Наступило теплое южное лето. Сперва было солнечно, потом пасмурно. А грозившиеся пролиться вот уже пару недель дожди так и не начались. Впрочем, постоянно менявший направление легкий ветер делал погоду довольно комфортной. До августовской сухой жары было ещё далеко, и природа щедро раскидывала насыщенные свежие краски широкими необузданными мазками.

Люди в форме прибывали почти нескончаемым потоком. Стычки на блокпостах приобретали всё более жестокий характер. Снарядов в небе стало больше, чем птиц, и люди быстро научились по звуку определять калибр и направление их полета. Повисло напряжение надвигающейся беды.

Тарас больше не решался оставлять прилично увеличевшуюся сумму денег в своем тайнике под обшивкой двери автомобиля, и всё время таскал её с собой в нагрудном кармане. Так ему было спокойнее. В случае чего, всегда можно прыгнуть в свой автомобиль и умчаться в неизвестном направлении, снова поменяв документы. Или уйти пешком, оставив в машине нехитрую растяжку. Именно наличие вариантов хоть немного его успокаивало.

К тому же Диса перестал быть тюфяком на расслабоне, каким встретил его Тарас по весне, и превратился в дерганого неврастеника, всё время что–то пересчитывающего, прячущего по шкафам и столам в кабинете и, при любом удобном случае, норовившего сорваться на визгливый крик. Кляйне Фюрер, как называл его за глаза Тарас, похоже, так и не простил ему свою автомобильную прогулку и на проверки больше с собой не звал.

Впрочем, Тарасу и не хотелось его компании. Молодых в части было хоть отбавляй, их муштрой в основном Тарас и занимался, благо свои прошлогодние уроки он помнил достаточно хорошо. Да и порошок, который ему регулярно подгонял Диса, оставался первоклассным. Нюхал он теперь почти не переставая, и это помогало не обращать внимания на витавшее в воздухе электричество.

А когда становилось совсем невмоготу, Тарас прикидывался больным и шел в лазарет пить с доктором водку. Потом запирался в пустой палате, снюхивал большую дорожку и сразу ложился спать. Такие сны были особенно красочными. Доктор был в доле, поэтому не возражал. А Диса не возражал тем более: чем меньше Тарас попадался ему на глаза, тем реже он вспоминал о своей унизительной беспомощности, в которую Тарас окунул его по самый загривок.

Могло показаться, что всё идет своим чередом.

***

Вечер ничем не отличался от других. Тарас подъехал на машине к воротам части. Увидев знакомый автомобиль, с поста к нему бросился хорошо вышколенный часовой.

– Здравия желаю, товарищ прапорщик!

– И тебе не хворать. – Лениво ответил молоденькому солдату Тарас. – Ворота открывай.

Часовой замешкался.

– Не могу, товарищ прапорщик, командир батальона приказал никого не выпускать до особого распоряжения!

– Батя? – переспросил Тарас, как будто в части мог оказаться ещё один командир батальона.

– Так точно, он! – По– военному четко отрапортовал часовой.

– Хм… – буркнул Тарас, разворачивая машину, – что–то новенькое.

Подъехал к штабу, недобро зыркнул в коридоре на вытянувшегося дежурного, уверенно постучал в кабинет Дисы. На став дожидаться ответа, привычно открыл дверь.

– Не занят?

Осекся, увидев у окна стоящую спиной к нему девушку.

– Здравия желаю! – На всякий случай обратился к присутствующим Тарас. – Слушь, меня там часовой не выпускает, говорит, твое распоряжение.

Девушка у окна повернулась. Тарас сделал шаг внутрь и застыл изумленно в дверном проеме. Внутри взорвалась граната из вороха чувств, обиды, недоумения. Вот уж кого не ожидал встретить он тут.

– Дверь прикрой! И рот тоже. – Зашипел на него Диса. А Ева улыбнулась, словно ничего не было.

– Привет, Мороз.

Тарас автоматически шагнул внутрь, закрыл дверь.

– А ты чё тут делаешь? – Маскируя смятение, хмуро спросил он.

– Охренеть у нас тут дисциплина! – Не заставил ждать себя Диса, выпучив глаза и неприятно повизгивая. – Тарас, мне уйти?

– Виноват. – Растерялся окончательно сбитый с толку Тарас.

– Мне тут специалиста прислали, – чуть снизил обороты Диса, – но я вижу, вы знакомы. И да, с этого момента объявляется состояние повышенной готовности. Все должны быть на месте!

– Наступаем? – С деланным безразличием отвернулся от Евы Тарас.

– Много будешь знать, плохо будешь спать. – Огрызнулся Диса.

Тарас кожей затылка чувствовал присутствие Евы, но не мог заставить себя повернуться к ней. Из всех возможных чувств его, почему–то, сковал ужас. Тогда он, чувствуя, как топорщатся волосы на загривке, начал медленно считать про себя до десяти. На цифре четыре у Дисы внезапно зазвонил телефон. Тарас дернулся. А Ева хихикнула.

– Да… – строго ответил на телефонный звонок Диса. Из аппарата донеслось невнятное бормотание. – Да, понял. Сейчас буду.

