Четверо
Когда-то сейчас
– На, Юль, держи, – сказала старшая медсестра младшей, передавая той ключи, – отведи нового постояльца в его палату.
– Хорошо, – ответила младшая медсестра и с улыбкой обратилась к постояльцу, семидесятилетнему старику в инвалидной коляске: – Как вы себя чувствуете?
– Он не может говорить, – сказала старшая. Юля понятливо кивнула. – Ладно, я пошла. А с вами я попозже увижусь, хорошо? – громко сказала старшая медсестра старику и покинула обоих.
Младшая медсестра подошла сзади к коляске и, взявшись за ручки, двинула её по направлению коридора, всю дорогу рассказывая о делах в пансионате. Когда они миновали открытую дверь какого-то кабинета, оттуда послышался оклик:
– Юль!
Юля остановилась и вместе с коляской сделала несколько шагов назад.
– Привет!
– Привет.
– Не зайдёшь?
– У меня… видишь?
– Я ненадолго, мне надо тебе кое-что рассказать.
Юля не решалась.
– Ну если ненадолго.
– Давай.
Юля припарковала постояльца у двери кабинета.
– Подождите здесь минуту, хорошо? – виновато сказала она старику и зашла в кабинет.
– Закрой дверь. Ничего с ним не случится, – прозвучал голос, и рука Юли исполнила поручение.
Прошла минута, а дверь не открывалась. За ней слышались всё более развесёлые голоса подруг. В стенах коридора царствовали тишина и пустота. Чтобы чем-то себя занять, старик принялся сочно жевать губы. Кожа на его лице была пропахана морщинами и гладко выбрита. Седые волосы остались только на затылке, полукольцом от уха до уха.
Неожиданно старик резко бросил своё занятие и устремил любопытствующие уши и глаза за поворот коридора. Там кто-то о чём-то разговаривали. Голоса немолодые и по-странному знакомые. Старик тихо покатил к повороту и остановился, прислушиваясь.
– Да, а помнишь, что Незатык у босса начудил?
Послышался обоюдный смех.
– Такому, как он, без языка, может, и к лучшему.
Снова смех, но уже резко оборвавшийся, когда из-за угла выскочил наш новый постоялец. Он, взбудораженный и удивлённый, ехал к окну, возле которого на таких же инвалидных колясках сидели двое стариков. Они подозрительно всматривались в приближавшегося к ним и в один момент стукнули друг друга по бёдрам, радостно раскрыв рты:
– Незатык!
Незатык ехал к ним, как ребёнок к маме после долгой разлуки. Он остановился рядом с ними и принялся вглядываться в их покорёженные годами лица. Один был высокий, что подчёркивала вытянутая и незнающая, что такое облысение, голова. Подбородок, как кувалда. Второй, наоборот, был низенький, что подчёркивала приплюснутая голова. Глаза маленькие, а нос, как у поросёнка. С одной стороны головы волосы были отращены и зачёсаны на другую.
– Что молчишь? Язык проглотил? – спросил высокий, и все вместе загоготали.
– Ещё бы Терека сюда и ваще комбо было бы, – отсмеявшись, вставил маленький.
Трое сбросили с себя года и радовались, как маленькие дети.
– Это ещё кто? – сказал маленький в сторону выехавшего к ним из-за поворота старика на коляске.
Тот неторопливо ехал мимо них, всматриваясь в повёрнутые к нему лица.
– Кувалда? – воскликнул он, остановившись перед ними. – Порох?.. И Незатык?!
– Терек!!
Троица с распростёртыми объятиями приняла к себе четвёртого товарища. Лет ему было столько же, сколько и остальным, – много. Седая борода, как у правоверного мусульманина, была не меньше приставленного к подбородку сжатого кулака. Акцент выдавал в нём кавказца.
– А вы что здесь делаете?
– То же, что и все.
– Раны залечиваем, – с грустной улыбкой вставил Порох.
– Н-да… было время, – задумчиво проговорил Терек.
Все четыре лица мрачно скрыли улыбки и уставились в никуда.
– А помните…
40 лет назад
Тренажёрный зал. Маленький Порох подтягивается на турнике с грузом на ногах, волосатый Терек лёжа тягает штангу, Незатык на беговой дорожке под наклоном, Кувалда отжимается: сначала на кулаках, на ладонях, а потом и на пальцах (пять, четыре, три, два, один) и на одной руке тоже умеет. Проходит время, и осуществляется перестановка. Пока каждый не отработает все виды упражнений. В стенах зала царят пот и натуга.
