Следующие два месяца Тарас болел. Болел тяжело. И физически, и духовно. Его разум и тело страдали в равной мере. Он успел доехать до дома, спрятать под обшивку водительской двери деньги и подняться домой. Потом упал на руки своей жены и забылся на целый день. Очнулся, принял синюю таблетку и проспал ещё сутки. Его знобило, он бредил.

Перепуганная Настя вызвала скорую, но даже в забытье Тарас так неистово отбивался от санитаров, что его решили не трогать. Так и остался дома.

Иногда он пытался выйти на улицу. Но там повсюду ходили одетые в напоминающую военную форму люди, устанавливая новый порядок. Друг другу пересказывались страшные новости о нападениях то тут, то там. Покоя не было. И вида из окна, и звуков ночных перестрелок, пока редких, ему хватало, чтобы всё больше ненавидеть окружающую его липкую действительность.

Он хотел выбраться из своего разрушенного мира, падая в наркотическое забытье, но каждая новая таблетка лишь погружала его всё глубже. Зато, после неё он мог немного поспать. Не долго, всего пару часов. А потом снова бредил в полусне, чувствуя, как каждый раз, когда накатывала дремота, его сердце, словно пугаясь подкравшегося спокойствия, сперва замирало, а потом начинало рваться наружу.

Дни сменялись ночами, такими же бессонными и пустыми. А потом он перестал их различать. Ни плач малышки в соседней комнате, ни всё более редкие визиты жены не делали его мир живым. Он заперся у себя в комнате и, то глядел в прикрытое шторами окно, с его бессердечной реальностью, то отворачивался, сверля взглядом, не менее ненавистный телевизор, который чаще всего даже не включал.

А потом таблетки кончились.

***

Настя привычно возилось с малышкой, когда в дверь постучали. На пороге стояли мама с братом. Саша, как обычно в последнее время, был в камуфляже, а мама, не смотря на трудные времена, всегда находила возможность выглядеть так, словно шла на свидание.

За последний год Саша очень повзрослел. Теперь он всё чаще молчал и слушал окружающих. И что–то изменилось во взгляде. Мальчишка– балагур куда–то пропал, ему на смену пришел молодой мужчина.

Саша вытащил из–за спины букет маргариток. Чмокнул Настю в щеку: – А где муж?

– У себя в комнате. – Настя махнула рукой в сторону закрытой, как обычно, двери.

Мама уже разулась и протянула руки к малышу: – Так и не выходил?

Саша, который теперь появлялся редко, удивленно поднял глаза:

– В смысле, не выходил? Что с ним?

Настя передала малышку маме и взяла протянутый братом букет:

– Да он как вернулся, был немного не в себе. Но так, слегка. Думала, пройдет. Выспится, отдохнет, оттает. А он уже несколько дней сидит перед телевизором со стеклянными глазами. Даже не знаю, замечает ли, когда он не включён. Иногда захожу, просто спит, потом опять сидит перед телеком. Пыталась с ним поговорить, но он ничего толком не рассказывает, даже отвечает не всегда.

– Может к врачу его отвести? Кто там у нас этим занимается? Психолог, невропатолог… не очень я в этом силен.

– Да, какой там? Пробовала я. Смотрит зверем, кажется, сейчас укусит.

– М– да… дела! Ну, тогда давай вместе куда– нибудь сходим, проветримся. А то, как Полинка родилась, вас не видно – не слышно. Тут, кто хочешь свихнется. – Саша привычно улыбнулся. Сквозь его новый вид иногда пробивался знакомый сорванец, который за словом в карман не полезет: – Особенно, если при этом новости смотреть. Господи, чего люди делят? Вроде, 20 лет уже, как украли всё.

Мама высунулась из кухни с малышкой на руках, протянула Насте изящную небольшую вазу из цветного стекла:

– Ладно– ладно, всё украли, всех поделили… ты языком не мели, а бери Настю с Тарасом под мышку – и шуруйте куда– нибудь в город! И чтоб до вечера я вас не видела!

Настя удивилась:

– Как до вечера? У меня Полинка через час проснется. Кормить надо будет.

– Ничего, я покормлю, опыт есть. Топайте уже!

