Как камень с чьих-либо плеч, я свалился на стул перед Троянской и свободно выдохнул.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте.
– Вы ведь знаете, кто я и зачем здесь?
Кивнула.
– Зовите меня просто детектив. А мне к вам как обращаться, сударыня?
– Марфа Васильевна я… Троянская.
– Чудесно! Очаровательно, Марфа Васильевна! – бодро приступая к допросу и придвинувшись ближе к столу. – Скажите, пожалуйста, Марфа Васильевна, для начала, что вы делаете на этом теплоходе?
– Плыву сына повидать, давно его не видела. Я каждый год к нему езжу. Раньше всегда поездом к нему добиралась, один раз даже вышло на самолёте, а сейчас вот в этом году решила по морю. Хет-трик, так сказать.
– Хм, любите футбол?
– Нет.
– Ладно, тогда-а, к чему нам эти околичности, Марфа Васильевна, давайте перейдём сразу к делу. Что вы делали позавчера в полдевятого вечера?
– Я была у себя в каюте.
– Подтвердить это кто-нибудь сможет?
– Нет, не думаю.
– А-а когда вы ушли к себе в каюту?
– Сразу после ужина, в семь.
– И всё это время были у себя?
– Да.
– А на ужине кто-то с вами ещё был?
– Да, все.
– Угу, и убитый?
– Да.
– А вы ушли раньше него?
– Кажется, мы ушли одновременно. И не только мы, но и они тоже, – кивнув вбок, на Ивановых. Поглядев на них краем глаза, я обнаружил, что они за нами наблюдали. – И те, что ушли, – говоря про ушедших прямо в этот момент из столовой Прекрасных.
– Угу. То есть вы и ещё пять человек вместе ушли после ужина, так? В семь?
– Да.
– Здесь что, запрещено находиться позже?
– Нет, мы сразу же ушли, когда на сцену вышли музыканты.
– А-а, вот в чём дело. Не любите музыку?
– Их – нет.
– Плохо поют?
– Просто не люблю пошлятину.
– А, ну получается, что не вы одни… Знаете, после ваших слов мне ещё больше захотелось увидеть их сегодняшний концерт.
Я задумчиво застучал пальцами по столешнице.
– Что вы можете сказать об убитом? Вы с ним успели пообщаться?
– Два раза.
– Угу.
– В первый же день, за обедом он подошёл ко мне.
– Зачем?
– Он увидел, что я вяжу шарф, и спросил, болею ли я за «Динамо»? – Марфа Васильевна приподняла с колен недовязанный шарф с эмблемой футбольного клуба. – Я сказала, что нет, но он не отставал и продолжал говорить о футболе. Говорил он приятно, вежливо, так что мне пришлось поддержать беседу.
– Хм, любите футбол?
– Нет.
– А-а по поводу второго раза? Когда это было? И о чём?
– Это было во время ужина, в вечер убийства.
– Угу.
– Он опять подошёл ко мне.
– Вы ему понравились?
Троянская зарделась румянцем.
– Нет, он просто предложил мне поменяться каютами.
– Вот как?
– Да.
– И вы согласились?
– Да.
– А вы не интересовались у него, зачем ему это нужно было?
– Он сказал, что 1 – это его счастливая цифра.
– Хм.
– И к тому же эта каюта ближе к палубе. В первый день, он сказал, не стал мне это предлагать, потому что посчитал это не культурно.
– А почему он сразу не заселился в этот номер?
– Он купил билет после меня.
– А, ну да… А когда вы поменялись каютами?
– Сразу после ужина.
– Угу. И долго ли происходила эта замена?
Троянская улыбнулась.
– Десять минут, не больше. У меня с собой лишь один чемодан.
– Угу… очень любопытная информация… А как вы опишете Шифера со стороны?
– Я уже сказала: приятный и вежливый пожилой человек.
– Вы знали, что он богат?
– Да. Почти сразу же при отплытии пошли о нём разговоры.
– От кого?
– Да от всех. От пассажиров и от персонала. Просто слухи.
– Угу. А кроме вас убитый с кем-нибудь ещё общался?