После четвёрка собирается в кружок, чтобы сообща отдышаться и переговорить о пустом.
– Вот для тебя стакан наполовину полон или пуст? – спрашивает Незатык у Кувалды.
– Смотря что там. Если водка – то пуст, если дерьмо – то полон.
Эти четверо не единственные в тренажёрном зале. Здесь есть и девушки.
– Нихуя у ней там воло́с, – сказал Порох, когда мимо них в душ прошла женщина с мокрым от пота лобком.
– У ней там джунгли, – сказал Незатык. – Туда, блядь, этого… Робинзона Крузо засунуть, он там подохнет нахуй.
Четвёрка разразилась смехом.
– Волоса там – хорошо. Очень хорошо, – сказал Терек, поигрывая своими кустарниками над глазами.
– Ух, ну я и перетрудился сегодня, – сказал Порох, осторожно потягивая мышцы на руке, – если бы ещё чуток, то всё – пизда была бы.
– Ну что, пойдём сегодня в клуб? – спросил Незатык у друзей.
– Не, я не пойду, – ответил Кувалда. – Вы опять со своими придёте, а я опять, как дебил, один сидеть буду.
– А я тебя познакомлю с какой-нибудь, да она ещё потом сама к тебе домой напрашиваться будет, так сойдёт? – сказал Незатык.
– Вот так сойдёт.
– И тебя также, – обращаясь к Пороху.
– Не, мне сейчас это не надо, – угрюмо произнёс тот.
– А что так?
– Ды… я у венеролога был.
– И что, теперь нельзя больше?
– Пока не вылечусь, – сказал Порох, оглядывая компанию и ища у неё сочувствия. – Венеролог вообще сказал, что если бы ещё чуть позже пришёл, то всё – пизда была бы.
– Это ты бы тогда у нас пиздатым был бы!
Все начали смеяться над Порохом.
После был душ, а затем и тир. Четвёрка поражала мишени чем ни попадя: пистолетами, ножами, автоматами, ружьями, арбалетами, гранатомётами и даже по разу из танка пальнули.
Вечером наступил черёд клуба. Четверо сидели за забронированным столом и распивали напитки под ахуенно толстую музыку. Незатык, Кувалда и Терек сидели с девушками, Порох – один.
– А что это Прохор у нас грустный? – обратила внимание на хмурого Пороха девушка Незатыка.
– Да всех бабок старых переёб, вот и грустит, – сказал Незатык. – А новых здесь нету.
– Привет! Как настроение? – выкрикнул подошедший к их столу администратор клуба, подёргивая головой.
– Нормально, – равнодушно ответили из-за стола.
Администратор, улыбаясь, ещё чуть подёргал головой и, не зная, что делать дальше, повернулся и ушёл. Компания переглянулась между собой и рассмеялась. Вскоре она наблюдала, как администратор обхаживал нового гостя.
– Это футболист который? – спросил Кувалда, указывая на прибывшего.
– Ага, – ответил Незатык.
– Шайтан, – прорычал Терек.
– Смотри, – сказал Незатык, – жена его, я читал, он говорил, хиджаб носит, как положено по религии, а сам даже бороду отрастить не может, ходит с этой педиковской бородкой.
– Шайтан.
– Вот ты почему жену в паранджу не одеваешь? – спросил Незатык у Терека.
– Вах, такую красоту прятать? – сказал он, приобнимая улыбающуюся жену и указывая на неё рукой.
Следующую минуту компания молча слушала музыку.
– А слышали, Hyundai мультиварки начал выпускать? – вставил Порох сквозь музыку.
– И где она у них, интересно? – сказал Незатык. – В бардачке?
Смех вклинился в музыку.
– Смотри, блядь, пидарасы, – презрительно проговорил Кувалда, кивая на двух явных пидарасов.
– Шайтаны, – произнёс Терек, намереваясь встать.
– Стой, – остановил его Кувалда, – успеем ещё.
– Я просто в шоке! – возмущённо воскликнул Незатык, смотря на озлобленных Кувалду и Терека. – 21 век на дворе! А эти пидарасы всё никак не передохнут!
Вскоре официант принёс на подносе ещё напитков.
– А почему тебя Кувалдой зовут? – лукаво поинтересовалась у Кувалды его новая пассия и уставилась на его подбородок.
– А вот почему – на! – сказал он и, замахнувшись подбородком, с одного удара разнёс весь стол в щепки.
