Улики! Улики, товарищи! Без них все подозрения – просто труха. Но вот ими-то за всё это время мне разжиться, к сожалению, не удалось. РРРРРРРРРРР – я в ярости.
К наступлению вечера в процесс расследования вмешался некто Перерыв, и мой мозг получил заслуженный – ? – отдых, а желудок заслуженный – ! – ужин. Всё было также, как всегда, все на своих местах.
– Завтра прибываем в порт.
– Угу.
– Вы успеете за это время?
– Если опираться только на факты – нет. А если брать во внимание мою уверенность и результаты прошлых дел, то я ни чуточки об этом не беспокоюсь.
– Да, но как вы будете действовать? Ведь нужны доказательства.
– Не знаю… Сон подскажет.
– Сон?
– Я работаю во сне и наяву.
Бочёнкин не стал допытываться насчёт смысла моих слов, и мы ненадолго замолчали.
– Вы сегодня выглядите уставшим.
– Да, мозги вскипели. Будете?
Я поднял крышку черепа и наложил чутка варёных мозгов Бочёнкину на тарелку.
– Не поделитешь шо мной, шо надумали жа шегодня? – спросил Бочёнкин, остужая свой открытый, наполненный закуской рот.
– Нет. Лучше вы мне скажите: кого бы вы обвинили на моём месте?
– Не знаю, – ответил он, проглотив порцию.
– А какие вопросы вы бы себе задавали? Как действовали?
– Не знаю… Мотив, наверное.
– Хорошо, давайте обсудим мотив. У кого он есть? – Бочёнкин внимательно оглядел присутствующих. – Я вам помогу: у Иванова – наследство, у Серафимы – месть, так?
– Ну да.
– И что дальше? Какие это даст вам улики?.. Вот, например, Иванов. Смогли бы вы убить своего отца?
– Не знаю. У меня его не было.
– Угу. А мать, я надеюсь, была?
– Да. И есть.
– Не сочтите, что я лезу не в свои дела, просто я тоже вырос без отца… Он что, ваш отец, умер?
– Я о нём ничего не знаю. Мама говорила, что он нас бросил.
– И вам никогда не хотелось о нём что-нибудь узнать?
– Нет.
– А почему можно узнать? Мне вот, например, всегда хотелось.
– Просто не хочу ему навредить… Если бы я его встретил, то, думаю, ему бы не поздоровилось.
– Ого, вот вы какой, – сказал я, впервые за наше знакомство увидев Бочёнкина серьёзным. – Ладно, давайте вернёмся к делу… Есть ли ещё у кого мотив? Конечно, можно предположить ограбление. Но кто бы пошёл ради этого на убийство? Ведь чтобы заполучить кошелёк, для этого не обязательно убивать, не так ли? В таком случае это был очень неопытный воришка – да и вообще почти всё в этом убийстве указывает на неподготовленность преступника – и к тому же очень нуждающийся в деньгах, раз решил их таким способом заполучить… Вы в них не нуждаетесь?
– Не знаю, – задумчиво ответил Бочёнкин и пожал плечами, – всем они, наверное, нужны… Но на убийство я бы не пошёл.
– А для чего вам деньги, разрешите спросить?
Бочёнкин на пару секунд ушёл в себя.
– Для ребёнка.
– У вас есть дети?.. Один? Два?
– Одна. Дочка.
– Вы разведены?
– Нет.
– Я не вижу у вас кольца.
– А, – акнул Бочёнкин, поглядев на безымянный палец, – оно лопнуло.
– Когда?
– Да давно уже, я и не помню.
– А почему не отнесли в ремонт?
– Ды… подумаешь, есть кольцо, нет…
Я усмехнулся.
– Так вам нужны деньги для дочки?
– Да. У неё онкология.
Я издал удивлённый и сочувствующий звук.
– Да, но опухоль доброкачественная.
– Деньги нужны на операцию?.. Сколько?
– 10 миллионов. – Я вытянул губы. – Половина почти уже собрана.
– Как только приплывём, Анатолий Викторович, дайте мне всю информацию, как помочь вам. Номер счёта там или сайт фонда… Я постараюсь вам помочь.
