II
Вигвам – На теплоходе есть кто-то ещё – Завтрак и допросы – Осмотр палубы – Капитан – Суворов и концерт – Чудная ночь
Мы сидели друг напротив друга в позе лотоса. Нас разделял горящий очаг. Дым уходил на улицу через проделанное в верху жилища отверстие. Ноги наши были укутаны в шкуры животных. Лицо учителя было размалёвано, как у индейца. Я долго сидел, взирая на его разрисованные закрытые веки.
– Учитель?.. Учитель?
Он нехотя открыл глаза. Его распущенные седые волосы доставали до плеч.
– Кто это сделал?.. Мне нужен ответ.
Губы слегка улыбнулись. Он беззвучно произнёс:
– Сынок.
– Кто это сделал?.. Почему?
Мои руки, до этого покоившиеся на коленях, резко опустились на землю и с силой упёрлись в неё, не давая мне опрокинуться. Всё сотрясалось. Раздавался оглушительный грохот. Непоколебимый учитель спокойно сидел в позе лотоса и улыбался.
– Кто? – крикнул я, борясь с землетрясением.
С его губ слетело:
– Сынок… Андрей Арсеньевич? Андрей Арсеньевич, вы спите? Проснитесь! Это я – Анатолий Викторович!
Я открыл глаза. В дверь стучали, из-за неё доносился громкий шёпот Бочёнкина.
– Андрей Арсеньевич, проснитесь! Это срочно!
– Сейчас!
В окне обозначилось раннее утро. На часах полседьмого. Надел брюки, рубаху, пиджак. Подошёл к двери. Вспомнив, что «срочно», повернул назад, к чемодану, чтобы достать оттуда ствол, спросонья забыл, что он под подушкой, в итоге достал из чемодана яйцерезку и засунул её под ремень.
– Что случилось?
– ЧП. Кажется, убийца, может быть, не из пассажиров… и попал сюда без билета.
Я нахмурил брови.
– А как?
– Пойдёмте за мной. Только тихо, пока ещё все в каютах.
Бочёнкин очень сильно волновался. Что же произошло?
Мы покинули коридор и достигли задней части палубы.
– Вот, – сказал Бочёнкин, указывая на лежащий на полу у самого бортика водолазный костюм, очки и ласты. – Я подозреваю, что сейчас на теплоходе прячется убийца. – Я недоумевал. – Мы должны его найти.
– Скажите, Анатолий Викторович, у вас когда-нибудь случались провалы в памяти?
– Э-э, не помню.
– Хм, а тогда ответьте мне на вопрос: как по-вашему я оказался здесь, ммм?
Бочёнкин долго соображал.
– Вы сюда приплыли? В этом?! – указывая на водолазный костюм. – И с чемоданом?!
– Да, друг мой, да. Серьёзные, я скажу, у вас проблемы с памятью, если вы об этом забыли.
– Честно, сам в шоке, – глупо уставясь на меня. – Может, это из-за убийства? Стресс и всё такое?
– Вполне, друг мой, вполне. А теперь, если вы не против, – приобняв за плечо и ведя за собой, – можно я ещё чутка вздремну? Во сколько у вас обычно завтракают?
– В восемь.
– Вот и отлично. Тогда разбудите меня в восемь, хорошо? В столовой, как я понимаю, будут все?.. Вот и хорошо, там и познакомимся со всеми… Спокойной ночи, – сказал я, похлопав Бочёнкина по плечу, и, зевая, захлопнул за собой дверь.
