Если я в качестве голосовой метки использовал слово “Юсуп”, то Влад мог наговорить в микрофон хоть слово “Алёна”, хоть “Чао!”, мог записать хоть щелчок пальцами, хоть фрагмент песни.
Вдобавок я подумал, что Влад – если не дурак – после убийства все упоминания о связке номера Алёны с голосовой меткой наверняка с мобильника стёр, чтобы Таня не нашла на мобильнике голосовую метку “Алёна” или “Чао!” и не спросила, почему у Влада номер Алёны на голосовом вызове, и вообще, почему на мобильнике Влада номер Алёны, когда Тане общение Влада с Алёной поперёк горла.
Результат эксперимента позволил допустить, что Влад убить Алёну мог. Сварганил установку “дивиди плюс мобильник”, чем слепил себе алиби, запустил запись диска, поехал к Алёне, убил. Когда мобильник Влада дозвонился до трубки Алёны, Влад Алёну уже убил. Отвечал на вызов своего мобильника с трубки Алёны сам Влад. Через три минуты в холл вошла Таня и увидела труп Алёны.
Другими словами, Владу после звонка Алёне в десять минут второго вовсе не припекало лететь к дому Тани на ракете, чтобы успеть убить Алёну до тринадцати минут второго, когда в холл вошла Таня.
После эксперимента я вспомнил, как Влад сказал, что после звонка Алёне аккурат записался последний диск, и Влад пошёл принять душ, и там “решил поплескаться от души”, потому и пропустил несколько таниных звонков: мол, плескался так, что звонка мобильника не услышал.
По результатам эксперимента я мог предположить, что Влад не брал трубку на танины звонки не потому, что плескался под душем и звонков не слышал, а потому, что в тот момент, когда звонила Таня, Влад ехал с места убийства домой. А трубка трезвонила в квартире Влада, привязанная к ножке стула.
Я захотел слова Влада насчёт “плескался” проверить.
Для начала я подсчитал, сколько минут принятия душа в понятиях Влада укладывается в термин “плескаться от души”.
Влад сказал, что отправился в душ сразу после звонка Алёне, то есть в двенадцать-тринадцать минут второго. Когда сразу после того, как Юсуп допросил Влада, я позвонил телефонисту и попросил проверить номер Влада, телефонист сказал, что на несколько звонков с номера Тани Влад трубку не снимал. Снял только на звонок в полвторого. При этом Влад сказал, что как только вышел из душа и услышал звонки, так сразу трубку и снял. Вывод: Влад плескался под душем около четверти часа. За пятнадцать минут из душа должно было утечь воды немало.
Я решил узнать, плескался Влад под душем от души, так, что пропустил несколько таниных звонков, или душ – дешёвая отмазка. Благо Влад кроме того, что плескался под душем, сказал, что в двенадцать – за час до плескания Влада под душем – к Владу приходили с проверкой из горводоканала. Влад ещё сказал Юсупу, что горводоканалу в отместку решил поплескаться от души.
Централизованная горячая вода в городе пропала сразу после зимних морозов. ТЭЦ решила провести переоборудование магистралей. Народ ринулся скупать бойлеры.
С бойлером или без, а когда купался, воду Влад мог расходовать только холодную, потому как водой горячей в городе не пахло. Если в день убийства Алёны к Владу с проверкой заявились из горводоканала, то и счётчики проверяли воды холодной, а не горячей. Те, кто пришли к Владу с проверкой, не переписать со счётчиков показания не могли, потому как подобные проверки организуются только ради проверки показаний счётчиков и проверки целостности пломб, что на счётчиках.
Мне оставалось только узнать текущие показания счётчика, что отмеряет холодную воду в квартире Влада, и сравнить с показаниями, которые проверяющие записали в акт проверки, составленный за час до того, как Влад “плескался от души”.
Я покатил в горводоканал.
*
*
В горводоканале я потопал прямиком в кабинет с табличкой “Группа учёта”. Четыре минуты разговора с тремя приветливыми девчонками, минута звонков девчонок по инспекторам – и три зелёных пятёрки перекочевали из моего кармана в кошельки девчонок.