***

Весной пахло уже совершенно изумительно. Даже чуть пыльные серые после сошедшего снега улицы не могли скрыть разливающегося аромата новой жизни. Птицы пели весенние песни, плотные почки уже набухли и полопались, отдавая в воздух клейкий и одновременно сладкий аромат пробивающихся соцветий.

Тарас, Настя и Саша прогуливались по соседней улице. Вышли со двора, прошли мимо машины, которую Тарас уже считал своей, свернули за угол и остановились у перекрестка. Первым подал голос Саша:

– Налево пойдешь, коня потеряешь… – хмыкнул собственной невеселой шутке: – Ну, сказочные персонажи, куда?

Настя не обратила внимания на его пассаж, но и ей передалось общее встревоженное состояние. Поэтому, почти неожиданно для самой себя она предложила:

– А давайте в тир сходим?

– В тир? – Искренне удивился Саша. А Тарас буркнул, глядя в пустоту перед собой:

– Ещё одной пострелять захотелось…

– Я месяц, как родила! Знаешь, что такое гормоны? Мне сейчас пострелять – самое то будет! Лучше из пушки!

– По воробьям. – Всё также в никуда прокомментировал Тарас.

– В тир… О– кей… – Растерянно протянул Саша.

– Ну, Саша, знаю я твое «окей». Заведешь меня в какую– нибудь кафешку и мороженым накормишь. Ты же ополченец, наверняка знаешь какой– нибудь, желательно жутко секретный, тир!

– Да, какой я ополченец? Я доброволец. За порядком следить кто–то должен с тех пор, как менты разбежались. Вот и всё моё ополчение… Но тир я знаю.

– Ура! Из Калашникова тоже пострелять можно будет?

– Почти. Калашников для гражданского оборота запрещён, можно пострелять из «Вепря». Тот же «Калаш», только стреляет одиночными. Из помпы можно пострелять. Из револьвера. Из «Глок 17», кстати. Тебе понравится, он легкий, как будто игрушечный.

Тарас, которому и вправду было не по себе, предложил:

– Давайте, я не пойду? Как раз в кафешке посижу, раз вы не хотите.

– Ты чего скуксился? – Повернулся нему Саша. – Пошли…

– Да, не– е. Нет желания… Слушь, а куда Диса пропал? Не видел его, как вернулся. Уехал что ли?

Саша, посмотрел на него как–то удивленно:

– Ты разве не слышал? Он сперва пропал. Я уж думал, доигрался, прикопали где– нибудь. Но оказалось, что парень не так прост: там за него кто–то круто вписался, он теперь целым батальоном заведует. Под Тищином стоят, добровольцев набирают. Там со всей страны отморозки со свастикой собираются, слышал даже, пара иностранцев есть. Того и гляди нам по башке стучать придут. Мы ж тут все поголовно террористы теперь…

– Ясно. – Буркнул Тарас, теряя к разговору всякий интерес. Похоже, Саша это понял:

–точно с нами не пойдешь?

– Нет… не хочу.

– Ну, как знаешь. Там за углом неплохая кафешка есть…

– Я помню. – Ответил Тарас и пошел обратно, нащупывая в кармане ключи от машины.

***

Поначалу Диса в военной форме смотрелся довольно комично и это его раздражало. У подходящего ему размера были короткие рукава, которые он тут же закатал по самые локти, делая вид, что так и должно быть. Но теперь руки было трудно сгибать в локтях. С комплектными брюками была та же проблема: торчащие щиколотки выглядели совершенно неавторитетно, так что с длиной решено было не экспериментировать. Пришлось взять форму на два размера больше и отдать местной портнихе, чтобы та ушила её.

Теперь, когда всё было подогнано, со своей невероятной худобой он выглядел, как огромное насекомое, пожелавшее стать невидимым. Но этот слегка пугающий вид его полностью устраивал, мгновенно выделяя его на фоне подчиненных. «Боятся – значит уважают!» – вспомнил он поговорку из глубокого детства, и больше об обмундировании не думал.

Когда Тарас нетерпеливо постучал в дверь кабинета и зашёл, не дожидаясь приглашения, Диса что–то увлеченно перебирал в одном из боковых ящиков. Удивленно поднял на незваного гостя глаза, но узнав, заулыбался:

– Какие люди! Чё как, Тарасик? Как сам, как делишки?

