– Работаю в Москве, – с ходу начал я, и протянул собеседнику свою визитку, выглядевшую весьма значительно.
– Понятно, – как бы, между прочим, пробормотал он, внимательно рассматривая и читая то, что напечатано на ней. Затем бросил на меня взгляд, спокойный, несуетный, и задал вопрос,
– Что можешь предложить мне? Я ведь, тремя ларьками владею. Собираюсь магазин свой открывать. А оптовая торговля, боюсь, лишней обузой только будет! Людей надо дополнительно набрать, зарплату платить не от выручки, а, как положено. Бухгалтера нанимать на ставку, документы на товар необходимы, да и прочего всего – много нужно! Помещения… Дело серьёзное. А сейчас я – мотнулся в Москву, набрал на ярмарке разного товара небольшими партиями, затарил машину и прицеп, и домой. Развёз по точкам, дал проверяющим всяким на лапу – и живу спокойно! Ну, рэкету отстегну долю, чтоб безо всяких головных болей…
Я пожал плечами, обкатывая в уме тактику построения дальнейшей беседы:
– Тут ты прав, Константин, – начал я, нащупывая почву для того, чтобы заинтересовать, – но ведь, оптовая торговля – всегда была, гораздо прибыльнее… Я тебе буду давать хороший ассортимент, по ценам ниже, чем на ярмарках! Всеми документами обеспечу, можешь даже не сомневаться! Товар буду оставлять, специально для тебя, что закажешь. Если сработаемся – могу дать под реализацию. Денег одолжить для раскрутки могу – не вопрос… Мой брат уже в нашем родном городке, год, как оптовую базу организовал – и не жалуется! Сейчас магазины в крупных сёлах открывает… Скупает старые «Сельпо», ремонтирует, обновляет – и торговля прёт! Да, нюансики всякие приходится как-то решать – не без того. Но, такое у нас сейчас время! Мы в Москве – тоже крутимся, а там – расценки совсем другие…
– Я это всё понимаю, – поморщился, как от кислятины Константин, – но времени нет у меня – ещё одно дело затевать, новое, к тому же! Дом надо достраивать. Ведь за рабочими – постоянный контроль необходим! Иначе – напьются и заснут, или сделают криво – косо… Ищи потом других, да плати, чтоб переделывали… Идея, в принципе, хорошая, но… Однако, визитку свою оставь! Может быть, придётся обратиться. Ты, я вижу, человек немаленький там…
– Возьми, – вздохнул я, поднимаясь с места. Продолжать дальше – смысла не было.
По дороге домой, я всё злился: «Ну, что за рассуждения у людей в этом городе!? Жлобские, мелочные! Дальше собственного двора не желают видеть! Мне сейчас – хорошо, я дом строю, с несчастных ларьков копеечную прибыль, по столичным меркам, снимаю – и, ладушки… А завтра? Оборот-то денежный – мизерный! Попрёт доллар вверх, ограбят твой ларёк отморозки какие-нибудь ночью, или сожгут – всё! Уже – убытки, которые возмещать надо! Полезешь в долги под проценты, и работать не на себя станешь, а на долги, продавцам зарплату урезать, они начнут разбегаться… Братва подкатит… Наше давай, или ларьки отберём! Шатко всё это, ненадёжно. Ты дело стоящее организуй сначала, а после – домом занимайся! Жить-то пока, есть где! Нет, на показуху надо! Гляди, народ, какой я крутой и богатый, как с трёх ларьков приподнялся! Серёги – тоже… Имеют на двоих три миллиона – и счастливы! На сегодня – их жизнь удалась! А завтра – видно будет… И это притом, что я им предлагал реальные вещи, помощь, поддержку деньгами! Подними свой зад, подсуетись – и всё к тебе придёт. Не сразу, не само, но – по нарастающей! Не хотят… Бродят по кругу, в толпе вокруг Горы, и думают – всю жизнь будет так»! – и от досады я сплюнул в открытое окно моего автомобиля.
