В завершение монолога админ посетовал на то, что в неткафе камер слежения нет. Админ давно говорил хозяину, мол, надо бы поставить парочку камер, чтобы видеть, кто что творит за компами, но хозяин сказал, что админ бесится с жиру и ленится задницу от кресла оторвать, чтобы пройти по залу ножками и посмотреть, кто из прихожан чем занят.
Мой мобильник подал голос. На экране высветилось слово “телефонист”. Я попрощался с админом жестом, вышел на улицу, нажал на мобильнике зелёную кнопку, прильнул к динамику.
Телефонист вещал ровным голосом словно робот, который надоедает тем, у кого появилась задолженность по счетам телефонной компании.
Под конец доклада телефонист напомнил, на сколько баксов полегчает мой кошелёк при очной встрече телефониста и сыщика.
Много ли я узнал за двадцать баксов? Много.
Телефонист засёк, откуда сигналил мой мобильник всё то время, что я болтал с админом в неткафе. В том же секторе восьмого июня с половины одиннадцатого до половины двенадцатого светилась трубка Лёвы.
Того же восьмого числа мобилка сиделки Кати в половине одиннадцатого сигналила в района дома лёвиной мамаши, затем переместилась в район неткафе. На переезд у трубки ушло двадцать минут. Катина трубка прибыла в район неткафе за десять минут до одиннадцати. Там, в районе неткафе, мобилка и оставалась до половины двенадцатого – до момента, который проверил телефонист.
Мамашин реализатор Димон в момент заказа эсэмэски-убийцы светил своим мобильником в районе автовокзала, чёрт знает как далеко от неткафе. В промежутке “полчаса до заказа эсэмэски и полчаса спустя” Димон из района автовокзала не отлучался.
Поначалу я хотел спросить Димона, что он делал на автовокзале в одиннадцать – в то время, когда должен торговать джинсами в мамашиной будке на рынке. Затем я вспомнил, что эсэмэска мамаше заказана в понедельник, а понедельник на всех рынках выходной. Значит, восьмого июня Димон мог быть где угодно, только не на рынке.
Мамашин конкурент Серый, судя по тому, где засветился его мобильник, восьмого июня с утра бродил в районе дома мамаши. Мобильник Серого ответил на запрос оператора в десять тридцать, затем отключился. Или трубку выключили, или села батарея. До половины двенадцатого мобильник Серого признаков жизни не подавал. Что Серый делал возле дома мамаши за полчаса до заказа эсэмэски-убийцы, я решил узнать при встрече.
И, наконец, Оксана. Восьмого июня сигналы от мобилки Оксаны с половины одиннадцатого до половины двенадцатого шли из района дома мамаши.
Почему трубка Оксаны в будний день светилась не в районе оксаниного колледжа, а в районе дома? Я допустил, что в колледже часть занятий отменили, и Оксана вернулась домой. Хотя Оксана могла занятия и прогулять.
Так или иначе, а у Оксаны начало вырисовываться алиби: в момент заказа эсэмэски Оксана наверняка сидела дома. Ведь мобилка сиделки Кати с половины одиннадцатого начала движение в сторону неткафе, и до половины двенадцатого светилась в районе неткафе. Другими словами, Катя в тот час с мамашей не сидела. Не могла же мамаша в тот день целый час лежать дома одна, без присмотра!
Я подумал, что если мобилка Кати в половине одиннадцатого сигналила в районе дома мамаши, а затем начала перемещаться в сторону неткафе, то наверняка Катя с утра сидела с мамашей, затем из колледжа вернулась Оксана, Катя подопечную оставила на Оксану, поехала в сторону неткафе. Почему нет?
Вопрос только в том, зачем Катя моталась в район неткафе, откуда заказана эсэмэска-убийца, причём в район неткафе Катя прибыла за десять минут до момента заказа.
Похожий вопрос я хотел задать и Лёве. Ведь лёвин мобильник светился в районе неткафе с половины одиннадцатого до половины двенадцатого. То есть времени на заказ эсэмэски у Лёвы было навалом. Лёва мог хоть полчаса торчать в неткафе перед тем, как заказать мамаше эсэмэску.
