Tasuta

3. Не путать с З

Tekst
0
Arvustused
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

III

Скала – Прекрасные – Рассуждение с Бочёнкиным – Визит к Ивановым – Чем это пахнет? – Чудная ночь 2 – Я занимаюсь сексом с Аннушкой

Учитель поднялся на ноги и повернулся к выходу. Я последовал за ним. Вигвам был позади, впереди зелёная степь. Учитель смотрел на меня, зажмуренно улыбаясь. Затем он поднял руку и направил её в сторону вигвама, указывая на одинокую в этой зелени скалу, находящуюся здесь явно по какому-то недоразумению и горюющую об этом. Вся она была будто слеплена из гигантских валунов, а сверху почти приплюснута. Учитель направил палец на макушку скалы и сказал:

– Там ответ… Андрей Арсеньевич, просыпайтесь! Уже завтрак!

Бочёнкин грохотал в дверь и почти орал.

Я попросил его замолчать и ожидать меня в столовой. Через минуту, придя в себя, я принялся одеваться, причёсываться и вооружаться. Я открыл дверь и увидел стоящего за ней Бочёнкина.

– Анатолий Викторович, в следующий раз, прошу, не будите меня так. При пожаре и то потише кричат.

– Ой, простите, просто вы просили, чтобы я вас разбудил.

– Да, но не так. В следующий раз постарайтесь это сделать более деликатно. К тому же пропустить завтрак – это ещё не конец света, не так ли?

– Ой, да-да, простите. Я идиот.

– Вы преувеличиваете, Анатолий Викторович, лучше идите и закажите завтрак, а мне ещё нужно сделать утренний моцион.

– Так я уже всё сделал.

– Да, но мне нужно ещё кое-что сделать, – многозначительно глядя на Бочёнкина, пока тот не сообразил, что к чему, и не ушёл в столовую.

Спустя несколько минут я к нему присоединился. Все пассажиры были в сборе и поздоровались со мной по-николаевски, за исключением Прекрасных, которые презрительно ухмыльнулись в мою сторону. Суворов так вообще открыл рот и подмигнул мне одним глазом. Сегодня утром Суворов был не в военной форме, а в обычной полосатой пижаме. Я, не смотря на возражения Бочёнкина, решил обойтись лишь маленькой чашкой кофе и наскоро его выпил.

– Анатолий Викторович, что вы скажете насчёт того, чтобы присоединиться к вон тому столику? – сказал я, указывая глазами на Прекрасных.

– К ним? – слегка испуганно.

– Угу.

– Зачем?

– Для допроса.

– Насчёт её домогательств к Шиферу?

– Угу.

– А-а это не опасно?

– Я вас заверяю, что сегодня она нам не страшна.

– Это почему?

– Сами всё увидите. – Я встал. – Ну так что, вы со мной?

Бочёнкин нерешительно перевёл взгляд с меня на Серафиму, а потом на свой незаконченный завтрак.

– Ладно, – и пошёл за мной.

Мы по-хозяйски, без слов, заняли два пустующих стула напротив Прекрасных. Серафима взглянула на нас такая типа «эт чё?», опустила свой бутерброд на тарелку и сконструировала боевое выражение лица. Никита посмотрел на мать и скопировал её. Бочёнкину было явно не по себе, я, напротив, вёл себя очень уверенно и наигранно улыбался. Я забарабанил пальцами по столешнице, и с правого бока от меня со свои стулом появился Суворов. Он присоединился к нам, с грохотом уложив на стол свои огромные кулаки. У Серафимы они тоже были не маленькие, но всё же поменьше. Эффект возымел действие, и психологически мне удалось поработить Серафиму.

– Здравствуйте… Серафима.

– Здравствуйте… Андрей.

Никита яростно скрежетал зубами.

– Арсеньевич, – вставил Бочёнкин. – Андрей Арсеньевич.

Серафима с ненавистью поглядела на него, но, проглотив это, промолчала.