– Ладно, пойдем, – закончив разговор, обратился он к Тарасу, – там взвод молодых прислали в усиление. Из новобранцев. Надо принять.

– А ты побудь пока здесь. – Диса внимательно посмотрел на Еву. – Не нужно, чтобы тебя лишние люди видели.

Запер шкаф на ключ и направился к двери. Тарас, всё ещё избегая встречаться с Евой глазами, поплелся следом.

– Тарас, значит? – Шепнула девушка проходящему мимо Тарасу. – Приятно познакомиться.

***

Оказавшись в коридоре, Диса огляделся по сторонам, нахмурил брови и бросил Тарасу: – Ща, погоди пять сек.

Направился к туалету. Вскоре оттуда донеслось знакомое шмыгание.

Дежурный возле дверей благоразумно делал вид, что ничего не замечает. А Тарас после встречи с Евой и сам был не против поправить состояние, но с собой у него, как на грех, ничего не было.

Вернулся Диса. Хмуро посмотрел на Тараса и, видимо догадавшись, что тот ждет предложения поучаствовать, демонстративно прошел мимо. Словно карманной собачке тихо скомандовал: «За мной!»

На площадке перед штабом в две шеренги выстроился взвод новобранцев. Только после учебки. Диса первым шагнул на крыльцо, окинул взглядом замерших солдат и повернулся к Тарасу: – Подожди тут. Хоть ты и мой кореш, но молодняк должен знать, кого бояться.

Шмыгнул носом, лихо сбежал по ступеням и по– пацански рявкнул: – Батя идет!

Взводный вытянулся струной и раскатисто скомандовал: – Шикуйсь! Струнко!

Диса одобрительно хмыкнул, вышел на середину строя, ещё раз внимательно всех осмотрел и только потом, выдержав драматическую паузу, обратился к солдатам: – Здорова, бойцы!

В ответ донесся нерешительный ропот в котором не было ни единства, ни задора: – Здравия желаю товарищ командир батальона… Героям слава!

Взводный изменился в лице, подскочил к Дисе и шепотом затараторил: –товарищ командир батальона, мы отрабатывали приветствие «Слава Украине – Героям слава!»

Диса наклонился к невысокому взводному и так же приглушенно заявил: – Да, мне похеру, что вы там в тылу отрабатывали. Тут фронт!

И распрямившись во весь свой почти двухметровый рост, обращаясь к бойцам, заорал так, что в форточке зазвенело стекло, а приблудившийся у пищеблока деревенский котяра поспешил шмыгнуть через дыру в заборе: – Слава Украине!!!

На этот раз получилось более складно. Солдаты ответили привычное: «Героям слава!», но Диса уже вошел в раж и, как плохой конферансье на скучной вечеринке, начал пытать свою публику: – Какого черта, бойцы? Вам завтра в бой, а вы даже говорить не научились!

В крови бушевал наркотик и, видимо, не один Тарас это понимал, потому что новобранцы начали удивленно переглядываться, видя перекошенное лицо командира.

– Отвечать громко, четко, гордо! Слава Украине!!!

Шеренги эхом отозвались: – Героям слава!

Оглядывая подтянувшийся строй Диса наткнулся на тень улыбки в глазах знакомого мальчишки:

– Рядовой, твою мать! Шаг вперёд!

Солдат сделал шаг вперёд, глядя прямо на командира. Диса хмуро сдвинул брови, пытаясь сообразить, почему лицо этого парня кажется ему таким знакомым.

– Костя. – Подсказал ему с крыльца Тарас, – Вовкин брат.

– Что? – Удивленно обернулся к нему Диса, но поняв, что теряет инициативу, раздраженно отмахнулся. Внимание ускользало, и Диса уцепился за то единственное, что находилось прямо перед ним: лицо молоденького солдата. Найдя на этом лице глаза, Диса истошно завопил:

– Слава Украине!

На что лицо совершенно неожиданно ответило, снова сбивая его с толку: – Диса, да ладно тебе…

Своего имени Диса испугался. Лихорадочно забегали мысли, пытаясь найти хоть какое–то объяснение неловкой ситуации, в которой он оказался. Но, видимо, в новой партии порошка что–то неуловимо изменилось, мешая ему сосредоточиться. «Лучшая защита – это нападение» – единственное, что пришло Дисе в голову.

– Отставить разговоры! Отвечать, как положено!!!

Костя, чуть пожав плечами, выдал, как в школе заученный ответ: – Героям слава…

Если бы Диса мог остановиться, он бы остановился. Но он не мог.

– Не слышу!!!

– Блин, Диса, – шепотом сказал Костя, так, чтобы остальные его не слышали, – да мы ещё в школе у тебя траву брали…

Диса сорвался на крик:

– Молчать! Молчать, когда командир говорит!!! Завтра в первой шеренге у меня пойдешь город штурмовать. И не дай тебе бог хоть раз промахнуться, лично мне за каждый патрон ответишь!

Отсутствие опыта в разговорах с наркоманами сыграло с молодым человеком злую шутку:

– Я по своим стрелять не буду.