Тарас попытался улыбнуться в ответ, но внутри ничего не отзывалось, поэтому вышла только жалкая ухмылка, словно ему отбило половину лица:

– Нормально. – Осмотрел кабинет, подошёл к столу и забарабанил по нему беспокойными пальцами: – Скажи…

Но Диса перебил его, не дожидаясь продолжения:

– Никак к нам записаться хочешь? Мудро! Могу всё устроить… недорого.

– Нет, – Тарас присел на стоящий рядом стул, – недорого не надо.

Теперь ухмыльнулся Диса: – А как надо? Могу дорого.

Тарас поглядел на него так устало, что Диса сразу перестал улыбаться:

– Надо долларов по 15 за грамм.

– О– о– о!!! – Диса даже немного привстал из–за стола, но быстро вернул себя в исходное положение. – Деловой стал! Сразу быка за рога! Расстрелять тебя что ли, такого активного? А деньги себе оставить. Деньги–то принёс? Да?

Тарас недобро отодвинул подол куртки, показывая краешек пистолета:

– Запаришься.

– Ну, офигеть! – Оценил такой поворот событий Диса. И полез в стол: – На всякий случай шутить больше не буду, а то пальнешь ещё сдуру!

Зашуршали пакетики, застучали бутылки, зашелестели купюры.

– Тебе сколько? Могу двадцать граммов за 200 отдать. По оптовой цене, тэк скэ– эть. Или, если много…

– Давай 20.

– Не перестаешь меня удивлять! – Довольно заявил Диса. – С тобой становится приятно иметь дело! А кто будет торговаться? А у кого вечно денег нет? Тебя чё, Тарасик, подменили?

Тарас снова недобро зыркнул на него из–под бровей, отсчитал нужную сумму, бросил деньги на стол. Потом взял пакет и направился к двери.

Диса привычно смахнул купюры в ящик стола: – А насчет службы подумай! Тут уже я тебе платить буду. Что меня с непривычки, конечно, дико обламывает, но такой порядок.

Уже в дверях Тарас обернулся: – Пока другие планы.

Диса беспомощно развел руками: – Ну, если что, заскакивай.

И, подождав, пока Тарас закроет дверь, довольно буркнул себе под нос: – А куда он теперь денется, да Диса? Правильно, никуда!

***

К маю ситуация изменилась настолько, что на границе города появились блокпосты. Ни одна из сторон не собиралась уступать. Стало ясно, что конфликт будет долгим. Центральная власть на этих территориях уже несколько месяцев не действовала и люди стали самоорганизовываться, образуя новые структуры для поддержания порядка, в том числе и военизированные.

С противоположной стороны тоже шла подготовка. Соваться в города пока опасались, понимая, что без кровопролития этот вопрос не решится. Поэтому накапливали силы. А заодно обстреливали мятежные территории из всего, что могло долететь: гаубиц, реактивных систем залпового огня, иногда даже подгоняли танки и били по домам прямой наводкой.

Интернет и мобильная связь пока ещё работали, хотя и плохо. Водонапорные башни тоже были одной из основных целей. Впрочем, никто особо не разбирался, куда прилетают их снаряды. Стреляли больше для острастки, поддерживая определенный градус напряжения.

Из центра всю эту вакханалию объявили антитеррористической операцией, тем самым присвоив каждому вооруженному подонку право на убийство. На запах крови потянулись коршуны войны со всех концов света. Но всё больше падальщики. Пригнали и молодых солдат– срочников, ещё вчера гулявших на гражданке, да обжимавшихся с подругами по темным уголкам. Растерянные, едва научившиеся держать в руках оружие, ребята зачастую сами были из тех мест, куда их теперь отправляли служить.

Гражданское противостояние усиливалось. Терпению обоих сторон приходил конец. Нарыв зрел, грозя выплеснуться своей неукротимой яростью на замершие от ужаса улицы.

Не смотря на то, что город был уже частично разрушен, Саше дали выходной, чтобы отпраздновать день рождения в кругу семьи.

Скромный стол, скромная компания, к которой присоединился и сосед Володя, служивший теперь вместе с Сашей. Мама, готовившая роскошную курицу в духовке, ушла хлопотать на кухню, готовя горячее к подаче. Тарас, Настя, Саша и Володя болтали обо всём, потягивая, кто вино, а кто и кое– что покрепче.