Взамен девчонки из группы учёта сказали, что повторная проверка счётчика Влада – дело двух минут, но инспектора обходят объекты, а если мне уж очень припекает, то я могу с инспекторами созвониться, найти их в городе, заплатить по десять баксов, доставить к дому Влада, и после проверки отвезти обратно. Я согласился немедля. Девчонки дали мне телефоны инспекторов, что наведывались к Владу накануне, и пожелали мне удачи.
По одному из телефонов, что мне дали девчонки из группы учёта, я позвонил, когда забрался в джипчик. Объяснить, по какому поводу звоню, я не успел. Тот, с кем я говорил, оборвал меня на полуслове, сказал, что из группы учёта ему позвонили и всё объяснили. Я послал девчонкам мысленную благодарность за ответственный подход к тому, за что я заплатил. Затем я у инспектора спросил, куда подъехать, чтобы прихватить инспекторов на дело. По получении координат группы проверки я завёл мотор и покатил на дело.
Когда подъехал к двум парням в форме горводоканала, и пригласил их в салон, и парни в мой салончик – несмотря на двухметровый рост у обоих – таки втиснулись, я попросил парней позвонить Владу и узнать, сидит Влад дома или на работе. Иначе прокатились бы к Владу домой вхолостую.
Звонить Владу вызвался тот инспектор, с которым – судя по голосу – я договаривался по телефону о встрече. Когда Влад трубку снял, инспектор представился, спросил, Влад дома или нет, затем тоном, не терпящим возражений, сказал, что через четверть часа заглянет к Владу с повторной проверкой, которую объяснил сбоем в компьютерной базе данных горводоканала.
Я вручил инспекторам по зелёному червонцу, и через четверть часа доставил инспекторов к дому Влада. Через семь минут инспекторы из дома Влада вышли и загрузились в мой джипчик.
Тот, который звонил Владу, показал мне служебную распечатку. Напротив фамилии и адреса Влада в графе, датированной восьмым июля, были записаны шесть цифр – показания владова счётчика. Затем инспектор показал акт проверки владова счётчика от девятого июля, то есть тот акт, что Влад подписал после повторной проверки. Разница в показаниях счётчика составляла сто две единицы. Другими словами, больше чем за сутки Влад израсходовал всего-то сто литров воды.
За старание я дал инспекторам пять баксов на чай, затем отвёз парней туда, где подобрал.
*
*
Я позвонил Владу, напросился в гости.
Затем я заехал домой, соорудил установку “мобильник плюс дивиди”. Голосовую метку “Юсуп” в мобильнике я переназначил номеру Влада. Проге записи дисков я наказал, чтобы записала на диск фильм, подобрал скорость записи так, чтобы запись длилась полчаса. Проге-аудиоплееру я наказал в полшестого – когда запишется диск – включить гимн Советского Союза. После этого я поехал к Владу.
В гостях у Влада после обмена приветствиями я сказал:
– Влад, вчера, когда Таня вызвала меня, она начала названивать вам, но дозвонилась только в полвторого.
– Я уже говорил, почему она дозвониться не могла. Я принимал душ. Наверное, плескался так громко, что мобильника не слышал. Мобильник я с собой в ванную не беру. Лежал в комнате. А купаюсь я долго, минут двадцать, иногда больше. Как вышел из душа и услышал, что звонит мобильник, так сразу трубку и снял.
– Вы купаетесь под мощной струёй, или…
– Экономить воду? Нет, я люблю поплескаться, пофыркать. Потому звонков и не слышал.
– Вы говорили, что вчера, за час до того, как вы позвонили Алёне, вас навестили с проверкой из горводоканала.
– Да, были. Задолбали! Мало того, что проверяли вчера, так сегодня проверяли опять. Оборзели!
– И вчера и сегодня они переписывали показания счётчика холодной воды. Ведь так?
– Да.
– Они вам не сказали, что больше чем за сутки вы использовали всего лишь сто литров воды?
– Откуда вы узнали, сколько я слил воды?
– Я хотел доказать, что вчера вы под душем двадцать минут не плескались. Сегодня проверяющие из горводоканала пришли к вам потому, что их попросил я.
– Да ну?!