Бочёнкин был очень тронут моим предложением и поблагодарил меня за это. После этого мы принялись сидеть молча. За это время я ощутил резко напавшую на меня сонливость. Скоро заговорил динамик и оповестил нас о том, что совершенно случайно на этом теплоходе оказался сам – вы не поверите – Гарик Сукачёв. Остались только я, Бочёнкин и Суворов. Дрёма начала вмешиваться в реальность, стирая её из моего сознания. Веки опускались… звучала зевота… и…
Я милого узнаю по мошонке…
Я подошёл ближе к хороводу стульев. Их было одиннадцать. Не считая центрального, к которому были обращены все лица сидящих. Там сидел Шифер. Вроде живой, но какой-то сильно понурый. Вообще все были словно застывшие. Никто не обращал на меня внимания. На расположенных вокруг стульях сидели пассажиры теплохода и члены экипажа, за исключением капитана. Предназначенный для него стул пустовал.
Я решил воспользоваться этим. Когда я двинулся в его сторону, картина ожила. Все встали (Шифер продолжал сидеть, устало опустив пустой взгляд) и медленно направились к Шиферу, строя на ходу преувеличенно грозные лица, как в пантомимах. Когда Шифер грустно, еле слышно, произнёс слово «сынок», из ниоткуда на капитанском стуле возник учитель. Через секунду после этого с жалобным завыванием пронёсся ветер, всколыхнув волосы на голове учителя. На коленях он держал белый фарфоровый кувшин. Все продолжали миллиметр за миллиметром приближаться к Шиферу, корча ему злые рожицы и издалека по-боевому махая руками в стремлении нанести ему побои. Учитель наклонился, взял с поверхности скалы горсть пыли и высыпал её в кувшин, после чего взболтал его. Потом он, улыбаясь, поднёс кувшин к губам и отпил из него. Когда он опустил его, я увидел на верхней губе учителя след от напитка. Скорее всего, шоколадного. Учитель, не отрывая от меня весёлого взгляда, отёр улыбку рукавом, молниеносно встал, достал из-за пояса пистолет и выстрелил в Шифера. Тот взорвался огнём. В следующий миг на нас со всех сторон обрушилось море.
Я вздрогнул. На сцене уже пел не Сукачёв. Всё внимание слушателей было направлено на сцену. Я ещё раз прокрутил в голове увиденное и понял, как мне действовать.
– Вы куда? – спросил меня Бочёнкин, когда я поднялся из-за стола.
– Мне нужно кое-что выяснить.
– Я могу чем-то помочь?
– Нет… не можете.
Я вышел на палубу и достал телефон.
– …Мне нужно, чтобы ты пробил одного человека… Да, я знаю, что это не честно, но это необходимо… Всё… Бочёнкин Анатолий Викторович…
После я принялся за сбор улик. Всё было на поверхности. Когда я выходил из каюты Шифера, замурчал телефон.
– …Узнал?.. Другая?.. Какая?.. Так я и думал.
Я отключил телефон и спрятал в пиджак – навстречу мне шёл Бочёнкин. У него был радостный вид.
– Андрей Арсеньевич, я просто ещё раз хотел предупредить: завтра утром мы прибываем в порт, так что не будет ли у вас ко мне каких-нибудь поручений?
– Да, да… – я всё ещё был в замешательстве от узнанного, – попросите завтра всех собраться в столовой, когда будем уже в порту… И пришлите людей из полиции.
– Вы что, знаете, кто убийца?
Я несколько секунд разглядывал добродушное лицо Бочёнкина.
– Да, знаю… К сожалению.
Я оставил взбудораженного Бочёнкина одного и ушёл к себе.
V
Чудесное утро – Столовский суд – Обвиняется! – Рассказываю что да как – Секреты, секреты и ещё раз секреты – Торжество добра – Прощание
Наконец-то у меня выдался спокойный сон. Взглянул на часы – почти семь. В окошке ясное утречко, причал. На мне элегантный судейский смокинг, в нём наручники.
– Иду! – когда постучал Бочёнкин.
Он волновался. Вперёд! Не без удовлетворения от проделанной работы. Столовая-судейская. Встать! Суд идёт! Ивановы, Прекрасные, Суворов, Троянская – на своих местах. Ручкин и Николаев – за одним столом у сцены. За соседним столиком Пузо. Только капитана не хватало. Я остановился у дверей. Бочёнкин слева от меня. По обе наши стороны стояли двое полицейских, они поздоровались со мной по-николаевски. На лицах сидящих сидели волнение и любопытство.
