13. Нечаянное счастье
«Артхаус-котофейня «Бомбадил» ютилась неподалёку от центральной площади Ямова, где сохранившийся с советских времён монумент Ленина указывал бронзовой рукой на запад, в сторону железнодорожного вокзала. Напротив заведения располагалось построенное в стиле модерн двухэтажное здание ЗАГСа, а между ними – небольшой фонтан, рядом с которым отдыхала свора бездомных собак.
Котофейня славилась качественным кофе и неплохими коктейлями. Её учредил местный индивидуальный предприниматель, большой поклонник творчества Толкина и прочих фэнтези. Обстановка внутри заведения соответствовала его пристрастиям.
Стены украшали пластиковые мечи, кольчуги, колчаны, курительные трубки и портрет странного существа – гибрида Тома Бомбадила из «Властелина колец» и Кота в сапогах. Его подарил заведению известный в Ямове художник, завсегдатай котофейни.
Хозяину его кафешка не приносила дохода и содержалась исключительно для души – как место притяжения ямовского творческого народа. Собирались здесь местные поэты, музыканты, актёры, молодые поэты, художники, журналисты…
Павел Валентинович к молодым журналистам себя давно уже не относил, однако порой заходил сюда выпить кофе или лёгкий коктейль. Ему нравилось отдыхать в кресле, сплетённом из ивовых веток, и смотреть через круглое хоббитовское окошко на вечерний город.
В пятницу вечером Вирятин занял деревянный столик в центре зала и стал разглядывать стеллаж, заставленный безделушками, которые приносили сюда завсегдатаи, чтобы избавиться от них: статуэтками, куклами, значками и медалями, сувенирными магнитиками, советскими грампластинками, привезёнными из Египта папирусами, коробками от конфет, сломанными будильниками…
Время от времени их бесплатно забирали местные любители приколов, чтобы делать причудливые инсталляции и коллажи.
Марина Вячеславовна вошла, как и в прошлый раз, в белом вечернем платье и чёрной меховой накидке на плечах. На Вирятине тоже была парадная одежда: белая рубашка, тёмно-серый костюм из хорошей шерстяной ткани, ручной работы шелковый галстук, давным-давно подаренный ему бывшей женой…
– Что закажем? – спросил Вирятин.
– Давай по коктейлю, а там видно будет, – ответила, садясь напротив него, Марина Вячеславовна.
Сотрудница котофейни услышала их разговор и подошла:
– В Москве сейчас очень популярны коктейли от Энди Пирсона, – затараторила она. – Мы тоже можем приготовить один из них, «Black Cherry Easter Egg». Всё есть: виски, сироп из настоящей ванили, малиновое пюре, растопленный горький шоколад, даже позднеспелая черешня. Будете?
Марина Вячеславовна кивнула, и девушка убежала готовить напиток.
Пока она смешивала ингредиенты, в заведение ворвалась разновозрастная толпа. Появился в зале и хозяин заведения, подошёл к Вирятину и Марине Вячеславовне, смущенно улыбнулся им:
– Извините, забыл вас предупредить. Не надо было садиться в центре. Сегодня здесь проводится турнир поэзии. В нём любезно согласился поучаствовать Копытычев.
– Неужели Вячеслав Фёдорович из областной Думы? – в один голос воскликнули Вирятин и Багримова.
– Вот именно! Из комитета по бюджету, налогам и финансам. Мы даже не думали, что такое вообще возможно, а он взял и сказал: «Приду!»
– Это же галимый графоман, – хмыкнул Павел Валентинович.
– Как и прочие наши чиновники и депутаты, – согласился хозяин котофейни. – Но кто ещё у нас пишет стихи, кроме них?
– С кем он будет состязаться?– поинтересовалась Марина Вячеславовна.
– Вячеслав Фёдорович будет представлять старую школу, символизировать её вырождение. Мы ему об этом, конечно, не скажем. Противостоять ему будет последний писк постмодерна. Увидите, это будет очень интересно.
Вирятин и Марина Вячеславовна пересели в уголок, а вошедшие люди начали переносить столы, освобождая центр зала. Затем они сдвинули кресла и сели напротив стеллажа, возле которого и должны были выступать поэты.
На импровизированную сцену вышел пожилой грузный мужчина с заспанными глазами. Был он почему-то не в костюме и галстуке, а в джинсах и футболке.