– Нет, – задумавшись, – по-моему, нет. Не видела. Я вообще из каюты практически не выхожу.
– Угу… так-так-так, что ещё… Алиби, значит, у вас нет?.. Угу… Подозреваете кого-нибудь?
– Ничего не могу сказать.
– Ах да, ваша же каюта находится прямо за стенкой убитого. Скажите, вы ещё не спали тогда, в момент убийства?
– Нет.
– А вам, случайно, не довелось что-нибудь услышать тогда из каюты Шифера?
– Довелось.
– Угу!
– Перед выстрелом, почти сразу до него, я отчётливо услышала, как Шифер сказал «сынок».
– УГУ! – услышав это, я краем глаза заметил, что удивился не только я, но и подслушивавшие Ивановы. Дениска, кажется, испугался, и лицо его стало бледнее задницы альбиноса. – Вы точно не ошиблись, что слышали именно это?
– Точно.
– И что голос принадлежал именно убитому?
– Да, точно. Стенки в этих каютах очень тонкие. Стенка перед штрафными и то надёжней будет.
– Хм, любите футбол?
– Нет.
– Угу… а что-нибудь ещё интересное вы не заметили, случайно? Какие-нибудь другие звуки из каюты?
– Нет.
– Угу… ну что ж, думаю, этого хватит. Спасибо вам большое, Марфа Васильевна, вы сообщили мне очень важную информацию. Уверен, она мне пригодится, – порываясь встать из-за стола, но не встал. – Ах да, и ещё один вопрос: вы ведь вышли в коридор после того, как охранник закричал?.. А вы, случайно, не обратили внимания, откуда выходили на этот же крик другие пассажиры? С палубы кто-то заходил?
– Я вышла не сразу. После выстрела я ещё какое-то время приходила в себя. Когда я вышла, все вроде уже были в коридоре.
– Угу, жаль. Ну ладно, ещё раз спасибо вам за помощь. Приятно было познакомиться. – Марфа Васильевна благодарственно кивнула.
Когда я поднялся из-за стола, Марфа Васильевна на прощание протянула мне руку и, судя по её положению, она была явно выставлена не для того, чтобы я её поцеловал. Я неловко протянул ладонь, и мы совершили крепкое рукопожатие.
– До свидания, – сказал я, смущённо сотрясая рукой, Марфа Васильевна, кстати, тоже.
Ивановы располагались через стол от Троянской.
– Разрешите?
– Да, пожалуйста, – сказала Анна, обнимая своего мужа. Одной рукой она поглаживала его, словно успокаивая. Он на мою просьбу ответил лишь кивком.
Первые секунды я просто сидел и разглядывал их.
– Медовый месяц?
– Да, – ответила Аннушка и поглядела на Дениску, после чего тот бодро подхватил:
– Да, да, медовый месяц. Вот отдыхаем, наслаждаемся друг другом.
– Но, к сожалению, отдых вышел не без омрачений, так?
– Да, да, – слегка подумав и помрачнев, – к сожалению, так.
– Давно вы знакомы?
– Два года, – ответила Аннушка, – а поженились месяц назад.
– А сколько вам лет, если не секрет? Выглядите вы очень молодо.
– Мне 20, Денису 24.
– Угу… – произнёс я и задумался. – Знаете, не люблю я эти околичности… Ммм… вы ведь знаете, зачем я здесь? – Кивнули. – И кто я. И я о вас уже кое-что знаю. – Занервничали. – Простите меня за вопрос, но… не обижайтесь, просто… можно узнать, у вас ведь медовый месяц – пора счастья и наслаждений, – но, ещё раз простите, я гляжу на вас и не могу сказать, что вы считаете так же. Вас так сильно потрясло убийство?
– Нет, конечно, – сказал Дениска, выйдя из ступора, – то есть да, – он постоянно поглядывал на супругу, – не подумайте, мы, конечно же, очень счастливая пара и любим друг друга… А то что, как вы говорите, глядя на нас этого не скажешь, то… убийство, конечно, потрясло нас и ещё то, что убийца сейчас здесь, на теплоходе, среди нас, но… просто… – Аннушка подвинула Дениске стакан с – предположительно – водой, Дениска подумал и всё-таки опустошил его. – Просто у нас, у меня… у нас, у меня, а, без разницы, можно сказать, случились семейные неприятности… ещё до этого. До убийства.