Справедливости ради я отметил, что через дорогу от неткафе располагался лёвин колледж. Если рассуждать без предвзятости, то лёвин мобильник светился не только в районе неткафе, но и в районе колледжа, где Лёва учился.
Чтобы не возводить на Лёву напраслину, я позвонил телефонисту, попросил определить, откуда будет сигналить мой мобильник следующие пять минут. За всё про всё я расстался с десяткой баксов. У телефониста червонец – минимальный тариф.
Я зашагал от неткафе ко входу в колледж Лёвы. Чтобы сократить путь, я пересёк перекрёсток Никольской и Наваринской по диагонали, благо машины шли не сплошным потоком. Отделался тремя сигналами да одним матом от водилы потрёпанного китайского пикапа.
Через три минуты позвонил телефонист. Отрапортовал, напомнил о возросшей сумме моего долга, повесил трубку.
Со слов телефониста, мой мобильник светился практически в центре сектора радиусом в триста метров. Из того же сектора мой мобильник сигналил и в момент, когда я позвонил телефонисту с порога неткафе, и попросил засечь местоположение моей трубки. Значит, лёвин мобильник мог светиться как в неткафе, так и в колледже. Ведь сектор один и тот же. Лёва мог не заказывать эсэмэску в неткафе, а сидеть на лекциях, или печь в кухне кулинарного колледжа круассаны.
Когда я в общих чертах разобрался с Лёвой, то поймал себя на мыслях о Кате. Туманные домыслы через пару секунд оформились в два вопроса: “Что Катя делала в районе неткафе? Встречалась с Лёвой?”.
В следующий миг я пожурил себя за излишне вольный полёт мысли. Лёва с Катей сорок минут находились в одном секторе, это верно. Но сектор диаметром в шесть сотен метров – площадь огромная. Катя с Лёвой могли бродить в полукилометре друг от друга, а я уже сложил молодёжь вместе.
Вопрос “Что Катя делала в районе неткафе?” грызть мои извилины продолжал.
Вскоре на задворках подсознания вопрос зазвучал по-другому: “Быть может, эсэмэску-убийцу заказала Катя?”.
И тут я вспомнил о розовом плеере в виде сердечка, который купила Катя, с её слов, в “Терабайте”.
Я решил проверить, где мамашина сиделка покупала плеер “Розовое сердце”. Ведь, если отбросить предвзятость, Катя могла восьмого числа – как и говорила – покупать плеер “Розовое сердце”, а не заказывать мамаше эсэмэску. Только покупала не в “Терабайте”. В “Терабайт” розовых плееров на восьмое июня не завезли.
Катя покупала плеер наверняка там же, где и я: в магазине “Женские штучки”, что на втором этаже дома, где первый этаж занимало неткафе. Во всём Андрееве восьмого числа “Розовые сердца” продавались только в “Женских штучках”. Вот только зачем Катя соврала? Почему не сказать, что покупала плеер в “Женских штучках”? Что мешало? Если поставить вопрос по другому, то что Катя хотела скрыть? Что крамольного в покупке плеера?
Я позвонил в коммерческую справочную, попросил телефон “Терабайта”. Четверть минуты я слушал рекламу. Елейный голосок сообщил, где при необходимости я могу прикупить таблеток от нервов, если мне покажется, что у меня от рекламных пауз развился нервный тик. Под конец рекламы мне дали номерок “Терабайта”.
В “Терабайте” меня соединили с менеджером, заправляющим отделом мелкой электроники. На мой вопрос: “Плеер “Розовое сердце” есть?” – собеседник ответил: “Откуда?”. Менеджер слышал, что пару недель назад розовые сердечки завезли в “Женские штучки”, но там дефицит расхватали вмиг. В “Женских штучках” снабженцы крученые, достанут всё, что угодно. А в “Терабайте”… В “Терабайте” этих плееров ещё не видели.
Другими словами Катя, раз уж дефицитный розовый плеер купила, то или в Москве, или в “Женских штучках”. В Москве вряд ли, а вот в “Женских штучках” могла. Но уж сто процентов не в “Терабайте”.
Я потопал от колледжа Лёвы к неткафе. Чтобы срезать угол, я снова пересёк перекрёсток по диагонали. На этот раз водилы мне не сигналили, зато матами меня обложили со всех сторон. И поделом.
