8. Помощница прокурора
По дороге в кафе «Утопия» Павел Валентинович зашёл в цветочный павильончик, чтобы купить розы. Выбирал долго, но так и не смог понять, какие из них больше подойдут Марине Вячеславовне.
– Помочь вам? – видя отчаяние на его лице, спросила молоденькая продавщица.
– Скажите, какие розы подходят брюнетке с азиатским разрезом глаз. Она немножко на Зету-Джонс похожа. Примерно моего возраста.
– Бордовые, – не задумываясь, ответила девушка.
Кафе мерно покачивалось на мутных волнах Ямовского водохранилища. Это была неказистая и ржавая железная коробка, установленная на понтонах. Забегаловка с допотопными столами – засаленными, покрытыми ожогами от окурков и неразборчивыми письменами, которые вырезали складными ножиками пьяные подростки. Плюс у заведения был всего один: шум волн, разбивающихся о его железные стены, не позволял разобрать речь человека, сидящего дальше, чем в полутора метрах от тебя. Значит, конфиденциальность беседы была почти обеспечена.
Вирятин вбежал сюда минут за пятнадцать до назначенного часа и занял двухместный столик в углу зала, освещённого мертвенным светом энергосберегающих ламп.
– Налейте сто грамм для храбрости! – попросил он подошедшую официантку.
– Водка только ямовская. Восемь сортов: «Лесной охотник», «Степная», «Ямовский извозчик»… Какую хотите?
– Какая лучше?
– Мммм… – замялась официантка и, наконец, честно сказала: – По-моему, все они из одного ведра разлиты.
– Тогда любую.
– Какую всё-таки?
– Вы же сами сказали, что они разлиты из одного ведра. Значит, любую… какая на вас больше смотрит.
Он выпил водку одним махом и переставил стаканчик на соседний стол, когда увидел входящую в зал стройную пухлощёкую женщину в лёгком вечернем платье до пят и меховой накидке на плечах. Официантки и посетители косились на её одежду, неподобающе парадную для затрапезной кафешки.
Марина Вячеславовна села напротив Вирятина и впилась в него взглядом, сощурив и без того узковатые чёрные глаза. В них читалась надежда.
– Атмосферное же местечко ты выбрал, Паша!
– Зато безопасное. Никто нас не услышит.
– Что у тебя за секреты? – рассмеялась она, покосившись на лежащий рядом с Вирятиным букет.
– Чего тебе заказать? – ответил он вопросом на вопрос.
– Решил поиграть в джентльмена? Не стоит, платить буду я. Не распахивай передо мной павлиний хвост. Помнишь ведь, сколько лет мы знакомы?
– Восемнадцать, кажется… Или семнадцать…
– Вот и будь со мной проще. Зачем пригласил? Просто так посидеть, прошлое вспомнить?
Вирятин не успел ответить: к столику подошла официантка.
– Принесите красное вино и баранину в горшочке, – попросила Марина Вячеславовна, изучив прайс.
– Баранины нет.
– Тогда свиной шашлык. Или эскалоп.
– Мясо закончилось. Вино не подвезли. Есть водка, пиво, котлеты, пельмени, бутерброды…
– Хозяин здесь? – поинтересовалась Марина Вячеславовна.
– Нет. Отъехал.
– Как только прибудет, передайте ему мою визитку.
Она протянула официантке карточку с короткой надписью:
«Багримова Марина Вячеславовна,
помощник прокурора Ямовской области».
Та на полминуты замерла с удивлённым лицом, потом встрепенулась и куда-то убежала.
Вскоре к столику подошёл высокий кавказец и затараторил извиняющейся скороговоркой:
– Я уже послал сотрудников в гипермаркет за мясом. Скоро будут. Вам шашлык или в горшочке?
– Баранину в горшочке и овощной салат. По две порции. Ещё красное вино. Не слишком дорогое. Чилийское, например, – ответила Марина Вячеславовна.