Бочёнкин своим ЧП напрочь спугнул мой сон. В итоге полчаса без пользы пролежал в кровати. Оставшееся время до завтрака всё-таки решил уделить расследованию. Достал из чемодана таблетки, найденные у Шифера. Пошарил в интернете – узнал, что это противогаллюциногенное. Интересно. В голове зароились вопросы. Азарт к делу лишил меня всякого терпения, и, не дожидаясь Бочёнкина, я самовольно отправился в столовую. Но для начала как культурный человек зашёл в туалет, чтобы помыть руки и сделать пысь-пысь. Унитаз, раковина, кафель – всё было как в пятизвёздочном отеле. Только вот кому в голову пришла идея сделать окно над раковиной? Ух, ё! – когда подошёл к окну, оттуда на меня взглянул какой-то урод. А, не, это всего лишь зеркало. Пригляделся получше. Да не, не урод. Просто усталость и недосып. Надо привести себя в порядок. Сначала помыть руки. Воспользовался жидким мылом, что в бидоне с дозатором. Ух, жиденько, и прыскает как… хе-хе, как он самый. Ух, а оно щиплет – щиплет! Но дело своё знает: кожа стала как у Белоснежки. Теперь лицо. Да не, щипать ведь будет. Или не будет? Попробовал. Ай, всё же щиплет. Думал, не будет. Посмотрел на себя. Н-да, перед такой рожей ни один гном не устоит. Теперь пысь-пысь. Ого, вот это унитаз. В таком не стыдно и малыша крестить. О, а вот и малыш. Окрестили. Ну а теперь можно и поесть.
Было 7:45, когда я вошёл через двойные двери в столовую и сел за столик у самого входа. В столовой было ещё семь таких же маленьких столиков. Напротив входа высилась сцена со стулом и стойкой для микрофона. Край сцены был занят помещением с дверью. Через её прозрачное стекло проглядывалась кухня с полками и висящей на стене утварью. По левой стене столовой находилась ещё одна дверь, ведущая прямо на палубу.
Я появился здесь не первым. Один столик был занят маленькой худенькой старушкой, о которой, похоже, и упоминал Бочёнкин. С виду и не подумаешь, что такая сиганёт в окно. Она не спеша кушала свой хлеб с маслом и запивала его – предположительно – чаем. Она меня, конечно же, заметила и, по взгляду я понял, догадалась, кто я такой. Но, казалось, это её не сильно беспокоило.
Из коридора выбило двери, и оттуда выскочил в меру пухлый, но очень щекастый мальчик лет 6–7 и сходу оседлал стул за одним из столиков. За мальчиком важной поступью следовала высоченная крупная женщина лет 40. Волосы на её макушке были стянуты в самый тугой в мире кокон. Женщина присоединилась к мальчику. Через минуту в дверях появился Бочёнкин.
– А, вы тут, – произнёс он с облегчением, присаживаясь ко мне. – А я там к вам стучал, стучал, – улыбаясь, – а у вас ни звука, попробовал дверь, а она заперта. Ну, и понял, что вы здесь, наверное.
– Кажется, здесь не все? – кивая на пустые столики.
– Да, не хватает молодожёнов и военного.
– Расскажите о них, – снова кивая перед собой.
– Ну, это вот Прекрасные, мать и сын. Её зовут Серафима, а его Никита, кажется. Наглый ребёнок я вам так скажу. Бегает всюду, двери только ногой от…
– А она?
– Она? Да точно такая же. Вся в сына. Такая же наглая и постоянно чем-то недовольна…
– Официант! – крикнула Серафима в сторону кухни. Оттуда выскочил высокий молодой человек лет 27 и с натянутой улыбкой принялся выслушивать заказ.
– Это один из служащих?
– Да, я вам про него рассказывал – Ручкин Глеб Глебович. Певец, зазывала, официант, и уборщиком может быть.
– Угу. А он без дела не сидит, как я вижу.
– Да… неплохой парень. А уж певец так вообще.
– А она? – кивая на попивающую чай? старушку.
– Ну, тихая такая… Даже не знаю, что ещё сказать… Троянская – фамилия.
В этот момент в столовую под ручку явилась молодая пара. Когда они уселись за столик, официант Ручкин, возвращаясь от Прекрасных, подошёл к ним. Они решили обойтись только кофе. Я выжидающе поглядел на Бочёнкина.
– У них, как я понимаю, медовый месяц. Друг от дружки не отходят… Что сказать… воспитанные, наверное… утром здороваются.
– Но не сейчас.
Бочёнкин пожал плечами.