В доме, где первый этаж заняло неткафе, я поднялся на второй этаж – туда, где расположился магазин “Женские штучки”.
*
*
В отделе мелкой электроники я зашагал прямиком к продавцу, у которого восьмого июня покупал мечту моей подружки: плеер “Розовое сердце”.
Продавец – пацан привлекательной для девчонок наружности – подарил мне взгляд, полный такого радушия и желания услужить покупателю, что мне захотелось хоть что-нибудь, да купить. Я вспомнил, за чем пришёл, руку от кошелька оторвал.
После приветствия я перешёл к делу.
– Восьмого июня, в понедельник, я покупал у вас “Розовое сердце”.
– Точно! А я-то думаю, где мы встречались? Кажется, вы покупали плеер подруге.
– Память у вас классная. Что вы сможете вспомнить ещё, если я заплачу вам пять баксов?
– Всё, что угодно. Если только это не навредит мне.
– Я вам покажу фотку девчонки, а вы постарайтесь вспомнить, покупала она у вас “Розовое сердце” или нет. Если покупала, то я хотел бы знать, когда это было.
– Если ваша девчонка “Розовое сердце” и покупала, то только в тот понедельник. Нам тогда завезли всего двадцать плееров, и разошлись они за час. С того дня нам этих плееров не завозили.
– Значит, ответ на один вопрос я уже получил. Вот ваш гонорар.
Я дал продавцу зелёную пятёрку. Пацан с улыбкой смущения спрятал гонорар в карман. Я вывел на экран мобильника фотку Кати, протянул трубку продавцу, попросил не спешить, порыться в памяти как следует. Пацан к моему мобильнику даже не притронулся, только бросил на экран беглый взгляд, и тут же покачал головой.
– Нет, она не покупала.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
Я упал духом. Через секунду продавец улыбнулся, повторил, что Катя “Розовое сердце” не покупала. Покупал катин друг. Я попросил катиного друга описать. Получил точнейший фоторобот человека, похожего на Лёву. Я вывел на экран мобильника фотку Лёвы, показал продавцу. Спросить, не этот ли паренёк выступал в роли катиного друга, я не успел. Продавец улыбнулся, кивнул: мол, он.
За следующие пять минут я задал, казалось, миллион вопросов. Продавец ответил на все.
Лёва продавцу не друг. Просто знакомый. Иногда Лёва заходит полялякать про мобилки, фотики, плееры. Иногда что-то покупает.
Восьмого июня Лёва купил для Кати плеер “Розовое сердце”. Уверен ли продавец, что расплачивался за плеер Лёва? Нет, не уверен. Но по разговору Лёвы с Катей было ясно, что розовый плеер – подарок Лёвы девчонке.
Продавец сказал, что Лёва заказал “Розовое сердце” заранее, потому как дефицит. Как только плееры пришли, так продавец Лёве сразу и позвонил. Плееры завезли в понедельник, до начала торгового дня. Продавец позвонил Лёве около половины десятого и сказал, что часок-другой плеер для Лёвы придержит, но не больше, потому как “Розовое сердце” такой товар, который отрывают с руками, а продавцу с каждой продажи идёт процент.
Лёва и Катя пришли около одиннадцати. Немного поболтали с продавцом, Катя попросила запустить на плеере пару песен, послушала, звучанием осталась довольна. Продавец выписал счёт, парочка ушла к кассам. Вернулись с оплаченным чеком. Лёва дал продавцу пять баксов сверху цены плеера, за что продавец Лёве благодарен и не хотел бы из-за меня терять щедрого клиента. Я уверил продавца, что источник инфы Лёва не узнает.
На прощание продавец на обратной стороне визитки “Женских штучек” написал номер мобильника, снизу дописал имя, протянул картонку мне. Мол, если что надо купить – всегда пожалуйста.
После прощания с продавцом я поспешил к охраннику, что курсировал в торговом зале между прилавками.
Я хотел узнать точное время прихода Лёвы с Катей в “Женские штучки”. Продавец сказал, что парочка пришла “где-то в одиннадцать”. Такая размазанная точность меня не устроила. Ведь рядом, в нескольких секундах пути, на первом этаже, эсэмэску-убийцу заказали ровно в одиннадцать.