– Всем доброго утра… Вот и настал этот знаменательный день! Судный день! День, когда весь мир узнает правду! – Все объективы на меня. Крупный план. Я достал из внутреннего кармана смокинга наручники. Я протянул их Бочёнкину. Он очень сильно нервничал и глубоко дышал. Он с трудом держал себя в руках. – Анатолий Викторович… дайте мне ваши руки… ну же, смелее… вот, возьмите наручники и-и (мастерская детективная пауза) наденьте их на руки убийцы.
Никто не понимал, что происходит. Бочёнкин тем более, и поэтому спросил:
– На кого?
– Вот на этого сукиного сына!
Все глаза нацелились на мой перст правосудия, а от него на…
Он сидел как ни в чём не бывало. На лице даже заметны были признаки самолюбования, гордости. От того, что его поймали и что все узнают правду.
Все разинутые рты были направлены на убийцу. Они не могли поверить в это. Серафима, придя в себя, встала и выкрикнула:
– Сам ты – сука!
– Он?! – воскликнул Бочёнкин, держа в руках наручники. – Мальчик?! Но как?!
– У меня есть улики. – Из другого внутреннего кармана смокинга я достал прозрачный пакетик. – Это его дерьмо. – Все, скривив рты, глядели на пакетик и содержащийся в нём целостный катях. Я поворошил пакетик, отчего катях со звоном развалился на три части. – Вот этот, – указывая на один кусочек, – я нашёл под кроватью убитого. Он прилепил его к боковой стенке основания кровати, которая граничит со стеной каюты. Вот этот я нашёл вчера поздней ночью внутри кухонного стола, где находились перчатки, в самом уголке, за посудой. А вот этот, – указывая на солидный центральный кусок, – я нашёл в ведре, что служит у вас огнетушителем. Этот маленький убийца с помощью него смог достать до своего окна, когда выбежал от убитого на палубу, а потом с помощью верёвки поднял его себе в каюту. А позже ночью, когда всё успокоилось, вернул ведро обратно. Не забыв, конечно же, перед этим посрать туда.
О да, Никита был собой доволен. Это было лицо настоящего хладнокровного убийцы. Я таких ещё не встречал.
– Но какой смысл? – спросил Бочёнкин. – Зачем оставлять такие улики?
– Анатолий Викторович, вы забываете о том, что многие преступники подсознательно желают, чтобы их поймали, чтобы все узнали о них.
– Но… а зачем он это сделал?
– Вот это пусть он расскажет нам сам. – Я подошёл к Никите. Он поднялся из-за стола. Чтобы быть с ним наравне, я присел на корточки. – Скажи, зачем ты это сделал, ммм?.. Смысла отпираться нет. Улики железобетонные.
Моя манера общения доброго полицейского смягчила Никиту, и его лицо стало детским, невинным. Он заплакал.
– Я… один раз… при нём… – заговорил он, хныкая.
– При дяде Шифере?
– Н-дя-я, – обиженно и выпятив нижнюю губу. – Один раз я при дяде Шифере поковырялся у себя и достал катяшочек, – Серафима слушала Никиту с гордым видом матери вундеркинда. – На вид он был такой вкусный… Но этот дядя Шифер выбил его из моей руки и отвёл в туалет, чтобы я помыл руки, и сказал, чтобы я так больше не делал. Н-дя-я… И после этого я его люто возненавидел.
– Хм, люто. Какой умный мальчик, – сказал я, вертя пуговицу на Никитиной рубашке. – А ты знаешь, что в тюрьме делают с такими умными и милыми мальчиками, как ты?
– Что?
– Их в жопу трахают.
Серафима от шока раскрыла рот.
– Уведите их.
Полицейские взяли под руки Прекрасных и вывели их из столовой. Все поднялись и начали гудеть между собой. Подошёл Бочёнкин.
– А что его мать? Она его укрывала?
– Мой детективное чутьё уверенно подсказывает мне, что Никита действовал в одиночку. И я даже уверен в том, что Серафиму разбудил не ваш крик, а сам Никита, когда все начали собираться в коридоре.
– Да, но как он смог выстрелить? Он же ещё совсем ребёнок?