– Ха, молоток, Кувалда, – смеясь, сказал Незатык.
– Опять, – неодобрительно хором воскликнули несколько официантов.
Один из них двинулся к компании. Заиграла новая музыка.
– О! Унжеля-а! – радостно воскликнула девушка Незатыка. – Пойдём потанцуем!
– За мой счёт, – поднимаясь, сказал Незатык Кувалде и, достав из кармана солидный тюк банкнот, передал его Пороху со словами: – На, проследи за реставрацией, ты же всё равно танцевать не в настроении.
Три пары двинулись вперёд к танцполу, оставив грустного Пороха одного. Он сидел на стуле, а вокруг мельтешили официанты, занимаясь уборкой старого стола и установкой нового. Весь дальнейший вечер прошёл в том же духе, перемежаемый шутками, напитками, музыкой и танцами.
Утром вся четвёрка снова встретилась на территории секретного разведывательного штаба, но уже не в тренировочном корпусе, а в главном офисе.
Были только они и босс. Босс стоял перед большим монитором и разъяснял особенности предстоящей спецоперации. На экране была изображена карта с меткой.
– Абботабад, Пакистан. Вы, четверо, отправляетесь туда под видом членов преступной организации с целью закупки крупной партии оружия.
– Когда? – спросил Незатык.
– Завтра. Днём вы должны быть уже там. Все документы подготовлены.
– А язык? На каком нам лепетать?
– На русском.
На экране появился курящий человек с беретом на голове в окружении четырёх телохранителей в чёрном. Нос, доходивший до подбородка, человек отодвигал ото рта, как ширму, чтобы не мешал курить.
– Нихуя себе! – воскликнул Незатык. – Вот кого нужно взять на главную роль в экранизации «Нос» Гоголя!
– Это Андрей Арсеньев. Крупный торговец оружием, а самое главное – владелец секретных технологий. Ваша задача – попасть к нему (на экране появилось изображение небоскрёба) и похитить всю документацию, жёсткие диски, в общем, всё, что может хранить информацию о его секретных разработках. Всё это должно храниться в его сейфе (на экране появился сейф с отодвинутой в сторону картиной). Пароль от него – 39.
– Это всё Джонни узнал?
– Не напоминай про него, – раздражённо сказал босс Незатыку. – Вот одна из ваших задач в завтрашней спецоперации. Но самое главное, без чего вы не должны возвращаться назад, – это без убийства Арсеньева.
– Да нас там сразу же прикончат.
– Не прикончат. Завтра Курбан-байрам. Все пакистанцы будут молиться в мечети. А так как вся свита телохранителей Арсеньева состоит на 96,1% из пакистанцев, то с вами будут только остальные 3,9%, с которыми, я уверен, у вас не возникнет никаких проблем. Вы убьёте их после Арсеньева или в то же время, чтобы до этого он ничего не заподозрил.
– А оружие? Нас ведь будут обыскивать.
– На этот случай мы специально создали маленькое оружие. В нём нет ни грамма металла, так что металлодетекторы им не помогут.
На экране появился пистолетик, обложенный по сторонам линейками. Длина его составляла 4 см, высота – 2 см.
– Я его в жопу прятать не буду, – сказал Незатык.
– И не надо. Все четыре пистолета будут спрятаны в бороде Терека.
– А если они и её захотят пощупать?
– Терек скажет, что его вера не позволяет другим людям прикасаться к его бороде. Вот и всё.
Не найдя на это возражений, четвёрка втянула подбородки и пожала плечами.
– Перед уходом, когда вы всё уже сделаете, не забудьте отправить нам сообщение, чтобы мы знали, что всё в порядке. Всем всё понятно?.. Вот, держите папки с деталями спецоперации, изучайте, а потом можете идти в тир опробовать новое оружие.
Операция «Веер Содзёбо»
Самолёт в Исламабад отправился в 00:00 по тамошнему времени. В 10:00 он приземлился в аэропорту. В 12:00 четвёрка прибыла в Абботабад и заселилась в отеле. До 17:00 – времени встречи с Арсеньевым – они отдыхали и готовились к предстоящей спецоперации. На всё про всё им было дано 3 часа. В 20:00 по плану они должны уже сесть на обратный самолёт.