Молодожёны тоже не питали иллюзий по поводу меня. Они пару раз бросили на меня осторожный взгляд и тут же спрятали. Жениху было не больше 25, брюнет, на лице выделялась излишняя бледность. Невесте около 20. На вид милая, миниатюрная девушка с длинными прямыми каштановыми волосами. Кожа её была на чуточку оттенков живее. На щеке красовалась родинка.
– Вы не назвали их.
– Ивановы. Э, его вроде, как я слышал, когда она его звала, зовут Денис, а он её Анютой зовёт.
– Аня, значит… Военного что-то не видать, – оглядываясь вокруг. Бочёнкин на это задействовал плечи. – Ладно, расскажите пока мне, кто в какой каюте живёт?
– Они (Ивановы) во 2-й.
– Угу, напротив Шифера.
– Да.
– Угу.
– Они (Прекрасные) в 6-й.
– Напротив меня.
– Да, старушка в 3-й, соседка убитого.
– Угу, а военный?
– Военный в 4-й, напротив неё.
– А вы в 8-й.
– А вы в 5-й.
– А в 7-й кто живёт? Всю ночь мне спать не давали. У кого там праздник был?
– Там живут Ручкин, Николаев и Пузо.
– И всё?
– Да, а что?
– Ничего.
– 7-ю каюту мы всегда держим для персонала.
– А капитан, как я понимаю, целые сутки у себя в рубке живёт, да?
– Да, да, это его личная каюта.
– У вас ведь тоже личная каюта выходит.
– Ну да… просто мне необходима тишина.
– Понимаю-понимаю. А не тесно им втроём?
– А что делать? Пузо, конечно, иногда может здесь переночевать или в кухне, или в трюме.
– А что у вас в трюме?
– Склад: еда, инструменты.
– Угу.
– Так как билетов было продано на шесть кают, Ручкин до убийства жил в вашей. Но из-за вас ему пришлось съехать.
В этот момент из кухни, держа в согнутой вверх руке поднос, вышел Ручкин и двинулся в нашу сторону.
– Ты куда? – спросил Бочёнкин, когда тот вознамерился выйти с подносом в коридор.
– Суворову, – ответил Ручкин, остановившись у выхода. Бочёнкин недоумённо уставился на него. – Долг, – сказал Ручкин и исчез.
– Нам поесть принеси! – крикнул ему вдогонку Бочёнкин.
– Военный, значит, сегодня к нам не придёт?
– Получается.
– Это что, тоже за деньги – принести завтрак в каюту?
– Наверное.
– Долг… хм, – сказал я себе, призадумавшись.
– Вечером вы его точно увидите, это я вам обещаю. Вечером у нас концерт, а уж его он точно не пропустит. Все два прошлых раза сидел прямо перед сценой. А хлопал даже громче, чем Пузо!
– Ну вечером так вечером… Знаете, Анатолий Викторович, мне в моём расследовании очень помогает рассуждение вслух и желательно с кем-нибудь… Если это вас не затруднит, не согласитесь ли вы, Анатолий Викторович, стать моим помощником?
– Я?
– Да.
– О, конечно, я буду рад.
– Вы к тому же служитель порядка. И знаете, наверное, как ведутся расследования. – Бочёнкин тупо глядел на меня. – Случались ли в вашей работе ещё какие-нибудь ЧП?
– Да-да, ой, нет, не доводилось. Бог миловал.
– Ну по крайне мере вы знаете, что нужно делать в теории. – Снова тупой взгляд. – Ладно, значит, вы не против вести это дело со мной?
– Да, конечно.
– Но вы всё равно являетесь подозреваемым, не забывайте. – Бочёнкин запоздало с пониманием кивнул. – Тогда давайте начнём. Вы говорили, что не видели, кто откуда прибежал на ваш крик, правильно?.. И ещё вы сказали, что когда кричали, то добежали до следующей каюты… В таком случае у убийцы была возможность вылезти из-под кровати и убежать на палубу, но также остаётся маловероятная, но всё же версия с окном… Но есть и ещё кое-что: а если допустить, что убийца скрылся не на палубу?
– А куда?