– Мясо будет через час, не раньше, – предупредил хозяин кафе. – Сами понимаете: на приготовление фырын-кебаба по-турецки нужно время. В идеале два-три часа, но мы ускорим процесс. Хуже выйдет ненамного, даже не заметите… Кстати, не хотите пройти в отдельную кабинку? Зачем вам сидеть в общем зале? Нет-нет, лишних денег с вас не возьму. Может быть, хотите кальян? Или кофе?
– Почему бы и нет! – подняла брови Марина Вячеславовна. – Давайте и то, и другое. Ну, и где ваша кабинка?
Маленькая комнатка была отгорожена от общего зала плотными шторами, а внутри обшита сосновой шалёвкой и залита тёплым светом ламп накаливания. Окно её выходило на водохранилище, по которому бежала вечерняя красная рябь.
Марина Вячеславовна выжидательно смотрела на Вирятина, время от времени чиркая взглядом по букету. Павел Валентинович притронулся было к цветам… но тут в кабинку вошёл хозяин кафе, собственноручно неся на бронзовом подносе две чашки кофе и дымящийся кальян.
Помощница прокурора затянулась дымом с яблочным привкусом, продолжая с любопытством поглядывать на Павла Валентиновича.
– Мы так давно друг друга знаем, Марина! – наконец, сказал Вирятин, привстал и протянул ей розы.
– Да, много лет знакомы! – кивнула она. – И сколько раз друг друга выручали… а вот цветы ты мне даришь впервые.
– Это было моей ошибкой.
– Конечно…– вздохнула Марина Вячеславовна. – Но у тебя есть алиби. И я была замужем, и ты женат… а сейчас видишь, как судьба распорядилась! Оба одиноки…
Павел Валентинович вспомнил день, когда они познакомились. Он тогда был корреспондентом, даже не специальным, а обычным, она же – помощницей прокурора одного из городских районов. Еле заметная искорка проскочила между ними сразу же, как только он впервые вошёл к ней в кабинет.
Вирятин до сих пор не забыл рисунок на её лёгком сарафанчике. Да-да, тогда она была не в форме, хотя и на работе. Вот оно, бесшабашное начало девяностых!
– Мне нравятся ваши статьи. Отличный слог. Вы в любой момент можете так писать или ждёте, когда вас посетит вдохновение? – поинтересовалась она.
Он пригляделся к ней и поразился странному сочетанию азиатских черт лица, чёрных глаз и молочно-белой кожи.
– Журналистам некогда ждать вдохновения, – ответил он.
О чём они говорили дальше в тот день? Этого он вспомнить уже не мог. Впрочем, после этого было ещё столько встреч!
Марина Вячеславовна тоже ударилась в воспоминания. Они вместе стали восстанавливать каждый визит Вирятина к помощнице прокурора. Оказалось, они до сих пор не забыли, кто во что был одет во время этих встреч и о чём говорил.
– Мы всегда друг другу нравились, – сказала Марина Вячеславовна. – Иначе бы не запомнили все эти детали…
Обстановка явно не располагала к тому, чтобы просить у неё дело об обезглавленном бизнесмене. Павел Валентинович вообще не решился бы завести разговор о работе, если бы Багримова сама вдруг не спросила:
– Это правда, что тебя понизили? Действительно отняли криминал? Как глупо с их стороны! Неужели ты ровня этой пигалице – с твоим-то пером, опытом, контактами! Может, тебе помочь, с прокурором поговорить?
– Не надо, Марина. Они передумали. Решили не трогать отдел.
– Осознали ошибку? Значит, криминальный отдел опять у тебя? Ты давно ко мне не заходил, а я тебе кое-какие прикольные дела подобрала! Не сенсации, правда, не жареные факты, но очень колоритные истории. Поглядишь?
– Ещё спрашиваешь!
– Тогда заходи в понедельник в прокуратуру.
– А громких дел, значит, никаких для меня нет?
– Откуда ж они возьмутся в нашей дыре?