В 17:00 двое рикш подвезли четвёрку к зданию Арсеньева. В холле их встретил один из телохранителей – рука у него отсутствовала. Видимо, это был тот самый – 0,9%-й. Из-за этого у него ушло немало времени на обыск четверых, а именно, чтобы похлопать их по всему телу в поисках оружия. Дальше он повёл четверых к лифту, где их встретил второй телохранитель – рука у него была затянута в хирургическую перчатку. Когда лифт достиг верхнего этажа, страдающая от дискомфорта сзади четвёрка последовала за телохранителями в одну из дверей, где их встретил третий телохранитель – в руке у него был металлодетектор. Ничего не обнаружив, третий телохранитель потянулся рукой к бороде Терека, но тот не допустил этого, грозно поводя перед ним указательным пальцем, а другой рукой указывая вверх, на Аллаха. После всего этого телохранители усадили четверых на кресла, расположенные вокруг журнального столика. Четвёрка сидела, а тройка стояла, соединив на паху ладони. 0,9%-й выглядел в этой позе нелепо. Через минуту в комнату вошёл четвёртый телохранитель, маленький, толстый, с тоненькой полоской усов.
– Здравствуйте, перед тем как представить вам Арсеньева, я вынужден буду в целях безопасности провести небольшое тестирование. Кто у вас главный?
Четверо переглянулись между собой: это они не обговаривали.
– Я.
– Пройдёмте за мной. Это займёт не больше 5 минут.
Маленький телохранитель подошёл к одной из дверей, открыл её и предложил Незатыку войти первым.
Помещение походило на комнату допросов в полиции. Всё серо, и лишь один металлический стол по центру.
– Присаживайтесь.
Оба сели друг напротив друга. Телохранитель раскрыл папку.
– Сейчас я схематично опишу вам несколько жизненных ситуаций. Вы должны как можно проще, без раздумий выразить свое отношение к ним. – Телохранитель уткнул палец в лист и зачитал: – У вас день рождения, вам дарят спичечный домик, – поднял палец с листа и взглянул на Незатыка.
– Я не приму его, а на подарившего заявлю в полицию.
Палец в лист.
– Ваш маленький сын показывает вам свою коллекцию какашек и банку, где он их высушивает.
– Я отведу его к доктору.
– Вы сидите, смотрите телевизор и вдруг замечаете, что у вас в руках ружьё.
– Я выстрелю в телевизор.
– Вы листаете журнал и натыкаетесь на фотографию голого страуса в развороте…
– Вы проводите тест, чтобы узнать извращенец ли я?
– Просто отвечайте на вопросы. Вы показываете её своей супруге. Эта фотография ей нравится. Разрешите вы ей украсить этой фотографией вашу спальню?
– Нет.
– Почему?
– Ей должно хватать меня.
– Вы смотрите спектакль. На сцене банкет. В качестве первого блюда подают живых устриц… – телохранитель, не отрывая пальца от папки, взглянул на Незатыка, – на второе – фаршированную утку… – снова наблюдающий взгляд, – в трусах.
Незатыку стало немного не по себе и его невольно передёрнуло. Телохранитель слегка улыбнулся.
– И ещё один вопрос. К вам подходит иностранец и говорит: Мечаз ыв илширп адюс?
– Ыботч ытитихоп юсв юицамрофни у авеьнесра и ьтибу оге… Ой.
* * *
– Что с ними? Уже семь, а они не отвечают! – в ярости кричал босс, вламываясь в кабинет верховного главнокомандующего.
– Всё идёт строго по плану, – ответил тот, сделав соответствующий жест ладонью.
Оба находились друг напротив друга в концах длинного стола.
– Какой «по плану»! Они не позже шести должны были отправить сообщение!
– Может, просто телефон сел.
– Нихуя!
– Не кипятись, успокойся. Кофе будешь?.. Дима, принеси нам… – сказал верховный главнокомандующий, держа кнопку переговорного устройства на столе, и не договорил, увидев, как босс двинулся к нему. – Не подходи… Не подходи, кому говорю… Хуже будет!
Оба стояли, разделённые стулом. Босс всё пытался поймать верховного главнокомандующего, бегая за ним вокруг стула, но ему это не удавалось.
– Чего тебе надо? – крикнул запыхавшийся верховный главнокомандующий.
– Отправить туда вертолёт с десантом, чтобы спасти их! Может, они ещё живы!
– А может, туда просто «Искандером» жахнуть, а? Нам ведь всё равно самое главное носатого убить.
– А кто после этого, по-твоему, будет спецоперации наши проводить, если мы их вот так вот бросаем?
Оба стояли. Молчали.
Решение было принято.