Я спросил у охранника, могу ли я за определённую плату просмотреть записи камер наблюдения. Охранник связался по рации со старшим смены, передал мой вопрос, получил добро, провёл меня в комнату охраны.
В маленькой комнатке уместились стол, компьютер, четыре монитора, и кресло-крутилка с седовласым мужичком между подлокотниками. Мы сошлись в цене всего за минуту. Я расстался с зелёным червонцем. Мужичок вытащил на свет божий записи камер наблюдения за восьмое число.
На записи в числе первых покупателей розового плеера я увидел себя. Никогда бы не подумал, что со стороны я смахивал на психопата с горящими глазами, который после покупки женской погремушки выглядит счастливее парня, выигравшего миллион.
Ровно в одиннадцать в “Женские штучки” вошли Катя и Лёва. Молодые люди выглядели далеко не как чужие друг другу. Любовь-морковь читалась в каждой улыбке, в каждом жесте.
Четверть часа Лёва и Катя болтали с продавцом, вертели плеер в руках, Катя надевала наушники, пританцовывала в такт музыке.
У кассы номер три в двадцать минут двенадцатого Лёва вынул деньги из портмоне, протянул кассирше. Вряд ли Катя дала Лёве деньги заранее, перед входом в магазин, как делают некоторые жёны, чтобы и деньги иметь всегда при себе, и муж не выглядел на людях нищим, когда расплачивается жена.
Взамен денег Лёва получил от кассирши чек. С чеком Лёва и Катя вернулись к продавцу, обменяли чек на плеер. Всё. И никаких “Терабайтов”.
Когда я закончил просмотр документального немого кино, седовласый мужичок спросил, получил ли я то, что хотел. Я улыбнулся с таким довольством, что наверняка напомнил собеседнику кота, что объелся сметаны, а после трапезы растянулся на солнышке.
Седовласый мужичок указал взглядом на монитор.
– Вам эта запись нужна?
Я покачал головой.
– Мне – нет. А вот следователь будет на седьмом небе, если дело пойдёт так, как я сейчас думаю. Так что вы эту запись не стирайте ещё хотя бы с месячишко.
– В нашей конторе записи хранятся три месяца. Можете не волноваться.
Затем я спросил, как далеко за пределы входа в “Женские штучки” смотрят камеры наблюдения. В ответ мужичок повертел джойстиком. На экране монитора показались рамки, что стояли на выходе из магазина для ловли умников с неоплаченным товаром. Выход из “Женских штучек” служил заодно и входом. В поле зрения камер попадали всего-то пара метров плитки, которая покрывала пол снаружи от дверей магазина.
По моей просьбе седовласый мужичок отмотал запись камеры, что над входом в магазин, до без четверти одиннадцать. За пятнадцать минут камера засекла немало вошедших-вышедших посетителей. Катя в поле зрения камеры попала только в одиннадцать, когда вошла в магазин под ручку с Лёвой.
В ответ на вопросительный взгляд седовласого мужичка я кивнул: мол, это всё, что мне надо. Мужичок пожал мою руку, пожелал удачи, вернулся к созерцанию картинок на мониторах.
Я сверил время на мониторах комнаты охраны со временем, что показывал мой мобильник. На моих часах я насчитал на тридцать одну секунду больше.
На выходе из “Женских штучек” я отметил, что Катя вполне могла ждать Лёву возле входа в магазин. Если Катя стояла в трёх-четырёх метрах от магазинных дверей, то камеры Катю засечь бы не смогли. От входа в магазин до ступеней лестницы, что вела на первый этаж, к неткафе, я насчитал метров семь не то коридора, не то фойе. Если стоять в том фойе, то в поле зрения камер не попадёшь.
С чего вдруг я решил, что Катя ждала Лёву возле “Женских штучек”? Предположил. Катина мобилка прибыла в район неткафе за десять минут до одиннадцати. В магазин Лёва и Катя вошли ровно в одиннадцать. Где прохлаждалась Катя пять-десять минут? Или ждала Лёву на улице, или на втором этаже рядом со входом в магазин, или… или заказывала эсэмэску на первом этаже, в неткафе.