Прожив в Москве, попав «из грязи во князи», я искренне полагал, что наступило время безграничных возможностей для всех. Я поддался удивительному ощущению реальной свободы, ворвавшееся вихрем в открытое окно, после недавних лицемерных и душных брежневских десятилетий и идиотских горбачёвских выкрутасов, именуемых «перестройкой». Во мне родилась и окрепла, почему-то, вера в хорошее будущее, для страны. Вырвавшись из нищеты, опьянённый возможностями, которые предоставили мне деньги, взбудораженный своими успехами в сомнительных делах, я уже был готов полностью согласиться со Стасом в том давнем, пьяном споре: пройдёт немного времени, накипь спадёт, и заживут люди в достатке, и свободными! Я перестал замечать, какой омерзительно – безобразной, дикой – была эта свобода, переходящая в волю без границ, во вседозволенность, лишённую морали и элементарных человеческих представлений о добре и зле! Вольные убивать – убивали, вольные воровать – воровали, вольные не соблюдать законы – не соблюдали! И хвастались этим, открыто и беззастенчиво. Те, кто ещё вчера спекулировал джинсами и цветами – сегодня стали, на полном серьёзе, называть и считать себя «элитой», завели шикарные особняки и офисы. Почувствовали себя хозяевами положения, придя во власть! Воровство, жульничество, махинации – стали не преступлениями, а поощряемыми делами, предметом гордости. Уголовная, бандитская «анти-эстетика» и «понятия», «феня» – сделались модой, хорошим тоном, пошлость и опошление всего и вся – пришли на смену нормальной, в человеческом понимании, культуре! Я, конечно, замечал всё это, но, как-то параллельно, не углубляясь, не вникая. Навязывать свои вкусы, своё мировоззрение, тем более, устаревшие – считалось не комильфо. Мой мир, который внутри меня, где тихонько жили мои привязанности, предпочтения, духовные искания и устремления – оставался во мне нетронутым заповедником, и я им дорожил, и никому не открывал. Я делал, как все, не замечая, что полностью сформировался, классическим столичным дельцом средней руки, вращаясь в кругу себе подобных, оторвался от реальной, повседневной жизни простых, обычных людей. Наблюдал её со стороны, полагал, что знаю всю её изнанку, даже сочувствовал. Но как-то – свысока, лениво, мол, – каждому своё… И уже не замечал, не осознавал того. А чего же тогда требовать от небожителей настоящих – президента, правительства, банкиров и прочих деляг, выскочивших, так же, как и я – из ниоткуда, но вознёсшихся гораздо выше!
3
Две недели проскочили, словно электричка – вихрем и сплошной полосой, слившись в одно целое. Но я, всё же, успел присмотреть место под новый дом. На нашей улице, недалеко от дома, родителей, стояла развалюха с хорошим приусадебным участком и старым садом. И всё это, срочно продавалось наследниками умерших стариков – хозяев. Узнав цену, я согласился, не торгуясь, даже задаток заплатил в долларах, и вызвал из Москвы моего юриста – оформлять бумаги. Ему я оставил суточные – командировочные и доверенность. Мы с Алексеем уезжали. Сын, это было очень заметно, так и кипел нетерпением поскорее попасть в Америку. Он не столько соскучился по матери, сколько томило его жгучее любопытство. И я его, по-человечески, понимал и не осуждал за это. Ольга уже прилетела, и дожидалась Алёшу в Петербурге. Им предстояли два перелёта: из Питера во Владивосток, и из Владивостока в Сан-Франциско, где она жила с новым мужем. Я же – решил в начале сентября съездить в тот город, где мы жили в прошлой моей жизни, ещё дружной семьёй – столицу крошечной, но независимой прибалтийской республики, используя, немного погодя, остававшиеся две недели полагавшегося мне отпуска. Надо было оформлять туристическую визу к загранпаспорту, а это дело достаточно хлопотное. Все рабочие дни у меня расписаны на два месяца вперёд, и выкраивать время на мотание по посольствам, заполнение анкет, стояние в очередях – придётся с трудом. Даже проводить сына в чужедальние края – возможности не представлялось. Да и с Ольгой – встречаться не хотелось. Мысль о том, что она теперь спит с другим – породила во мне чувство брезгливости по отношению к ней… Я не берусь судить – прав я, или не прав в этом. Просто, я так чувствовал.