Влад попытался придать себе вид человека, которому бояться нечего. В том-то и беда таких как Влад, что виновный, когда чует, что конец близок, пытается придать себе вид невиновного, хорохорится да показывает, какой у него хвост пистолетом. Невиновному, напротив, изображать из себя нечего, потому он и не пыжится. Влад актёрские курсы наверняка не заканчивал, потому что все его натуги вылезли наружу, и только слепой бы не заметил, что Влад переигрывает по полной программе.
Я продолжил. Спросил: если Влад любит поплескаться, то как умудрился плескаться двадцать минут, и при этом больше чем за сутки потратить только сто литров воды? На двадцатиминутное купание с плесканием уйдёт литров двести. Унитаз Влад не сливал за сутки ни разу? Руки не мыл? Три раза слить унитаз – около тридцати литров. Помыть руки раза три – литров десять. Побриться – ещё десять. Итого пятьдесят литров. Сто минус пятьдесят – осталось пятьдесят литров. Это так Влад поплескался двадцать минут? В полсотне-то литров? Влад плескался под пипеткой?
Влад набычился, проговорил под нос:
– Хоть бы и под пипеткой! Вам-то дело какое?!
– Влад, где вы были вчера в обед, с полпервого до полвторого?
– Во-первых, я уже говорил. Во-вторых, я думал, про алиби спрашивают тех, у которых есть мотив. Зачем мне убивать Алёну?
– Убивать Алёну у вас причин нет. Подставлять Таню – есть. Я навёл о вашей фирме справки. Ваша фирма – как та кляча, что без подкормки не проживёт. Вы еле-еле выгребаете. Доход мизерный. Персонал никакой. Если Таня деньги из фирмы заберёт, то вам крышка.
Пока я говорил, Влад смотрел в пол. Когда я закончил, Влад попытался посверлить мою переносицу взглядом. То ли сверло у Влада притупилось, то ли моя переносица оказалась твёрже чем Влад надеялся, только Влад оставил мою переносицу в покое, перевёл взгляд на потолок.
Затем Влад спросил:
– Откуда знаете о таниных деньгах в моей фирме?
– Догадался. Иначе откуда у вас деньги, если фирма у вас убыточная? Думаю, что вы навешали Тане лапши и тянете из неё, богатенькой и доверчивой буратинки, золотые монеты числом во многие тысячи.
– Не тяну. Таня вложила деньги в мой бизнес.
– Называйте как хотите. Главное в другом…
Влад вскинулся.
– Ян, постойте! Не хотите ли вы сказать, что я – альфонс?
– Если вы не альфонс, то об альфонсе вы бы и не заикнулись. Я вас за язык не тянул.
– Хорошо, допустим, – но только допустим! – что я альфонс. И зачем мне убивать Алёну?
– Чтобы посадить Таню. Чтобы не возвращать Тане долг. Ведь можно кататься к Тане в тюрьму на свидания и корчить убитого горем любовника, от вас не убудет. А вот танины денежки останутся в вашей фирме. Таня за убийство сядет на много лет, а когда выйдет, то денежки обесценятся, и возвращать долг будет намного проще. А может, к тому времени вы найдёте ещё одну Таню, и слиняете с ней за границу. Так проблема долга и решится.
– Ян, вам бы писать сказки, а вы пошли в сыщики.
– Влад, я не хочу транжирить время на поиски улик. Я-то их найду, а вот вам лучше бы накатать признание, потому как срок будет поменьше.
– Вы, часом, с ума не сошли? И не пора ли нам попрощаться?
– Как скажете, Влад. Как скажете. Смотрите не опоздайте с признанием. Когда я вашу вину докажу, ваша явка с повинной срок вам уже не скостит.
– До свидания, Ян!
Я потопал к двери. Влад сказал мне в спину:
– Ян, вы не забыли, что у меня есть алиби?
Я остановился, развернулся, улыбнулся, сказал:
– Да ну?!
– Ведь я был дома и звонил Алёне. Таня сказала, что нашла труп в тринадцать минут второго. А я говорил с Алёной примерно в час десять. Как же я успел бы съездить к Алёне за три минуты? На вертолёте, и то бы не успел.