Из-за того, что Кате приходилось сидеть то с лёвиной бабушкой, то с мамашей, Катя за всю весну толком погулять с мальчиками так и не смогла. Для большинства девчонок в шестнадцать лет пропустить целую весну романтики – это трагедия.
Катя напакостить мамаше за потерянную весну могла? Могла. Заказала эсэмэску не с целью убийства, а чтобы мамаше мелко нагадить исподтишка: пусть старая вешалка понервничает!
Катя стояла рядом с “Женскими штучками”, ждала Лёву, тут вдруг юную бестолковую голову осенила идея заказать мамаше эсэмэску. Ведь видела по новостям про шутника-бомбера, который “заложил бомбу” в супермаркет, и знала, что шутника не нашли.
Заказала эсэмэску, продолжила ждать Лёву. Когда мамаша от эсэмэски умерла, Катя испугалась, что натворила делов. Потому и скрыла, где покупала плеер. Сказала, что покупала в “Терабайте”, чёрт знает как далеко от неткафе. Наверняка мои вопросы о плеере Катю застали врасплох, потому всего-то и успела сообразить, что надо изменить место покупки. До изменения даты покупки сразу не допёрла.
Оставалась маленькая деталь, от которой версия “эсэмэску заказала Катя” смотрелась не лучше, чем бриллиант со щербинкой. Эсэмэска заказана ровно в одиннадцать, и ровно в одиннадцать Катя и Лёва вошли в “Женские штучки”. Как Катя умудрилась в одно и то же время находиться в разных местах?
Ответ напросился сам собой. Наверняка хоть на десять-двадцать секунд, а показания часов на сайте, где заказана эсэмэска, и на компе охраны “Женских штучек” разбегаются. Двадцати секунд как раз хватит, чтобы после финального клика при заказе эсэмэски выйти из неткафе, подняться на второй этаж, где и попасть в поле зрения камер наблюдения магазина.
Проверки ради я засёк время, спустился на первый этаж, подошёл к неткафе, взглянул на часы. Путь от дверей “Женских штучек” до дверей неткафе занял у меня четверть минуты. Если не бежать, то подъём по лестнице займёт времени больше, чем спуск. Катя поднималась. Значит, можно накинуть пяток секунд. Итого Катя могла затратить на подъём двадцать секунд.
Я вошёл в неткафе, кивнул администратору, прошагал до самого дальнего компьютера. Путь от дверей до компа занял тринадцать секунд. Итого на дорогу от компа в неткафе до дверей “Женских штучек” Катя могла потратить тридцать три секунды.
По моей просьбе админ неткафе зашёл на сайт, на котором с компа неткафе заказывалась эсэмэска. Админ пошёл мне навстречу забесплатно. Затем админ создал на сайте сообщение, отправил эсэмэской на мой номер. Момент финального клика при отправке эсэмэски я засёк по своим часам. После отправки эсэмэски на сайте-отправителе под заголовком сообщения появилась строка, в которой указывалось время отправки. Время отправки эсэмэски, указанное на сайте, совпало со временем, которое в момент отправки показывал мой мобильник.
Часы на компе охраны “Женских штучек” в сравнении с часами на моём мобильнике показывали на тридцать одну секунду меньше. На часах моего мобильника и сайта-отправителя время совпадало. Значит, часы на компе охраны “Женских штучек” относительно часов на сайте-отправителе опаздывали на тридцать одну секунду.
Кате на переход от компа неткафе до дверей магазина нужно примерно тридцать три секунды. Если Катя шаг чуть ускорит, то уложится и в тридцать одну, и в двадцать девять.
Значит, Катя могла заказать эсэмэску ровно в одиннадцать по часам сайта-отправителя, и войти в “Женские штучки” ровно в одиннадцать по часам, что на компе охраны магазина.
Пока высчитывал, я аж взопрел. Казалось бы, что тут считать? Ан нет, тут цена ошибке – подозрение в убийстве.
Запиликал мой мобильник. Я глянул на экран. Пришла эсэмэска, которую на мой номер отправил админ неткафе считанными секундами ранее.
Админ выглядел довольным и гордым, словно ему выпало счастье поучаствовать в эксперименте, от которого зависит судьба планеты.
На прощание админ предложил заглядывать, если что.