В доме, армян – мужчин, стало заметно меньше – разъехались на лето по «шабашкам» зарабатывать деньги. Но бригаду для слома старого домишки, и строительства нового особнячка, Сурен мне сумел организовать. И это были настоящие мастера и трудяги. После непродолжительного отсутствия, мне показалось, что в нашей столице прибавилось всевозможной уличной рекламы и иллюминации, так же, как и пробок, впрочем… Показалась она мне чище, зеленее. На МКАД вовсю кипели работы – расширяли дорогу, делая многополосной, как в Европе. В самом городе – начинался настоящий строительный бум, старые здания стирали с лица земли немилосердно. Генерал, получив кучу выгодных подрядов, мотался лично по объектам, излучая невиданную, прямо атомную энергию. Витины уехали отдыхать в Испанию, Вика с семьёй – в Турцию, на начинающее входить в моду Анатолийское побережье. Отдыхать за границу отправились многие состоятельные и очень богатые господа. Для прочих же – Москва оставалась всё тем же городом – безжалостным и равнодушным, где борьба за выживание идёт постоянно. С воздухом, загрязнённым бензиновыми парами, нищими, бродягами, шайками малолетних беспризорников, бандитскими кланами, ведущими между собой перманентные беспощадные войны. Заказные убийства – стали обыденностью, страшной, но привычной. Уголовные авторитеты, бизнесмены, банкиры, журналисты, политические деятели, депутаты – застрахован от безвременной смерти, не был никто. А уж, рядовую уголовную «пехоту» – тех вообще пачками отстреливали! Народ начинал открыто роптать, против нового старого президента, правительство тасовалось, как карточная колода, а проку никакого. Лучшего будущего, ради которого пошёл на слом весь старый, коммунистический миропорядок, не наступало. Впрочем, я совсем не интересовался политикой – процесс делания денег меня захватил всего, на остальное – времени не хватало.
Так и пролетело лето, второе, в моей московской жизни. В начале сентября, столица готовилась к купечески – раздольному и помпезному (хлеба и зрелищ!) празднованию своего 850-ти летия. Я же, сел вечером на Ленинградском вокзале в спальный вагон скоро поезда – экспресса, и он, мерно покачиваясь, повёз меня на северо-запад, к серым, древним стенам старого города, ни разу, не взятого приступом ни одним войском, кроме армии неистового царя Петра. К студёному Балтийскому морю, стройным соснам, запахам кофе, ванильных булочек и саек с корицей, и к неспешным прогулкам по тем местам, которые я успел полюбить, и где был счастлив когда-то… Чужая, мягкая, быстрая речь, звучащая в вагоне, в ресторане, куда я заглянул выпить конька и перекусить – возвращала меня в молодость. Сидя за столиком один, попивая коньячок, косясь в ночную непроглядность за окном, я воскрешал воспоминания о городских улицах и жизненном укладе людей, которые тогда, при Союзе, казались и выглядели настоящими европейцами. Их мода, их манера держаться, их, едва скрываемое снобское пренебрежение к чужакам, а в последние годы – и явное, особенно, к военным – всё необыкновенно ярко ожило в моей душе, будто бы я только вчера оттуда уехал.