– И как там Костя? – поинтересовался у Володи Саша. – Учебка уже закончилась?

– Не знаю. Связи нет, как призвали. А вообще, сейчас всех молодых, у кого блата нет, сюда гонят. Это они ловко придумали. Друг в друга стрелять…

Из кухни запахло особенно вкусно, зазвенела посуда, задвигались тарелки. И почти тут же раздался мамин голос:

– Саша, курица готова! Забирай, неси за стол!

Дважды просить было не нужно, Саша тут же ушёл на кухню и праздничная возня там только усилилась. Володя отправил в рот рюмку водки, крякнул, закусил маринованным огурчиком:

– А чего, Тарас, ты там в столице–то делал? Тоже, небось, покрышки жег? Скажи, на площади–то скакал, а?

– Что за солдатский юмор? – удивилась Настя, почувствовав легкий укол обиды за своего мужа. А Тарас глянул из–под бровей, как это частенько делал последнее время, и только буркнул в ответ: – Я б там зажег! Мало бы не показалось!

– Нет, ну надо же, такая толпа народу прыгала. – Не унимался Володя. – За европейские пирожки.

– Вы точно хотите это обсуждать? – снова попыталась переключить беседу в другое русло Настя, но парней было уже не остановить.

– Да правильно они всё сделали. Ещё раньше этих уродов скинуть надо было. Вор на воре…

– Правильно? – Искренне удивился Володя. – И войска сюда пригнали тоже правильно? Нас террористами объявили правильно? До этих уродов было бедно, но тихо, а теперь нас и на бабки кинули, и охоту объявили.

Володя хлопнул ещё одну рюмку водки.

– Ты у Настюхи–то своей интересовался, как ей теперь отцовские деньги получать? Правильно, в центр ехать надо в банк. А там, как узнают, что ты отсюда, под белы рученьки и в контору. И так у каждого. Они, Тарас, под шумок целый регион на бабки кинули! Почище, чем в девяностые!

Из кухни вышел Саша с роскошным блюдом, на котором лежала подрумяненная в духовке курица, вокруг которой плотно расположился пропитанный куриным ароматом печеный рассыпчатый картофель. Настя кинулась освобождать место на столе.

– Так, господа конгрессмены, – сказал ухвативший пару последних предложений Саша, – хватит о политике. Пойдемте, лучше, перекурим, пока вы тут не подрались. Володя привычно подскочил: – О, точно!

Но Саша уже поднял налитую стопку: – Ну, за меня, что ли?

Всё дружно выпили. Но вдогонку собравшимся на лестничную площадку друзьям Тарас заметил:

– Правильно – не правильно… Это история рассудит, а народ пока так решил.

Володя в дверях обернулся: – Народ, ага…

И ребята вышли.

Настя невесело улыбнулась: – Народ тут вообще не причем! Пока тебя не было, тут местные нацики из щелей повылезали. В жизни такого позора не было! Рассказывали нам, как мы Бандеру любить должны, пока наши не собрались и по голове им стучать не начали! И бог бы с ними, с нацистами, подонки везде в один цвет красятся, но ты посмотри, что вышло: и там народ власть захватил, и тут –тоже народ. И при этом они – красавцы, а нам под стены целую армию пригнали. Нет, не про народ всё это. Про бабки!

– Да, какая разница народ – не народ? – Тараса эта болтовня уже изрядно раздражала. Он хотел, было, улизнуть, чтобы принять немного наркотика, но никак не находил повода. Поэтому злился: – Любая революция – это время возможностей! Главное правильно вписаться! Ты новую жизнь себе выстроить можешь! Ай, кому я объясняю? Сидите тут в деревне, дальше носа своего не видите! Вот и пришли вас доить! Потому что сами себя в стойло загоняете. Народ… видел я твой народ! Скоты…

Тарас внезапно скинул со стола бокал, который рассыпался мириадами осколков. После оглушительного звона наступившая тишина показалась бесконечной.

– Это, Тарас, ты оскотинился, как оттуда вернулся. – Настя отвернулась, едва сдерживая слезы. – А может и был таким всегда. Истеришь, как малолетка во время менструации. Думаешь, я не вижу, что ты на этой дряни сидишь? Что она для тебя важнее нас, а может и себя самого уже.