Я забрался в джипчик, принялся думать думу.
Итак, Катя заказать эсэмэску могла. Мог и Лёва. Лёва или Катя? Или вместе? Или третий? Как у Кати, так и у Лёвы возможность заказать эсэмэску была. Заказали мамаше эсэмэску, и пошли покупать “Розовое сердце”?
С другой стороны, Лёва мог преспокойно сидеть в колледже аж до последней минуты, затем пересёк перекрёсток, поднялся на второй этаж, встретился с Катей, вошёл в магазин, а о заказе эсэмэски и не помышлял.
Катя тоже могла приехать на встречу с Лёвой, дождаться Лёву в фойе-коридоре на втором этаже, войти в магазин, а о заказе эсэмэски узнать аж после смерти мамаши.
Если не Лёва и не Катя, тогда кто? Ведь у обоих была такая расчудесная возможность! К тому же остался открытым вопрос, почему Катя сказала, что покупала плеер в “Терабайте”. Ведь соврала. Соврёт ли и Лёва?
Воображение нарисовало жутковатую картинку: Лёва и Катя сочиняют эсэмэску мамаше, со смехом описывают друг другу, как каждый представляет эффект от прихода эсэмэски. Я картинку прогнал, воображению наказал впредь так не расслабляться. Есть же какие-то пределы!
С минуту я наводил в мыслях порядок. Затем отыскал нужную мысль, развил, вернулся к работе.
На обратной стороне визитки, что мне дал продавец “Женских штучек”, я нашёл номер телефона продавца.
Я позвонил телефонисту. Попросил узнать, как часто Лёва с Катей общались по телефону. Заодно попросил узнать, звонил ли продавец “Женских штучек” Лёве восьмого числа, и в котором часу. И напоследок: звонил ли Лёва Кате после разговора с продавцом?
Телефонист отчитался через пять минут, когда от нетерпения я уже начал насвистывать гимн Советского Союза. Со слов телефониста, Лёва с Катей общались по телефону часто и помногу. Звонки длиной в полчаса – не редкость. Восьмого июня продавец “Женских штучек” Лёве звонил. В девять тридцать три. Разговаривали две минуты. В девять тридцать шесть Лёва позвонил Кате. Уложились в четыре минуты.
Итак, Лёва и Катя подпадали под формулировку “тили-тили-тесто”. Частые катины звонки длиной нередко в полчаса, причём ответные звонки от Лёвы не короче – это ли не доказательство общения куда более тесного, чем деловые переговоры сиделки с сыном подопечной?
На тот момент я ещё не осознавал, что именно давала инфа о неделовых контактах Лёвы и Кати. Где-то в районе неосознаваемого вертелась уверенность, что такую инфу полезно запомнить на будущее. Я запомнил.
Затем я вернулся к инфе от телефониста. Продавец “Женских штучек” Лёве таки звонил. Звонил в половине десятого. Через минуту после разговора с продавцом Лёва набрал Катю. Наверное, сообщил приятную новость и время встречи у “Женских штучек”. Мол, плеер ждёт, подъезжай к “Женским штучкам” к одиннадцати. Почему к одиннадцати, почему не к десяти? А куда Лёве с Катей спешить? Ведь продавец пообещал придержать плеер часок-другой. Как раз хватит. И никаких эсэмэсок-убийц.
Значит, Катя и Лёва могли порхать друг возле друга с амурчиками в головах, покупать плееры, а я им прицепил убийство лёвиной мамаши…
И всё-таки я не мог понять, зачем Катя соврала. Зачем сказала, что покупала плеер в “Терабайте”? На этот вопрос могла ответить только Катя.
Я позвонил Кате, договорился о встрече. Катя согласилась меня принять у себя дома.
*
*
Когда я подкатил к дому Лёвы и Оксаны, то у ворот третьего по ходу движения дома увидел Катю. Я притормозил напротив Кати, жестом попросил разрешения съехать с дороги, подкатить джипчик к воротам. Катя разрешила.
Перед тем, как выйти из машины, я включил на мобильнике диктофон, сунул трубку в нагрудный карман.