* * *
За окном при свете люстр виднелась лишь одна чернота. Комната была большая, просторная. Пол был устлан коврами. Четверо сидели на них на коленях с завязанными за спиной руками. Позади каждого располагалось окно, а спереди – по телохранителю. Лица четвёрки были измотаны и побиты.
Послышались шаги. Дверь открылась. Вошёл человек в берете Джэйми Хайнемана. Нос у него был прикреплён к щеке с помощью скотча, чтобы не болтался перед ртом.
– За что создания ополчились на творца? – спросил он гнусавым голосом, подходя к маленькому телохранителю. – Что ты узнал? Кто их направил?
– Молчат. У того в бороде нашли вот, – показывая в ладони пистолетики.
– Хм, – усмехнулся Арсеньев, – ширпотрёб… И с этим вас направили ко мне?.. Зачем вы пришли ко мне?
– Чтобы арестовать! – громко заявил Незатык и харкнул кровью.
– За что?
– За распространение и озвучивание пиратских кассет с фильмами!
– Ублюдок, мать твою, а ну, иди сюда, говно собачье! – Арсеньев устремился к Незатыку и потянул к себе за волосы его голову. – А ну, повтори. Зачем ты сюда пришёл?
– Чтобы отрезать твой нос и испечь с ним хлеб! Правда, для этого придётся всю пекарню перестраивать, чтобы такой багет получился.
– Ну всё, ублюдок, допрыгался, – проговорил Арсеньев, бросив смеющуюся голову Незатыка, и обратился к маленькому телохранителю: – Толик, отрежь ему язык.
Толик достал из нагрудного кармана складной нож, раскрыл его и приблизился к Незатыку. Спустя минуту тот лежал на полу, издавая булькающий смех, перемешанный с криками. Толик, когда Незатык сопротивлялся, бил его кулаком по голове.
По окончании процесса улыбающийся в бессознательном состоянии Незатык лежал лицом в луже крови. Толик вложил в руку Арсеньева трофей. Арсеньев с ухмылкой разглядывал окровавленный язык, после чего бросил его на пол и раздавил ногой. Он взглянул в улыбающиеся оскалами лица Терека, Кувалды и Пороха и гнусаво скомандовал:
– Пристрелить их.
Три телохранителя шагнули вперёд, достали пистолеты и вплотную приставили их к лбам пленных.
В следующую секунду звучали голоса оружий, стёкол и людей.
Когда-то сейчас
От стен отбивался спешный топот каблуков.
– А, вот вы где? – облегчённо выдохнув, произнесла медсестра Юля, торопясь к находящемуся у окна старику. – Что вы здесь делаете? Я же сказала вам ждать там, – назидала она его, после чего подошла сзади к коляске и двинула её по направлению коридора. – Больше так не делайте, – продолжала говорить она, катя опечаленного Незатыка вперёд через окружавшее их царство пустоты и тишины.
В математических условиях
Мия, счастливая оттого, что папочка вернулся с работы, кинулась тому на шею. Папочку зовут Григорий Георгиевич, и он является одним из выдающихся молодых профессоров страны в области математики. Математика – это его жизнь. И всю свою сознательную взрослую часть жизни он стремился прославиться на этом поприще. А самый замечательный способ сделать это – получить Нобелевскую премию. А для этого нужно сделать выдающееся открытие. И вот сегодня такой случай представился. «Я решил…» сказал он, жуя ужин, и засмеялся, «я решил решить одну из нерешённых задач. А именно задачу Шефнера». «А может, эти задачи и называются так, потому что их нельзя решить?» сказала с усмешкой жена Аня. Григорий Георгиевич ел в спешке, порываясь тут же сесть за труд своей мечты. Маленькая дочка Мия сидела между ними, высоко задрав вверх руки, т. к. стол был для неё высоковат. «Ну Перельман же смог». Жена Аня расценила его аргумент поднятием бровей. «А я чем хуже?» «Ничем. Ты у нас самый лучший, да, Мия?» Ну наконец-то она услышала простые и понятные слова и улыбнулась им. «Когда планируешь приступать?» «Прямо сейчас». «А доесть? Для кого я готовила?» «Прости, дорогая», поцеловав