Погранконтроль, сразу за городом Печоры, который отошёл к России после распада Союза, (и раньше входил в состав республики под наименованием Петсери), проходил поздно ночью, и разозлил меня своей нудной, придирчивой процедурой. С поляками, когда я ехал к ним, всё было гораздо проще. В купе я находился один, но пограничные чиновники, в ещё невиданной мной форме, с вялым лабрадором на поводке, пристрастно осматривали мои вещи, и само купе, словно были абсолютно уверены, что я обязательно везу контрабанду, и тщательно её выискивали. Выпытывали: как долго я буду находиться в их «косударрсттфе», цель «физитта», имею ли знакомых, родственников, бывал ли раньше, располагаю ли суммой, достаточной, для нахождения на территории их независимой страны. Я отвечал, сквозь зубы, думая злобно про себя: «Побери вас чёрт, кур-рады»! Наконец, поставили штампик и удалились… С испорченным настроением, хлебнув элитного армянского коньячку, открыв одну из тех двух бутылок, что вёз с собой, я, наконец, улёгся. Но уснуть не смог долго. Состояние нервозной взвинченности не отпускало. Сон накрыл меня коварно, исподтишка, и пробудился я уже солнечным утром, когда до стольного града свободного этого «косударрсттва», оставался час езды. Плохое настроение ушло вместе с ночной темнотой, я радостно узнавал за окном места, которые не видел столько лет! Состав начал резко сбавлять ход, втягиваясь в городские окраины. Я, стоя в узком вагонном проходе, жадно приник к оконному стеклу. Старые деревянные дома, ещё довоенные постройки, никуда не делись, темнели уныло и безнадёжно. На улицах, между ними, поблёскивали лужи – видимо, накануне прошёл дождь. Редкие автомобили, все – подержанные, но иностранного производства, лихо влетали в воду, орошая грязноватые тротуары веерными брызгами. Прохожих почти не наблюдалось. Но, чем ближе к центру, тем опрятнее и оживлённее становилось. Состав плавно и неторопливо проехал по виадуку над кольцом с развязкой магистралей, ведущих в новые городские районы – Мустомяэ, и ещё какой-то, название которого стёрлось в памяти… И вот, гордо поплыли за окном несокрушимые, мрачные, громадные стены замка рыцарей-меченосцев, построенные на высоченном обрывистом гранитном холме, простоявшие здесь с легендарных средневековых времён. Высокая башня, на которой гордо полоскался по ветру флаг с национальными цветами, теперь уже – вместо полотнища красного, с синими волнами внизу. По радио прозвучало объявление на местном языке, залязгали замки на дверях отсеков купе, немногочисленные пассажиры – ни одного русского среди них – стали готовиться к выходу, вынося в проход свой багаж. Со мной была только дорожная сумка, поэтому я пропустил обладателей обширных баулов вперёд, и покинул вагон последним.
Здание вокзала не изменилось снаружи нисколько, также как и привокзальная площадь, и автовокзал, расположенный за ней. Такси, состоящие в основном из подержанных «Мерседесов» – находились в полной готовности везти, куда прикажут. Но их услугами немногие приехавшие воспользовались – направлялись на остановки общественного транспорта. Я закурил, поставив сумку на асфальт, желая осмотреться, прежде чем принять решение, куда мне двинуться дальше – в отель, либо снять не неделю коттедж, где-нибудь на уютной окраине, среди сосен, в тишине, поближе к морю. Да и мои доллары необходимо обменять на местную валюту. Бросилось в глаза то, что люди были одеты опрятно, но, как-то простенько, даже старомодно, без того заграничного наворота, как раньше и без московского шика, бедновато. Заметив обменный пункт, поспешил туда, поменял, для начала, триста «баксов». Мне вручили кучу разноцветных бумажечек местной валюты, я начал с интересом их разглядывать, усмешливо покачивая головой. Проходивший мимо мужчина в форменной таксистской фуражке, державший в руках пачку сигарет, обронил короткую фразу по-английски, что-то, типа: «Мистер, вам не нравится кэш»? Я, взглянув на него, почему-то сразу понял: русский!
– Шеф, нужна твоя помощь, – запросто ответил ему я, – ты сейчас свободен?
– Да, – с готовностью ответил он, – отвезу, куда скажете, хере! Плата по счётчику. За городом – дороже будет
– Я только приехал по туристической визе. Один. Надо найти приличную гостиницу, или коттеджик – в аренду, с полным пансионом, чтобы кормили три раза в сутки, и тем, что я захочу, а не местной овсянкой и молочными супами!
Таксист рассмеялся, добродушно и весело:
– Найти можно и то, и другое! Туристический сезон, в основном, закончился. Свободных мест – полно! Но, как русский русскому скажу – в отеле, где «всё включено» – лучше. В номере – вы, сам себе – король! В ресторане – шведский стол, кушай, выбирай, что захочется! А в коттедже – хозяева, и постоянная слежка: куда пошёл, выпил или нет. Про то, чтоб девочку привести – я уж молчу!