– Давайте теоретически порассуждаем: во-первых, вы ведь были в шоке, когда увидели труп?.. Вы стали кричать и стояли у следующей двери спиной к двери убитого… как вы сказали, длилось это секунд десять… А если предположить, что убийца, пока вы стояли к нему спиной, выбежал не на палубу, а-а… в каюту… ту, что напротив.
– Ивановы?!
Ивановы услышали это. К несчастью для Дениски, он именно в эту секунду отпивал из чашки кофе, отчего слегка поперхнулся им.
– Как думаете, могли вы это не заметить? – сказал я, понизив тональность голоса.
– Даже не знаю… если в теории… думаю, можно, но… просто… даже как-то не знаю.
– А вы точно дошли только до следующей каюты, а не дальше?
– Нет. Это точно. Я стоял прямо между 3-й и 4-й каютами.
– Между Троянской и Суворовым?
– Да. Но в полдевятого Суворов был в столовой.
– Да, кстати, а убийца мог выйти на ваш крик не только с палубы, но и из столовой. – Бочёнкин задумался. – Вот же дверь, – сказал я, указав глазами на дверь по левой стене столовой, ведущую прямо на палубу. – Вы почему о ней не упомянули?
– Ух ты. Да, совсем забыл.
– Нужно будет узнать у тех, кто был здесь во время убийства, не зашёл ли кто-то к ним сюда через эту дверь. Кто был на концерте, не напомните?
– Суворов и наши: Ручкин, Николаев и Пузо.
– И вы. Перед тем как ушли.
– И я.
– Если никто кроме этих четверых на ваш крик из столовой не вышел, значит, этот вариант отметаем… Да, и скажите вот ещё что: вы сказали, что выпроводили всех собравшихся, когда они столпились у каюты Шифера?.. А что вы потом сделали?
– Закрыл каюту на ключ.
– А вы не осматривали, например, палубу после этого? Не выходили туда?
– Когда все разошлись по своим каютам, да, я выходил на палубу.
– И ничего там необычного не обнаружили?
Бочёнкин отрицательно и непонимающе закачал головой. Затем в наш разговор вмешался некто Завтрак.
Мы молчали, когда Ручкин раскладывал на нашем столе еду. Всё это время мальчик Никита раздражал меня тем, что долбил ногами по ножке столика.
– А почему вы сказали, что не нужно искать пороховые следы? – спросил Бочёнкин, жуя завтрак.
– Ну, по мне, так просто поздно. Да и к тому же я воспользовался утром вашим мылом в туалете, так оно весь мой эпидермис нахуй снесло. Так что искать, я думаю, бесполезно. И кроме того, я почему-то считаю этот метод поимки преступника каким-то нечестным что ли. Я к отпечаткам пальцев и то со временем кое-как привык, а к этому до сих пор что-то не могу.
– Но ведь не все, я думаю, в курсе этих пороховых следов, и, может, кто-то не избавился от них. Я, если честно, до вчерашнего об этом и не знал.
– Ещё одна причина, почему я так думаю, – это то, что убийство было заранее запланировано.
– Вот как?
– Да. Ведь как тогда вы объясните то, что убийца был в перчатках.
Бочёнкин был поражён.
– Но ведь в каюте убитого не было никаких перчаток!
– Это элементарно, Анатолий Викторович. Ну подумайте сами, разве успел бы убийца за те секунды, что вы стучали в дверь, так тщательно стереть отпечатки пальцев с пистолета? Да, кстати, там нет также и отпечатков пальцев Шифера. Из-за чего напрашивается вывод, что убийца заранее похитил пистолет без перчаток, а потом его старательно почистил. Ведь зачем ему в таком случае нужно было стирать и отпечатки Шифера. Про то, что убийца не успел сымитировать самоубийство, я вам уже говорил. Я подозреваю, что убийца в панике бросил пистолет на кровать и спрятался под неё… Из-за перчаток, я считаю, и не имеет смысла искать отпечатки на окне. К тому же вы его уже всё облапали… Не знаю, как убийца планировал покинуть каюту Шифера, понимая, что выстрел все услышат и сбегутся, но, по крайней мере, он точно не предполагал, что вы окажетесь в этот момент прямо перед дверью.