– Да, Анатолий Викторович, я всё хотел вам сказать насчёт… – сказал я, выйдя из своего образа, но, тут же поняв это, вернул себе гордый вид детектива. – Не суть. Я к чему вообще подсел к вам сейчас, Серафима… вы не догадываетесь? – Молчала. – Дело в том, что мне про вас вчера удалось узнать кое-что интересное… а именно то, что вы питали явно романические чувства к Шиферу. – Челюсти Серафимы утопали друг в друге. – Да, и ещё то, что убитый это явно не одобрял… угу, так что он даже пригрозил вам больши-ими проблемами, если вы ещё раз к нему приблизитесь… Вот так-то… Ах да, и было всё это в мужском туалете… Ну, так что вы на это скажете?

Серафима не спешила с ответом до тех пор, пока Суворов с невозмутимым видом не начал хрустеть суставами пальцев.

– А что я должна сказать?

– Для начала подтверждаете ли вы это?

– Ну да, подтверждаю, и? Мне что, уже нельзя познакомиться с человеком, который мне понравился?

– Для начала, я думаю, вам стоит развестись, – бросив взгляд на обручальное кольцо.

– А это не ваше дело. В мою личную жизнь я вам лезть не советую. У меня с мужем свободные отношения. Да, Никита?

– Да! – гавкнул он на нас и, засунув руку в штаны, принялся там рьяно ею шурудить.

– Вы меня что, подозреваете?

– Да.

Серафима протянула ко мне соединённые запястья.

– Может, вы и наручники теперь на меня наденете? – Я заколебался. – Или хотя бы улики предъявите?

Никита быстро вытащил из-под стола руку и с помощью пальца начал придавать своему лицу спецназовский окрас. Действовал кистью он очень умело, а палитрой пользовался совсем недурно. Закончив маскировку, Никита обсосал кисть.

– До улик, собственно, дело ещё не дошло…

Серафима откинулась назад и засмеялась, болтыхая грудью. Никита начал ей подражать. Вскоре их дуэт зазвучал, наподобие блюющих кошек. Это могло продолжаться бесконечно.

– Пошли отсюда, – сказал я Бочёнкину и, уязвлённый, кинулся прочь от Серафимы прямо в коридор, а затем на палубу. Бочёнкин шёл за мной.

– Без улик в этом деле никуда, – посетовал я, ходя взад-вперёд по палубе.

– А как вы уговорили Суворова?

– А, – произнёс я, махнув рукой, и опёрся локтями на бортик. Вид морской ряби подействовал на меня успокаивающе, так что, когда Бочёнкин подошёл ко мне и встал сбоку, я заговорил: – Вчера ночью уговорил.

– Ночью? На концерте?

– Нет.

– А когда тогда? Вы что, для этого заходили к нему в каюту?

– Да, но не к нему, – Бочёнкин не понял. – Ещё в первый день я не мог заснуть из-за шума в соседней каюте…

– Это где Ручкин, Нико…

– Да. Я ещё в первый день подслушал и понял, что они там чем-то развлекаются. Но слышал я там четыре голоса. Помните, утром Ручкин понёс Суворову завтрак в каюту и сказал, что это долг?.. Ну вот, тогда-то я и понял что к чему. А сегодня ночью они опять шумели, вот я к ним и заглянул, – я с любопытством смотрел на недоумевающее лицо Бочёнкина. – Долго же я стучал, пока они не открыли мне… И угадайте, кого я встретил там? Кто прятал своё лицо за веером карт, сидя в одних трусах?

– Суворов?

– Хм, да… – усмехаясь. – Вот такой у нас доблестный генерал-майор, честь свою и мундир не пятнает.

– И что он?

– Сказал, что так, случайно, бес попутал. Поэтому он с радостью и согласился за моё молчание оказать мне сегодняшнюю услугу… А вы разве об этом ничего не знали? Про карты в их каюте?

– Я, конечно, знал, что они там втроём в карты играют, но чтобы и Суворов, – замотал головой, – не-а.

– А вы с ними не играли?

– Я? Нет, я в карты в жизни не играл.

– Клянётесь честью мундира? Хм, ладно… Вот только всё это не даёт мне покоя. Как мне после этого верить Суворову насчёт того, что он и ваша троица во время убийства были в столовой… И то, что все выходили из своих кают на ваш крик.