– Вези в отель, в тот, что раньше был гордостью этого города, – рассудил я, – вся старина – в двух шагах, будет где погулять, на что посмотреть… А захочу на природе побыть – доеду!
До этого отеля, если идти через Старый город, можно было бы, неторопливо добраться минут за тридцать. Я знал дорогу от вокзала, и не заблудился бы в кривых улочках Старого города. У меня с собой была совсем нетяжёлая сумка, но какой-то, совершенно старокупеческий московский кураж, вдруг обуял меня, и мы поехали вокруг, через Тынис Мяги, к достопримечательному отелю.
По пути мы разговорились. Таксист раньше служил в милиции, в ГАИ. Город знает прекрасно, машину водит – тоже. После независимости – из МВД уволили, гражданство не дают, из-за слабого знания местного языка. Его он учит, но даётся нелегко. Сам из Пскова. Также, он сообщил мне много полезного: где лучше всего менять валюту, куда можно пойти и поехать, а куда – теперь лучше не соваться, даже днём. Где можно снять клёвую девку, как себя вести с гостиничным персоналом, в ресторанах, кафе и пивных заведениях. Когда подкатили к высокому зданию отеля в центре города, я протянул ему деньги, помятуя о том, что в Европе принято давать на чай за услугу таксомотора, десять процентов от стоимости поездки. Мой консультант произнёс смущённо:
– Не стоит, – но деньги взял все.
У входных дверей стоял швейцар гвардейских пропорций, в чёрном цилиндре на голове, одетый в тёмно – красный, застёгнутый на все пуговицы фрак, который, казалось, вот-вот треснет по швам, под напором его мощного торса, в белейших перчатках. Он мгновенно оценил мою внешность, стремительно обшарив глазами водянисто – голубого цвета, с ног до головы. Видимо, остался доволен, распростёр передо мной врата, и торжественно произнёс, как будто слова команды на параде:
– Тере! Уил сом!
– Здорово, – с ухмылкой, нарочито развязно, ответил я ему, и еле сдержался, чтобы не добавить ехидно: «Оккупант вернулся»!
Но монументальный привратник только расплылся в улыбке. На рецепшене приветливая девушка, на неплохом русском языке предложила мне номера, разные по цене и комфортабельности, но все после евроремонта. Цены в американской валюте оказались ниже, чем я ожидал, даже, если сравнить с Польшей. Я решил поселиться в полулюксе. В номере, вдоволь налюбовавшись видами из окна на Старый город, принял душ, и отправился завтракать, а потом – прогуляться.
За годы, прожитые здесь, я успел навсегда полюбить этот город, казавшийся тогда мне натуральной Европой. Ухоженный, степенный и древний. Конечно, после Петербурга и Москвы, он выглядел немного провинциальным, но столичная суета и многолюдство – меня не привлекали никогда. Здесь существовали сказочные, по своей красоте места, уютные и овеянные средневековой романтикой, духом купеческого Ганзейского союза и рыцарской спеси, где можно было бродить подолгу, наслаждаясь покоем, вдыхая запахи моря и седой старины. Можно целый день неторопливо ходить по узеньким, извилистым улочкам Старого города, всегда открывая для себя, что-то новое, удивительное. Я поймал, неожиданно, себя на мысли: каждый раз, гуляя по Старому городу, особенно по Вышгороду, у меня возникало ощущение того, что я здесь бывал раньше, несколько веков назад… Казалось, я чувствую тяжесть меча, висящего на поясе у левого бедра, слышу мелодичное позвякивание золотых шпор на моих сапогах. И в этот приезд всё повторилось опять… За то время, что мы жили здесь, я ни разу не заблудился, гуляя по этим древним, причудливо извивающимся и пересекающимся самым неожиданным образом друг с другом, улочкам. Неведомый внутренний навигатор уверенно вёл меня в нужном направлении. Странные ощущения…
В солнечные сентябрьские дни багряная и жёлтая листва, на фоне мощных крепостных стен, сложенных из серого от времени известняка, обдуваемого со всех сторон просоленными морскими ветрами, придавала ему исключительное, наивное очарование, особенно по утрам, когда из многочисленных кафе по улицам плыл аромат свежесваренного кофе, смешавшийся с запахом корицы и ванили только что вынутых из печи булочек. Во многих домах там, по-прежнему, топили печи. Горьковатый запах торфяных брикетиков, сжигаемых в них, придавал особый, дополнительный колорит старины и патриархальности быта, этим, тесно притулившимся друг к другу, средневековым жилищам, повидавшим многое за столетия их существования.