Его одутловатое красное лицо поначалу было важным и серьёзным, но вдруг стало игривым, и он начал читать:
Милая моя Лизочка,
Отрада моих ночей!
Я тебя чмокну в сисечку
И обниму посильней…
Стихи лились полчаса, и Вирятин с Мариной Вячеславовной стоически их слушали. Первой не выдержала помощница прокурора. «Тебе не надоела эта стариковская эротика? Можно его как-нибудь унять?» – шепнула она.
Когда закончилось очередное стихотворение, Вирятин сделал фальшиво-восторженную гримасу и спросил:
– Потрясающе! Неужели вы сами это написали?
– У нас все чиновники и депутаты занимаются написанием поэтических произведений! – многозначительно ответил глава думского комитета.
Молодые поэты захлопали в такт друг другу так громко, что депутат больше не мог декламировать и покинул сцену. Поднялся долговязый молодой человек в толстовке и с гонгом в руках.
– Моя поэзия как живое пиво, – нараспев произнёс он, ударяя в гонг. – Она ещё бродит, бродит, бродит… Я – первопроходец нового типа литературы, интерактивного стихотворчества. Я ставлю под сомнение всё, даже авторство своих стихов. У них как бы есть автор – и как бы его нет. Их соавтором может стать любой желающий. Сколько угодно желающих! Поощряются самые безумные импровизации! Итак, начнём!
Он ударил в гонг и начал декламировать стихи. Молодые стихотворцы с азартом бросились подбирать рифмы для продолжения.
И Вирятин, и Марина Вячеславовна смотрели на громогласное сочинительство с растущим раздражением. «Что-то не заладилось у них с коллективным творчеством. Редкостная ахинея получилась!» – едва слышным шепотом произнесла помощница прокурора.
Игра тем временем продолжалась. Шум мешал Вирятину и Марине Вячеславовне говорить друг с другом, а подключаться к процессу им не было интересно. Их безучастность не осталась не замеченной.
– А вы что сидите? – обратился поэт к Марине Вячеславовне. – Такая эффектная женщина – и забились в угол. Почему не сочиняете?
– Таланта нет, – ответила та.
– Всё равно подключайтесь! Может, проявится?
Марина Вячеславовна поднялась и дёрнула Павла Валентиновича за рукав: «Пошли отсюда!»
– Паша, мне захотелось тишины, – сказала она ему уже на улице. – И ещё не было никакого желания преумножать их белиберду. Мне почему-то кажется, что автор у стихов должен быть один и что хороший вкус – вещь совсем не относительная. Может, мои взгляды устарели… Давай посидим на лавочке, а потом…
На улице уже начало темнеть. Скамейки возле фонтана были заняты. На одних сидели в обнимку молодые пары, на других расположились мужские компании с пивом и чипсами. Тёплый ветерок приносил из частного сектора лёгкий дымок и запах жарящейся свинины: где-то в частных домах готовили шашлыки.
– Как вкусно пахнет! – помощница прокурора хищно вдохнула наполненный шашлычным ароматом воздух. – Знаешь, Паша, я проголодалась. Поехали ко мне! Затаримся и посидим, как нормальные взрослые люди, а не эта недобогема из котофейни. Тем более что завтра суббота. Выходной и у тебя, и у меня…
Она набрала номер службы такси. Машина прибыла меньше, чем через три минуты.
– В ближайший «Бальзам», потом на Советскую, 120, – скомандовала Марина Вячеславовна.
«В «Бальзам»! – в душе рассмеялся Павел Валентинович, вспомнив свою недавнюю поездку в урочище. – В «Бальзам», надо же!»
Через час они вошли в прихожую, которую освещала люстра с абажуром-макраме.
– Сама сплела! – похвасталась Марина Вячеславовна. – Надо было после смерти Юры успокаивать нервы, вот потихоньку и вязала. Столько всяких вещичек сделала
Она повесила куртки в шкафчик и раздвинула бамбуковую занавеску, которая отделяла коридор от гостиной:
– Заходи, Паша, располагайся.
Вирятин с любопытством оглядывал комнату. Царство макраме! Из верёвочек были сплетены и замысловатая люстра, и нависший над журнальным столиком абажур торшера, похожего на гигантский гриб-зонтик, маски и фигурки зверков на полках застеклённого шкафа», скатерть и салфетки на столе.