– Не могли бы вы сказать, какие именно это неприятности? В рамках этого дела я собираю каждый пустяк, и я бы не советовал вам что-либо скрывать от меня.
Молодожёны собирались с ответом, глядя друг другу в глаза.
– У меня есть бизнес, у нас, то есть у меня, а, без разницы. В общем, прямо в день отплытия я узнал, что дела с бизнесом очень плохи. – Дениска остановился и глубоко задышал. – Я – банкрот, – сказал он и уронил лицо на лежавшую на столе руку. Аннушка принялась успокаивать его, пока он не собрался с силами. – Да, банкрот. И я не знаю, как мне расплачиваться с долгами, – закончил он свой почти слезливый монолог.
– Вот, выпейте ещё, – сказал я, подвинув ему наполненный мною заново стакан (с водой ли?). Дениска сжал его в ладони и выпил, громко глотая.
– Вы меня подозреваете?
– Нет. Ну, то есть вообще-то я подозреваю каждого на этом теплоходе. А с чего вы вдруг об этом спросили?
– Ну, убитый был богат… а мне нужно оплачивать долги.
– А, вот вы о чём. Я бы на вашем месте не брал это в голову. Я – лучший детектив в мире, и я обязательно найду убийцу. Так что если вы не виновны, то просто успокойтесь, вам бояться нечего. Поверьте, я никогда не ошибаюсь… Вы ведь не виновны?
– Нет. Нет, конечно. Мы совершенно не виновны.
– Тогда не думайте об этом и просто… отвечайте правдиво на мои вопросы. Вот скажите, например, вам довелось пообщаться с убитым?
– Н-нет, то есть да. Так, мимоходом. За завтраком и на палубе один раз.
– А о чём вы говорили?
– Так, ни о чём. О погоде. О теплоходе.
– А убитый не сказал вам, что привело его на этот корабль?
Дениска задумчиво повёл головой.
– А-а во время этих разговоров вы не затрагивали состояние вашего бизнеса?
– Нет, – решительно заявил Дениска.
– Угу. Ладно, а тогда… с кем-то ещё убитый общался за это время?
– Мимоходом, наверное, со всеми успел познакомиться.
– А не мимоходом?
– Э, вроде бы нет, не видел.
– Ладно, а тогда ответьте мне, что вы делали в момент убийства?
– Мы? Мы были у себя в каюте.
– Подтвердить это кто-нибудь сможет? Из посторонних?.. Угу. А вы ничего не слышали странного в то время? Из каюты напротив?
– Э-э, выстрел.
– Громкий?
– Д-да. Достаточно громкий.
– И ничего больше? Кроме выстрела?.. Угу… А до этого вы не заметили чего-нибудь странного в поведении убитого?.. А в поведении пассажиров?.. Угу… Вы ведь оба покинули столовую в тот день, в семь вечера?.. Вместе с убитым?
– Да, но не только мы одни.
– Значит, вы подтверждаете слова Троянской? – Дениска, стыдливо опустив взгляд, кивнул. – Угу. Что же ещё? А, да, вы ведь вышли в коридор после того, как охранник закричал?.. Тогда скажите, не заметили ли вы, чтобы кто-то из пассажиров или персонала появился в коридоре со стороны палубы?
– Э-э, нет, вроде бы не видел этого.
– Вы сразу же вышли, когда услышали выстрел?
– Можно сказать, да. Практически сразу.
– И не заметили, чтобы кто-то заходил с палубы?
– Нет. Даже несмотря на шок от выстрела и испуг, не думаю, чтобы я мог это проглядеть.
– А как вели себя остальные в это время? Может, слишком спокойно, или наоборот?
– По-моему, все были напуганы.
– Угу… Вы кого-нибудь подозреваете?
– Нет, – ответил Дениска, потратив пару секунд на раздумья. Аннушка всё это время молчала, она продолжала обнимать супруга, приложив к его плечу голову, которая изредка кивала в подтверждение слов Дениски.