дочку, и, приближаясь для того же к жене, «но у меня, я чувствую, вдохновение». Он зашёл в спальню, подошёл к стоящему перед самым окном столу, включил лампу, поставил пакет на стул, достал из него 2 пачки бумаги формата A4, а затем высыпал из пакета на стол множество чёрных гелевых ручек, чтобы рука с ними успевала за скоростью мысли. И всё это, сгорая от нетерпения. «Всего-то нужно узнать значения x и y! Делов-то!» Сел. С трепетом уставился на чистый лист. Не решаясь начать. Выдохнул. Задачу знает наизусть. Красивым математическим почерком перенёс её на бумагу. 2 пачки бумаг – похоже, Григорий Георгиевич осознаёт, что его ожидает долгий и кропотливый труд. «Пусть x будет равен 2… log3 9… √282… cos/ctg… парабола… y проходит через 3… Не получается… По-другому!» Лист скомкан и брошен за спину. «π на R2…» Бу-бу-бу. Жена хотела было подобрать с пола комок и выбросить в мусорку, но передумала, может, он ещё захочет его просмотреть. «Ты спать будешь?» «y умножить на ∫sin3…» «Гриш?» аккуратно подойдя сзади и приобняв. Недовольно пробурчал. Ладно, пусть работает. Город засыпает, а Гриша всё работает. Пол усеян ошибками. Гриша не устал. Он счастлив. Перельман смог, а он чем хуже? Правда? Ручки хорошие – легко пишутся, чёрные чернила. Вот только чернила эти имеют привычку быстро заканчиваться. Но у Гриши их много. Час, два, три… Кукареку! Это будильник. «Ты что, не спал?» протирая заспанные глаза. Молчи, женщина! Не видишь, Григорий Георгиевич работает! «x в значении 27,39… синусоида через параболу… пересекаются в значении… 0?.. Почему 0?.. Вообще не то». За шиворот этот 0. «Ты на работу пойдёшь?» Бу-бу-бу. Бу-бу-бу. «Ммм?» «Нет!» не глядя на неё. «А если…» «Не мешай!» Бу-бу-бу… Затрезвонил телефон. Без внимания. Тсс! Не видишь, что ли? «Я отвечу», после нескольких пропущенных звонков. Сказала, что заболел. Но на следующей неделе, конечно же, придёт! Угу. Разбежалась. Эту задачу за неделю не решишь. Есть не хотелось. Пить тоже. И даже в туалет. Однако. «Па, давай иглать», обняв сзади за шею. «Уйди!» Заплакала и убежала. Успокоив ребёнка: «Гриш, ты с ума сошёл?.. Что на тебя нашло? Мия целый час рыдала… Гриша!.. Я выброшу это», протягивая руки к исписанным листам. «Сходи купи 5 пачек бумаги», не взглянув на жену, «и ручек – целый пакет… Карточку мою возьми». «Гриш, ты с ума сошёл?.. Гриша?.. Я не пойду». «Иди. Всё, пожалуйста, больше не попрошу… y делённый на √x…» Неужели всё это происходит в действительности? К чему это приведёт? Не к добру уж точно. Ушла – злая. Пришла – злая. Кладёт на стол пачки бумаг. Одну на другую. Безмолвно. Сдерживая гнев и обиду. Пакет с ручками бешено свалился на пол. В ванную. «ctg на (x/y) получается…» Бу-бу-бу… Григорий Георгиевич работает, крутя x и y во всевозможных направлениях. Солнце тоже работает, крутясь вокруг нашей планеты. Часы тоже работают, вертя стрелки по кругу. День-ночь-день-ночь-день-ночь… тик-так-тик-так-тик-так… x-y-x-y-x-y… бу-бу-бу… Не мытый, не бритый. В туалет всё также не хочется. И есть. И пить. А вокруг слёзы. Жена и дочка. Аня и Мия. Семья. «пусть x будет равен 7… ∫2… √π… получается…» Бу-бу-бу. Вокруг образовалась какая-то странная тишина. Если посмотреть, то никого. Но он не смотрит. Вернулись. Дело было – к маме? Без толку. «Гриша!» на коленях и со слезами. Мия всё видит. Что же делать? «параболу соединяем с синусоидой и…» Что она говорит? Это уже после коленопреклонений или до? Бледный, худой, обросший. Что она говорит? И когда уже? Через сколько до или после? А? Уволили? Быть не может. Ты слышишь? Тебя уволили. А может, оно и к лучшему? Работа всё-таки время отнимает. «πR9 на √x… разделить на y2…» Бу-бу-бу. Что это? Кто это ругается? Аня? И-и… кажется, это хозяйка