Бочёнкин был поражён.
– Да-а, Андрей Арсеньевич, про перчатки – это вы очень ловко… А если обыскать все каюты в поисках перчаток, а? Как вам идея?
– Убийца запросто мог выкинуть их море.
– А, да… но про перчатки – это вы очень ловко.
– Так как убийство было заранее запланировано, без мотива, я думаю, не обошлось. Как считаете?
– Э, думаю, да… А почему?
– Ну ведь зачем планировать убийство без мотива. Если, конечно, убийца не маньяк и не получает от этого удовольствие.
– Да, да, вы правы.
– Да… – задумчиво, – ну а нам теперь остаётся самое простое – найти убийцу из присутствующих… Ага, вот и Пузо?
Маленький пузатый человек весь в белом и с колпаком на голове вышел из кухни и направился в третью дверь, на палубу.
– Куда это он?
– Я думаю, в туалет.
– Так он прямо здесь, за дверями.
– Мы иногда ходим по-маленькому в море, – стыдливо признался Бочёнкин.
– А в вечер убийства вы не за тем же, случайно, выходили на палубу? – Бочёнкин сконфузился. – Но вы же говорили, что вышли через коридор.
– Я-я… просто всегда так хожу. Осмотр порядка и всё такое.
– Да не волнуйтесь вы. Я же не собираюсь прямо сейчас надевать на вас наручники. К тому же какой в этом интерес, если это действительно вы убийца. Просто зашли и убили? А где загадка, мотив?.. У вас есть мотив? – Бочёнкин рьяно замотал головой. – В детективе, как правило, раскрытие убийства должно удивлять.
– Да, да, вы правы, я как раз об этом ночью и думал. Вы же сами сказали, что здесь как будто всё Агата Кристи устроила. Может, тогда искать ответы из неё?
– Вы что имеете в виду?
– Ну смотрите сами: убийство на корабле… это прямо как в «Смерть на Ниле»! Вы читали?
– Нет.
– Смотрели?
– Нет. Понятия не имею о чём там.
– А, ну ладно. Но тогда помните, вы упомянули мальчишку? И это тоже из Агаты Кристи!
– Эту я читал.
– Догадались?
– Да. Даже не то что догадался, а на 100 % был уверен в этом и как всё это обнаружится. Так что меня это совсем не удивило.
– Да?.. А я вот не догадался.
– Я не хочу вас расстраивать, Анатолий Викторович, но в моём расследовании парадом руковожу я, а не какие-то там всякие Кристи-Хуисти. В моём расследовании только факты. Хотите узнать, кого я уже исключил из подозреваемых?
– Кого?
– Ну это только в том случае, если вы не действовали с ним заодно и ваша история не выдумана… Я говорю про Пузо.
– Почему?
– Взгляните на него. – Он как раз возвращался назад, отирая руки о поварской китель. – У него пузо не меньше вашего. А с таким пузом под кровать не залезешь. А в окно тем более.
– Да? Ммм… – сказал Бочёнкин и о чём-то задумался, после чего засиял: – В таком случае я тоже не могу быть убийцей, потому что под кровать я тоже бы не залез. Моё пузо дальше больше, чем у Пузо. В этом даже не сомневайтесь, хе-хе, – произнёс он и стукнул по своему барабану.
– А зачем вам, мой друг, прятаться под кровать? Ммм? От самого себя?
Бочёнкин чуть пораскинул мозгами и расстроенно выдохнул.
– К тому же нам с вами нельзя забывать одну важную деталь – Nedotroga. Убийца явно не был слабаком.
– А если это сделали двое?
– Двое? Нажали на спусковой крючок? Хм… Хотя… всё может быть. Вот они, – указывая на Ивановых, – не похоже, чтобы они славились силушкой богатырской. – Мы наблюдали, как Ивановы с большим трудом подносили к губам чашки. Они даже помогали друг другу, поддерживая чашку своей половинки исподнизу. – Но всё-таки это маловероятно, т. к. под кроватью, чтобы не было видно, мог уместиться только один человек. Как вы считаете? Одеяло, как я видел, с кровати практически не свисало.
