Комната была пуста. Вдоль стен стояли стеллажи, забитые папками с бумагами. Придерживая стопку папок, Шульц аккуратно вытащил одну и раскрыл. Там лежали листы, исписанные по-вьетнамски. Шульц потянул еще одну папку. На этот раз ему повезло больше – в ней находились карты и планы местности. Развернув одну из карт, он остановился в недоумении. Перед ним лежал совершенно секретный план размещения воинских частей в окрестностях Виня. Этот документ по самой своей сути не мог лежать в неохраняемом шкафу. Взяв папку, Шульц осторожно подошел к двери, потянул ее на себя, ожидая увидеть часового хотя бы в соседней комнате. Но и там было пусто. Лишь снаружи доносились голоса и веселый смех солдат.
Уже не прячась, открыто топая сапогами по плотному земляному полу, Шульц подошел к наружной двери и мощным пинком ноги распахнул ее настежь. Снаружи раздался вскрик, удар полковника сшиб кого-то с крыльца. Остальные солдаты мгновенно кинулись к оружию. Разъяренный Шульц шагнул наружу и во всю силу своего командного голоса заорал единственное слово, которое знал по-вьетнамски: «Нгием2!». Солдаты-партизаны мгновенно замерли на месте, кто с автоматами в руках, кто еще стоя возле котелка.
– Нгием! – раздалась команда с другой стороны. Полковник Тхи Лан вышел из-за угла. – Тяо как донг ти3!
Солдаты неловко, вразнобой, но уже с глубоким энтузиазмом вытянули руки по швам. При этом часть успела взять автоматы на ремень, часть приставила к ноге. Один солдат вообще оказался спиной к полковнику и замер, глядя на того в пол-оборота.
– Командира ко мне! – распорядился Тхи Лан.
Но в этой команде уже не было никакой нужды. Земля во многих местах зашевелилась, и прямо из нее, из каких-то нор, полезли узкоглазые солдаты в форме Вьетконга. Шульцу показалось, что в считанные секунды безлюдный лес превратился в кипящий муравейник.
– Безобразие, – холодно произнес Шульц, посмотрев, как командир батальона рапортует полковнику. – Форменное безобразие. Где ваши караулы?
– Да, непорядок, – покачал головой Тхи Лан.
– Под трибунал. Такого командира следует сразу отдавать под трибунал.
– Нет, это не так уж страшно, – возразил Тхи Лан.
– Отсутствие дисциплины, несоблюдение устава – не страшно? – Шульц опешил.
Тхи Лан о чем-то спросил командира, тот ответил.
– Товарищ Ну Меа говорит, что караулы не нужны. Все равно здесь врагов рядом нет.
– Врагов нет? А если бы я был враг? Это как понимать? – он взял папку и потряс ею перед носом у Тхи Лана и Ну Меа, – идемте, поговорим.
Они вернулись в бунгало.
– Советский Союз и партия послали меня, чтобы обучить вас искусству правильного ведения войны. А вы игнорируете даже основные положения Устава, – начал Шульц.
– Товарищ военный советник! – удивился Тхи Лан, – но ведь врагов-то нет. Сюда некому пробираться
– А я? Я-то проник?
– Так вы же свой. Тут каждый крестьянин знал, что вы к нам едете. Все предупреждены.
Шульц немного растерялся от такого признания.
– И это армия? Никакой секретности. Никакой дисциплины. Единственное, маскировка хорошая. Да и то, штаб у вас на открытом месте.
– Это не штаб. Это для гостей. А штаб у нас там, – Тхи Лан указал рукой вглубь джунглей.
– А секретные документы почему здесь храните? – обратился Шульц к комбату.
– А как же без бумажек, – перевел Тхи Лан, – бумажки всегда нужны. Приезжают из штаба, нужны бумажки, чтобы гостям показать. Карты нужны, приказы.
– Слушайте распоряжение, – начал Шульц, твердо глядя в глаза Ну Меа, – изучить Устав. Наладить дисциплину. Выставить караулы. Собрать офицеров. Начинаем учебу прямо сейчас.