После обмена приветствиями Катя пригласила меня в дом. В ответ на моё опасение, не съест ли меня катина дворовая собачонка, Катя указала на будку с дверцей, запертой на хлипенький шпингалетик. Судя по толщине цепи, что уходила внутрь будки, и рыку, что доносился из будки, и величине будки, собачонка у Кати размерами мало уступала взрослому льву.
И всё же я рискнул, порог калитки переступил. В нос ударил запах псины и собачьих испражнений. Я поспешил пройти вглубь двора.
Катя предложила посидеть в тени яблони, на свежем воздухе. Я отказался, потому как псина в будке начала бунтовать, рваться на свободу. Наверняка учуяла чужой дух. Не дай бог псина вырвется из будки, да сорвётся с цепи… Испытывать терпение собачки я отказался, попросился в дом. Катя подарила мне говорящую улыбку: “а говорил, что герой…”.
В доме Кати царил бардак. Впрочем, как и во дворе. Пыль с мебели не смахивалась годами, аж въелась в полировку. Ковровые дорожки не вытряхивались с момента покупки, аж кое-где под слоем нанесённой со двора пыли-грязи пропал рисунок.
Катя провела меня в Комнату Розовых Вещей. Можно было и не гадать – в комнате жила Катя. Девчонкам этот розовый прямо-таки сносит крышу. Я уже молчу про “Розовое сердце”, что болталось на катиной шее.
Мой взгляд зацепился за три вещи, лежавшие на столе и из общей картины выпадавшие напрочь: самоучитель, разговорник, и словарик. Точно такую же троицу я видел накануне в комнате Лёвы. Других книг в комнате Кати я не нашёл. Журналов о красивой жизни – хоть завались, а вот с книгами не сложилось.
Катя указала пальцем на кресло-вертелку, что стояло у стола. Жест я расценил как приглашение сесть. Я занял указанное место. Катя села на кровать. Я взглядом указал на плеер, что висел на шее Кати.
– Покупали сами?
– Сама.
– На свои?
– А на чьи же?
– Где покупали?
– В “Терабайте”. Я уже говорила.
– Точно в “Терабайте”? Чек сохранился?
– Нет.
– А гарантийник?
– Я его не брала.
– Не потому ли, что вы покупали плеер не в “Терабайте”, а в “Женских штучках”?
Катя поджала губы, засопела, отвела взгляд. Я продолжил беседу.
– Катя, вы с Лёвой встречаетесь?
– Странные у вас вопросы. Конечно, я с Лёвой общалась. Я же ухаживала за его бабушкой, за мамой. Мы же были в одном доме. Как же я могла с Лёвой не общаться?
– Я говорю не о встречах соседа с соседкой. Я говорю о встречах влюблённых. Я выразился доходчиво?
Катя заставила себя улыбнуться. Когда улыбку накладывают на губы через силу, улыбка смахивает на искреннюю как слизняк на фиалку.
Катя поняла, что я на улыбку не повёлся, когда улыбаться устала.
– Я с Лёвой не встречаюсь.
– Ведь вы соврали, Катя. Вы мне всё время врёте.
Катя подарила мне взгляд, пропитанный вопросом “А не пошёл бы ты, мил человек, куда подальше?”.
Тогда я рассказал про запись, что просматривал на компе охраны “Женских штучек”. Я описал в деталях, как, когда и в компании с кем Лёва покупал “Розовое сердце”.
Катя начала дышать быстрее зайца, что уже час удирает от паровоза по шпалам и никак не докумекает, что можно свернуть с путей в чисто поле. Когда мне показалось, что ещё чуть-чуть, и Катя хлопнется в обморок, я остановился.
Дыхание Кати приходило в норму целую минуту. Все шестьдесят секунд тишины я смотрел на Катю, пытался угадать ответ на мой ход конём. Я видел, как у Кати под причёской извилины ходили ходуном. Катя моего рассказа не ожидала, потому срочно придумывала отмазки.
Катин ответ я не угадал – настолько для моих неюных мозгов отмазка оказалась необычной. С катиных слов, Лёва решил подарить Кате плеер за хорошую работу. Лёве понравилось, как Катя ухаживала сначала за лёвиной бабушкой, затем за мамашей.
Я улыбнулся и высказал догадку: наверняка по той же причине Катя общается с Лёвой по телефону с утра до вечера, да по полчаса за раз. Когда я замолчал, Катя, казалось, проглотила язык.