Поразила Павла Валентиновича и чистота гостиной. Ни пылинки на мебели, ни пятнышка на шторах! Все предметы были расставлены как-то чересчур правильно, словно под руководством придирчивого дизайнера, несколько минут назад ушедшего отсюда. «Траур закончился! – понял Вирятин. – Она ещё до начала свидания хотела меня сюда пригласить. Готовилась тщательно… и любовно».
Марина Вячеславовна тем временем начала выкладывать продукты на стол:
– Вот вино. Вот ветчинка. Вот рыбка. Вот фрукты… И ещё сосиски. Пойди на кухню, свари их. Плиту, думаю, найдёшь. Я пока стол накрою…
Вирятин вышел. Возвратившись назад с варёными сосисками, он остолбенел: помощница прокурора стояла в прозрачном пеньюаре на голое тело. У Павла Валентиновича от неожиданности и волнения слегка задрожали колени.
– Ну, чего ты растерялся? – улыбнулась ему Марина Вячеславовна. – Не первый же день друг друга знаем. Зачем ходить вокруг да около? Я тебя давно изучила. Инициативу надо брать в свои руки. Вино подождёт. Давно мечтаю о тебе.
– Я тоже… – сказал Вирятин, любуясь её точёной, не по возрасту подтянутой фигурой.
– Паша, так мучилась, когда была замужем! Стыдно признаться, но я испытала облегчение, когда Юра умер, – прошептала она, садясь на краешек кровати.
Вирятин сел рядом, обнял Марину Вячеславовну, потянулся губами к её лицу – но она вдруг отвернулась и задрожала:
– Мы могли быть вместе уже двадцать лет назад… Мы могли быть счастливыми… Полжизни ушли псу под хвост! Полжизни!
Павел Валентинович долго не отвечал, хотя и думал так же. Он гладил её густые чёрные волосы и ждал, когда она придёт в себя.
– Марина, для этого обоим надо было расстаться с нелюбимыми супругами. Разве это просто?
– Паша, нерешительность – страшный порок! – ответила она.
Павел Валентинович посмотрел ей в глаза. Они были влажными.
Наконец, он почувствовал через рубашку, что соски её стали твёрдыми, будто от холода: к Марине Вячеславовне вернулось желание. Она скинула пеньюар и потянулась к выключателю…
На следующее утро *
Когда Вирятин проснулся, Марина Вячеславовна уже встала. Завернулась в халат и сидела в кресле напротив кровати, разглядывая его как ценное приобретение, о котором давно мечтала. Рядом с ней на журнальном столике стояла стеклянная ваза с начавшими увядать розами.
– Одевайся и пошли завтракать, – скомандовала она. – Я уже всё приготовила. Вот не думала, что ты так долго будешь дрыхнуть!
На кухне Багримова поставила на стол не выпитое вчера вино и сняла с плиты сковородку с поджаренной ветчиной и сосисками.
– Они, бедные, всю ночь пролежали в тепле, – улыбнулась она. – Вчера совсем потеряла голову! Даже продукты забыла убрать в холодильник.
Вирятин открыл бутылку и разлил вино.
– Теперь можно и выпить, – подмигнула ему Марина Вячеславовна, поднимая бокал. – По лицу вижу, ты мне что-то хочешь сказать!
– Я раньше немного колебался… но сейчас думаю, что надо бы… поскорее…
Помощница прокурора догадалась, что он хотел сказать.
– Конечно, надо бы! – ответила она. – Чего тянуть? Мы прокакали уже двадцать лет. Сколько ещё можно? Выпьем за нашу осень! Надеюсь, она будет счастливой.
После завтрака Марина Вячеславовна поинтересовалась, пригодились ли Вирятину материалы, которые она ему дала.
– Я написал про Ивана Васильевича, а Алёна – про банку самогона и ужасных братьев. Криминальная полоса получилась. У меня номер в сумке лежит. Хочешь посмотреть?
Он вышел в коридор, вынул из сумки газету и дал ей. Помощница прокурора стала читать криминальную полосу, и её миловидное круглое личико начало вытягиваться.
– Паша, вы там чего обкурились? – сердито спросила она.
– Что не так, Марина?