– Ну, в таком случае, ах да, – произнёс я, тут же встав и сев обратно на стул, – что вы можете мне сказать насчёт охранника Бочёнкина?
– Что вы хотите услышать?
– Ну, видели ли вы его с убитым, поглядывал ли Бочёнкин на него косо?
– Нет, не видели. То есть мимоходом они, кажется, разговаривали, а вот что косо – нет, не видел.
– А можете ли вы представить его убийцей?
Ивановы направили свой взор мимо меня на сидящего за тем же – нашим – столиком Бочёнкина, который, сложив на пузе ладошки и опустив один из подбородков на грудь, слегка посапывал. Аннушка улыбнулась, разглядывая его.
– Нет, не могу, – твёрдо ответил Дениска и поглядел на невесту. Аннушка с улыбкой взглянула на меня и отрицательно покачала головой.
– В таком случае спасибо вам, что уделили мне своё время, – сказал я, вставая. Дениска тоже встал и протянул мне на прощание руку. Когда я её пожал, уже Аннушка протянула мне свои сложенные пальчики, предназначенные явно не для рукопожатия. Я повернул голову на наблюдающую за нами Троянскую. Она, поглядев на меня, сконфуженно отвернулась. После чего я поцеловал эти прелестные пальчики, не отрывая взгляда от больших тёмных глаз Аннеты.
Я пожелал молодожёнам счастья и благополучно пройти им все невзгоды. Ивановы поблагодарили меня за эти слова. Затем я подошёл к Бочёнкину и пнул его в ботинок.
– Вставайте, а то всё проспите.
– А? Что?.. Нашли убийцу?
– Нет, осталось допросить ещё пятерых. Трое из которых там, – указывая на дверь кухни. – Вы со мной?
Мы вошли без стука. Бочёнкин шёл за мной. УГУ! – прямо в первую же секунду сидящий в дальнем уголке Николаев одним – одним! – пальцем дёрнул струну на гитаре и извлёк из неё жалобную ноту. Мой детективный глаз сразу же заметил расслабленное движение пальца и – и! – натянутую до предела – пердела! – струну. После этого я сфокусировал свой взгляд на кухонном столе, и – УГУ! – Пузо прямо на моих глазах слабёхонько замахнулся тесаком на слоновий окорок и с первого же раза разрубил его пополам – пополам! УГУ! – а Ручкин тут же прямо перед нами буквально одним пальчиком – буквально! – ну, может быть, от силы двумя – от силы! – поднял за ручку целое ведро с водой и разными отбросами и прошёл с ним мимо нас в столовую без единого пыхтения. От увиденного у меня даже захватило дух, и я взялся за ворот рубахи, чтобы проветрить грудь. Вернув себе хладнокровие, я подумал: а не дух ли я? Так как вся эта шайка не слишком-то обращала на меня внимание. Лишь один Ручкин перед уходом бросил в мою сторону взгляд, показывающий, чтобы я не загораживал ему дорогу.
– Кхы, кхы… КХЫ!
Ну наконец-то.
– Доброе утро.
Николаев приветственно кивнул.
– Buon.
– Вы ведь знаете… – В этот момент на кухню вошёл Ручкин, поставил ведро и, заметив обращённые на меня в ожидании лица товарищей, повернулся ко мне, осмотрел сверху донизу, по-хозяйски сложил на груди руки и опёрся задом о кухонный стол. – Вы ведь знаете, кто я такой?
– Детектив, а кто же ещё, – высокомерно ответил Ручкин. Сразу бросалось в глаза, что он заботится о своём внешнем виде: блестящая от геля причёска, гордая осанка и модный бордовый пиджак. Вёл себя уверенно и раскрепощённо. Сразу видно – певец!
– Да, Глеб Глебович, детектив, – мой ответ поразил Пузо и Николаева, а вот Ручкин сразу же бросил ленивый взгляд мне за спину, на источник моих познаний. – Все вы прекрасно знаете об убийстве, случившемся здесь позавчера… И моё дело здесь – расследовать его, а ваше – давать мне правдивые показания… Давайте для начала узнаем, что вы делали в момент убийства? – оглядывая всю троицу. – В 20:30.