Я и Бочёнкин минуту стояли в молчаливом раздумье. Небесная и морская синь сосала нам глаза.

– Вы подозреваете, что Суворов и ребята в сговоре?

Я пожал плечами.

– А вы что на этот счёт думаете?

Бочёнкин подумал и повторил мой жест.

– Ладно, не утруждайте себя этим, оставьте это мне. Скажите лучше вот что: у кого есть ключи от кают?

– У пассажиров.

– У вас ведь они тоже должны быть? Дубликаты?

– Д-да.

– А ещё у кого-нибудь они есть? У Ручкина, например? Ведь как он тогда убирается в каютах пассажиров? Берёт у них ключи?

– Да, кажется, для этого он сделал дубликаты.

– Угу… в таком случае надо всё равно узнать, закрывал ли дверь Шифер, когда разговаривал с Ивановым или нет. И вообще имел ли он привычку закрывать каюту, когда уходил оттуда. Вот вы, например, когда вам нужно сходить в туалет, закрываете свою каюту?

– Если чувствую, что это ненадолго, то нет.

– И я тоже. И убитый мог делать так же. И за это время убийца мог украсть пистолет и спрятаться под кровать. Хотя, думаю, пистолет он украл задолго до этого… Да, и ещё вот что я хотел у вас спросить. Вы сказали, что когда зашли к Шиферу, то свет у него был выключен, так?.. А не можете ли вы сказать, было ли у него в каюте достаточно светло и без света? Если исключить свет из коридора, когда вы открыли дверь… Луна здесь всегда так светит?

– А, да, точно. Когда я зашёл, то первое, что мне бросилось в глаза – это луна в окне.

– Угу… – задумчиво.

Возникла пауза. Бочёнкин ждал от меня продолжения.

– А как насчёт «сынок»? – спросил он.

– А вы откуда, а, вы тогда ещё не спали… Ну, про это я, наверное, догадываюсь.

– Догадываетесь?

– Потерпите, скоро вы обо всём узнаете.

Снова пауза, но покороче.

– И что вы дальше собираетесь делать?

– Дальше… дальше я собираюсь навестить Ивановых.

– Для чего?

– Для того, чтобы подтвердить свою догадку. – Бочёнкин с любопытством ожидал продолжения и даже хотел было задать встречный вопрос, но я ему помешал: – Об этом вы узнаете потом лично от меня. С Ивановыми я предпочту действовать в одиночку.

Вот, собственно, и вся суть нашего тогдашнего разговора. Вскоре Бочёнкин оставил меня наедине с собой. Я ещё с десяток минут позагорал на солнце, а когда оттенок кожи приблизился максимально к детективному, решил взяться за дело, а именно за допрос Ивановых. На палубе их не было, завтрак завершился давным-давно, так что оставаться они могли только у себя в каюте. Вообще жизнь на этом теплоходе явно не бурлила, и пассажиры между собой никак не контактировали. В основном они сидели по своим каютам, изредка совершая прогулки до туалета, столовой и палубы. Хотя, может быть, тому причиной было то, что среди пассажиров на этом теплоходе всё ещё оставался убийца Шифера. Что, конечно же, не могло радовать отдыхающих. Коридор пустовал, но вокруг витал какой-то странный дух, или душок? Даже Троянская высунулась из своей двери, морща нос. А! Ну конечно же! Я принюхался к двери Шифера и всё понял.

 