– Будто сам не понимаешь! Вы что, идиоты? В обоих материалах поставили настоящие фамилии фигурантов! У тебя ещё ладно, это дела давно минувших дней… но у неё-то! Написала бы хоть «по предварительным данным». Какая-никакая отмазка была бы.
– Девочка не виновата, – ответил Вирятин. – Так решил главный редактор. Сказал, что материал не будет смотреться, если поставить другие фамилии. Ведь Алёна там красиво обыграла фамилию злоумышленников. Этих Ужастовых.
– Он откуда взялся, ваш редактор?
– Разве я не говорил? Из «Вечернего Ямова». Это таблоид.
– И его, значит, к вам назначили? – изумилась Марина Вячеславовна. – Поднимать областное издание?
– Газета губера целует в задницу на каждой странице. Кому это интересно читать? Тираж падает. Вот учредители и решили поиграть на желтизне.
– Мёртвому припарки! – фыркнула помощница прокурора.
– Думаешь, кроме тебя этого никто не понимает? Просто нам деваться некуда.
– Да, не повезло вам… но даже если так… Ваш главред, значит, не понимает, что даже осуждённых нельзя называть настоящими именами? А уж подозреваемых категорически возбраняется! Вдруг выяснится, что преступление совершили не они?
– В случае с этими Ужастовыми, по-моему, всё очевидно… – возразил Вирятин.
– Не притворяйся дурачком, Паша! Зачем вы так девчонку подставили? И ради чего? Ради красного словца?
– Кто такие «мы»?! – возмутился Павел Валентинович. – Это было решение главреда, я тут ни при чём.
– Не лицемерь! Откуда и Алёна, и ваш редактор узнали фамилию подозреваемых? От тебя! А ты – от следователя. Благодаря мне. Так кто будет виноват, если с девочкой что-нибудь случится? Не только твой начальник! И не только ты, но и я тоже… а я, Паша, не толстокожий носорог, хоть всю жизнь и проработала в прокуратуре.
– Марина, будем надеяться, что всё обойдётся.
– Будем, – сухо ответила Марина Вячеславовна. – Знаешь, что я подумала? Если уж мы решили поженится, перебирайся сюда из своей халупы. Поживёшь в нормальной квартире. Заодно и мне будет проще тебя контролировать, а то у меня возникли нехорошие предчувствия. Если с тобой что-нибудь случится, мне это пережить будет сложнее, чем Юрину смерть. Я ведь его не любила…
Тут запел сотовый, оставленный Вирятиным в сумке. Подбежав к ней, он увидел на экране имя звонившего: «Дремлюгина Ирина Геннадьевна». Павел Валентинович не стал отзываться на звонок.
– Не успел! – солгал он Марине Вячеславовне. – Это был ответсек. Не знаю, что случилось в газете. Сегодня же суббота…
– Так перезвони ему, – пожала плечами Марина Вячеславовна.
Вирятин набрал номер улетевшего в Таиланд знакомого. Ответа, как он и ожидал, не последовало.
– Нет, Марина, он не отвечает. Вдруг вправду что-то серьёзное случилось? Надо идти.
– Подвезти тебя до редакции?
– Не надо. Сам доберусь. До завтра!
Отойдя на два квартала от дома помощницы прокурора, Вирятин набрал номер Дремлюгиной.
– Извините. Я был дома у Марины. Пил с ней чай. Не хотел, чтобы она услышала по телефону женский голос.
– У вас всё получилось? – засмеялась Ирина Геннадьевна. – Попали под монголо-татарское иго? Выходит, мои усилия не прошли даром. Нормуль! Поздравляю!
– Рано поздравлять. Не даёт она материалы.
– Так я не их имела в виду. Просто за вас порадовалась. Приятно, когда налаживаешь чью-нибудь жизнь.
– По какому поводу звонили?
– Завтра утром приезжайте ко мне, – беспрекословным тоном ответила Ирина Геннадьевна. – Отправитесь с Борисом Юричем к лесному городищу. Там всё лето ведутся раскопки. Расспросите археологов, не приезжали ли к ним месяц назад мой муж с нейрофизиологом.
– С кем? – удивился Вирятин. – Я не ослышался?
– Нет, и я не оговорилась. Приедете – посвящу в курс дела.
– Но завтра же воскресенье.