– Вы недооцениваете силу его пальца. Когда в первую ночь я прогуливался по палубе, то застал Никиту, ковырявшегося у себя в штанишках. И вот по тому, что он достал оттуда и как хрустел этим, я понял, что сил у этого мальчишки ого-го. Да вы сами их потрогайте и убедитесь в этом, – сказал я, вертя перед его носом пакетик с уликами. – Я их чуть ли не монтировкой отковыривал.
Бочёнкин решил поверить мне на слово.
– Знаете, Анатолий Викторович, это ещё не всё, что я хотел сообщить сегодня, – слушатели навострили ушки. – Почти у каждого на этом судне есть свои секреты… – я оглядел секретеры, – но я не буду все их раскрывать, поскольку мне за них не платят. Но – я никак не смогу обойти стороной вашу тайну.
– М-мою?
– Да.
– Н-но у меня…
– Вы о ней не знаете. Но знаю я. Вчера я попросил моего знакомого пробить вас по базе данных. И он кое-что выяснил о вас… и о вашем отце… – Бочёнкин в любую секунду мог лишиться чувств. – Вы знали, что ваша мать поменяла вашу фамилию, когда вам был годик?.. А знаете, какая изначально была ваша фамилия?.. Шифер.
Все остолбенели. Бочёнкин с Дениской, напротив, пошатнулись и чуть ли не свалились на пол.
– Не частая фамилия, согласитесь. Конечно, у меня нет стопроцентных доказательств, чтобы утверждать, что Шифер – ваш отец, но – тест ДНК, я уверен, подтвердит всё это. Сегодня утром я опять созвонился со своим знакомым и узнал у него более подробную информацию о вас. Ему удалось выяснить, что ваш отец всегда любил вас и ни на минуту не забывал о вас, и поэтому всё время пытался вас найти, но ваша мать – может, из-за обиды на него или что-то ещё – не давала ему это сделать, для чего и поменяла фамилию, и уехала в другой конец страны… Не спрашивайте меня, как моему знакомому удалось это узнать – на то он и есть Малахов… Кстати, я подозреваю, что Шифер назвал Никиту сынком, потому что он напомнил ему – вас! Он видел вас маленьким и знал, что вы родились 6-килограммовым карапузом. И в шесть лет вы, возможно, выглядели именно так, как этот Никита… Так что я поздравляю вас, Анатолий Викторович, вы имеете полное право получить часть наследства покойного. Кто знает, может, Шифер даже и упомянул вас в завещании.
– Если всё это правда, я с радостью помогу вам, – сказал Дениска, подходя к нам со своей невестой. – Мы помним, как вы отважно бросились нам на помощь, когда та женщина накинулась на нас.
Бочёнкин не верил в происходящее. Кто, глядя на него, мог подумать, что его ожидает судьба Золушки? Бочёнкин принялся заикаться и отнекиваться от предложения Дениски.
– Подумайте о дочке, – сказал я, дружески положив ладонь на плечо Бочёнкина. Глаза его наполнились слезами.
И на этом всё, дорогие друзья! Всё в этом мире воздаётся по заслугам. Главное, не забывать об этом. Если вы по жизни всегда были хэппи, то без хэппи-энда вам не обойтись.
Я заглянул в свою каюту, взял чемодан, оставил на тумбочке ключи и ушёл.
Какая чудная погода! Как раз под настроение. Солнце жгло будь здоров. Чайки встретили меня овациями.
Ну что ж, в путь, друзья! Впереди меня ждёт чудесная дорога домой. Вот только сначала нужно переодеться в дорожный костюм. Я укладывал свой судейский смокинг в чемодан, когда увидел двигавшегося в мою сторону Бочёнкина. Вид у него был… не описать словами.
– Андрей Арсеньевич, постойте! Я хотел у вас кое-что спросить… Помните, вчера ночью в коридоре я спросил вас, знаете ли вы, кто убийца, и вы сказали «да, знаю… к сожалению»… Почему вы сказали «к сожалению»? Судя по тому, что я видел в столовой, вы не очень-то жалеете мальчишку.
– Для драматизма, Анатолий Викторович… Для драматизма.
Бочёнкин парил над палубой и глядел, как я завершаю переодевание в дорогу.
– Вы опять так же?
– Угу, – произнёс я, с улыбкой натягивая на глаза очки, и, пожав другу руку, прыгнул за борт.