– Как же, а убийство Сергея Петровича? Ведь это из-за него я чуть не слетел с должности…
Марина Вячеславовна изменилась в лице.
– Убийство Дремлюгина? У вас ведь уже вышла заметка.
– Хочу копнуть подробнее…
– И без жениха меня оставить? А я ведь только-только планы на будущее стала строить.
– Я тоже, Марина. Тоже хочу видеть тебя своей женой… но чем мне может навредить это дело?
– Дело об убийстве Дремлюгина? – переспросила Марина Вячеславовна. – Не суйся! Скользкое оно. Не знаю даже, останется ли в живых Ириша.
– Что ей может угрожать?
– Жадность! – усмехнулась помощница прокурора. – Её собственная жадность! В подробности я тебе позже посвящу. В прокуратуре. Заодно дам материалы… но другие, которые Дремлюгиных не касаются. Заходи в понедельник. Где-нибудь после обеда. Пороешься, переснимешь что надо… а потом в конце недели мы сходим в кафешку ещё раз. Только не в эту рыгаловку, конечно.
За окошком уже совсем стемнело. Ветер утих, и спокойная гладь водохранилища отражала жёлтые огоньки Набережной.
– Мне пора! Береги себя, – сказала на прощание Марина Вячеславовна.
9. Конференция нейрофизиологов
Воскресная ночь была не по-осеннему тёплой, а отопление в особняке работало во всю мощь – и Ирина Геннадьевна сильно вспотела, пока спала. Проснулась она поздно, скинула с себя одеяло и простынку, приоткрыла форточку – и долго нежилась в постели, ловя кожей лёгкий ласковый ветерок и, от нечего делать, разглядывая коллекцию жуков на стене. Это были десятки застеклённых коробок с сотнями насекомых, приколотых энтомологическими булавками. Некоторые жужелицы выглядели обыденно, привычно для жителя средней полосы России. Другие, приведённые из южных стран, были крупными, яркими и завораживающе красивыми…
Приблизилось время завтрака, и Дремлюгина нажала на кнопку у изголовья кровати.
– Принеси чай прямо сюда! – приказала она вошедшей домработнице. – Что-то не хочется вставать и одеваться. Этот теплячок так приятно меня обдувает… ласкает… как будто у него выросли руки…
«Тяжело же вам даётся траур, Ирина Геннадьевна! Даже ветерок порождает эротические фантазии», – подумала прислужница и осторожно спросила:
– Что подать? Чай, кофе или какао?
– Чай.
– И любимый сыр?
– Какой-нибудь поострее. Только хлеба не надо, а то в тюлениху превращусь.
– Ирина Геннадьевна, вы к себе слишком строги. Вы ещё очень-очень стройны…
В ответ Дремлюгина ущипнула себя за живот:
– А это что? Не складка? Не лезь не в своё дело, Ксения! У меня, дура, просто костяк тонкий.
Она вскочила, подбежала к антикварному дубовому трюмо и начала вертеться перед ним, долго и придирчиво себя разглядывая. Наконец, облегчённо вздохнула.
– Вот видите! – вновь улыбнулась ей домработница. – Стройности и изящества вам не занимать. А то, что вы не так худы, как пять лет назад, это даже к лучшему. Женственнее и соблазнительнее выглядите.
Ничего не ответив служанке, Ирина Геннадьевна опять прилегла. Домработница отправилась было за чаем, но вдруг остановилась и вновь повернулась лицом к хозяйке:
– Извините, если ещё раз влезу не в своё дело, Ирина Геннадьевна…
– Что такое?
– Может быть, вам это будет интересно? Свежий номер газеты.
– Опять похабная статья? – скривила губы Дремлюгина. – Про кого на это раз? Надеюсь, не про меня?
– Нет, это объявление о мероприятии. Пройдёт через три с половиной недели в ЯГУ. Принести? Почитайте, пока чай будет разогреваться.
Она выбежала и через минуту вернулась с газетой и небольшим планшетом.