***
Шульц работал с командирами весь остаток дня. И по мере беседы опасения его то усиливались, то ослабевали. Офицеры и солдаты прекрасно понимали, что война не за горами.
– Последняя провокация американцев – это демарш эсминцев в Тонкинском заливе, – докладывал Шульц, – когда два эскадренных миноносца открыто крейсировали в прямой видимости базы торпедных катеров. К ним приблизилась пограничная охрана, но они продолжали наглую демонстрацию силы в территориальных водах. На предупредительные выстрелы ответа не было. Американцы пытались вторгнуться на секретный военный объект. Произошел огневой инцидент, один из эсминцев получил повреждения. Пользуясь этим случаем, Америка готова объявить социалистическому Вьетнаму войну. Империалисты вновь зарятся на свободу вашего народа.
– Как коммунист коммунистам, членам братской партии, я вам твердо говорю – не время, товарищи, расслабляться. Не время впадать в партизанщину. Империалисты во главе с США сделают все, чтобы погубить завоевания революции. Необходимо крепить дисциплину и встретить врага во всеоружии.
Командиры сосредоточенно и внимательно смотрели на него.
К войне вьетнамская армия была готова. Солдаты стреляли отлично. Мастерски маскировались. Совершали огромные марш-броски. При этом не умели ходить строем и нести караулы. Выслушав о танках и артиллерии, Тхи Лан усмехнулся:
– Товарищ советник, вы видели наши горы и наши джунгли? Это лучшая для нас защита. Здесь может действовать только пеший десант, а с ним мы справимся.
***
Обратно в Винь, на базу, они ехали уже в темноте. Привыкший к порядку и дисциплине Шульц раздраженно мял пальцами блокнот. Вокруг было темно, машину трясло, но Шульцу все хотелось записать еще какую-то важную вещь. Тхи Лан, хорошо знавший стратегию и тактику партизанской войны, наоборот, был весьма доволен, и не скрывал этого. Так они и не обмолвились ни словом, пока машина не остановилась возле гостиницы.
– До завтра, – Шульц вылез, с удовольствием разминая затекшие ноги.
– До свидания, – серьезно сказал Тхи Лан, – завтра увидимся.
Шульц проснулся позже обычного, сказалось переутомление последних дней. За окном светало. Шульц не спеша встал, заправил койку и начал одеваться. Утреннее умывание стало за долгие годы службы священным ритуалом, к которому он готовился не спеша, со вкусом. Вот и на этот раз он неспешно достал зубную щетку, пасту, бритву в аккуратном замшевом чехольчике, мыло, кисточку и расставил их в идеальном порядке на тумбочке.
И тут раздался резкий свист, мощный удар и оглушительный рев, от которого зазвенели стекла в окнах. Над городом, со стороны холмов, совсем низко прошла пара реактивных самолетов. Вьетнамцам на реактивных «МИГах» советские инструкторы категорически запрещали такие полеты. Шульц распахнул дверь и выскочил на маленький открытый балкончик.
Над городом разворачивалась пара самолетов со знакомым Шульцу силуэтом. На черных палочках фюзеляжей ясно выделялись горбики кабин пилотов.
– Американцы! – выдохнул Шульц. – Что они здесь делают?
Ответом ему был мощный взрыв внизу, в бухте. Над базой торпедных катеров поднялось плотное белое облако дыма. Земля ощутимо вздрогнула.
На базу заходила еще пара «Фантомов». Они пронеслись на малой высоте, оглушая ревом двигателей, земля снова вздрогнула. Вслед удаляющимся самолетам запоздало ударили зенитные пулеметы, а затем раздались частые хлопки пушек. Самолеты, будто заигрывая, развернулись, и уже плотной группой вновь ударили по городу.
На базе творилось что-то невообразимое. Оттуда поднимались клубы дыма, изредка просверкивали языки пламени. Непрерывно били зенитки, но их огонь абсолютно не мешал атакующим. Шульц ясно видел, что любимая им зенитная артиллерия не успевает за современным реактивным самолетом. «Фантомы» шли на средней высоте, и трассы пулеметов вообще их не доставали. Орудия, даже скорострельные, успевали сделать два-три выстрела, а цель уже пролетала мимо.