Когда Катя вспомнила, как говорить, то голос понизила, почти зашептала.
– Отец меня убьёт. Он меня убьёт, точно! Отцу не говорите, а? Он против всех моих парней. И если он узнает, сколько стоит “Розовое сердце”… Начнёт орать, что я проститутка. Вы же меня отцу не сдадите?
– Нет. Почему вы сказали, что покупали плеер в “Терабайте”?
Всё оказалось проще пареного кирпича. Катя мне соврала из страха перед отцом. Ведь “Женские штучки” рядом с колледжем Лёвы. Как только катин отец узнает, где покупалось “Розовое сердце”, он сообразит, что Катя с Лёвой встречается. Отец Кати подозрительный и догадливый. Если узнает, что Катя встречается с Лёвой тайно, считай у отца за спиной… Убьёт! Убьёт к монахам! Скажет, что Катя не с мамашей и бабушкой сидела, а спала с Лёвой. Катин отец такой. У него с головой непорядок.
К тому же если катиному отцу сказать, что плеер купил Лёва, то жить Кате останется ой как недолго! Отцу Катя сказала, что за плеер заплатила из своих заработанных, и всего двадцать баксов. Отец в ценах на такие штуки не разбирается, поверил. Если узнает, что за “Розовое сердце” заплачено двести – двести! – баксов, и платил Лёва… Тогда папуля повесит Катюше на шею камень, на грудь табличку “Смерть проституткам!”, и разрешит полежать на дне речки.
Я спросил, почему восьмого числа – в день заказа эсэмэски – Катя рядом с мамашей не сидела. Ведь Катя покупала “Розовое сердце” в одиннадцать утра, когда Оксана ещё в колледже, на учёбе. Мамаша в тот день была дома одна? Катя оставила парализованную подопечную ради того, чтобы отправиться за плеером? И Лёва знал, и не возражал? И мамаша недовольства не выказала? И Катю за такое самоуправство с работы не попёрли? И…
Катя поток моих вопросов прервала жестом из серии “я б давно ответила, если б вы заткнулись”. Когда я умолк, слово взяла Катя, причём речь выдала короткую и без заморочек.
Катя сказала, что в воскресенье, накануне покупки плеера, около девяти вечера, Кате позвонила Оксана. Сказала, что Катя на понедельник выходная. Если Оксана думала, что выходной день для Кати подарок, то Оксана ошибалась. Катя в тот день не заработала у мамаши ни копейки, а это сплошной ущерб.
Катино объяснение меня устроило, потому как мне показалось, что Катя не врала. Хотя кто может утверждать, что сходу определяет, когда женщина врёт? Если Катя и соврала, то я повёлся на десять из десяти.
Я указал взглядом на стопку из трёх книг, что лежала на столе, спросил, зачем Кате самоучитель французского. Сообщил, что видел у Лёвы точно такой же. Катя с Лёвой собралась во Францию?
В ответ Катя покатила на меня бочку. Мол, какое моё собачье дело, куда собралась Катя, ведь Катя живёт в свободной стране, разве не так? С катиным правом на частную жизнь я согласился, но напомнил, что последнюю фразу Катя слямзила из американских фильмов, а мы живём в России, и я, промежду прочим, расследую убийство. Потому вопросы буду задавать даже такие, которые могут святое чувство катиной свободы оскорбить до неприличия. Заодно напомнил, что как только на моё место сядет следователь казённый, Катя варежку захлопнет, и начнёт на вопросы отвечать, а не умничать.
Катин геройский пыл после моего вливания на пару градусов поостыл. С другой стороны, своей тирадой цели я не достиг. Катя на вопрос о Франции отвечать отказалась.
Тогда я вслух предположил, что Катя, наверное, во Францию и не собиралась, а вот Лёва… Что, если Лёве понадобилось знание французского, чтобы поехать к кумиру на учёбу? Ведь, насколько я понял, на плакатах, которые висят в комнате Лёвы, рекламируется учёба в школе господина Дидье. На какие деньги Лёва бы поехал в Париж? На те, которые получит с продажи мамашиного дома. Только есть маленькая загвоздка. При живой мамаше домишко не продашь.