– Звонок Алёне вы могли подстроить.
– Интересно, как?
– Не важно. Главное, что могли.
Влад ухмыльнулся, во взгляде мелькнула издёвка: мол, не понтуйся! Затем Влад сказал:
– Хотите взять меня на пушку? Как подстроить звонок, не знаете, а…
– В полшестого вам позвонит мой мобильник и предложит вам послушать гимн Советского Союза. Можете позвонить оператору и – если вам скажут – узнать, откуда вам звонил мой мобильник. Если окажется, что мой мобильник позвонил вам из района моего дома, вас это удивит?
– Что за ерунду вы говорите?
– Гляньте, если не трудно, который час. А то я оставил мобильник дома, а часов не ношу.
Влад посмотрел на часы, сказал:
– Половина шесто…
Зазвонил мобильник Влада. Влад нажал на мобильнике зелёную кнопку, приложил трубку к уху, застыл.
Я улыбнулся, сказал:
– Это гимн Советского Союза. Не узнали?
Влад разорвал связь, посмотрел на меня так, словно я сдёрнул с него штаны посреди Красной Площади.
– Ян, я не знаю, как вы это подстроили, но я так не делал. У меня звонок Алёне не поддельный, а настоящий.
– Мой номер у вас есть. Как надумаете покаяться – звоните. Только дайте доехать до дому, а то мой мобильник сейчас привязан, бедняга, к ножке стула.
Я развернулся, пошёл к выходу. У дверей остановился, положил на полку рядом с домашним телефоном Влада визитку, сказал: “Это на случай, если после моего ухода вы в сердцах захотите разбить свой мобильник о стену, и так мой номер потеряете”. Затем я квартиру Влада покинул.
Когда приехал домой, первым делом отвязал от стула мобильник, проверил, не звонил ли с покаянием Влад. Проверка показала, что Влад не звонил.
*
*
Через час после разговора с Владом в мою дверь позвонили. Причём позвонили так, как мои знакомые не звонят.
Не так давно я поставил камеру, что сутки напролёт пишет на отдельный двухтерабайтовый диск компа всё, что творится у моих дверей. Объектив камеры я установил в полотне двери, да замаскировал так, что заметить объектив не легче чем безлунной ночью с трёх километров да без бинокля различить негра, что дрыхнет на куче угля.
После того как в мою дверь позвонили, я вывел изображение с дверной камеры на монитор компа.
Я увидел на экране трёх шалопаев в масках. В ручонках шалопаев красовались палки. Как я ни пытался в троице увидеть милых Дедов Морозов с мешками подарков, а пришлось таки посмотреть правде в глаза и признать, что трое в масках пришли меня бить. Детский сад, ей богу! Ещё бы загодя развесили по подъезду объявления “Все на шоу! Общий сбор у дверей сыщика Янова”.
Шалопаи позвонили ещё раз. Затем ещё. Затем надавили на кнопку звонка и решили её не отпускать, чтобы постоянно звонящий звонок поднял и мёртвого.
Я покинул квартиру через балкон, – благо живу на первом этаже, – и потопал к подъезду.
Пенсионерка Нина Ивановна, соседка, что сидела на лавочке у подъезда и видела, как я спрыгнул с балкона, улыбнулась мне той улыбкой, которой улыбаются детишкам-шалунишкам, поманила меня пальцем. Я подошёл, присел на лавочку рядом.
Нина Ивановна заговорила:
– Ян, когда ты повзрослеешь, а? Что ж ты до сих пор сигаешь с балкона как пацан? Тебе ж уже не пятнадцать! Какой пример ты показываешь детям?
– Виноват, исправлюсь.
– Ты исправишься, как же! Кстати, к тебе пришли гости, видел?
– С чего вы взяли, что ко мне?
– Так кроме тебя в наш подъезд ни к кому по трое с дубинками не ходят. Ну, иди. Только ты там с ними поаккуратнее, а? Ведь совсем ещё дети.
– Постараюсь.
Я встал, потопал в подъезд. Шалопаи в масках караулили меня у моих дверей как те кошки, что караулят мышь у норки. Только, бестолочи, не подумали, что мышь может дать по зубам.