Самолеты снова развернулись и сделали еще один заход, нанося удар уже не по самой базе, а по зенитным орудиям и по жилым кварталам.
Шульц, забыв о бритве, выскочил в коридор, быстро спустился по лестнице и кинулся на улицу. Над головой мелькнула тень. По старой военной привычке Шульц прыгнул в канаву и вжался в землю, обхватив голову руками.
Сзади раздался мощный взрыв, по воздуху пролетели какие-то обломки, воздушная волна резко ударила по ушам. Как только обломки перестали падать, Шульц вскочил и вновь побежал в сторону горящих кварталов.
Он завернул за угол и замер. Прямо перед ним стоял дом, половина которого была снесена взрывом. Черный пролом дымился. А перед домом, в маленьком палисадничке, лежала женщина. Судя по всему, она была мертва. Одежда ее на спине промокла от крови. Рядом, тоже весь в крови, истошно кричал ребенок.
За войну Шульц видел много смертей. Гибли солдаты. Гибли друзья. Гибли враги. Такого количества трупов, которое он сам вынес после сражения под Прохоровкой, не дай, боже, увидеть никому. И Шульц привык. Нельзя сказать, чтобы он зачерствел душой или ожесточился. Он умел убивать, а значит, умел и принимать смерть. Но война всегда была отвратительна ему гибелью женщин и детей. Он никогда не убивал безоружных, и в душе тайно надеялся, что невинные не погибнут. А здесь первыми увиденными им убитыми были не солдаты, и даже не мужчины.
Шульц, забыв обо всем, кинулся к ребенку и попытался взять его на руки. Маленький мальчишка, захлебываясь слезами, ударил его кулачком по носу и рванулся обратно к матери. Шульц увидел, что тот не имеет серьезных ранений, а вся кровь течет из большого пореза на лбу. Шульц подошел к небольшому прудику, такому неуместно-мирному перед развалинами дома, достал платок и намочил его в воде. Вернулся к малышу и, не отрывая его от матери, стал аккуратно отирать кровь вокруг раны.
Сзади послышались голоса вьетнамцев. Кто-то что-то говорил Шульцу, но он не понимал слов. Молча передал платок в протянутую руку, развернулся и пошел дальше.
Перерыв после налета был не долгим. Шульц не успел попасть на базу, как в небе появилась еще пятерка самолетов и продолжила громить город. Шульц залег, и снова, как на той войне, над его головой свистели осколки. А когда поднялся, то понял, что на базу торпедных катеров ему спешить уже незачем.
Американцы утюжили город весь день. Нагло, как на учениях, они строем заходили на цель, с удобной высоты бросали фугасы и, не торопясь уходили. Шульц пытался сделать хоть что-нибудь, но быстро понял бесплодность своих попыток. Все, что можно было, вьетнамцы делали сами. Они организовывали противовоздушную оборону, эвакуировали мирных жителей, тушили пожары. Но ни один зенитный снаряд не достиг цели. Никто не смог не только остановить американцев, но даже создать им малейшее затруднение. Ни один вьетнамский истребитель так и не появился в воздухе, а «Фантомы» все маршировали и маршировали в небе, устраивая показательный разгром вьетнамской армии.
Налеты прекратились только к вечеру. Шульц достал свой блокнот, в котором по минутам расписал все действия американской авиации и начал листать его в задумчивости, рассматривая эту стенограмму первого дня войны. Затем пододвинул к себе пишущую машинку, вставил в нее лист бумаги и начал выстукивать:
«Сообщаю, что зенитные средства оказались неэффективными. Народная армия Вьетнама не обладает средствами отражения воздушных атак. Единственно достаточным средством помощи Советского Союза в конфликте может быть либо высадка войск в количестве, адекватном американской группировке, либо поставка средства 75 в сопровождении инструкторов.
Считаю, что средство 75 может оказаться эффективнее, чем высадка воинского контингента, и нанести серьезные потери американской армии за счет лишения ее огневой поддержки с воздуха».