– Мы – я и мой друг Сёма, – ответил Ручкин, указав головой на Николаева, – были на сцене и радовали публику.
– А большая была публика? – слегка улыбаясь.
Ручкин ещё более выпрямился.
– Публика состояла, собственно, из одного человека, Суворова – пассажира. Вы о нём, наверное, уже что-то слышали. Но – прошу заметить, главное не количество публики, а её качество.
Сидящий вдали Николаев идиотски улыбался и одобряюще кивал.
– А Суворов – это качественная публика?
– Ветеран боевых действий, обладатель наград – это, я думаю, говорит о его качестве, – сказал Ручкин и взмахнул бетонированной чёлкой.
– А я? Я тоже быть публика! – ревниво заявил Пузо, отложив тесак и слоновьи окорочка. – И каждый день – публика! Я – качественный публика! – подытожил он, поцеловав сложенные кончики большого, указательного и среднего пальцев.
Жерар Пузо был очень похож на Бочёнкина, такой же толстый, только чуть меньше ростом и без растительности на лице.
– Вы тогда тоже были в столовой?
– Si.
– Вы-ы… Жерар – француз?
– Si! – отвечал он с гордой улыбкой.
– Угу. А Анатолия Викторовича разве не было в составе той публики?
Я отошёл чуть в сторону, чтобы видеть всю четвёрку.
– Да, был, – ответил Ручкин, – пока не ушёл.
Бочёнкин явно занервничал.
– А во сколько это было?
– Не знаю точно, но приблизительно за несколько минут – за пять, не больше, – до убийства, – сказал Ручкин.
– Угу.
– До того, как он завизжал… Да, Толик?
Мы все нацелились на Толика.
– Да, – слегка заикаясь, – а к чему, Андрей Арсеньевич, вы спрашиваете об этом? Я ведь и так вам всё это рассказал.
– Ну ведь должен я проверить, правду вы говорите или нет, – сказал я и на несколько секунд уставился в лицо Бочёнкина, сверля его взглядом. – Значит, все вы, а также пассажир Суворов были в момент убийства в столовой?.. И никто это больше подтвердить не сможет, кроме вас?
– Нет.
– No.
Николаев продолжал на все реплики одобрительно кивать с идиотской улыбкой.
– А что вы сделали, когда услышали крик Анатолия Викторовича?
– Побежали туда.
– Si.
– Все?
– Да.
– Si.
– Вы тоже?
Николаев кивнул.
– А когда вы выходили, не заметили ли вы, чтобы кто-то из пассажиров появился в коридоре с палубы?
Ручкин задумался и ответил, что нет, Пузо тоже, Николаев кивнул – обозначая, что тоже нет.
– Угу. А не заметили ли вы, чего-нибудь странного в тот вечер? (Нет.) Ведь убитый Шифер, – Николаев, услыхав это, весело улыбнулся, – был в тот вечер на ужине, так?.. А что он заказывал?
Ручкин и здесь был готов отвечать первым, но Пузо решительно этого не допустил.
– Позавчера мой особый блюдо на ужин быть пицца! «Маргарита»! И всем быть очень вкусно! – сказал он, активно жестикулируя руками, и в заключение радостно обернулся вокруг своей оси.
– Кстати, Жерар, я вижу, вы очень сильно заботитесь о своей кухне, чтобы всё было на высшем уровне. Вот у вас даже шапочка на голове есть.
– Si! – сказал он, довольный, и снял с головы резиновую шапочку. Шапочка, как выяснилось, снялась вместе с париком, но Пузо как ни в чём не бывало тут же с улыбкой нахлобучил их – шапочку и парик – обратно на лысую голову. – Кухня должён быть чистота! Микробы – no-o, тьфу, бе-е.
– А тогда скажите мне, почему вы работаете не в перчатках?
– Я не виновать! Они пропасть!
– Перчатки?
– Si! Позавчера собирать готовить завтрак – паста, – открывать полка, а перчатки – no! – Пузо в яркой манере проговорил это и даже открыл дверцу стола, демонстрируя там отсутствие перчаток.