Шалопаев я раскидал по подъезду в момент. Отвесил гостям сполна. Хотел было отоварить шалопаев одной из тех палок, что дорогие гости заготовили для меня, да герои начали кричать караул.
На вопли шалопаев в подъезд влетела Нина Ивановна, принялась меня журить.
– Ян, ты же обещал! Как ты можешь их бить?! Они же дети! Посмотри, что ты наделал! У них же из носа идёт кровь!
Я сказал, что если бы я с шалопаями сюсюкался, то кровь бы текла из меня, и не только из носа.
Нина Ивановна меня не дослушала, обратилась к шалопаям:
– А ну-ка, детки, марш по домам! Хотите, чтобы этот изверг вас покалечил?
Шалопаи рванули к выходу. Одного я схватил за рукав, удрать не дал. Спросил, зачем пожаловали. Шалопай сказал, чтобы я пошёл к такой-то матери. Нина Ивановна поморщилась. Я отвесил шалопаю подзатыльник, сказал, чтобы в присутствии старших выражения подбирал. Затем я вопрос повторил. При этом сжал запястье шалопая так, что у бойца от боли глаза полезли на лоб.
Шалопай продержался целую вечность – четверть секунды. Затем проскулил, что шалопаев нанял дядька Некто, которого шалопаи и в глаза не видели. Дядька Некто дал каждому из шалопаев по сто баксов и велел мне передать, чтобы я дорогу к Владу забыл, а чтобы до меня дошло, Некто сказал меня отоварить по-взрослому, чтобы я на пару недель забыл как ходить. Всё это шалопай выпалил одной фразой, и попросил его руку отпустить.
Нина Ивановна, что стояла рядом и исполняла роль миротворца в горячей точке, покачала головой, сказала, как нехорошо бить дядю палками за деньги. Шалопай понурился: мол, тётенька, прости гадёныша.
Я попросил шалопая, чтобы тот дядьку Некто описал. Для убедительности запястье шалопая я сжал чуток сильнее. Шалопай взвыл, повернулся к Нине Ивановне, заорал: “Тётенька, тётенька! Он мне ломает руку!”. Нина Ивановна сделала вид, что у неё сломался слуховой аппарат, повернулась к шалопаю спиной, потопала из подъезда вон. По пути буркнула: “Тебе, ребёночек, надо сломать голову, а не руку!”.
Когда тётенька-спасительница ушла, я предложил шалопаю заглянуть ко мне, попить без свидетелей чайку. Колени у шалопая задрожали, из глаз потекли настоящие, не наигранные слёзы. Шалопай попросил его не убивать, а если я его отпущу, то он расскажет всё как было. Я пообещал шалопая отпустить.
Шалопай рассказал, что он со товарищи сидел во дворе на лавочке, пил пиво. Сзади к троице подошёл Некто и сказал не оборачиваться, если хотят заработать по сто баксов. Затем Некто спросил, согласны ли шалопаи за сто баксов каждому отходить палками одного никчёмного человечка. Шалопаи согласились. При этом не оборачивались.
Шалопаю показалось, что Некто говорил через платок да к тому же с зажатым носом, потому как голос был искажён. Некто назвал мой адрес, сказал, что конкретно надо со мной сделать, положил на скамейку три сотки баксов, пообещал шалопаев поубивать, если обернутся раньше чем через три минуты, и если деньги возьмут, а задание не выполнят. Шалопаи не дураки, оборачиваться не стали, дали дядьке Некто уйти неопознанным. А задание хоть и не выполнили, но попытались. Так что всё по-честному, без обмана.
Перед тем как шалопая отпустить, я наказал обходить мой дом стороной. Шалопай пообещал не подходить к моему дому ближе чем на пушечный выстрел. Затем я шалопая отпустил. Только пятки и засверкали.
Я вернулся в квартиру так же, как из квартиры и вышел: через балкон, потому как ключи забыл дома.
Я заварил себе чайку, вышел на балкон, уселся в кресло, да под мягкими лучами вечернего солнышка раздолбал себя по полной программе за то, что в лучших традициях детективных романов оставил Владу визитку, где мой телефон и адрес. Приходи, дорогой Влад, бей меня по черепу монтировкой, или присылай шалопаев с палками.