Далее я постучал к Бочёнкину, после чего, обдумав всё хорошенько, мы оба пришли к единому решению – унести тело покойного в трюм. Бочёнкин сказал, что там есть очень большой холодильник и много льда, так что орудовать Пузовским тесаком нам не понадобится. По просьбе Бочёнкина на помощь пришёл Ручкин. Николаев и Пузо стояли в дверях столовой и наблюдали за транспортировкой мощей. Никита тоже в этот момент появился в коридоре. Мы буквально бегом вынесли Шифера на палубу, а затем и в сам трюм, спуск в который находился под люком между рубкой капитана и стеной столовой. Трюм был большой и весь завален мешками и бочками с едой. Для скоропортящихся продуктов он был оборудован четырьмя большими морозильными камерами. В какой-то момент неожиданно для меня, сверху, из ниоткуда, свалился негодующий Пузо прямо на гору, сложенную из мешков еды. Пузо совсем не нравилась идея поместить разлагающийся и пердящий труп в морозильник. В конечном итоге он кое-как смирился с этим после того, как мы упаковали Шифера в несколько мешков. Всё – дело сделано. После, осмотрев трюм и поинтересовавшись по поводу пузовской телепортации, я узнал, что он появился здесь через люк, выходящий на кухню. А ещё напоследок я увёл Ручкина в уголок и услышал от него, что Шифер не закрывался, когда разговаривал с Ивановым, и ещё то, что у Ручкина действительно есть дубликаты ключей ото всех кают. Один из ключей – под номером 1 – я попросил у него на время расследования себе.

Дальше, спустя четверть часа, я уже стучался в дверь Ивановых. Открыла мне прекрасная Аннушка и пригласила сесть за небольшой столик у окна. Дениска сидел на кровати, нервно прижав друг к другу опущенные на пол ноги. Аннушка подсела к нему и спасительно обхватила его ладони. Каюта была в точности такая же, как у меня и Шифера, – одинокий халат также висел на вешалке.

– Я вам не сильно помешал?

– Нет, что вы. Мы понимаем, это ваша работа, – сказала миланнушка.

Я с умилением разглядывал молодожёнов. Особенно Дениску, который под воздействием моего пристального взгляда неожиданно выдавил «да».

– Считайте, я зашёл к вам не как детектив, а как друг. Скажем так, вы мне приглянулись. – Ивановы натянуто улыбались «к чему это он?». – По вам сразу видно: вежливые, воспитанные люди. Таких нечасто встретишь… Да, сегодня такие люди – большая редкость… – Я забарабанил по столу. – Расскажите о вашей семье. Кто ваши родители?.. Не обижайтесь, Анна, Анна, да? – обратился я к ней, когда она собиралась извлечь звуки из своего чудного ротика. – Но сначала мне бы хотелось послушать вашего супруга. Вы ведь не против? Вас ведь Денис зовут?

На Дениске лица не было. Он с большим трудом извлёк из себя «да».

– А по батюшке как вас?

– П-п-павлович.

– Ага, Дениска Павлович, ой, Денис Павлович. Простите. Очень приятно. А вот меня, как это стало принято здесь, на теплоходе, зовут Андрей Арсеньевич, хотя Арсеньевич – это… но не суть, – я остановился, с улыбкой разглядывая напуганного Дениску. – Павлович, значит, да?

Дениска незаметно кивнул. Аннушка с беспокойством поглядывала на его бледную хитрую рожу.

– Ваш отец жив, я надеюсь?

Дениска запоздало кивнул, а потом ещё раз запоздало принялся отнекиваться… и снова закивал – и разразился слезами. Аннушка обняла его и осуждающе поглядела на меня. Мне стало их жаль.

– Простите меня, я вовсе не собираюсь вас пытать. Возьмите себя в руки. Чем раньше вы расскажете мне всю правду, тем лучше будет для вас.

Дениска всхлипнул, отёр слёзы и выпрямился.

– Да, – сказал он, булькая от слёз, – Шифер – мой отец.

И небеса разверзлись!

– А почему…

– Как вы об этом узнали? – резко спросил он, недовольно вперив в меня красные глаза.

– Ну, я же детектив. Не забывайте об этом. От меня ничего невозможно скрыть. Ну если вам так этого хочется, то я заметил, как вы отреагировали на слова Троянской, когда она сказала, что услышала от вашего отца слово «сынок», а ещё…

– И вы… – не договорил Дениска и, заливаясь слезами, упал головой на грудь Аннушки.

– И из-за этого вы думаете, что мой муж убил своего отца? – спросила, нет, даже накинулась на меня Аннушка.

– Нет, я ничего такого не думаю, поверьте. Если бы это было так, то полиция уже была бы здесь.

Дениска ещё минуту собирался с силами в объятиях жены. А когда взял себя в руки, то:

– Да, но что вам ещё остаётся думать? Я банкрот, Шифер – мой отец, и я – его единственный наследник.