– Да я на ней сижу, чтобы вас, дебилов, не замечать! – Ярость, наконец, вырвалась наружу. Со стола полетели оставшиеся бокалы и рюмки: – Не разглядела она… Будет меня жизни учить! А что ты сама в этой жизни видела, кроме отцовского бабла?

Настя закрыла лицо от летящих в ее сторону предметов, вжалась в угол дивана: – Я тебя вообще понимать перестала! Бред… бред какой–то…

А Тарас не унимался: – Это тебе после рождения ребенка гормоны остатки мозга сожрали!!! Не понимает она, когда заткнуться и молчать нужно!

Он брякнул об пол последнюю уцелевшую тарелку: – Нахрена я вообще сюда вернулся?

Подскочил к двери, где наткнулся на заглядывающего с площадки Сашу.

– Чего вы так орете–то? Вас на весь двор слышно.

Тарас распахнул дверь и проскочил мимо него. Саша удивленно уставился на сестру и на погром, учиненный в его отсутствие: – Насть, вы чего?

Тарас сбежал вниз по лестнице. На первом этаже остановился, достал из заднего кармана пакет с порошком и свернутой купюрой внутри. Жадно втянул в себя горький воздух. Защипало носоглотку, навернулись на глаза слезы. Он пару раз громко шмыгнул носом, и зажал нос, чтобы не чихнуть.

В этот момент наверху хлопнула дверь. Тарас спешно спрятал пакетик обратно, потер нос, шмыгнул ещё пару раз. Но спускавшийся сверху Саша успел всё это заметить в узкую щель между перилами. У Тараса не был никакого настроения обсуждать с ним, что бы то ни было, и он выскочил за дверь, едва не сбив с ног курившего на крыльце Володю.

– Тарас, ты куда? – крикнул тот ему вдогонку, а затем и налетевшему на него Саше: – Э– э, чего случилось–то?

Саша догнал Тараса посреди двора: – Тарас… – схватил его за руку, развернул к себе. А затем в его голове словно взорвалась пуля: повернувшийся Тарас с какой–то веселой безуминкой в глазах совершенно внезапно ударил его в лицо. Этот удар не сбил Сашу с ног, но абсолютно точно сбил его с толку. Звенело в ушах, перед глазами прыгали цветные пятна. Он ошалело остановился, схватившись за щеку.

С крыльца бросился к ним Володя: – Э! Пацаны, стопэ!!!

Саша судорожно вздохнул и схватил Тараса за грудки: – Ты совсем, что ли, мозги снюхал, наркоман, долбанный?

Тарас начал вырываться, лихорадочно молотя воздух руками: – Отвалите от меня все!

Но Саша держал его, словно клещами: – Что по морде дал – я тебя прощаю, но за Настюху голову откручу на раз! У него ребёнку месяц, а этот наркоман истерики устраивает! Ноги в руки – и домой, пеленки стирать!

Распахнула окно мама: – Вы чего там, малахольные, устроили! Весь двор на вас любуется, позорище! Вовка, тащи их домой, курица стынет!

Саша, отпустив одну руку, повернулся к маме: – Мам, всё нормально, сейчас мы придем!

Но Тарас извернулся, подхватил лежащую на земле пустую бутылку и, заорав, ударил Сашу по голове. Мама в окне охнула. Саша, схватившись за голову, упал, а Тарас, продолжая орать, начал колотить его ногами. Подбежавший Володя тащил его в сторону, но тот вырвался и кинулся домой, столкнувшись по дороге с выскочившей из подъезда Настей. Она крикнула, глядя в его шальные глаза: – Что ты творишь, гад? – Но он только толкнул её и бросился наверх по лестнице.

Настя едва удержалась на ногах. Подбежала к брату, зажала ему кровоточащую голову, пачкая свой праздничный наряд. Крикнула Володе: – Телефон с собой? Вызывай «скорую»!

Повернулась к маме в окно: – Принеси что– нибудь, чем можно перевязать!

Замеревшая от невообразимой дикости происходящего, мама сорвалась с места. А Настя, прижимая к себе голову лежащего на земле брата, беспомощно повторяла: – Придурки, вот придурки же…

Володя достал телефон, пытаясь набрать номер. Саша растерянно озирался вокруг, пытаясь подняться на ноги, но никак не мог найти точку опоры, дрожащие руки подламывались, а ноги не хотели держать. При этом он постоянно повторял, словно уговаривая самого себя: – Нормально всё… всё нормально…

Но Настя уложила его обратно: – Куда нормально? У тебя сотрясение. Лежи, не вставай!