Минуту спустя я поостыл, ругать себя перестал, потому как что ж теперь – из-за всяких идиотов не раздавать народу визитки?
Затем я последнее происшествие обмозговал. Я подумал, что Владу мой визит пришёлся не по вкусу. Пока Влад думал, что в убийстве Алёны подозревают Таню, это Влада устраивало. А вот версия моя Владу встала поперёк горла. Да встала так скоро, что Влад за час успел нанять шалопаев и подослать ко мне.
Я подумал, что с такими темпами можно от Влада ожидать найма не шалопаев, а нормального киллера, у которого в руке не палка, а пистолет, а в мыслях не “побить, попугать”, а контрольный выстрел. Ведь если я отдам концы, то Влад сможет вздохнуть спокойно.
Чёрные мысли я отогнал, потому как Влад не первый, кто подсылает ко мне переговорщиков, да и, думаю, не последний. Что ж теперь, каждый раз, как только ко мне подошлют мальчиков с монтировками, плакаться на судьбу-злодейку, и ожидать из-за каждого угла выстрела в спину? Так не долго и заехать мозгами.
Я позвонил Юсупу, рассказал, что успел узнать. Рассказал про страховку, про любовь хозяйки Артура к “перебиранию семян” с садовником, про отсутствие алиби у Петрухи, и про физическую неспособность Петрухи прихлопнуть даже божью коровку, про альфонса Влада, про пропавшую скалку, про “как Влад мог сделать себе алиби”, про проверку горводоканала и плескания Влада в чайной ложке воды. Закончил я шалопаями и тем, что, на мой взгляд, шалопаев подослал ко мне Влад.
Юсуп меня выслушал, посоветовал не ерундить, потому как Алёну наверняка убила Таня. А то, что Влад подстроить себе алиби мог, не означает, что таки подстроил. Юсуп добавил, что на подозрениях, слава богу, в нашей стране обвинение не строится. В завершение Юсуп сказал, что хоть я и занимаюсь ерундой, но всё-таки было бы не плохо, если бы я ерундить продолжил, потому как тот факт, что алиби Влада оказалось возможным подделать, Юсупу небезынтересен, а времени на раскрутку Влада у Юсупа нет. На том Юсуп связь и разорвал.
Я решил, что для одного дня событий реальных мне хватило с головой, потому отправился в виртуал. С часок я побегал, пострелял фашистов в Сталинграде. Когда вражьи пули отправили меня на тот свет в пятый раз, я понял, что не в форме, стрелялку закрыл, запустил гонки по ночному городу, поставил пару рекордов скорости, пару раз ушёл от полиции, поднял самооценку, и на том отправился на боковую.
*
*
Утром, когда я вышел из квартиры на утреннюю пробежку и повернулся к двери, чтобы запереть замок, я чуть не подпрыгнул. С моей двери на меня сползала куча дерьма.
Куча была во всю высоту и ширину двери. Выглядела натуральной до немогу, не хватало только вонищи. Да и откуда вонище взяться? Ведь кучу дерьма на полотне моей двери чья-то талантливая рука вывела масляными красками, не дерьмом.
Я подумал: “И когда, стервец, успел?”, ведь картина выглядела произведением искусства, и казалось, что времени на неё потрачено год.
Дверь я таки запер, отправился на пробежку. Отменить тренировку может либо срочная работа, либо смерть. Разукрашенная под дерьмо дверь – ещё не конец света.
Шедевр изобразительного искусства я рассмотрел по окончании тренировки. В принципе, рассматривать там было нечего. Дерьмо как дерьмо. Правда, выглядело на пять баллов. Художник работал не абы как, а старался.
Причём работал так, что я не услышал ни единого звука. Правда, у меня звукоизоляция отменная, не намного хуже чем у Тани в кинозале. Всё-таки живу на первом этаже, где народ перед лифтом шаркает обувкой да болтает по мобильнику с утра и до вечера, а народу в подъезде хоть выселяй, как-никак девять этажей да по шесть квартир на каждом.