– Археологи будут работать по выходным, пока не начнётся осенняя слякоть. Так что жду вас. Машина остановится завтра в шесть возле вашего дома. Сегодня зайдите в редакцию, прихватите побольше свежих номеров газеты. Кстати, у вас есть удочки? – неожиданно поинтересовалась Дремлюгина.
– Какие-то завалялись…
– Возьмите. В случае чего объясните Марине, где вы пропадали всё воскресенье… а то вдруг будет вас искать и заподозрит, что у вас ещё кто-то есть, кроме неё. Рыбу я вам дам. Ведёрко карасей или линей.
– Кто ж их будет чистить? – испугался Вирятин.
– Марина Вячеславна, не?
– У нас пока не настолько близкие отношения.
– Тогда соседям раздадите. Главное, чтобы у вас алиби было. Да, и ещё возьмите сюда ящик водяры. Бабосики вам верну сразу же, как приедете. Будете поить археологов. Могла бы сама учинить им допрос… но, думаю, они перед вами раскроются скорее.
– О чём я с ними буду говорить?
– Я всё объясню.
– Вы сказали, что со мной поедет Борис Юрьевич. Он этих археологов знает. Пусть он их и расспросит.
– Нет у меня доверия к этому остепенённому алкоголику. Езжайте вместе с ним. Только сами не напивайтесь до беспамятства. Помните, куда и зачем я вас послала.
14. Золото срубников
«Лэндкрузер» шёл в непроглядном тумане, сквозь который нельзя было различить даже мачтовые сосны. Страх не отпускал Вирятина: ему мерещилось, что Саша сослепу не так повернёт руль, и машина на полном ходу врежется в дерево или угодит в глубокую лужу, из которой уже не выберется. Водитель иногда заглядывал в панорамное зеркало и посмеивался, видя испуганное лицо журналиста.
– Не тряситесь! – наконец, сказал Александр. – У Дремлюгиных случайные люди не работают. Я горах ездил в дождь на УАЗе без «дворников». Туристов возил на озеро Рицца и потом на горные луга. И ничего. Как видите, жив до сих пор.
Однако даже после таких слов на душе у Вирятина спокойнее не стало. Павел Валентинович был настолько охвачен тревогой, что не обращал внимания даже на запах масляной кислоты, которым, наверное, навсегда пропиталась обшивка салона автомобиля. Журналист перестал дрожать лишь в тот момент, когда автомобиль остановился возле забора особняка, выхваченного из мглы светом противотуманных фар.
Как и в прошлый раз, Ирина Геннадьевна сама вышла встретить гостя, только оделась теперь более предусмотрительно: на ней были джинсы и синяя курточка с капюшоном.
– Отдайте свою водку Саше, а то, боюсь, от неё скоро ничего не останется, – шепнула она Вирятину и повела его в дом.
Борис Юрьевич дожидался журналиста в гостиной. Он где-то уже выпил.
– Что-то вы какой-то встревоженный? – спросил он у Павла Валентиновича, ещё не отошедшего от дорожных страхов.
– Боялся тумана, – сознался тот.
– А я думал, мордовских духов. Они могут так разойтись, что костей не соберёшь!
– Хватит вам! – отмахнулся Вирятин. – Шутки у вас какие-то странные.
– Вирь-ава! – продолжил Борис Юрьевич. – Дева леса! Она, понимаете ли, как квантовая частица. Может принять форму тумана и протечь через любую щёлочку. А может материализоваться в страшное чудище – девицу одноглазую с голыми ветвями вместо пальцев и клыками, как у волка. Вот я и думаю, что затекла она в кабинет в Дремлюгину, приняла тварный облик, отрезала голову Сергею Петровичу, а потом вновь туманом сделалась.
– Голову Дремлюгина тоже в туман превратила?
– Запросто! Она ещё не то может. А здесь эти духи, понимаете ли, на каждом шагу. Неподалёку ведь место силы! Нет-нет, не шучу. Туда уже пять тысяч лет людей тянет. Какие только народы на этом холме не селились! Он как мёдом намазан.
Ирина Геннадьевна устала слушала болтовню археолога и убежала по своим делам. Тот только этого и ждал.
– Вы ведь, поди, смеётесь над моей болтовнёй про духов? – заговорщически шепнул он, будто внезапно протрезвев.
– Как вам сказать… – уклончиво ответил Вирятин.