– Они были здесь? – спросил я, проглядев нутро стола. – До вечера убийства?
– Si!
– Утром и днём?
– Si!
– А к вечеру пропали?
– Si!
– Не знаете, кто бы мог это сделать?
– No!
– Кто имеет доступ на кухню?
– Ы-ы, все!
– Вы её закрываете?
– No. Зачем?
– Чтобы не крали перчатки.
– No! Я думать, русский честный, а он – no-o, тьфу, бе-е.
– Французы не такие?
– No-o! Совсем.
– Скажите, Жерар, вы родились во Франции?
– Si! Париж! – романтик, кухня! Эйфель башня, Колизей…
– И сколько вы там прожили?
– 25 лет.
– И куда делись потом?
– Русси! Мне нравится Русси! Я люблю Русси!
– А всё-таки, что заставило вас уехать в Россию?
– В Париж меня не ценить! Я быть всегда за традиционный французский кухня! Паста там, пицца, равиоли…
– Угу.
– А тогда в Париж быть мода на иностранщина! На другой кухня!
– И вы приехали сюда, чтобы познакомить нас, русских, с вашей великой французской кухней?
– Si!
– А как вы оказались на этом теплоходе? Почему именно здесь?
– Объявление! Нужно повар! Мой первый день в Русси – искать работа – и вуаля!
– Угу. И до сих продолжаете здесь работать. А уйти куда-нибудь в другое место не хотелось?
– No! Здесь ценить мой кухня! Здесь мой друзья! – воскликнул он, насильно обнимая за плечо сопротивлявшегося Ручкина.
– Угу. Все они ваши друзья? – обводя присутствующих взглядом.
– Si!
– А как давно вы дружите?
– 5 лет!
– С первого дня?
– Si!
– Значит, вы, Жерар, работаете здесь уже пять лет?.. Угу, а как давно вы здесь, Глеб Глебович?
– Семь.
– Угу, а вы, Семён?..
– Он пришёл вместе со мной, – ответил Ручкин. – Мы – дуэт.
Николаев кивнул.
– Простите, Семён, а-а как вас по отчеству?
– Александрович, – ответил Ручкин.
– Скажите, а Семён Александрович… он что, немой?
– Нет.
– No.
Николаев в подтверждение их слов одобряюще, с улыбкой, кивнул. Да, кстати, не забудем и о его внешнем виде: свитер, борода и светлые длинные волосы.
– Угу, понятно. А я у вас, Анатолий Викторович, кажется, не спрашивал, сколько вы здесь работаете?
– Нет.
Мой выжидающий взгляд.
– Я здесь пять лет.
– Вместе с Жераром здесь?
– Нет, я на полгода раньше.
– Угу… Понятно. И всем вам нравится здесь?.. Зарплата устраивает?.. Угу, получается весь экипаж счастлив и дружен между собой?.. Угу, а тогда можно узнать что-нибудь о вашем ещё одном друге?.. Я имею в виду капитана.
Этот вопрос увёл их на неизвестную тропу, и они все дружно протянули «э-э».
– Как его зовут?
– Не знаю, – сказал Ручкин, пожав плечами, – просто капитан.
– А как он выглядит?
Плечи снова встали на дыбы.
– Угу… А вы тоже не знаете?.. А как так вышло? – Все дружно вскинули плечи. – А кто принимал вас на работу? Кто вёл собеседование?
– Моё собеседование проходило через дверь рубки.
– Угу! А у вас?
– Si.
– И у вас?.. Угу!.. А как вы получаете зарплату? Вы ведь её получаете?
– Да, через дверь. У него там есть щель для почты.
– А деньги, полученные от продажи билетов, как я понимаю, он забирает у вас тем же способом?.. И все вы выполняете его поручения через эту дверь?.. Угу… И что, вы никогда не пытались узнать о нём что-нибудь? Посмотреть, как он выглядит? Например, через стёкла рубки?
– Так они же затонированы.
– А, вот как!.. А что вы вообще можете о нём сказать?