Глава 8. На землю Вьетнама приходят носители демократии
Идут бои, горит земля
Не нов, не нов жестокий опыт:
Он в эти горы и поля
Перенесен от стен Европы
И вы, что горе привезли
На этот берег возрожденный
От вашей собственной земли
Всем океаном отдаленный
Хоть в цвет иной рядитесь вы,
Но ошибется мир едва ли
Мы вас встречали у Москвы
И до Берлина провожали
А.Твардовский
«За далью – даль»
Сказать, что полковник Хантер похож на волка – значит сказать слишком мало. Командир полка стратегической авиации Джеймс Гордон Хантер и по внешности, и по повадкам походил не просто на волка, а на старого, матерого волчару, который уже поседел в схватках, но сохранил силу и прибавил к ней недюжинный опыт. Жесткие черты лица и густые волосы с холодной проседью. Высокий рост и уверенные движения. Твердый голос. Умение думать и умение подчинять.
Полковник Хантер был кадровым военным, посвятившим всего себя авиации. Всю жизнь он провел в азиатских войсках. Пятнадцать из сорока семи лет – в Индокитае и Восточной Азии, воюя с Японией, Кореей, Китаем и Лаосом. Достаточно сказать, что самолет младшего лейтенанта Хантера был единственным, который смог подняться над горящим Пирл-Харбором и сбить японский торпедоносец. Правда, потом его самого прошили очередью так, что отвалился стабилизатор, он выпрыгнул с парашютом и потом три часа болтался в океане, дожидаясь спасателей.
После этого ранения Хантер приобрел легкую хромоту и пересел на бомбардировщики. Летая сначала вторым пилотом, он быстро стал командиром и получил звание капитана. Пару раз ему случалось спасать русские суда, идущие из Штатов, от подводных лодок. После он пересел на «летающую крепость» и превращал в руины города Японии. К концу войны капитан Хантер стал «личным врагом флота Его Величества Императора Японии». Ему было чем гордиться.
Затем грянула Корейская война, и Хантер вновь занялся привычным делом – уничтожением танковых колонн китайских коммунистов. Война эта приняла затяжной характер и окончилась далеко не к славе американского оружия. Корею пришлось поделить с русскими, и существование Северной Кореи ощущалось им как национальный позор.
Еще в ходе войны Хантер начал изучать новую технику – стратегический бомбардировщик Б-52. Эта машина, превосходившая по своей мощи и защищенности все мыслимые границы, легко могла доставить ядерный заряд в самое логово ненавистного врага и бывшего друга – город Москву. Эти русские, ранее поддерживавшие Америку в войне с Японией и Германией, теперь окончательно вышли из-под контроля и насаждали свои идеи по всему миру. Он нисколько не удивился, когда потянуло порохом из Вьетнама. Не удивился он и назначению на пост командира полка на Фукуоке. Он просто готовился выполнить свое дело. Эта война не грозила осложнениями. Вьетнамцы бились между собой, север против юга. Введение миротворческих сил означало поддержку несокрушимой мощью Америки одной из сторон.
«Скорее всего, – думал Хантер, – на этой войне не погибнет ни один американский солдат. Мы будем с воздуха громить основные базы сопротивления, доверяя грязную работу самим косоглазым». Полковник Хантер знал силу точечных ударов авиации США. Он знал оснащенность и выучку своего полка. Он знал, что здесь основную роль сыграют не люди, а техника.
Полковник сидел в кожаном кресле в своем кабинете и дышал кондиционированным воздухом. На улице сияло ослепительное солнце, играя отражениями на решетках бамбуковых жалюзи. Выходить на эту липкую жару не хотелось.
Ровно полчаса назад полковник получил шифрованное сообщение о начале военных действий. Еще месяц назад эти вьетнамцы не без помощи русских атаковали пару эсминцев США. Гнилые политики, вместо того чтобы сразу заявить, кто в Азии хозяин, еще две недели думали. Да и теперь от полученной шифровки веяло не решимостью, а политикой. Предполагалось вести боевые действия исключительно силами штурмовой и легкой бомбардировочной авиации. Стратегическая авиация помещалась в резерв. Очередная глупость!
Хантер вытащил из стола книжку, присланную ему из Штатов. «Рубеж гарантированной безопасности». Книжка весьма глупая, но патриотичная. Она не понравилась полковнику, и все же он положил ее в ящик стола. Так, на память.