– А вот Сергей Петрович к этой мистике относился серьёзно. Не знаю, как раньше, но последние два с половиной года точно. Место силы посещал каждую неделю, а то и чаще. Всерьёз верил, что ему помогут то ли духи мордвы, то ли боги ариев.
– Помогут? Ему требовалась какая-то помощь? – напрягся Павел Валентинович.
– Что-то его сильно тяготило. Какая-то проблема, которую решить было не по силам даже такому богачу, как он…
– Неужели он был таким суеверным? – недоверчиво спросил Вирятин.
– Понимаете, когда над тобой завис каменный топор судьбы, когда чувствуешь, что спасения нет, то уверуешь во что угодно – хоть в древних богов, хоть в духов…
– Вы говорите загадками. Что за проблема его мучила?
– Если бы знал… – вздохнул Борис Юрьевич.
– Неужели не догадываетесь?
– Нет. Может быть, Сергей Петрович предчувствовал, что его убьют. Или даже знал…
Археолог осёкся: послышалось цоканье каблучков.
– В город собралась наша красавица, – прошептал Борис Юрьевич. – Туфельки надела. Значит, с нами не поедет. Оно и правильно: что ей там делать? Водку с археологами пить?
Когда в дверном проёме показалась тонкая фигура Ирины Геннадьевны, его лицо вновь стало пьяным.
– Вирь-ава! – громко сказал он. – Это она убила Сергея Петровича! Не могла простить ему измену. Дремлюгин ведь поклонялся ей, а потом перестал. Стал рыться в степной местности, в курганах. Я вам точно говорю: всё дело в этом!
«Зачем Борис Юрьевич опять стал идиотничать? – задумался Вирятин. – Может, он неравнодушен к Ирине Геннадьевне? Видит око, да хрен неймёт – вот и паясничает».
– Дезинфекцию тоже Вирь-ава провели? – поинтересовался он уже вслух.
– А кто же ещё?! – взвился пожилой учёный. – Знаете, почему Ирина пригласила в помощники именно вас? Потому что вам не страшны эти духи. Вы ведь их потомок. «Вирь-атя» означает «Отец леса». Муж Вирь-авы. Мордовский леший, проще говоря…
– Может, кончите болтать и начнёте собираться? – не выдержала Дремлюгина.
– Начнём, когда выпьем на посошок. Без этого никак. Духи не пропустят, – ответил Борис Юрьевич и повернулся в её сторону: – Правильно, Ирина Геннадьевна?
Дремлюгина сделала презрительную мину, распорядилась принести водку и закуску, села за стол между двумя мужчинами…
– Накатить с нами изволите? – ёрническим тоном спросил археолог. – Разве уже не кормите? Нииззя!
– Мне виднее, – отрезала Ирина Геннадьевна. – Губы чуть намочу, уважаемый доктор наук. Пить не собираюсь.
Она подняла маленькую рюмочку и произнесла первый тост:
– За ваши успехи, Пал Валентиныч! Поздравляю! У вас была счастливая неделя. И Мариной Вячеславовной всё наладилось, и остались на работе в прежнем качестве. Проблем с начальством больше никаких не возникло?
– Были кое-какие… – без задней мысли ответил Вирятин.
– В чём дело? Может, вам помочь? – спросила она.
– Да нет, вы ничего сможете, – махнул рукой Вирятин.
– Интересно, – подняла брови Дремлюгина. – Неужели даже я ничем не смогу помочь? Что у вас за проблемы?
– Ошибку уже не поправить. Я взял у Марины материалы следствия. Там в деревне старушке разбили голову трёхлитровой банкой с первачом.
– Это были точно мордовские духи! – вставил Борис Юрьевич.
– Банкой с первачом? – расхохоталась Ирина Геннадьевна. – Никогда не поверю! Три литра самогона! Да эти алкаши скорее удавятся, чем так изведут напиток.
– Ирина! – ответил Павел Валентинович. – Я своими глазами видел материалы дела, со следаком говорил…
– Вы привезли газету?
– Да.
– Дайте почитать.
Вирятин вынул из сумки номер, и Ирина Геннадьевна погрузилась в чтение криминальной полосы.
– «Братья Ужастовы»? – хмыкнула она. – Какая дурацкая выдумка вашей… гм… Алёны! Хотела обозвать эту вашу девку по-матерному, но ладно, не буду.
