиным, могли бы спокойно эмигрировать, и наслаждаться благами западной жизни! Денег хватит на безбедное существование, и на открытие собственного дела. Но что-то меня, по крайней мере, удерживает здесь… Непонятная упрямая вера в лучшее? Так я сам вижу, что не будет этого! Всё продаётся и покупается, назначь только цену! Да, у нас сейчас свобода: выборы во власть, парламент, где партии клеймят друг друга, ругают президента, правительство. В телепередачах – даже открыто потешаются над ними. Говори, что хочешь, организовывай демонстрации, ори на митингах до пены на губах от ража, бастуй – толку, всё равно, нет! Порядок не наводится, предприятия банкротятся и рушатся. И, вместе с ними, рушатся все прежние жизненные устои, доверие к власти. О прежние моральные ценности – вытираются ноги, а новые не появляются. Деревни, провинция – соль земли Русской – в запустении. Люди деградируют от безделья и безысходности, спиваются, умирают – и конца этому не видно!
– Ты что опять молчишь, пап? – прервал сын мои мысли.
– Думаю, Алёша… Над твоими словами, над решением твоей мамы – уехать отсюда. И прихожу к выводу, что она – права! Наверное, права… И от того – мне обидно за наше Отечество! Оно – тяжело больное, но его никто не лечит! Народ оболванен напрочь! Правители – проходимцы и бездари, отъявленные глупцы, и – просто предатели! Бандиты, уголовники – чувствуют себя хозяевами, и государство не может справиться с ними! Так что, сынок, уезжай! Это будет правильно. Вот только, как у тебя с маминым мужем сложится? Меня сильно это беспокоит?!
– Я с ним общался, когда они были на Новый год. Нормальный чел, современный, понимающий, – ответил сын, но как-то неуверенно.
– Буду рад, если у вас всё наладится, – вздохнул я, – потому что, помочь там – я тебе уже не смогу ничем. Но, помни одно – ты мой сын, и я тебя всегда буду ждать обратно, и приму! Даже если снова женюсь, когда нибудь, и у меня появятся другие дети!
– Хорошо, пап! – Алексей улыбнулся, и по его улыбки я понял: он уверен в своём заграничном будущем, и назад его ждать не стоит.
Дома нашему появлению обрадовались, как никогда. Алёшу не знали, чем угостить, как угодить, чем развлечь. Жаркое солнце, донское приволье и красоты, рыбалка, прогулки по лесу, катание на лодке по Дону – всё радовало его – жителя Петербурга, мрачноватого города с промозглым, холодным климатом и беспокойным ритмом жизни. Он загорел, научился грести, рыбачить, и наслаждался отдыхом. А мне всё время думалось: «Когда я снова приеду сюда, уже один, без сына, и буду бродить по тем самым местам, где были когда-то мы с ним – тоска изгрызёт до смерти! А сын – взглянет на меня только с фотографий с компьютерного монитора.
– Будет, что вспомнить там, – говорила, моя мама, печально вздыхая.
Алёша бодро успокаивал её:
– Бабушка, я же на следующее лето – опять приеду! У вас – классно!
– Надеюсь, – кивала она головой, и опять вздыхала.
Об Ануш мама сама, не спросила ни разу. Только после моего рассказа обо всём, что произошло, с тоской воскликнула:
– Что за жизнь теперь!? Все с ума посходили, Боже мой!
Я поехал в город, на встречу с Сергеями, как и обещал. Перспективы для открытия оптовой торговли, виделись мне вполне реальными. Остановился в новой, недавно открытой гостинице, чтобы была возможность отпраздновать с приятелями встречу, и после, проспавшись, ехать назад со свежей головой. Но компаньоны Сергеи, отнеслись к моей идее прохладно, как не убеждал я их в том, что тот пиратский кассетный бизнес, в котором они сейчас преуспевают – по провинциальным меркам, будущего не имеет. В Москве основательно взялись за контрафакт в музыке и видео, и скоро всё это, может быть продолжено в провинции. Даже закон об авторских и смежных правах, в пример привёл. Однако уговорить ребят у меня не получилось, как горячо я не старался
– Не будет у нас! – убеждённо возражал Фрумкин, – Москва – отдельное государство! Пробовал один чудик здесь устроить какой-то филиал по борьбе с контрафактом! Наезжал на нас, на других – тоже. На видеокамеру снимал… И ему – быстро рога обломали! У нас с Серым – всё отлажено, переходить на другое – смысла нет! По полтора «лимона» имеем чистыми – на жизнь хватает!