Саша, наконец, сфокусировался на Насте и грустно согласился: – Да, полежу маленько… Щас, щас всё будет нормально…

Из подъезда выбежала мама с полотенцем и охнула, увидев перепачканную кровью Настю. Села рядом, зажала Саше голову.

Настя решительно поднялась с места: – Посиди с ним, я сейчас…

На что, не перестававшая причитать мама, отозвалась: – Ой, что–то мне и самой не по– себе…

Настя заскочила в квартиру, налетев в коридоре на Тараса. С его плеча соскользнул собранный рюкзак. Глухо застучали по полу патроны из рассыпавшейся коробки.

– Ты что устроил? – Сверкнула глазами Настя.

Тарас оттолкнул её так, что она упала в комнату. Безразлично сел, начал собирать патроны.

– Совсем рехнулся? Ты что устроил?

В кроватке начала плакать проснувшаяся малышка.

Но внутри Тараса что–то сломалось. Сначала там была любовь, потом привычка, потом милое, но такое притягивающее раздражение. Затем Тарас уехал – и всё начало стремительно меняться. Прежняя жизнь забылась, осталась далеко в странных воспоминаниях, как будто всё, что было раньше, происходило не с ним. Иногда Тарас возвращался туда, где когда–то цвела любовь, но там всё завяло, поблекло и начало подгнивать. Потом там что–то трещало, рушилось под натиском водоворота сумасшедших событий, а обломки уносило стремительным потоком неведомо куда. И сейчас, когда Тарас заглянул внутрь, оказалось, что там ничего нет. Не осталось даже развалин – абсолютная пустота. Лишь клокотала ярость, заменившая собой всё, что раньше было важным.

Тарас опустился на одно колено и начал собирать рассыпавшиеся патроны. Он складывал их обратно в коробку, а в ответ из него выпадали злые равнодушные слова:

– Значит так, ты – всё ещё моя жена! – Он был ненормально спокоен: – Я сейчас уйду, чтобы не свернуть тебе шею. И буду думать, как нам жить дальше. Может, что и надумаю, а может нет. Но предупреждаю: решишь меня кинуть, всё рано найду. Никакие внешние обстоятельства тебя не спасут и не оправдают. Уезжать я тебе запрещаю.

Настя забрала из кроватки плачущую Полинку. Ее душили слезы, болела нога – она здорово ударилась, когда упала:

– Какой грозный! Посмотрите на него! Стрелять в нас будешь?

Тарас удивлено поднял глаза:

– Если окажемся по разные стороны, и мне прикажут, выстрелю! Конечно.

Он как–то странно улыбнулся и щелчком, как окурок, отправил последний патрон в сторону Насти. Та судорожно отмахнулась, и со стола донесся звук лопнувшего стекла. Словно в последней попытке напомнить о себе упала расколотая рамка со свадебной фотографией, на которую уже давно никто не обращал внимания.

Тарас поднял рюкзак, вышел за дверь. А за окном послышался шум голосов, застучали двери подъехавшего автомобиля «скорой»

***

Диса лыбился так, что, казалось, его щуплая голова Вот–вот треснет: – Правильно всё решил, Тарасик! Всё равно скоро город брать будем. А так, считай, и служишь дома, и лавэшка капает. Только почему налегке? Вещи где? Оставил всё, что ли? Или драпал так, что не до сборов было?

Тарас точно знал и почему Диса лыбится, и почему шмыгает носом. Он явно только что занюхал дорожку или две свежего порошка, и легкий запах, похожий на запах не то пенопласта, не то какого–то растворителя, ещё витал в кабинете. Тарас представил себе сосредоточенного Дису: как тот сыпет порошок из крохотного пакетика, как дробит его ещё влажные комочки бритвенным лезвием, затем осторожно вытягивает в небольшую полоску, достает специально изготовленную из серебра и золота нюхательную трубочку – особый шик по мнению Дисы, затем склоняется на столом… Видение было таким отчетливым, что в носу засвербило, и Тарас судорожно втянул воздух.