В ней, как всегда, паршивые политики лезли в дела армии. И писатель, никогда не воевавший, учил Пентагон уму-разуму. И, как всегда, в ней были модные пацифистские идеи.
Сюжет простой. Фантастический. Группа его любимых Б-52 совершает тренировочный вылет над Канадой. С ядерным оружием. И будто бы по ошибке получает приказ бомбить Москву.
Хантер усмехнулся. Что-что, а подобные ошибки в его службе исключались. Никакая ложная кнопка не могла заставить его совершить глупость. И уж на Москву он полетел бы лишь после развернутого личного приказа и полного выяснения обстановки. Хотя, что и говорить, а отправить водородную бомбу на Кремль Хантеру хотелось. Чтобы русские не мешали великой демократической миссии. Эта мысль Хантеру нравилась, но остальное вызывало решительный протест.
А вот дальше все шло почти как в жизни. Бомбардировщики летели через весь Советский Союз, от Камчатки, через Урал и Сибирь, до Москвы. Эскадрильи русских самолетов нападали на них, а американские летчики сбивали всех подряд. И долетели до Москвы. И превратили ее в пыль, между прочим. Четырьмя атомными бомбами. А потом политики, как всегда, вмешались и испортили все дело.
Хантер вспомнил Корею. Там русские и китайцы летали на поршневых самолетах против реактивной авиации миротворческого корпуса ООН. Хорошими они были миротворцами, быстрыми. С нарушителями санкций ООН расправились безжалостно. Практически всей Корее уже преподнесли демократические свободы. Операция шла успешно. Если бы не политики, все было бы отлично.
Хантер усмехнулся. Политики всегда мешают армии. Сначала устраивают миротворческую операцию, а потом, когда операция превращается в настоящую войну, отворачиваются от военных. И сваливают всю вину на них, а оплеванная армия должна искать оправдания.
Еще одно несоответствие в книге забавляло Хантера. В ней присутствовала авиация ПВО, но не было русских зенитных ракет. А Хантер помнил, как разведуправление заставило их наизусть выучить доклад о провале миссии Пауэрса.
Впрочем, это ерунда. Америка непобедима. Америка нажимает на кнопку, и цель поражена. Никакой крови. Никакой гибели летчиков и машин. Один массированный удар, и эта дикая страна сама придет к американской демократии.
В дверь постучали. Хантер быстро спрятал книгу. Вошел адъютант. В запечатанном пакете был новый приказ. Хантер внимательно прочел его и усмехнулся. Начиналось настоящее дело.
Глава 9. Довольно неприятная поездка полковника Шульца по тропе Хо-Ши-Мина
Торопись – тощий гриф над страною кружит!
Лес – обитель твою – по весне навести!
Слышишь – гулко земля под ногами дрожит?
Видишь – плотный туман над полями лежит? -
Это росы вскипают от ненависти!
Ненависть – в почках набухших томится,
Ненависть – в нас затаенно бурлит,
Ненависть – потом сквозь кожу сочится,
Головы наши палит!
В.Высоцкий
Баллада о ненависти
Американцы бомбили Винь тогда, когда им этого хотелось. Иногда их авиация не появлялась неделю, и мирные жители потихоньку возвращались к своим делам. Иногда они устраивали целую серию налетов на военные базы и громили их до тех пор, пока там не оставалось ни одного целого объекта. Иногда, совершенно не понятно, по какой логике, они высыпали часть бомб на жилые кварталы. В эти моменты все старались уйти из города в лес. Довольно быстро американская авиация уничтожила практически все, до чего могла добраться. Сидя в бомбоубежище, Шульц мрачно размышлял о своем военном опыте и понимал, что теперь перед ним развертывается совершенно иная война.
Первым делом американцы превратили в груду камня и железа военную базу, на которой находились торпедные катера и один эскадренный миноносец. После этого их транспортные и десантные суда, вообще ничего не опасаясь, начали перевозить в Южный Вьетнам части морской пехоты, оружие и вертолеты.