Но внешний облик улиц за стенами Старого города менялся круто, после выхода из советской империи. Исчезли надписи на русском языке, строились высотные модернистские здания, по европейским стандартам. Везде слышалась немецкая, голландская, шведская речь, русской стало ненамного, но, меньше. По улицам и проспектам разъезжали одни иномарки, лишь изредка попадались «Лады» 8-й и 9-й моделей. В кафе и барах местных почти не было, хотя раньше, в числе посетителей преобладали именно они. Проститутки, чуть ли не за рукав хватали. Попадались и «голубые» жрецы продажной любви. Но для меня, всё это являлось вторичным! Я с упоением шагал по булыжной мостовой этого милого музея под открытым небом, воскрешая в памяти слегка уже подзабытые маршруты наших прогулок с Ольгой и сыном, без конца щёлкая фотоаппаратом, и не чувствовал ни голода, ни усталости. Депрессивные, тяжёлые ощущения, одолевавшие меня всё сильнее, после отъезда Алексея, улетучились, словно бы и не было их никогда! Восторженная душа радовалась всему увиденному.
Поднявшись по крутой улочке, под названием Длинная нога на холм Вышгорода, где расположился городской замок, и обитали в старину заносчивые рыцари, я любовался с высоты тем, как вдали, до самого горизонта, ультрамариновым цветом разлилось море, до самого окоёма. И даже отсюда были видны белые барашки волн, которые перекатывались в холодной синеве, рождая фантастически яркие представления о средневековых кораблях, покачивающихся на рейде, перед тем, как зайти в порт. «А действительно, не переселиться ли сюда, подкопив ещё деньжат»? – думалось мне. – «С хорошим капиталом и недвижимостью – вид на жительство мне обеспечен. Осмотрюсь немного, и займусь чем-нибудь. Деловая хватка у меня есть. Опыт ведения дел – тоже! И заживу в этой игрушечной стране, не хуже, чем в Москве! А к родителям и брату – буду наведываться в гости. Больше-то в России меня не держит ничего»!
Вечером, заказав ужин в номер, я попивал коньяк из начатой в поезде бутылки, и смотрел с высоты восьмого этажа на залитый вечерними огнями город. Эйфория, вызванная свиданием с ним, после долгого моего отсутствия, не проходила. «Конечно же, это не Краков» – говорил я себе, – «но здесь, тоже есть своя неповторимая прелесть. Здесь – всё, как бы, первозданное, изменившееся с веками мало, от того и манящее. А Краков – слишком торжественен, кажется неживым, выставочным, вычурным. Нет в нём той древней простоты. Его холм Вально, совсем не чета гранитному, грубо – первобытному и очаровательному местному Тоомпеа, где скромно притулилась старинная церковь Святой Марии Ливонской. Её аскетичное внутренне убранство, ни в какое сравнение не идёт с изысканностью и великолепием храма Святой Марии Краковской. Но, что-то театрально – декоративное есть в том! А, вот плит с именами похороненных рыцарей – баронов, с их старинными, грубовато выполненными гербами, каждый из которых отражает историю древнего рода, безыскусно рассказывает о подвигах и доблестях – такого в Кракове нет». Мне внезапно захотелось прогуляться по вечерним улицам, но усталость меня одолела и сморила настолько, что я отложил прогулку.