– Думаю, да… Да, а не могло быть так, что после убийства Иванов спрятался под кровать, а его невеста вылезла в окно?
– Хм, а вы неплохо соображаете. Я об этом даже не подумал… Но всё-таки как-то странно всё это выглядит. Поглядите на неё, разве может такой ангелочек вылететь в окно?
Бочёнкин выражением лица показал, что не исключает этого.
– Ладно, никого не будем недооценивать. Давайте лучше внимательно понаблюдаем за ними, – кивая на едоков, – а особенно за силой их пальцев.
Старушка Троянская уже давно прикончила свой завтрак и сидела, занимаясь вязанием. УГУ! – вы не поверите, но прямо на наших глазах у Троянской погнулась спица, и она буквально двумя пальцами – не дрогнул ни один мускул на её морщинистом лице – выпрямила её! Далее внимание переключаем на Ивановых. Они, к сожалению или к счастью, не продемонстрировали – а может скрыли? – силу своих пальцев. Они вдвоём держали одну и ту же вилку и кормили друг друга поочерёдно намотанными на неё спагетти. Прекрасные. Ну, у Серафимы бицухи были явно не из теста. УГУ! – прямо в этот момент Никита перенёс свой вес на одну ягодицу и засунул сзади в штаны руку. Он сидел так, по-пизански, пока не вытащил руку с – внимание! – какашкой на указательном пальце! Никита смотрел на пальчик и вожделённо причмокивал. Его мать видела всё это, но не придавала значения. Она, уставившись перед собой и уперев локти в стол, жевала бутерброд из целого батона. Вскоре Никита окунул свой пальчик в рот и начал растирать какашку языком о нёбо, как шоколадку. Потом он остатками на пальце нарисовал у себя над верхней губой усы.
– По-моему, это он вам, – сказал я Бочёнкину, обратив его внимание на усатого Никиту, болтыхающего своё невидимое, но очень большое пузо.
– Какой ужас. Куда только мать глядит, – тихо прошептала Аннушка своему Дениске, за что сразу поплатилась.
Серафима Прекрасная не глухая, мадам. Она всё слышит. Скривив брови, сжав челюсти, поднявшись из-за стола и вытирая ладони о свои коровьи бёдра, она двинулась к молодой чете и – УГУ! – одной рукой! – нет, лишь тремя пальцами! – ухватила Аннушку за вырез платья и подняла её вверх, так что Анечкиным ножкам оставалось только дрыгать в воздухе.
– Прекратите! – крикнул Дениска и тут же присоединился к невесте. Бледные Ивановские лица разглядывали прекрасные Серафимские ручки, Дениска – левую, Аннушка – правую, а их ноги отплясывали глухой степ.
– Прекратите!.. Вы!.. Женщина! – кричал Бочёнкин в спину Серафимы, дёргая её за плечо.
Весь персонал – работяга Ручкин, повар Пузо и музыкант Николаев (я догадался, кто он, по висящей за спиной гитаре) – стоял в проёме кухни и глядел на эту сцену. Троянская, отложив вязание и открыв рот, повторяла за ними. Никита, смеясь и смакуя какашку, повторял за ними. Андрей Арсеньев, к его стыду, тоже повторял за ними. Один лишь отважный Бочёнкин, запрыгнув сзади на высокую Серафиму и обхватив её за шею, висел на ней в попытке её обезвредить. Только когда до меня донёсся его натуженный – не в первый раз просящий о помощи – голос, у меня хватило совести и смелости вступиться за унижённых и оскорблённых.
– Андрей Арсеньев. Детектив, – сказал я, стоя перед Атлантом и уткнув в его морду удостоверение.
Небеса пали. Бочёнкин на задницу, Ивановы тоже. Только Анатолий Викторович на пол, а молодожёны на стулья. Упав, Дениска и Аннушка тут же принялись искать друг друга руками и, завершив поиски, крепко взялись в объятия. Напуганные, глубоко дыша, они смотрели вверх на Серафиму, со страхом думая, конец это или только передышка.