Не услышал, как моя дверь покрылась картиной, я ещё и потому, что картину помогли родить баллончики с нитрокраской. Это не кистями по двери водить. Хоть какой-то шелест, который издавала бы кисть, когда елозила по полотну двери, я бы может быть и услышал. Баллончик же по двери не елозит, только чуток шипит.
Я присел за комп, принялся просматривать запись камеры наблюдения. Я отмотал запись назад, остановил, когда на экране появились художники.
Мою дверь разрисовывали трое в масках.
Поначалу я подумал, что художниками заделались шалопаи, которым я накостылял накануне вечером.
Затем я разглядел у художников женские бюсты. Пришлось констатировать, что меня посетили не художники, а художницы.
Я отмотал запись до момента, когда художницы подошли к моей двери. Я к гостьям присмотрелся, поискал приметы, по которым смог бы художниц отыскать. Я заметил, что одна из художниц в совершенстве владела утиной походкой. Примета не ахти, но у других художниц я не нашёл и такой.
Я просматривал запись ещё с четверть часа, но полезного для следствия не нашёл. Разве что художница с утиной походкой в какой-то момент посмотрела прямо в объектив камеры, и в прорезях маски я разглядел глаза с косинкой. Художница позировала перед объективом всего секунду. В следующую секунду перед объективом позировал баллончик с краской. Через миг струя из баллончика покрыла объектив слоем краски, и кино закончилось.
Я мою дверь сфотографировал, затем растворителем отмыл объектив камеры от краски.
Снимок шедевра дерьмоискусства я повесил на моём сайте. В чате городской сети я дал ссылку на снимок, спросил, кто в нашем городишке рисует в похожем стиле. Мол, увидел картину у соседа на двери, хочу талантливых художников нанять, чтобы такой же шедевр подарить тёще на день рождения.
Через десять минут мне в ответ дали ссылку на сайт, и сказали, что на том сайте картинок в стиле, в каком разукрасили мою дверь, видимо-невидимо.
Я прошёл по указанной ссылке, убедился, – насколько позволили убедиться мои никакие познания в изобразительном искусстве, – в том, что картинки на сайте по стилю таки похожи, и даже очень, на тот шедевр, что с ночи украшал мою дверь.
На сайте я нашёл снимок и контактный телефон девушки под ником Палитра. Остальные художницы из банды дерьмописиц – Перо и Ворсинка – повесили на сайт только свои фото, телефоны решили не обнародовать. Когда рассматривал снимки троицы, обратил внимание на глаза Палитры. От косинки в глазах ночной художницы, что глядела в объектив моей камеры, косинка в глазах Палитры отличалась ровным счётом ничем.
Я позвонил Палитре.
Палитра в трубку зевнула, сказала, что полночи не спала, и не мог бы я перезвонить позже. Я сказал, что если Палитра получить сто баксов не хочет, то я могу не звонить вообще. На вопрос Палитры, за что я собрался платить, я сказал, что за художества, но за какие, скажу при встрече и при условии, что встреча состоится через десять минут после того как я положу трубку.
Палитра до ста баксов оказалась охочей, на “полночи не спала” наплевала. Договорились встретиться через десять минут в парке Петровского, на третьей лавочке от центрального входа.
Запись, где художницы орудуют баллончиками у моей двери, я скопировал, сжал, и переписал сжатый файл с компа на мобильник.
Через пять минут я сидел в парке Петровского, на третьей лавочке от центрального входа.
Палитру я узнал издалека по утиной походке. Когда Палитра подошла к скамейке, улыбнулась и посмотрела мне в глаза, я без труда разглядел в глазах Палитры ту косинку, с которой смотрели в объектив моей камеры глаза девушки в маске перед тем, как струя из баллончика покрыла объектив слоем краски. Потому я ни секунды не сомневался в том, что на встречу со мной пришла одна из ночных художниц.
После обмена приветствиями я сказал, что мне понравилось, как на двери соседа всего за ночь появилась прикольная картинка. Палитра засияла, словно я наградил её титулом “Главный Художник Вселенной”, сказала с немалой гордостью: “Классно, да? Мы придумали сюжет на ходу”. Я подумал, что куча дерьма – сюжет таки классный, что ни говори. Наверное, чтобы до таких сюжетов додумываться на ходу, надо быть художником от бога.