Зенитная артиллерия, на которую Шульц возлагал хоть какие-то надежды, подверглась мощнейшему нападению с воздуха уже во вторую неделю войны. «Фантомы», даже не приближаясь и не входя в зону ее действия, спокойно сфотографировали расположения и затем так ударили ракетами, что батареи не успели произвести ни одного выстрела. Все открытые базы, батареи, склады и другие объекты американцы утюжили фугасами и кассетными бомбами, не давая поднять головы. Авиация Вьетнама, на довольно старых МИГ-15, с вьетнамскими же летчиками, пыталась отбить эти атаки, но когда на одного вьетнамца наваливались три-четыре «Фантома», исход был предрешен.
А вот партизанские соединения, зарывшиеся в землю под пологом джунглей, вооруженные автоматами, пулеметами и переносными минометами, от налетов авиации пока что не страдали. Пару раз янки пытались стрелять по джунглям, но все потери ограничились убитой свиньей из подсобного хозяйства и пробитым котелком.
– Вот так, – полковник Тхи Лан выложил смятый котелок перед Шульцем, – так бы и с танками было.
Шульц взял котелок, повертел его перед глазами и отложил в сторону.
– Партизанские соединения пока что не выиграли ни одной войны против регулярной армии. Даже у нас, в войну в Белоруссии, партизаны хозяйничали в тылу врага, но отступали перед армейскими частями.
Дао Тхи Лан усмехнулся.
– Мы не партизаны. Мы – народно-освободительная армия.
– Только замашки у вас партизанские, – ответно усмехнулся Шульц.
– Партизана из леса только пехота выгонит.
– Американцы уже высадили пятидесятитысячный экспедиционный корпус. И на подходе еще силы. Они всерьез собрались воевать.
– Эти их рейнджеры нам не страшны. Не умеют воевать в лесу. Лучше скажи мне, товарищ Шульц, почему американские самолеты летают? Где ваши советские истребители? Где обещанная помощь? Нам хотя бы один, один авианосец!
– Насколько я видел, ваши войска не слишком страдают от авианалетов, – смутился Шульц.
– Туда посмотри, – Лан кивнул за окно, где дымились развалины города. – Видел, товарищ Шульц?
– Видел.
– А тропу Хо Ши Мина видел?
– Нет, – Шульц отрицательно покачал головой.
Тропой Хо Ши Мина, «дорогой имени дорогого руководителя компартии Вьетнама», называли самую важную и мощную транспортную артерию, проходящую с севера на юг Вьетнама. По ней днем и ночью шли грузовики с оружием, боеприпасами и продовольствием из Северного Вьетнама, социалистического Китая и республики Камбоджа в охваченные войной южные районы. Сама тропа представляла собой целую разветвленную сеть дорог, переправ, складов и перевалочных пунктов, которые без конца перемещались с места на место. Американцы жестоко бомбили эти объекты, пытаясь прервать связь, изо всех сил рвались к складам, но пока ничего сделать не могли. От десантов тропа хорошо охранялась партизанами, а авиация не могла эффективно бороться с ночными перевозками в сердце джунглей.
– Хочешь посмотреть?
– Хочу.
– Можешь завтра поехать со мной. Но предупреждаю. Это очень и очень опасно.
– На войне везде опасно, – Шульц, правду сказать, был слегка удивлен таким предложением. Вьетнамцы берегли русских советников. Видимо, нервы у Лана были на пределе.
– Американцы ведут настоящую охоту, и наше командование не рекомендует пускать иностранцев. Но тебе, как другу, могу показать.
– Спасибо, – кивнул Шульц. – Знай, товарищ Тхи Лан, мы принимаем все меры, чтобы помочь вашему народу. Возможно, скоро к вам прибудет новейшее оружие, созданное советскими учеными, и только недавно запущенное в производство. Но я сам должен посмотреть, в каких условиях его будут применять.