Диса хитро прищурился, а Тарас попытался взять себя в руки: – В машине вещи.

Диса не на шутку удивился, став при этом ещё смешнее:

– Ну, крут! Машина… А я, вот, драпал пустой. Спалился. Деньги, товар, ноги в руки и кустами в поле. Хорошо, с правильными людьми дружу. Вот результат.

Довольно развел руками, показывая на всё вокруг.

– Ладно, сам всё увидишь. Давай документы, запишу тебя прапором. Будешь молодых гонять.

Тарас хмыкнул: – Я молодых, а ты меня? Тут дело такое… Я тоже спалился. Можешь меня по чужим документам записать?

Диса, едва сдерживая приступ смеха, попытался насторожиться: – Ну, ты даешь! Не успел появиться, уже об одолжении просишь!

Но Тарас был угрюм и серьезен: – Так ты же говоришь, что главный тут.

– Ой, хитрец! Лесть, Тарасик, это прекрасно. Но у меня к тебе деловое предложение. – Диса тоже перестал улыбаться, почуяв запах халявных денег: – Я тебя по чужим документам пристраиваю, а ты со мной зарплатой делишься.

Пируэт Тарас оценил, но теперь это производило на него мало впечатления. Он представил, как стреляет Дисе в голову. Как раскалывается череп, и мозги забрызгивают покрашенную в дурацкий зеленый цвет стену. Наверно что–то такое отразилось в его глазах. Диса поежился.

– Жучара! – Криво улыбнулся Тарас: – Ты, небось, и так себе прилично отжимаешь!

– Такой бизнес. – Резонно рассудил Диса: – Я за тебя бесплатно подставляться не буду. А так треть денег мои – и я знать не знаю, кто такой Тарас. И фамилию не помню, и где живешь, походу, тоже.

Это Тараса больше, чем устраивало. Теперь Диса повязан своей жадностью, а значит, не предаст. Уж очень он не любил терять свои деньги. И Тарас легко согласился:

– Годится.

– Вот и прекрасно! – обрадовался Диса, потирая под столом суетливые руки.

Паспортов у Тараса было несколько на выбор. Он всегда подбирал чужие документы во время заварушек. Не знал, зачем, но чувствовал, что их время придет. Вот и пригодились.

Тарас выбрал один, более или менее подходящий ему по возрасту. Диса без лишних вопросов заполнил какие–то документы, ведомость, выписал служебное удостоверение. Вытащил из стола фотомыльницу, усадил Тараса к стене, сделал фотографию, ловко распечатал ее на стоящем тут же цветном принтере. Затем вклеил фотографию в удостоверение и деловито шлепнул печать. Видно было, что всё это ему нравится. А учитывая, сколько он на этом зарабатывал, нравилось это ему ещё больше.

Когда с формальностями было покончено, Тарас вытащил из подсумка затертый флакон из–под препаратов: – Скажи, Диса, а у тебя такие есть?

Диса поглядел на флакон: – Нет, никогда не видел. Что это?

– В Киеве выдавали.

– Ой, Тарасик, не ешь всякую гадость, лучше бери у меня! А то знаю я этих персонажей: подсадят на хмурый, а это – дорога в один конец.

Тарас искренне удивился: – Так ты же сам с ними работаешь?

Диса довольно хмыкнул.

– С этими жучарами работать нужно и важно! Но именно с ними, а не на них. Пока тебе есть, что им предложить они – прекрасные люди!

– Прекрасные… видел я, как они в столице работали. Пока мы их тут в регионах защищаем.

В жизни Диса мог быть неплохим оратором, но в основном нес какую–то чушь, не особо задумываясь над смыслом сказанного:

– Мы? Защищаем? Во– первых, ты только нарисовался, а во– вторых, ты их не защищаешь, ты – к ним принадлежишь. И, как я понимаю, – кивнул на флакон, – уже не первый месяц. Так что ты такой же, Тарасик! Такой же! И все твои действия тут – всего лишь самозащита.

– Можно подумать, ты у нас другой. – Хмыкнул Тарас.

Диса расхохотался.