Затем я показал Палитре запись с мобильника. Показал то место, где утиная походка и где взгляд с косинкой уткнулся в объектив камеры слежения. Палитра потухла, напомнила бракованный фейерверк: тот тоже поначалу искрится, веселится, и собой гордится, а затем без предупреждения тухнет.
Дальше я пустился во враньё: сказал, что камера, которая записала глаза художницы, высокого разрешения, на записи виден даже мельчайший дефект радужки. Сказал, что спецы установят личность художницы в маске по радужке, как по отпечаткам пальцев.
Под конец монолога я поставил Палитре условие: или я несу запись в милицию, или Палитра сдаёт мне заказчика.
Палитра думала с минуту, затем сказала:
– Я вам ничего не скажу.
– Тогда я несу запись в милицию. Я – сыщик. У меня в прокуратуре знакомых столько, что дело доведут до суда по всем правилам. Получите за хулиганство и порчу имущества по полной программе. А после суда получите от меня по морде.
– Угрожаете?
– Да. При этом я набью вам морду так, что не докажете. И сто человек скажет, что когда вам рихтовали личико, я был в Заполярье.
– Будете бить женщину?
– Вы для меня не женщина. Вы для меня вредитель. Мне плевать, кто разрисовал мою дверь – женщина или мужчина. Художник должен получить за работу сполна.
– Художник должен быть голодным, вы такое правило слышали?
– Вас я накормлю. Вы будете художником, сытым по горло. Вы будете исключением из правил. Чао!
Я поднялся со скамейки и потопал к выходу из парка. За спиной раздалось: “Во блин! На фиг оно мне надо?”. Затем Палитра крикнула: “Постойте!”. Я остановился, развернулся, проткнул Палитру взглядом Злого Дядьки. Палитра взгляд отвела, сказала:
– Заказчица была с нами.
– Была?
– Да. Она… Я её толком-то и не знаю. Она нашла нас на сайте, заказала работу. Она нам хорошо заплатила. Терять такого клиента я бы не хотела.
– А если я вам заплачу ещё круче, но за убийство?
– Ну…
– Зачем меня остановили, если заказчицу не знаете?
– Я её не знаю не в том смысле, что не знаю, а в том, что я с ней не вожусь. Зато я знаю, кто она такая. Это Светочка, дочка нашего Ивасюка. Знаете, кто такой Ивасюк?
– Знаете, сколько в нашем городе Ивасюков?
– Такой один. Хозяин речпорта. Очень богатый человек. А Светочка на папины деньги бесится с жиру. Вот и нанимает нас, дураков, подписывает нас на всякую… А что нам делать? Отказываться? Ведь платит-то Светочка хорошо. Ну, вот и всё. Бить меня будете?
– Зачем? Вы ко мне по-людски – я к вам тоже по-человечьи.
Я протянул Палитре визитку, сказал, чтобы обращалась, если заведутся деньги и понадобится помощь. Палитра визитку взяла, помялась, пробубнила: “Меня Светочке не сдавайте, а?”. Я пообещал не сдавать, зашагал к джипчику.
По дороге я порылся в памяти, повспоминал, где встречал имя Светочки Ивасюк. О светочкином папе я слышал, и не раз: всё же Ивасюк начальник речпорта, а там зерно, металл, удобрения переваливаются сотнями тысяч тонн, то есть деньги в речпорту вертятся огромные. Понятное дело, что начальнику речпорта сам бог велел быть богатым и известным. Так что о папе я слыхал. О дочурке слыхал тоже, только никак не мог припомнить, где.
Вспомнил, когда сел в машину. О Светочке я читал в криминальной хронике. Журналист Сидоров – писака старой закалки и вдобавок коммунист – как только узнавал о малейшем отклонении от заветов Ильича в поведении новых русских, немедля выдавал на-гора статью в стиле “Их поганые нравы”, где бранил устои современного общества на чём стоит свет. Ну а если заветам Ильича не следовали не сами зажравшиеся богачи, а их детишки, то тем детишкам лучше статью Сидорова не показывать, ибо за усердное поливание главных героев статьи помоями захотят Сидорова прибить.