квартиры. «Тогда чтобы завтра духу вашего здесь не было!» Хлоп! Ничего себе. А это что? Гнев, слёзы, крики, сотрясания… А может, обратиться к врачу? Почему нет? В мире что, закончились врачи? Или это не предусмотрено?.. Значит, не предусмотрено. «минус 1… разделить на cos… ∫39… площадь 1728 м3… парабола…» «Мы уходим». Не поможет. Колени, слёзы, руки. Всё не то. За это Нобеля не дадут. Мия испугалась подойти. Всё. До свидания, родные! Мы с вами обязательно встретимся! Обещаю! Как только узнаем x и y, так сразу! Бу-бу-бу. Бу-бу-бу. День-ночь. Тик-так. Бумага-ручка. «Съехали? Ну наконец-то… Вот свиньи! Ну кто так поступает! Свет даже не выключили! Пол даже не убрали!» Ходит, пиная комки бумаг, скидывает вещи с кровати. «Выкини это всё!» «Куда?» «В мусорку! Куда ещё!» Сын хозяйки сложил весь мусор в покрывало и, завязав все его углы в единый узел, вышел с этим из квартиры. Недовольная хозяйка, отодвинув занавеску, наблюдала за тем, как происходит утилизация. «А с этим что делать?» спросил вернувшийся уборщик, указывая на стол и трудящегося за ним Григория Георгиевича. «Туда же». «Один я не дотащу. Может, оставим?» «Я ни один их хлам здесь оставлять не собираюсь! Попроси соседа, и выкиньте отсюда всю их поганую мебель в мусорку!» Сын не привык спорить с мамой, ведь она может в отместку не оставить ему этой квартиры после своей смерти. Поэтому терпеть и ещё раз терпеть. Беспрекословно. «Ничего себе стул», заявил сосед, не сумев в одиночку сдвинуть его с места. «Давай сначала стол». «Да подожди, давай сначала стул передвинем, чтобы не мешал». Одной рукой за спинку, другой – за край сиденья. Красные от натуги. «Фу», устало, «ну и стул». Стол оказался полегче, ведь в ящиках хранились лишь стопки бумаг и ручки. Лифт ↓ 1 этаж → Мусорка. «А может, оставить? Что он вам, мешает, что ли?» «Выкинуть!» Сосед не привык спорить с соседкой, ведь она может в отместку не оставить ему этой квартиры после своей смерти. Подняли и медленными шажками, по-крабьи, следуя тому же маршруту. Григорий Георгиевич сидел и писал на лежащей на коленях стопке бумаг. Бу-бу-бу. В лифте передохнули. Через пять минут Григорий Георгиевич снова трудился за столом. «так, cos плюс ctg… парабола… умножить… значение y… соединяем… Опять не то…» И так до вечера. Вокруг темно, но Григорий Георгиевич писал и писал. «Хороший стол», сказал мужчина неопределённой наружности, возвращаясь с работы, как всегда, мимо мусорки. «И стул неплохой». До утра ждать не стал – риск. Домой, а после спустился со взрослым сыном. Сын стоял у мусорки, пока батя подгонял ГАЗель. «А! неплохой, да?» хлопнув по плечу. «Зачем мне он?» «На квартиру, учиться». «Я же говорил: не хочу я жить в вашей квартире – я в общаге буду». «Будешь – не будешь. Это ты сейчас так говоришь. Узнаешь, что такое общага, быстро переедешь… Давай, что стоишь?» Опять этот тяжеленный стул. «Там что, стульев нету?» «Давай-давай, видишь, это единый комплект». Кое-как, боком, закинули в кузов. Потом отодвинули в сторону для стола. Григорий Георгиевич лежал, прилипнув к сиденью, и трудился, бормоча: «пусть x будет 1… √y…» Внесли стол. «Завтра отвезём», с улыбкой закрывая задний борт. «Я не поеду». «Поедешь». «разделить на xy и получается… Ничего не получается…» Бу-бу-бу. Солнце начало приобретать максимальное значение по параболе. Счастливый батя крутит баранку, надутый без 5 минут студент глядит не вперёд, а в боковое стекло. «Куда! Ножки поломаешь. За сиденье бери». Благо здесь есть лифт. Осторожно к уже занесённому столу. Отдыхают: батя – счастливый, сына – негодующий. «Ты смотри, на столе этом особо не усердствуй. Для секса (через е) кровать есть». Сына в гневе двинулся к выходу. Батя, усмехаясь, за ним. На обратном пути сына решил