Следующий день начался с низкого неба, покрытого свинцовыми дирижаблями туч, дождём, холодным ветром и кружением срываемых его порывами, разноцветных осенних листьев. Несмотря на то, что у меня был с собой плащ и тёплый свитер, я слегка продрог, гуляя по Ратушной площади, и повернул на улицу, где расположился уютный бар, в котором подавали вкусный кофе со свежайшими булочками, различные алкогольные напитки, и, конечно-же, – горячий, душистый, терпкий глинтвейн. Взяв бокал и традиционную шоколадную конфетку на закуску, я прошёл от стойки к столику рядом с окном, и принялся с удовольствием прихлёбывать, согреваясь, рассеяно посматривая в окно на тускло блестевшие, от дождя, тёмно – коричневые булыжники мостовой, ни о чём не думая, ничем не обеспокоенный. Казалось – весь мир теперь сжался до размеров бара, и границей его стал кусок узкой, средневековой улочки за окном, под названием Вана Тург. Время замерло… Неожиданно, за моей спиной раздалось по-русски:
– Вы позволите?
Я оглянулся. Передо мной стоял мужчина, приблизительно моего возраста, одетый дорого, но небрежно, держа в руках небольшой графинчик с коньяком, пузатую рюмку и чашку кофе.
– Да-да, пожалуйста, – охотно закивал я в ответ.
Он присел, расставил принёсенное на столе. Аккуратно, словно шахматные фигуры, и представился:
– Валерий. Из Москвы.
– Александр. Приятно познакомиться.
Валерий приложился к рюмке, довольно крякнул, сходил к барной стойке за двумя бутербродами с красной икрой, и продолжил светский диалог:
– А вы – наверняка, из Питера! Сужу по тщательно продуманному стилю в одежде, и некоторой чопорности, – и улыбнулся щербатым ртом, – угадал?
– Не совсем… Я там только учился. И стиль моей одежды, во время учёбы, был очень прост – «милитари». А потом, после выпуска, я попал в этот город. Служил здесь, пока не кончилась советская власть. Теперь приехал в гости к своей молодости… А вообще-то, я тоже – сейчас живу в Москве.
Валерий принял ещё дозу, и по-простецки поинтересовался:
– Но ведь вы, – деловой человек? Угадал?
Я засмеялся и решил соврать, сам не зная, зачем:
– И опять – мимо… Я – сценарист. Пишу пьесы, сценарии… В том числе, и для западных режиссёров. Даже – в основном, для западных. А вот вы – наверняка бизнесмен!
– Верно. У меня собственный бизнес и бутик на Большой Ордынке. Оформлен на жену. А сам занимаюсь оптовой торговлей. Организовал несколько фирм… Кое-что капает – и, слава Богу! – с этими словами, он проглотил ещё приличное количество коньяка.
«Опохмеляется» – подумал я, незаметно разглядывая его лицо, слегка опухшее, с покрасневшими нижними веками.
– Вы здесь по делам? – в свою очередь задал я ему вопрос.
– Н-е-ет! – замахал Валерий руками, – приехал успокоиться! Недавно поругался с женой и тёщей, и решил развеяться… Мне здесь нравится. Дешевле, чем в Европе, а сервис – на том же уровне. От Москвы недалеко…
Мы помолчали, попивая каждый своё, и разглядывая дождевые потёки на оконном стекле. Первым оборвал паузу мой новый знакомец.
– Я, ведь, не коренной москвич, – начал он благодушно, лицо его приобрело розовый оттенок, глаза заблестели и сделались глубокими, – родился в глухой волжской провинции. В столицу приехал учиться, фарцовал понемногу: джинсики, часики, и разная мелочёвка. А будущая жена – в «Берёзке» работала, там и познакомились. Она меня кое-каким товаром снабжала… А потом, когда всем разрешили, начал в Польшу, в Венгрию мотаться с товаром. Туда – всякую ерунду возил продавать, а оттуда – доллары и бундесмарки. Так и крутился, пока не начал свои фирмы создавать, оптовые, – тут Валерий поднялся с места, пробормотал: – я сейчас, – и снова направился к барной стойке за добавкой.