* * *
В этот раз ехали ночью, вчетвером, не считая водителя. Лан и Шульц подсели в «Газик» к двум вьетнамским командирам, направлявшимся в северо-западные районы. Ехали в абсолютной тьме, пристроившись в хвост колонны из двух грузовиков, доверху нагруженных какими-то ящиками и закрытыми брезентом. Ни фар, ни огней не включали. Запрещалось даже курить, чтобы огонек сигареты не выдал их расположение. И уж совсем поразило Шульца то, что водитель закрыл приборный щиток тряпкой, чтобы скрыть свет контрольных лампочек. Ориентировались на маячок – на заднем мосту грузовика был нарисован белый круг, освещаемый слабым синим фонарем, закрепленным под кузовом. Как находил дорогу водитель головной машины, оставалось тайной. Так, в полной темноте, они ехали от первого склада около двух часов. Периодически водители останавливались, глушили моторы и прислушивались. Пока все было спокойно. На небе взошла луна, и поехали быстрее.
Внезапно средний грузовик притормозил. Прогудел сигналом и, развернувшись почти поперек дороги, заехал по самую кабину в заросли. Из него выскочили водитель и проводник, выбежали на дорогу и стали прислушиваться.
Водитель Лана тоже резко затормозил, свернул в джунгли и заглушил двигатель.
– Яньки! – крикнул он ставшее общеупотребительным слово, – Ньынг ке тху ми4!
– Воздух! – по-русски выкрикнул Шульц, выскочил из машины и кинулся ничком на землю. Где-то в стороне стремительно нарастал гул двигателей крупного самолета.
– Вставайте, – тихо сказал Лан, который прислушивался стоя, – мимо летит.
Шульц встал, отряхиваясь. Гул, достигнув максимума, постепенно стихал.
– Думаете, они нас могут заметить?
– Тепло, – Лан похлопал рукой по мотору, – они наводят ракеты на тепло. Если прикрыть, будет не так заметно, – Лан покачал рукой широкие листья, упавшие на капот.
Однако гул не стихал. Самолет, казалось, облетал их отряд по большой дуге. Вьетнамцы тревожно переговаривались.
– «Геркулес». Специально сделали самолет для охоты на автомобили, – шепотом пояснил Лан и добавил несколько слов, в которых Шульц опознал вьетнамские проклятия.
– Как мы на птиц охотимся. «Пиф-паф», – изобразил Лан выстрелы, – они охотятся. За нами. До куи ми кут ди5!
Он погрозил кулаком воздуху.
Внезапно ровный гул мотора прервался сухим треском выстрелов. Строчил авиационный пулемет. Затем гулко забухала пушка с самолета. Раздалось несколько взрывов.
– Впереди, – махнул рукой Лан.
Шульц сам все прекрасно слышал и ясно понимал картину боя. Впрочем, боем назвать это трудно, ни одного выстрела с земли по самолету не было произведено. Тяжелый «ганшип», транспортный самолет, вооруженный пушками, прочесывал джунгли, поливая их дождем раскаленного металла. В ответ на выстрелы на земле что-то грохнуло, ухнуло, и небо озарила багровая вспышка. Лан снова выругался. Шульц прекрасно понимал его. Американцы обнаглели до предела, чувствуя свою неуязвимость – они переоборудовали простой неуклюжий транспортник в штурмовик. Сюда бы один истребитель… Но истребителя не было.
Впереди раздался еще взрыв. Пушка и пулеметы стучали не умолкая. Самолет заложил еще вираж и прошелся по уже пристрелянному месту. Затем, решив, что дело сделано, развернулся и улетел.
– Поехали быстрее туда, – Шульц залез на свое место.
Лан молча кивнул.
В темноте и тишине ехали около часа. Внезапно впереди показались красные огненные всполохи, в ноздри ударил запах горящего бензина и резины.
Немного съехав с дороги, стоял грузовик, а вернее, то, что от него осталось. Кабина разбита в клочья, кузов сгорел, и на земле стояла только рама с двигателем.
Вьетнамцы, не останавливаясь, проехали вперед еще метров триста и только затем загнали машины в заросли и заглушили двигатели. Сопровождающие солдаты рысцой кинулись назад, к разбитому грузовику. Шульц и Лан пошли следом. Внезапно оба солдата, осматривающих машину, закричали. Лан ответил им, сорвался с места и побежал. Не понимая, в чем дело, Шульц ускорил шаг.
– Что случилось? – крикнул он в темноту.
– Санитарный, – ответил Лан откуда-то сбоку.