Ирина Геннадьевна взяла номер: «Двенадцатого октября в стенах Ямовского государственного университета начнётся IX Международная научно-практическая конференция «Актуальные вопросы клинической нейрофизиологии». Продолжаться будет до пятнадцатого числа того же месяца».
– С чего ты решила, что это мне может быть интересно? – фыркнула Дремлюгина.
– Вам здесь ничего не показалось странным? – спросила домработница.
– Какое мне дело до этого увечного универа!
В ответ служанка протянула хозяйке планшет.
– Вот. Я уже зашла на сайт ЯГУ. Посмотрите имена гостей из Москвы.
Ирина Геннадьевна начала вслух читать программу:
«10.00-10.30. Приветственное слово: Екатерина Львовна Мартынкина, начальник управления образования и науки администрации Ямовской области.
10:30-11:00. Приветственное слово: Юрий Викторович Михальский, ректор Ямовского государственного университета.
11:00-11:30. Никита Владиславович Петросов (Санкт-Петербург): «Слуховые и зрительные вызванные потенциалы волны Р300».
11:30-12:00. Александр Леонидович Шмаков (Ямов): «Опыт снятия электроэнцефалограмм у эпилептиков».
12:00-12:30. Кофе-брейк.
12.30-13.00. Владимир Фёдорович Моисеев (Ямов): «Природа сознания в работах Томаса Метцингнера».
13.00-13.30. Пётр Савельевич Кожемякин (Москва): «Использование наночастиц в технологиях витрификации».
13.30-14.00. Валентин Николаевич Комаров (Москва): «Тренды исследований волны Р300 в системе «человек-компьютер»».
14:00-14:30. Антонина Григорьевна Балбекина (Новосибирск): «Нейрофизиология боли».
14.30-15.30. Обед.
15.30-18.30. Работа по секциям.
18.30. Ужин».
– Нуууу? – вопросительно промычала она.
– Фамилия «Кожемякин» вам ничего не говорит? – вкрадчиво спросила домработница.
– Нет! Кто это такой? – встрепенулась Дремлюгина. – Ну-ка, тащи сюда завтрак и мне, и себе! Вместе поедим и поговорим.
Скоро Ксения вернулась с чаем и нарезанным сыром.
– Садись рядом! – скомандовала Ирина Геннадьевна и указала на стул. – Придвинь к моей кровати журнальный столик… а я пока полежу. Мне нравится этот ветерок.
Она бросила в свою чашку сахарозаменитель, размешала чай серебряной ложечкой и придавила служанку к спинке стула тяжёлым испытующим взглядом.
– Так кто такой Кожемякин?
– Разве не помните, Ирина Геннадьевна?
– Нет.
– Ах, да! Простите, запамятовала, что вы тогда отдыхали на Багамах. В общем, летом в наш особняк приезжал нейрофизиолог. За две или три недели до смерти Сергея Петровича. Захотел поохотиться в наших лесах.
– Мало ли у Серёжи бывало всяких гостей! – отмахнулась Дремлюгина.
– Кожемякин тогда второй раз прибыл в Ямов, – начала рассказать Ксения. – И второй раз гостил у нас. Первый визит случился два с половиной года назад, когда Сергей Петрович увлёкся мистикой.
– Как он выглядел, этот Кожемякин?
– Полноватый старичок такой. Ирина Геннадьевна, вы не могли его видеть. Когда он первый раз приезжал в урочище, вы тоже отдыхали за границей.
– Ну, у тебя и память! – покачала головой Дремлюгина. – А через две недели, значит, он в третий раз сюда прибывает?
– Да.
– А ты наблюдательная. И сообразительная. Вот не думала, что такой ценный кадр мне по утрам приносит чашки! Посиди ещё рядом со мной. Допью чай, оденусь – и тогда пригласишь Сашу.
Ирина Геннадьевна допила чай и перевернулась на спину.