– У меня к вам есть несколько вопросов. Пройдёмте, – сказал я, уводя Серафиму к её недоеденному бутерброду и сыну. Бритый Никита встретил меня улыбкой, продолжая в то же время работать языком по внутренним сторонам щёк, нёбу и зубам.
– Тебя Никита зовут?
Никита, ухмыляясь и уперев руки в сиденье стула, молча дрыгал ногами, пока не получил от матери подзатыльник.
– Отвечай, когда тебя спрашивают.
– Да, – с обиженным и вредным выражением лица.
– А вас Серафима?.. Серафима… – выуживал я отчество у Никитиной матери, пока та проводила пальцами по своей натянутой копне волос и игриво двигала губами и бровями. Моё внимание в этот момент не ускользнуло от её позолоченного безымянного пальца, как и её от моего голого.
– Для вас просто Сима. – Её рука двинулась к моей, которую я тут же отдёрнул, после чего повернул голову на уже сидящего за нашим столиком Бочёнкина, прося его глазами о помощи. Он всё понял, но ещё раз связываться с Серафимой не рискнул и быстро опустил голову в тарелку. Я решил контратаковать:
– Это вы убили Шифера?
Она подобрала руку к себе и присмирела.
– Зачем мне это? И разве способна я, молодая, красивая… нежная… – Её ладонь снова потянулась ко мне.
Я вскочил со стула и, указывая на её руку, выпалил:
– Прекратите это! Вы что себе позволяете! Я – детектив!.. мать вашу!.. Если вы это не прекратите, то… то… – Я потянулся рукой к спине, за пояс, но там до сих пор находилась яйцерезка. Сжимая её там же, за ремнём, я нагнулся над столом и зловещим тоном проговорил: – А то пожалеете.
Угроза сработала, и теперь в мою сторону от Серафимы шла лишь одна неприязнь. От мальчика тоже.
– Ну так что же, это вы? – присаживаясь на стул.
– Нет, – сквозь зубы. – И с чего бы это?
– Ну не знаю. На этом теплоходе все являются подозреваемыми, даже ты! – резко мальчику, он от этого даже повеселел. – Вот что ты делал позавчера в 20:30 вечера, а?
Никита поглядел на маму, глазами спрашивая её разрешения на ответ.
– Ммм?
– Был в каюте. С мамой.
– С мамой? А подтвердить это кто-то сможет? Кроме (пауза) ма-мы?
Никита подумал, пожал плечами и весело:
– Не-а, – после чего вновь задрыгал ножками.
– Ну а вы, (пауза) Си-ма? Что вы делали позавчера в 20:30 вечера, (пауза) а?
В этот момент, делая паузы и выговаривая по-рыбьи, широко открыв рот, слова, типа «мамы» и «Сима», я лишь чудом, как понимаю сейчас, не получил леща.
– Если это вас так интересует, – насупившись и наклонясь ко мне, – то в тот вечер с семи до… до того, как из-за этого толстяка, – на Бочёнкина, – все начали собираться в коридоре, я продрыхла, не открыв и глазу. Вас этот ответ устраивает, (пауза) а?
Мне стало как-то не по себе от её манёвра. Она это уловила и добавила:
– А, (пауза) Дрю-ня?
Мне стало страшно. Я быстро повернулся к Никите, когда он выкрикнул:
– Дрюнчестер!
Меня так ещё никогда не унижали. Глубоко дыша, я пулей вылетел из-за стола и забегал глазами по столовой в поисках того, кто меня утешит: Бочёнкин – он сам от неё настрадался, Ивановы – тоже… Троянская! Бабушка. Бабулечка. Под мерзкий прекрасный гогот мальчишки и его матери, который она процеживала сквозь сложенные в уголке рта зубы, я двинулся к Троянской. Она уже не вязала. Все понимали, для чего я здесь и что всем им рано или поздно придётся отвечать на мои вопросы. Ивановы тоже сидели без дела перед стоящим на столе графином, ожидая своей очереди.