никуда не поступать, а уйти в армию. Григорий Георгиевич снова трудился перед самым окном. Сменяя одну ручку за другой, один лист за другим, один день за другим. И когда же? Где результат? Столько труда и всё напрасно? Ради этого стоило терять семью? Жену? Дочку? Гриша! Очнись, Гриша! Ты проебал свою жизнь! «√x плюс ∫y делим на 0…» Гриша! Ты – дурак, Гриша! Очнись! «x на… на… y…» Оглянись! Их нету! «x… x…» Посмотри! «y… y… неизвестен…» Ну же! «Ах!» Дошло? Моргая и подняв голову от стола: «Аня?» Хм. «Мия?.. Где вы?» Поздно… Ты опоздал, Гриша. «Где вы?» заливаясь слезами. «Вернитесь! Я ошибался!» Гриша, Гриша… проебал ты свою жизнь, Гриша… поздно ходить, нету их… Ты – проебатель жизни, Гриша. Гриша искал по всей квартире и не находил. Отчаяние довело его до дивана. Лицом к спинке, свернувшись калачиком и укутавшись бородой. Рыдая. Понял – но поздно. Гриша не замечал ничего. Солнце и луна сменяли друг друга, но ему было всё равно. Даже слёзы уже не идут. Сухое лицо с высохшей коркой соли. Лицо – судорожно хныкающий сухой рассольник. Хватит посыпать голову пеплом, может, ещё не всё потеряно. Ведь всего-то прошло… Сколько прошло?.. Месяцы? Годы?.. Ну всё, всё. Соберись. Погляди на себя, ещё не всё потеряно! Не найдёшь свою семью, так найдёшь другую! Понимаешь?.. На, выпей воды, и мы подумаем, как нам действовать… на. «Не хочу». А ну давай! Что значит «не хочу»! А ну переворачивайся… давай-давай… Поднимайся… вот так. На… Что ты? Пей. «Не получается», жалобно, как дитё. Глотай её. Ты почему дрожишь?.. Ты что, её боишься? Это же просто вода. Стуча стаканом по зубам, Гриша всё никак не мог угомонить дрожь и залить воду в рот, а если она туда и попадала, то Гриша просто-напросто не мог её проглотить. А-а… я знаю, что это. Я видел. О боже! Такое при бешенстве происходит, когда уже совсем поздно! Гриша уронил стакан и откинулся на спинку дивана, испуганно уставившись перед собой. У тебя бешенство, Гриша… Тебе конец… Ты настолько сильно увяз во всём этом, что забешенел… Ты бешено гнался за своей мечтой. Ты всё отдал этому труду, поиску ответа… жизнь, семью… И это того стоило? Гриша! Ты проебал всю свою жизнь, Гриша!.. Это конец. Гриша сидел и умирал. Страх и страх. Отчаяние и дрожь. Нет, Гриша! Ты не должен так сдаваться! Ведь что-то, но ты нашёл! Правда? Нашёл ведь? Ты должен оставить свой след. Докажи, что ты не насовсем проебал свою жизнь. Люди должны узнать, что ты узнал. Истина! Понимаешь? Столько времени, и неужели ты не приблизился к ней? Неужели всё, абсолютно всё зря? «Истина?» Да, истина. Люди должны знать… На, вот ручка, листок… Ты ведь добрался до неё, правда? Оглянись, может, она где-то рядом. «Р-рядом?» Да. «Истина… а-ах». Гриша в бессилии свалился на пол. Кое-как подобрал ближе ручку и листок. Очки. Вот так, угу. Давай поправлю. Пустой взгляд заблестел и опустился на бумагу. Пиши. Дрожащей рукой он начал писать, медленно-медленно выводя: Счастье существует лишь тогда, когда x и y остаются неизвестными. Гриша уронил ручку, снял очки и всхлипнул. Гриша! Всё это не зря, Гриша! Гриша рухнул головой на пол, тяжело перевернулся на спину и уставился в потолок. Перед его глазами проплывала сцена воссоединения. Он приближается к дому, а навстречу ему бегут x и одноногий y, они тянут к нему ручки и обнимают за шею. Гриша крепко сжимает их в объятиях и счастливыми глазами разглядывает небо. Ведь что такое жизнь, Гриша? Жизнь – это сплошная неизвестность! X! А что нас ждёт после неё? Смерть! А что такое смерть? Что нас ждёт после неё? Неизвестно! Y! Понимаешь?.. Гриша! Ты нашёл её! Истину! Ты абсолютно прав! Весь смысл нашего существования только и заключается в том, что мы переходим из одной неизвестности в другую! «И это прекрасно».