– Вы правда банкрот?

– Да.

– Ваш отец знал об этом?

– Да, я ему рассказал.

– И как он отреагировал на это?

– Как… советовал мне способы, где добыть деньги.

– А свои деньги он вам предлагал?

– Тогда ещё нет.

– Почему?

– Потому что он не хотел, чтобы все узнали, кому ушла часть его денег и почему, – Дениска отёр рукавом нос. – Потом, я думаю, он всё равно смог бы помочь мне посредством других фондов.

– А как у вас появился этот бизнес?

– Папа всегда хорошо разбирался в бизнесе, поэтому и посоветовал мне, куда вложить деньги.

– А почему ваш отец скрывал вас? Почему у вас другая фамилия?

– Это фамилия мамы. Он всегда боялся, что у меня могут возникнуть проблемы из-за его денег. Что меня могут даже похитить с целью получения выкупа… И что я сам не справлюсь с такими деньгами… Как видите, он оказался прав, – проговорил он, по рёва-коровски скривив рот.

– Насчёт бизнеса не переживайте – со всеми это может случиться. Я думаю, ваш отец тоже сталкивался с этим. Нигде не бывает легко. – Аннушка смягчилась ко мне после этих слов и даже посмотрела на меня с благодарностью. Потом мы какое-то время помолчали. – Раз вы говорите, что вы – единственный наследник, выходит, ваша мама не жива?

– Нет. Она умерла три года назад.

– Угу… значит, ваш отец не боялся возложить на вас такую ответственность после своей смерти? Я имею ввиду наследство?

– Он говорил, что пока он жив, всегда будет опекать меня сколько сможет. И как я уже говорил, он не был уверен, что я смогу справиться с большими деньгами… Может, это тоже и из-за моего слабого здоровья.

– А что с вами?

– Врачи называют это kishkanius tonkanius.

– Ну я надеюсь, это не серьёзно?

– Нет, просто частая слабость.

– Угу. Ну теперь у вас есть жена. Вдвоём будет легче.

Дениска благодарно улыбнулся супруге и приобнял её одной рукой за талию.

– Скажите, а как обстояли дела со здоровьем вашего отца? Дело в том, что при осмотре его каюты я обнаружил в его тумбочке таблетки от галлюцинаций.

– Это у него давно ещё – галлюцинации. Но они редко случались и были не особо опасны… Но таблетки эти ему и вправду помогали.

– Угу, – сказал я и снова принялся барабанить пальцами, – угу… а как выдумаете, почему ваш отец сказал «сынок»?

Денискины глаза снова наполнились слезами и он пожал плечами.

– Угу… а скажите, как вы общались с отцом из-за этой вашей скрытности?

– По телефону. Иногда, редко, он заходил к нам домой. Но всегда делал это осторожно, следил, чтобы никто не узнал об этом. А иногда мог устраивать как бы случайные встречи. В парке, например, или в театре. Мой отец всегда был очень общительным, поэтому никого не удивляло, что он может разговориться с незнакомцами.

– А этот теплоход тоже как случайность?

– Да.

– Всё-таки мне кажется, ваш отец с этим теплоходом был не очень осмотрителен: ему бы следовало выбрать теплоход посолидней.

Дениска пожал плечами.

– Да, скажите, а о чём вы разговаривали с отцом, когда вас с ним в каюте застал один из работников персонала?

– Так… просто, о жизни.

– А о банкротстве?

– И об этом тоже, – пришлось признаться Дениске.

– А почему вы не рассказали мне об этом разговоре, ведь знали, наверное, что я об этом узнаю?

– Не знаю, – выплеснул Дениска. – Эти подозрения, убийство. Что мне оставалось делать?

– Ладно, успокойтесь… Скажите лучше, вы подозреваете кого-нибудь? – Пожал плечами. – Отец рассказывал вам об одной из пассажирок? Серафиме?

– А, да, он говорил, что она флиртовала с ним в туалете, но он поставил её на место.

– А вы не думаете, что это могла быть она?

– Я не знаю.