– Моё мнение, он – Посейдон, – заявил Ручкин с вполне серьёзным видом. – Ночью, когда все спят, он ныряет в море и охотится там со своим трезубцем.
– А у него есть трезубец?
– А как же, если он Посейдон.
– No! Он – Дейви Джонс! – сказал Пузо, стреляя из невидимого бластера. – Пиу, пиу.
– Русалка, – мечтательно улыбаясь, наконец-то вымолвил Николаев.
– Угу! – я повернулся к Бочёнкину.
– Урсула, – чутка стыдливо.
– Угу! Интересно. Мне очень не терпится с ним скорее познакомиться… А, вот ещё что, расскажите мне про убитого. Что он из себя представлял?
Плечи Ручкина, т. к. все ожидали ответа от него, молча вскинулись вверх.
– Глеб Глебович, я узнал, что вы за дополнительную плату прибираетесь в каютах пассажиров, это так?
– Ну да.
– А у Шифера вы не прибирались?
– Да, прибирался. Он в первый же день попросил об этом, чтобы я по утрам прибирал постель, ну и пыль кое-где стёр.
– Угу, и много он вам платил?
– 500 в день.
– Рублей?.. Угу, получается вы заработали от него 1000?
– Да.
– Угу. А не подскажете ли мне, не общался ли убитый с кем-то из пассажиров за это время? Или даже из вас?
– Он со многими общался. Для него это, кажется, было обычно, просто ради знакомства.
– А с кем-то не просто ради знакомства общался? Не знаю, что-то вроде наедине.
– Иванов.
– Угу!
– На второй день в 9 утра. У меня не получилось прибраться у Шифера, когда он был за завтраком, поэтому я пришёл в это время. А там сидел он и Иванов.
– Угу! А как они на это отреагировали? Что сделали?
– Кажется, я их застал врасплох. Особенно Иванова. Как я понял, они говорили о чём-то. Шифер сидел на кровати, а Иванов за столом. А когда я вошёл, Шифер сказал ему: «Давайте поговорим потом», – и Иванов ушёл.
– Угу! – тщательно просеивая эту информацию, после чего поглядел на Бочёнкина и ещё раз угукнул. – А что-нибудь ещё? Общался ли убитый ещё с кем-то наедине?
– Да, вечером в первый день я подходил к туалету и услышал, как за дверью разговаривают Шифер и эта баба – Серафима.
– УГУ! В мужском туалете?
– Да.
– И?
– Я думаю, она его туда силой загнала и пыталась захомутать.
– Вот как!
– Да, но в конце я услышал, что он её отшил и пригрозил, что если она ещё раз к нему подойдёт, то у неё будут большие проблемы.
– Угу! А что дальше было?
– Когда они уходили, я спрятался в столовой. Я видел, что Серафима ушла к себе, а Шифер вышел через минуту после неё.
– Угу! И это всё?.. Больше ни с кем убитый не общался?.. Угу… Вы, Ручкин, я вижу, всюду свои ручки протянули. От вас ничего не утаишь.
Ручкин был доволен собой.
– Ну что ж, – выдохнув, – сегодня я здесь услышал много всего интересного. Так что можно, а, да, и напоследок поинтересуюсь у вас: подозреваете ли вы кого-нибудь? – спросил я у троицы.
– Серафима, – ответил Ручкин.
– Из-за той сцены в туалете?
– Ну да.
– Угу… Ну ладно, мы тогда пойдём. Необходимо допросить ещё двух подозреваемых. Всем спасибо за внимание, было очень приятно познакомиться.
– Приходите вечером на концерт! – прокричал Ручкин в закрывающуюся за нашей спиной дверь кухни.
– Обязательно! – Дверь закрылась, и я обратился к Бочёнкину: – На палубу?
Солнце ударило нам прямо в глаза. Зажмурившись, я двинулся вперёд по палубе.
– Вы уже кого-то подозреваете?
– Моё правило – не называть убийцу, пока не будут допрошены все подозреваемые и свидетели. Но – кое-что уже вырисовывается. – Мы перешли на другую сторону палубы и остановились у бортика. – По крайней мере, у двоих есть хоть какой-то мотив.