– Это не выдумка! – возразил Вирятин. – Ужастовы – настоящая фамилия. Её полсела носят.
– Настоящая? – удивилась Дремлюгина. – Следствие ведь ещё идёт, как я поняла. Или нет?
– Да, идёт, – подтвердил Вирятин.
– Разве так можно?
– Нет, конечно. Мы уже об этом говорили, – вздохнул Павел Валентинович.
– Что ж, тогда выпьем за то, чтобы ваше издание протянуло ещё хоть сколько-нибудь, – предложила Ирина Геннадьевна. – Иначе мне на голову свалится ещё одна проблема: вас трудоустраивать.
– Уж я как-нибудь сам. Зачем вам обо мне беспокоиться?
– Да нет уж! – сказала хозяйка дома. – Как там у Экзюпери? «Мы в ответе за тех, кого приручили»? Правильно помню?
Вирятин благодарно улыбнулся и кивнул.
– Кстати, как называется село, где живут эти Ужастовы? – поинтересовалась Дремлюгина.
– Казьминовка Пичаевского района, – не чувствуя подвоха, ответил Павел Валентинович.
Ирина Геннадьевна задумалась, записала на бумажке: «Казьминовка Пичаевского района», – и произнесла третий тост.
– Как-то быстро мы выпили водку, – многозначительно сказал Борис Юрьевич.
– Не мы, а вы, уважаемый археолог, – ответила хозяйка дома. – Достаточно! Вставайте. Вас ждёт место силы.
Борис Юрьевич и Павел Валентинович поднялись и отравились во двор, где их ждал Александр.
Десять минут спустя *
«Лендкрузер» вновь двинулся сквозь туман по лесной дороге. Вирятин расположился на заднем сидении рядом с Борисом Юрьевичем, который вновь стал говорить более-менее осмысленно. Павел Валентинович этому уже не удивлялся. Он знал, что археолог начинал юродствовать только в присутствии Ирины Геннадьевны: стоило ей отойти, как трезвость мышления к нему отчасти возвращалась.
Что же рассказал Вирятину Борис Юрьевич? Холм на рубеже леса и степи археологи действительно называли местом силы, и не совсем в шутку: со времён каменного века он притягивал к себе людей самых разных языков и культур, и они возводили на нём и рядом с ним свои жилища.
Первые землянки там построили пришедшие с севера финские племена культуры ямочно-гребенчатой керамики, далёкие предки мордвы. Первое же укреплённое поселение, крепость со стенами из дерева и земли, возвели люди абашевской культуры. Борис Юрьевич, как и многие другие учёные, считал и их, и срубников арийцами – теми, что сложили гимны Ригведы и ясны Авесты.
– Абашевцы? В лесной зоне? – удивился Вирятин, который уже начал немного разбираться в археологии бронзового века.
– Ничего удивительного! – ответил ему Борис Юрьевич. – И абашевцы, и катакомбники, и срубники не шарахались от леса. Им ведь нужно было дерево, чтобы строить и свои землянки, и могильные срубы, и стены укреплённых поселений. Их крепость, кстати, – единственная из четырёх, которая не была ни сожжена, ни разрушена врагами. Население её просто забросило.
– В Индию ушли? – засмеялся Вирятин.
– Нет, сначала на Южный Урал. Пустой эта крепость не стояла. Там вновь поселились финские племена – культура тычковой керамики. Их потомки, люди примокшанской и городецкой культуры, потом построили и вторую, и третью крепости. Они в мирное время жили в лесных землянках, занимались охотой и рыболовством. Ели любую живность, какую встречали. Немножко они занимались и земледелием, выращивали рожь, ячмень, просо… Наконец, четвёртую крепость, построила мордва, чтобы защищаться от нападений хазар. Однако разрушили её не степняки, а то ли Святослав, то Владимир Красное Солнышко… Сами видите: по крупицам собираем память о прошлом. Роемся прямо как бомжи в помойке. Курочка по зёрнышку клюёт.
– Ну, у вас и ассоциации! – покачал головой Вирятин. – С бомжами себя сравнили! У меня, кстати, сотрудница отправится к ним на свалку. Очень скоро, в четверг. Может, её к вам потом послать? Пусть изучит работу ваших копателей, сравнит их жизнь с жизнью бомжей. Как напишет статью – увидите разницу.