Солнце уже поднялось. В окне был виден его диск, прорезанный ветвями засохшей осины. Порыв ветра распахнул форточку – и в спальню влетела дневная бабочка. Большая траурница с блестящими бордово-коричневыми крыльями, которые обрамлял ободок цвета слоновой кости.
Минут пять она кружила под потолком, затем приземлилась на вспотевшее после горячего чая тело Ирины Геннадьевны.
– Вот бесстыдное насекомое! Куда посмело сесть! Прогнать? – тихо поинтересовалась домработница.
– Подожди! – прошептала в ответ хозяйка.
Она так пролежала ещё минут пять и, наконец, согнала бабочку.
– Ну-ка, позови Сашу и иди отсюда!
Дремлюгина встала, завернулась в пушистый халат и села в кресло. Вскоре в спальню постучался водитель, и она начала его расспрашивать.
– Недели за две до смерти Серёжи здесь гостил нейрофизиолог. Помнишь его?
– Был какой-то старик-учёный, – ответил Александр. – Я его сюда привозил из города. Сергей Петрович приглашал его на охоту.
– И где именно они охотились?
– Не знаю…
– Как? – удивилась Ирина Геннадьевна. – Не помнишь, куда ты их возил?
– За рулём был Сергей Петрович. Для меня места не нашлось.
– И ты мне об этом ничего не сказал?! – возмутилась Дремлюгина.
– Так вы же были на море.
– Ну, и что? Я уже полтора месяца как вернулась.
– Простите, Ирина Геннадьевна! – начал оправдываться водитель. – Закружился, да и не подумал, что это имеет какое-то значение.
– Ближе к делу! – осекла его хозяйка.
– Они тогда много всякой хрени набрали – и палатки, и спальные мешки, и ружья, и маскировочные плащи, и карповые кресла, и рыболовные снасти… Сергей Петрович сказал мне, что машина вся забита скарбом, есть только два места, и потому он сам поведёт.
– Они куда поехали – в сторону города или вглубь леса? – допытывалась Дремлюгина.
– В лес, конечно.
– А когда вернулись?
– К вечеру.
– Свободен!
Как только Александр удалился, Ирина Геннадьевна села к компьютеру, зашла на сайт Ямовского университета, начала читать отчёты о предыдущей конференции и с досады плюнула в монитор:
«Обычная журналистская тарабарщина. Ничего нет по сути дела!Так зачем всё-таки Серёжа приглашал этого Кожемякина? И куда возил? Если они вернулись к вечеру, для чего им были нужны эти палатки и спальные мешки? А зачем рыбацкие кресла и снасти? В лесу ведь нет карповых прудов…
Для чего ему вообще потребовался нейрофизиолог? Может быть, у Серёжи было какое-то заболевание нервной системы? Но почему он скрывал от меня свой недуг? Не доверял? Неужели он считал меня настолько чужим человеком? Я его любила, и он не мог это не чувствовать и не видеть. Верил мне, отпускал одну на курорты, не боялся, что я ему стану там изменять. Опять же, управление бизнесом не побоялся доверить мне и моей Натусе.
И потом, зачем приглашать нейрофизиолога сюда? Не лучше ли было поехать в Москву: там диагностическая аппаратура лучше. Он же почему-то потащил столичного специалиста в лесной особняк. На какую-то непонятную охоту.
Нет, дело не в болезни нервной системы. Наверное, у них выявились общие увлечения, и Серёжа повёз Кожемякина за древними артефактами. Может быть, хотел показать ему остатки какого-то поселения. Но зачем было делать из этого тайну, отказываться от услуг водителя и охранников?
Ну и, наконец, эти конференции. В Ямов нейрофизиолога приглашал вовсе не Серёжа, а ректор университета. Он ведь организовывал мероприятия. Но какой смысл проводить их в нашей дыре?»
Ирина Геннадьевна поняла, что с наскока распутать новый клубок загадок не удастся, вздохнула и нажала на кнопку вызова:
– Ксения, пригласи ко мне Олега!