Вернувшись с таким же графинчиком и бутербродами, он аккуратно и со вкусом выпил, и продолжал с довольной улыбкой:
– С супругой я – официально в разводе… Квартиру, где мы живём, оформил на тёщу, машины: одну – на жену, другую – тоже на тёщу. Дом в Греции – на жену… У меня лично – ни шиша нет. Я – голодранец, как герой Андрея Миронова в фильме «Берегись автомобиля»! Дачу в престижном месте, в ближнем Подмосковье купил по случаю, – прежний владелец за «бугор» валил, – на моих родителей записал. Фирмы регистрирую на всякую рвань, лишь бы паспорт с московской пропиской был! Таких полно! Отстёгиваю им на водку и еду – и они довольны! Первый год – работаем в небольшой «плюс». Я набираю кредитов, и к концу второго года – показываю отрицательный баланс! Оп-па! Фирма – бакрот, с учредителя – алкаша, взять нечего, ни одного бухгалтерского документа он не подписывал! А подписи ставил генеральный директор, лох какой-нибудь из Урюпинска! Из имущества у фирмы – дешёвая мебель, да старые компьютеры с телефоном. Их описывают, забирают за долги… А товара – нет.. А мы – продолжаем дальше работать, уже – с другим учредителем, под другим наименованием, и юридическим адресом! Денежки выведены за рубеж, оборотный капитал берётся взаймы, постепенно долг погашается, но без процентов… Проценты вернуть обещаю потом, когда возьму очередные кредиты… Ну, и так далее! Ясно, да?
– И, что же, – удивлённый до крайности, поинтересовался я, – не нанимают бандитов – долги из вас трясти?
– Нанима-а-ют! – засмеялся Валерий, – вон, половину зубов летом повыбивали, почки отбили… Не до конца, правда! Но меня не убьют, и сильно – никогда не покалечат! Я же денег людям должен, я отдаю по чуть-чуть, когда наедут уж совсем… А больше – взять-то с меня нечего! В Москве так многие делают! – резюмировал он, заливая в себя очередную порцию коньяка.
– А как же дальше, Валера, – спросил наивно я, совершенно потрясённый бесшабашной откровенностью моего собеседника. (Я слышал, что есть такие «разводилы» в Москве, но сам с ними ещё не сталкивался).
– Что дальше – Господь только знает… – философски заметил он, – пока живём, и слава тебе… Хорош сюжетец? – неожиданно оживился мой новый знакомый, – можете начинать работу над ним, дарю! Только меня не упоминайте!
Дождь прекратился, тучевые свинцовые дирижабли – стали дырявить солнечные лучи, а потом, свежий ветер и вовсе отправил их в полёт в сторону финского побережья. Я решил походить по музеям. Здесь они небольшие, но интересные. Поход собрался начать со старинного Доминиканского монастыря, поэтому попрощался с Валерием и ушёл, оставив его успокаиваться дальше, в обществе графинчика и пузатой рюмки…
4.
Заканчивается второй год моей московской жизни. Соседка Татьяна, пребывающая в «бальзаковском» возрасте, нашла себе «минхерца» – молодого, высокого, толстого, легкомысленного и ленивого армянина, по имени Миша. У него – старший двоюродный брат в Москве работает адвокатом. И недавно стал пользоваться определённой популярностью. Вследствие чего, купил себе неновую, но респектабельную на вид, «Volvo», а Мише отдал, как ненужную, чёрную «Волгу» 31-й модели. Водительских прав у двадцатипятилетнего оболтуса, отродясь не имелось. Но Миша не унывал, колесил без документа, постоянно откупаясь от гаишников. И ещё: он немедленно перевёз в комнату Татьяны свою пожилую маму. Та занималась двумя делами: готовила вкусную долму в огромной кастрюле, на общей кухне, и, чуть ли не каждый день, занимала нашу общую ванну стиркой. Там же и просиживала, пригорюнившись, пока «молодые» любились в комнате. Меня это нервировало неимоверно! В конце концов, я решил после Нового года снять квартиру. А пока, переселился к Вике. По-прежнему, каждый день заглядывал к Сурену узнать об Ануш. Но – безрезультатно.