– А зачем мне быть другим? Это ты себя до сих пор обманываешь, а я давно уже перестал сомневаться. Видишь всё это? Власть, оружие, бабки. У меня в подчинении 426 человек! А ведь меня официально даже не существует! Тебя теперь, кстати, тоже. – Подмигнул Тарасу и ткнул пальцем куда–то наверх: – Они сами идут ко мне и деньги несут тоже сами. Только брать успевай.

– Ой, да ладно… – проследив за направлением пальца, недоверчиво прищурился Тарас: – В деревне сидишь. Нахера им тебя уговаривать?

– А им некогда, Тарасик! Они там в тысячу раз больше тащат, пока тут заварушка идет! То, что мне достается – крохи с их барского стола. А я не гордый. Не, не гордый! Пока они там за миллионы грызутся, я тут – сам себе хозяин. Принял чемоданчик зеленых, не забудь отчитаться: постреляй из пушки по воробьям. Меня даже проверять никто не будет. Могу просто фотки им вместо отчетов скидывать. Хотя, конечно, лучше, когда вой с противоположной стороны начинается. Так что журналисты из зомбоящика своими репортажами за меня половину работы делают. Такая военная хитрость!

– Ну, ты как всегда хорошо устроился. Кто бы сомневался.

– Возможности, Тарасик! Раньше ты за копейку работал, а теперь сам решаешь, сколько тебе взять. Не возьмешь ты, возьмут другие. У тебя. – Озорно сверкнул глазами Диса: – Вот мы сейчас ещё по дорожке раскатаем, и пойдем немного повоюем. Боекомплект сам себя не расстреляет!

Хмыкнул, увидев приподнятые в немом вопросе брови Тараса: – Да не ссы, мы из пушки. Они у меня на 15 километров лупят.

***

Из штаба приятели вышли уже изрядно под кайфом. Диса покосился на служебный автомобиль:

– Не… за руль не сяду, давай на твоей.

– Легко! – звякнул ключами Тарас и направился к стоящей за углом машине. Диса разочарованно хмыкнул, увидев неприметную, даже заурядную, оперативную машину. Но Тарас подошёл и ласково погладил ее по крыше:

– Сундук с сокровищами старого пирата Флинта!

– А чё она у тебя аж просела? На наших колдобинах рессоры потерял? Или сундучок и вправду золотом набит?

Тарас хитро прищурился: – Не– е, Диса! Что в багажнике, то моё. Не отдам! Всё равно снюхать не получится!

– Да? Тогда ладно! – Согласился было Диса, но любопытство быстро победило: – Не, ну а чё там на самом деле? Колись давай, раз уж похвастался.

– Оружие кое– какое… то, да сё… патроны, там, гранаты…

– А, ну это добро всегда пригодится! – Согласился Диса, яростно теребя нос: –только ставь ее, пожалуйста, от моего окна подальше. Фейерверка мне только не хватало!

И, усевшись в неожиданно удобное кресло, махнул рукой в сторону поселка: – Погнали, ещё в магаз заскочим. Вискаря возьмем. А то индикатор чешется.

Тарас удивился: – Куда те вискарь ещё?

Диса покосился на него одним глазом: – Подсняться надо перед стрельбой.

– И нахера тогда нюхали? – Окончательно растерялся Тарас.

Но у Дисы, похоже, этот рецепт был хорошо отработан: – А мы потом опять занюхаем, чтобы с алкахи подсняться. Круговорот добра в природе, Тарасик.

– Не поспоришь! – хмыкнул Тарас, и почувствовал, как улыбка растягивает его физиономию. Диса глянул на него, и они захихикали уже вдвоем. А потом и заржали в голос. Остановиться было решительно невозможно, чувствуя, как судорожно трясется соседнее кресло. И если бы дежурный в этот момент выглянул в окно, то увидел бы, как серая неприметная машина возле штаба подпрыгивает на одном месте.

Отсмеявшись, Диса вытащил из кармана рацию: – Пушкин– Пушкин, это Батя, приём.

Рация зашуршала, заскрипела и, наконец, выплюнула: – Батя, это Пушкин. Приём.

– Готовьтесь, еду с проверкой. Приём.

Голос в рации помолчал, словно матерился, затем ответил: – Понял, готовимся!

– Ну, и наводите там уже… куда надо… – Диса неопределенно помахал рукой перед лобовым стеклом, словно с той стороны рации его могли увидеть. Но голос в рации прекрасно его понял: – Принял. Наводим.