10. В прокуратуре
Вирятин долго искал клочок земли, где можно было бы пристроить свою старенькую «Нексию». Машин – пруд пруди. Все пригодные для парковки места заняты. И слева, возле двухэтажного кирпичного здания бывшего реального училища, сейчас областной прокуратуры. И справа, рядом с грандиозным новостроем в духе дворцов «новых русских», где размещалась епархия. И впереди, неподалёку от городского пляжа, где в этот тёплый осенний день проходили состязания по волейболу на открытом воздухе…
Наконец, Вирятин всё-таки извернулся и воткнулся между автомобилей, чуть не задев чей-то «Логан». Отдышался и включил почитаемый им рок семидесятых. Лишь когда в динамиках погасли последние ноты блюза «С тех пор, как люблю тебя», он выключил зажигание и вышел из машины.
Павел Валентинович поднялся к «вертушке» по лестнице с хромированными перилами.
– Вы к кому? – спросил его скучающий охранник.
– К Марине Вячеславовне. Она разве не предупреждала?
Тот нехотя пропустил Вирятина.
Помощница прокурора ждала гостя, сидя за компьютером в тесном кабинетике, столы которого были завалены папками и глянцевыми журналами. Как только он вошёл, она сразу же включила электрический чайник и убежала мыть чашки, оставив Павла Валентиновича одного.
Он сел возле неработающего вентилятора и начал просматривать надписи на папках, но не нашёл ни одной, которая намекала бы на дело об убийстве Сергея Петровича Дремлюгина. «Наверное, Марина его не взяла», – с досадой подумал он.
Вскоре вернулась помощница прокурора, бросила в чашки пакетики и разлила кипяток.
– У меня есть и кое-что к чаю, – сказала она.
Марина Вячеславовна взяла из шкафчика пузатую баночку с начавшим засахариваться мёдом – белым, зеленовато-желтоватым, настоящим липовым. Этот гостинец прислали ей ещё летом из соседней области, но она его не трогала, хранила специально для Вирятина – на тот случай, если он вдруг заглянет. Берегла, хотя и не ожидала, что Павел Валентинович сделает ей предложение: зная его характер, она думала, что он будет тянуть до самой смерти…
– Паша, не надо класть липовый мёд в чай. Это не сахар, – предупредила его Марина Вячеславовна, вынимая мокрый пакетик из своей чашки. – Можешь брать прямо из банки, как я. Уж кем-кем, а тобой я не брезгую. Надеюсь, ты мной тоже?
Вирятин радовался, чувствуя на себе тёплый взгляд помощницы прокурора. Ему совсем не хотелось говорить с ней о смерти Дремлюгина. Лишь сделав над собой усилие, он стеснительно попросил:
– Марина, порадуешь меня делом об убийстве Сергея Петровича?
– Я тебе уже всё сказала. Не дам. Ириша ведь разделит судьбу мужа, и очень скоро…
– Почему ты так считаешь, Марина?
– Не только я, но и следаки тоже. Два с половиной года назад Дремлюгин продал пятнадцать процентов капитала «Бальзама». Перечислил он эти деньги непонятно кому через фирмы-прокладки. Иришу это заедает. Мало ей контрольного пакета! Погубит её жадность. Отчекрыжат и ей голову, вот увидишь.
– Кто? У тебя есть догадки?
– Те же, кто убили Сергея Петровича, – ответила она, с загадочной улыбкой облизала ложку и добавила. – У следаков на этот счёт однозначное мнение, и я с ним согласна. Это чеченцы сделали, их почерк!
– Зачем это им потребовалось? Дремлюгин не воевал в Чечне и российскую операцию не спонсировал.
– Не воевал, конечно… но с кадыровскими у него были общие интересы. Вот его диаспора и возненавидела. В ней же полно тайных сторонников вольной Ичкерии. Может, не все там такие, но через одного точно… В общем, Паша, не суйся в это дело.
– Не буду.