Шульц подошел и понял, в чем дело. «Ганшип» расстрелял санитарную машину, на которой эвакуировали раненых. В ноздри Шульцу ударил неприятный сладковатый запах. В отблесках догорающих огоньков он увидел трупы на раме автомобиля и несколько тел рядом.
– Неужто никого не осталось? – Шульц обратился к Тхи Лану, – неужели все погибли?
– Не знаю, – так же шепотом ответил Тхи Лан и прокричал что-то в темноту.
Внезапно, будто в ответ на его крик, снова раздался рев моторов. «Геркулес» летел в их сторону. Уже поднаторевший в таких налетах, Лан бросился прямо в джунгли, Шульц за ним, понимая, что сейчас начнут обстреливать дорогу. Впереди с хрустом и треском бежал один из солдат. Внезапно ярко-белая вспышка выхватила фигуру солдата из темноты, осветила его силуэт. Раздался несильный, но резкий взрыв. Шульц, думая, что начался обстрел с самолета, упал. До него донесся болезненный вскрик солдата, а затем мучительные стоны. Шульц быстро пополз вперед, к раненому вьетнамцу, но Тхи Лан, лежащий впереди, прижал его, не давая двигаться.
– Он ранен! – Шульц попытался сбросить руку Лана.
– Нельзя, – Лан лишь сильнее вдавил его в землю.
– В чем дело?
– Мины.
– Что? – Шульц похолодел, когда до него дошел смысл этих слов, – откуда?
– Оттуда! – Лан поднял палец в небо, – с самолета.
«Охотник за машинами» тем временем надвигался. Рев его двигателей достиг крещендо, когда ударили пушки. Осколки с гудением вспороли воздух. Впереди что-то грохнуло, – снаряды попали в один из грузовиков. Самолет пошел по кругу, расстреливая грузовики из пулемета, затем развернулся, и гул начал удаляться.
– Может, все? – с надеждой спросил Шульц.
– Нет. Он нас видит. Сейчас вернется.
Это было отвратительное состояние, – лежать посреди минного поля и знать, что за тобой следит противник, который видит тебя в темноте по выделяемому теплу.
Пулемет стеганул по ветвям. Листья и обломки сучьев посыпались на Шульца. Стреляли явно прицельно. Моторы ревели прямо над головой. Шульц вжался в землю, вытянул руки вперед и нащупал прямо перед собой какую-то липкую жижу. Он подтянулся, запустил в нее руки, затем весь погрузился в лужу, оставшуюся после дождя.
– Лан, сюда, – шепнул он.
– Мины.
– Нет мин. Сюда.
Дао Тхи Лан плюхнулся рядом. Шульц запустил обе руки в жидкую грязь и, содрогаясь от омерзения, вылил пригоршню себе на голову.
– Тепло, – шепнул он Лану, – грязь закроет тепло.
Лан шумно завозился в луже. Пулемет стих, потеряв их из виду, а затем с новой силой ударил куда-то в сторону.
Самолет заходил на третий круг.
– Дьявол, – выругался Шульц. В ягодицу ему вцепилась пиявка. Омерзительно холодная жижа облепила тело и натекала в сапоги. Вместе с жижей в сапог залезла какая-то противная тварь и начала кусаться.
Гремя пушками и пулеметами, самолет прошел над их головами. Пули звонко ударяли где-то в стороне дороги. Раздался громкий взрыв. В спину впилась еще одна пиявка. Постепенно звук моторов стих. «Геркулес» улетел, на этот раз окончательно.
– Зараза! – Шульц попробовал отодрать пиявку, не вылезая из грязи, – и долго нам здесь сидеть?
– До рассвета, – Лан был невозмутим
– А потом?
– Мины будут видны.
– А где эти мины?
– На ветках.
Проклиная все на свете, – американцев, грязь, мины, пиявок, – Шульц осторожно, задним ходом, выполз из ямы. Вслед за ним выбрался Тхи Лан. На них тут же ринулись москиты. Шульц поднял руку, обтер стекло «командирских» часов и поднес их к глазам. Стрелки слабо светились фосфором. До рассвета оставалось еще два часа