– Скажите, а зачем вашему отцу пистолет?

– Для самообороны.

– А вы знаете, что это за пистолет? Им не так-то просто воспользоваться.

– Я если честно ничего об этом особо не знаю. Я просто знаю, что у папы был пистолет и всё и… как-то особо не вдавался в это.

Наступило молчание, во время которого, ничего более не надумав, я решил попрощаться с Ивановыми. Я поднялся на ноги, Ивановы повторили за мной.

– Скажите, вы ведь меня правда не подозреваете? – спросил Дениска, когда я взялся за ручку двери.

Я думал что ответить, а Ивановы ждали от меня лишь один ответ.

– Я вам так скажу: если вы в самом деле не имеете к этому никакого отношения, то прекратите переживать об этом и успокойтесь. Поверьте, за всю свою карьеру детектива я ни разу не обвинил кого-нибудь ошибочно.

К сожалению, мне не удалось развеять сомнения Дениски. Его бледное, измученное лицо было последним, что я видел перед уходом. Далее весь день прошёл спокойно. Я не предпринимал попытки активизировать ход текущих, касающихся расследования дела событий, к тому же для этого нужно от чего-то отталкиваться, а этого – чего-то – у меня под рукой ещё не было. Но я не переживал по этому поводу, даже невзирая на то, что до прибытия в порт оставалось меньше двух дней. В моём расследовании ответы идут ко мне сами собой, моя задача лишь не упустить их. Потом был ужин, а после концерт. В этот вечер публики было больше, чем вчера. Дениска сидел за столом, с убитым видом опустив голову на облокоченные о стол руки и запивая свой страх алкоголем. Кажется, у него случился нервный срыв, который Аннушка, жалобно прося Дениску не пить, безуспешно пыталась устранить. Похоже, Дениска не верит в моё безошибочное, справедливое расследование или… Не дослушав и первую песню, я выбрался на ночную прогулку по палубе. Сегодня была ещё одна замечательная ночь для лунатика. Я стоял, облокотившись на заграждение, разглядывал море, небо, две луны… и просто получал удовольствие от этой ночной красоты. Да, воистину чудные на этом теплоходе ночи. Очень чудные. Было около двенадцати, свет в столовой ещё горел, но музыка не играла. Я стоял там же, отключив все свои мысли, а когда повернул голову на носовую часть теплохода, то увидел на крыше рубки ослепительной красоты русалку. Она стояла на своём хвосте, повернувшись ко мне своей юго-западной частью тела, в руке она держала трезубец, волосы длинной кровавой волной развевались на ветру, чешуя хвоста поблёскивала лунными красками, а грудь – о боже! какая это была грудь! – большая – но не слишком – в форме доверху наполненного стаканчика мороженого, где соски были эдакой пимпочкой, оставленной по завершении его закачки. Застыв, я притаился в своём тёмном уголке, но русалка и не думала прятаться от кого-нибудь. Она стояла так, кажется, вечность. Но и вечность не бесконечна. Русалка в мгновение ока спрыгнула в море. Чуть подождав и придя в себя, я подошёл к капитанской рубке, кое-как, подпрыгивая, попробовал взглянуть на её крышу и, может быть, найти там чешуйку или хотя бы мокрый след – ведь, вполне возможно, она меня заметила. Но достать глазами дотуда мне не удалось. Думал постучать в дверь. Накрыв глаза козырьком ладони, попробовал заглянуть через тонированное стекло, но ничего не увидел и стучать не стал. А что это даст? Больше всего на свете я боялся, что этого пердуна там не окажется. Нет, мне такое разочарование пережить не под силу. После этого я ещё немного прогулялся и в памятстве-беспамятстве двинулся в коридор. Свет в столовой продолжал гореть. Я решил поинтересоваться почему и заглянул внутрь. Передо мной тут же появился Пузо и, приложив к губам палец, указал взглядом на спящего за столом Дениску и шёпотом проговорил «в стелька». Я выражением лица показал, что «а-а, понял», и повернулся назад. Как же это вы, милая Аннушка, не рядом со своим мужем, а? Пьяных, значит, не любите, да, Аннушка?.. Плохая девочка…