Марина Вячеславовна облегчённо выдохнула:
– Правильно! Дело даже не проси. Не хочу тебя потерять. Для меня это будет страшная травма. Я больше всего на свете я боюсь, что останусь одна на старости лет. Ведь у меня нет детей, и позаботиться обо мне будет некому.
Вирятин грустно и понимающе посмотрел на неё.
– Обо мне тоже…
– Мы друг другу нужны, Паша! И мы не в том возрасте, чтобы лезть на амбразуру. Тебя ведь сохранили должность. Чего тебе ещё надо? Умерь журналистское любопытство!
– Конечно, Марина, – успокоил её Вирятин.
– Вот, смотри, – улыбнулась она, указав на одну из папок. – Тракторист Иван Васильевич убил сына. Пальцем от гусеницы трактора. Виноват оказался покойный сторож Репин. Как тебе? Такую заметку и в Москве у тебя купят не глядя.
– Скорее решат, что это выдумка, – хмыкнул Вирятин.
– Что ты! Какая выдумка? Я сама была на месте преступления. Вот же дело!
– Марина, ты это редакторам и читателям объясни. Им ведь дело не покажешь.
– Неужели не возьмёшь?
– Возьму, конечно, – ответил Вирятин. – Рассказывай…
Двенадцать лет назад поздней осенью Марина Вячеславовна выехала в село Большая Криуша, где был убит сторож совхоза «Правда» Алексей Репин. Нашли преступника быстро. Им оказался Костя Дробышев, парень семнадцати лет.
Багримова забыла об этом случае и вспомнила о нём лишь через одиннадцать лет, когда в очередной оперативной сводке УВД увидела информацию об убийстве в селе Большая Криуша молодого человека престарелым отцом. Она взяла в руки материалы дела, открыла случайную страницу и увидела показания старика.
Да, это была та самая семья! Константин пробыл в колонии десять лет и вернулся в родное село. Он не стал устраиваться на работу, а и деньги на еду и на выпивки брал родителей. В прямом смысле выколачивал их, избивая мать или отца. За три года он промотал почти все, что скопили Иван Васильевич и Елена Сергеевна Дробышевы.
Отец не выдержал, когда сын в очередной раз бросился на него с кулаками. Он схватил палец от гусеницы трактора, которым толок в ступе табак, и ударил сына по голове. Затем сам пошел к участковому и признался: «Я убил сына»…
– Вот такая история! – сказала Марина Вячеславовна и начала листать странички дела, ища подчёркнутые карандашом фразы.
– Видишь, как бывает, Паша! – продолжила она. – Судьи этого «Ивана Грозного» фактически простили. Вот смотри: «Суд, учитывая обстоятельства дела и раскаяние подсудимого, счел возможным не лишать Дробышева И.В. свободы, применив к нему условное наказание».
– Любопытно…
– Значит, возьмёшь дело? – ещё раз спросила помощница прокурора.
– Конечно. Что у тебя ещё?
– Подборка дел о тёщеобидчиках. Их судьи пожалели, как и Ивана Васильевича. Приговоры тоже выносили мягкие, щадящие. Все как под копирку. Мужики избили тёщ и получили тоже по году условно.
– Марина, а на меня твоя мама не заявит, если я вдруг разбушуюсь? – в шутку спросил Вирятин.
– Моя мама умерла, так что у тебя не будет тёщи, – ответила Марина Вячеславовна. – Разве не знал?
– Ты не говорила.
– Теперь будешь знать. Продолжим?
– Ты мне всё показываешь дела давно минувших дней. Неужели нет ничего посвежее?
– Есть. В одной деревне старушке-самогонщице разбили голову трёхлитровой банкой с первачом. Следствие ещё в самом разгаре, поэтому дело не у меня. Придётся идти в управление.
Помощница прокурора встала и вытащила из шкафчика кожаную куртку – иссиня-чёрную, под цвет её глаз и волос.
– Вставай, Паша! – сказала она, набирая номер следователя. – Пошли-пошли! Управление недалеко отсюда. До него меньше квартала.