Я только усмехнулся таким прибылям, но спорить не стал. Понял – бесполезно, не переубедить. И направился к своему дружку – Вовке Баклану, на тот самый рынок в Заводском районе, где начиналась моя карьера на «гражданке». Он, увидев меня, обрадовался, так, как это умеют только дети – от всего сердца.
– Санёк, – захрипел Вовка, обнимаясь, и дыша перегаром, – откуда ты такой, весь навороченный!?
– Из столицы, Володя! Или забыл, как провожал меня пару лет назад?
– Похмелишь, братишка? Денег – ни «копья» нету!
– А то, – я засмеялся, – пошли, посидим где-нибудь, поговорим. Да и дельце есть одно… Только, не цветной металл воровать… Я в новой гостинице остановился, там ресторан внизу. Приглашаю.
– Да, идём! – мой друг энергично махнул рукой, – пропади она – эта работа! Иван, мой напарник, за меня уберёт!
Мы наняли «бомбилу», заехали к Вовке домой, где он умылся, оделся поприличнее, и неторопливо зашагали в сторону прямоугольного, серого, девятиэтажного здания отеля, расположенного в трёх кварталах от его дома. Послеполуденное солнце припекало невыносимо, асфальт сделался мягким, улицы совершенно безлюдны, словно весь город переселился, куда-нибудь, где свежесть и прохлада сулят спасение от зноя, и можно вдоволь надышаться запахами леса, реки, трав… По пути я рассказывал Вовке, чем занимаюсь, и какая забота привела меня вновь в этот город.
– Дело ты затеял серьёзное, – потёр небритый подбородок мой дружок, – и людей я подходящих знаю, могу свести, кое с кем! Только ведь – бандиты, они – тоже у нас… Потребуют делиться, узнают, что московский – заломят такие « бабки» им отстёгивать!
– Не думаю, Володя! Я в Москве нашего Чику встретил, попробую с ним решить, чтобы без наездов обошлось. Он мне номер мобильного дал: обращайся, мол, если что…
– Хорошо, Сань, завтра буду узнавать!
В ресторане, в дневное время, зал почти пустовал. Вовка с удовольствием выпивал тёплую водку, налитую в графин, бывший ранее пузатой коньячной бутылкой, закусывал, и веселился от души. Вдруг заговорил о Ларисе:
– Помнишь её, братишка?
– Конечно, – кивнул я, симпатичная женщина, но вот… – и замолчал.
– А она – бухать бросила! Закодировалась, или нет – сказать не могу. Но не пьёт, уже давно.
– Всё цветами торгует?
– Да, а чем ей ещё заниматься? Не собой же торговать! Хошь увидеться? Устрою! Она тебя часто вспоминает…
– Не хочу, Володя! В одну и ту же реку – дважды не входят. Не нужно этого!
Вовка хотел что-то ещё добавить, но вдруг оживился, и тихо прохрипел:
– Вон видишь, мужик высокий вошёл. С красивой женщиной? Один из тех, кого я имел в виду! Ишь, барином вышагивает! Костя Кобзон! Ларьки имеет, собирается магазин открывать…
– Почему, Кобзон?
– Кликуха такая! А фамилия – Кобзев. Я у него в доме водопровод помогал проводить. Познакомить вас? А завтра – встретитесь, перетрёте…
– Давай, – решительно произнёс я.
Константин оказался и взаправду, деловым человеком. Жил он в старом, небольшом доме, в центре, недалеко от гостиницы. Но строил просторный двухэтажный, новый. В его дворе стоял подержанный, вполне приличный внедорожник «Issuzu», огромный, загораживающий почти весь проход к крыльцу. Сам Костя – поджарый, холеный – держался со сдержанным достоинством, с некоторой снисходительной вальяжностью. Я сразу смекнул: деньги у него имеются, но договориться с ним – будет непросто. Калач тёртый! Для разговора мы расположились в саду, в уютной беседке, заросшей снаружи крупными листьями дикого винограда.