– Она симпатичная? – заинтересовался Борис Юрьевич.
– Очень, но для вас слишком молодая. Зовут Алёной…
Туман почти рассеялся, когда «Лэндкрузер» подошёл к «месту силы» на границе леса – холму, поросшему желтеющей травой и редкими соснами. По его периметру были вбиты деревянные колья с табличками:
«ГОРОДИЩЕ.
Памятник истории и культуры.
Охраняется государством».
Чуть поодаль стояли пяток «Нив» и «УАЗиков», бытовки, бульдозер и разбуженных шумом подъезжающего автомобиля копателей, в основном студентов ЯГУ.
Водитель вытащил из багажника сумку с водкой и продуктами, брезгливо поглядывая на обступивших его археологов: их куртки были испачканы осенней грязью. Один из них, увидев выходящего из «Лендкрузера» Бориса Юрьевича, сбегал в бытовку и притащил огромный, размером в две человеческих головы, горшок ручной лепки с нехитрым орнаментом.
– Вот, что я вам говорил! – обратился Борис Юрьевич к Вирятину. – Это горшок срубной культуры! Кто только не жил в этом месте, и они тоже.
Затем он распорядился отнести керамику назад.
– У нас есть кое-что поинтереснее археологии, – сказал он, косясь на стоящую на земле сумку. – Разводите костёр. Имеются и тушёнка, и лук, и крупа. Готовим горячую закуску. С утра самое что надо.
Когда завтрак был уже почти готов, Борис Юрьевич велел погрузить ящики с находками в багажник «Лендкрузера», после чего скомандовал: «Пора!»
Археологи притащили длинную скамейку. Каждый взял по миске каши с тушёнкой и по кружке. Разливали понемножку, однако Борис Юрьевич задремал после первой же порции. Остальные начали неспешно беседовать.
– Почему на этом пятачке из века в век селились люди? – поинтересовался Вирятин. – Почему этот холм называют местом силы?
– Здесь же из века в век дубы и сосны росли вперемешку, – ответил один из копателей. – Очень полезное для здоровья сочетание. Не случайно сюда Петрович приезжал по два раза в неделю. Говорил, что лучше тут себя чувствует. Мы заметили: погуляет он здесь, посидит под дубом, вознесёт хвалу духам – и сразу он ставится веселее и жизнерадостнее…
– Дремлюгин чем-то болел? – спросил Павел Валентинович.
– Вроде нет. Ни о чём таком мы не слышали. Он, правда, похудел за последний год. Может, просто сел на диету.
– Подожди-подожди! – перебил его другой археолог. – Последний раз Петрович разве не с врачом приезжал? Он тогда купил у нас височные подвески? Не можешь не помнить: он денег столько отвалил, сколько нам и не снилось.
– Помню. Нетипичные для срубной культуры вещички. Не из бронзы, а из золота! Только с Петровичем вроде не врач был, а московский профессор, – возразил первый.
– Профессор, но врачебной специальности, – настаивал второй.
– Долго они тут были? – поинтересовался Вирятин.
– Да нет, – ответил первый копатель. – Петрович подвески у нас приобрёл и сразу же стал собираться. Одну подарил профессору прямо при нас. У нас её, кстати, курды хотели купить за очень приличные деньги, но Дремлюгин предложил больше.
– И куда же Сергей Петрович отправился потом? – продолжил расспрашивать археологов Павел Валентинович.
– В лес. Вроде как поохотиться. Правда, ни одного выстрела не раздалось. А ведь погода стояла безветренная, слышно было далеко! То ли они зверя так и не встретили, то ли укатили к чёрту на рога, на край охотхозяйства
– Может, поехали не на охоту, а на рыбалку? – предположил Вирятин.
– Путь на карповый платник идёт через поле, а тягать в лесных озёрах карасиков – это уровень не Петровича. Нет, поехали они именно на охоту. Или, может, по другому делу, но точно в лес.
Павел Валентинович ещё час беседовал с археологами. Они подтвердили слова Бориса Юрьевича, что Дремлюгин последние года два часто наведывался к этому холму, отдыхал возле какого-нибудь дуба, поклонялся духам или древним богам, чтобы почувствовать облегчение. Что-то Сергея Петровича мучило, но что именно, копатели не знали.