Спустя двадцать минут *
Кругленький следователь с похожей на улыбчивую тыкву головой рассказывал гостям драматическую историю так, будто это был анекдот.
– Ворвались они, значит, к старухе, изнасиловали и стали требовать деньги… а потом младший брат схватил трёхлитровую банку с первачом и, представляете, не пожалел напиток. Саданул старушке прямо по голове. Банка разбилась. На полу – «Кровавая Мэри». Только не с томатным соком, а с настоящей кровью!
– Ужас-ужас… Совсем для жёлтой прессы! – отмахнулся Вирятин, однако диктофон не выключил.
– Тут самое прикольное вот что, – сказал следователь. – Это фамилия злоумышленников-алкашей. Вот же материалы дела. Читайте сами. Ужастов1 Владимир, 1974 года рождения. Ужастов Николай, 1979 года. Ещё несколько Ужастовых… но это уже не подозреваемые, а свидетели и потерпевшие…
– Паша, неужто не возьмёшь? – вмешалась в их разговор помощница прокурора.
– Марина, мне всё пригодится… но по этому делу я статью писать не буду, отдам Алёне. Для неё такая история – в самый раз.
– Той Алёне, что чуть тебя не подсидела? – спросила Багримова.
– Теперь она трудится под моим началом. Красивая норовистая девочка. С гонором, с бойким пером, но почти без опыта. Пусть потренируется на самогонных банках! – засмеялся Павел Валентинович…
Они покинули следственное управление и вернулись в кабинет помощницы прокурора. Марина Вячеславовна начала разбирать на столе. Павел Валентинович присел и стал за ней наблюдать.
В одну стопочку она сложила папки для Вирятина, в другую остальные, а в третью – модные журналы, которые любила просматривать, когда скучала на работе. Открыла последний номер VOGUE, долго смотрела неподвижными глазами на изображение какой-то заокеанской красавицы и вздохнула:
– А ведь мы по сравнению с ними сущие бомжи.
– По сравнению с кем? С отфотошопленными портретами моделей?
Марина Вячеславовна словно его не расслышала.
– Бомжи… – прошептала она. – Да-да, бомжи! Совсем о них забыла.
– Дело о бомжах хочешь мне дать?
– Никакое это не дело, – ответила Багримова. – Мы не стали его возбуждать: мало ли какие глюки могут завестись в головах у бездомной алкашни. Забавный случай, хотя не стоит о нём писать. В общем, бомжи со свалки написали в прокуратуру жалобу, что их кто-то похищает. Мол, уходит человек утром искать цветной металл или воровать картошку у дачников, а вечером не возвращается в свою кибитку. Вот бумажка, глянь.
– И прокуратура никак не отреагировала на жалобу? – удивился Павел Валентинович.
– А на что реагировать? У подателей жалобы даже паспортов не оказалось. Сами никто, и звать никак. Прокурорские отмахнулись: мол, допились бедняги до «белки», вот им и мерещатся то ли черти, то ли похитители. Хочешь, посмотри бумажку.
Вирятин взял страничку из ученической тетради с то ли промокшим от дождя, то ли обоссанным уголком. Под заявлением стояли непонятные закорючки, мало похожие на подписи. Тем не менее, сам текст был разборчивым:
«Прокурору Ямовской области
Алексею Константиновичу Толкунову
от жителей городской свалки
близ Рождественских прудов
ЗАЯВЛЕНИЕ
Боимся ходить в дальнюю лесополосу. Там похищают людей. По вечерам, когда смеркается. Стариков не трогают. Берут тех, кто помоложе. Уже восьмерых не досчитались. Уходят в лесополосу и не возвращаются.
Спасите нас!»
– Господи, что они там пьют? Или курят? – усмехнулась Марина Вячеславовна.
– Возьму этот сюжет! – ответил ей Вирятин. – Стосковался по журналистским расследованиям. Вдруг что-нибудь интересное или прикольное раскопаю?
– Не надо, Паша! Грешно смеяться над теми, кто выброшен из жизни.