Диса рванул пистолет из кобуры. Оглушительный хлопок, Костя упал, схватившись за живот. Тарас бросился к Дисе, а тот, направив оружие на Тараса, заорал:

– Стоять!

Ещё один выстрел. Тарас слышал, как пуля просвистела совсем рядом.

– Лично пристрелю каждого, кто двинется с места!

Оружие развернулось к строю. Запрыгало с солдата на солдата, словно шарик по колесу рулетки. Солдаты шарахались, кто–то даже присел, прикрыв голову руками. Но никто не побежал. И над всем этим безумием грохотал голос комбата:

– Это армия! Тут фронт!!! Каждый, кто отказывается стрелять, сам становится врагом! А к врагам никакой пощады! Слава Украине!

– Героям слава! – Гораздо живее, чем прежде, отозвался строй.

– Слава Украине!

– Героям слава!

– Вот, так гораздо лучше! А сейчас, марш в казармы! Этого… – Диса показал на раненого солдата, – в медпункт. А лучше закопайте где– нибудь, чтобы не скулил.

Нашел глазами взводного:

– Врачу скажи, что если будет его лечить, похороню обоих! Выполнять! Чего встали?

И всё пришло в движение. А Диса, не убрав пистолета в кобуру, подошёл к Тарасу и зашипел:

– Теперь ты: к ночи здесь будет серьезная сила. Местность ты знаешь, поэтому пойдешь с ней. – Махнул пистолетом в сторону своего окна. – Будете наводить на цели «Акации»! И, Тарасик, не дай бог тебе облажаться! Не посмотрю, что кореш!

Смерил Тараса взглядом: – Выполнять!

***

Лесная грунтовая дорога.

– Так и будешь молчать? – грустно спросила Ева, закидывая за спину подозрительно крупный чехол с винтовкой.

Тарас достал из багажника АК, захлопнул крышку. Пиликнула сигнализация, ставя машину под охрану, и неприметная иномарка с погасшими огнями стала ещё неприметнее в темноте вечернего перелеска.

– У меня нет никакого желания с тобой разговаривать. – Тарас шагнул вперёд, неплохо ориентируясь в городских окрестностях. – Выполним задание – и на этом всё.

– Старший приказал тебя сдать. – Отозвалась из–за спины Ева. Внутри Тараса что–то сжалось, но повернутая к Еве спина удачно скрыла его смущение.

Он долго искал оправдания Еве, и никогда не находил. А простить её хотелось нестерпимо. Это было то самое, хорошо знакомое смятение, которое остается каждый раз, когда девушка, вдруг, просто исчезает из твоей жизни, даже не попытавшись хоть что–то объяснить. Исчезает, оставляя после себя подлую червоточину из надежды, сомнений и страха.

Но с Евой это была не просто червоточина. Это была дыра прямо под тем местом, где раньше находилось сердце. Которая неизбежно засасывала в себя все мысли, всю радость, весь свет. Иногда Тарасу казалось, что ему даже трудно дышать, и каждый раз, когда он об этом думал, ему становилось больно. Наверно, это единственная боль, которую он ещё способен был испытывать. И это делало его человечнее, но уязвимее. Нет, выкинуть всё из головы казалось единственным верным решением. И тогда он просто начал гнать от себя воспоминания, делая вид, словно ничего не было.

И, вот теперь, Ева свалилась ему прямо на голову, оставив совершенно беззащитным. К тому же, его уже полдня ломало. В другое время он просто вытащил бы пакетик с порошком и занюхал прямо с ногтя. Но проявлять даже эту свою слабость перед Евой он не хотел. И Тарас злился. Как тогда в феврале.

– Что ты сказала там, в гостинице? Перед тем, как уйти…

Ева остановилась.

– Да много чего, Мороз… Тарас. Мы весь день тогда о чем–то болтали…

– «Наши дороги, Мороз, никогда и не пересекались»

–точно. – Грустно усмехнулась Ева. – А ты после этого старательно разглядывал занавески, делая вид, что тебе всё равно.

Прошли пригорок, вдалеке замаячил свет городских огней, отражающихся в темном ночном небе. Ещё пару холмов – и они будут на месте. Тарас так и шел вперёди, не решив, обижается он на Еву, или это всё теперь не важно. Но спина его была открыта. И любой удар Евы он бы пропустил.

– Я тогда, Тарас, весь день думала, как мне быть, а ты своими разговорами здорово сбивал меня с толку.

Тарас насупился и молчал.

– Когда нам скомандовали подготовку к отходу, я специально тебе рацию оставила. Не знала, как будут разворачиваться события. Мне приказали тебя сдать, а я этого не сделала. Понимаешь? Я нарушила приказ.

– Да ладно! – Возмутился Тарас. – Я слышал, как ты кричала: «Снайпер!»

– Пришлось импровизировать. У меня было всего несколько секунд: я, когда из номера вышла, на лестнице уже люди были. Ещё несколько секунд и они меня заметили бы. А тогда бы и тебе крышка.

– И ты решила крикнуть «Снайпер?» Не вижу, как это мне помогло. – Повернулся, наконец, к Еве Тарас постепенно распаляясь.

– Да я потому и кричала, чтобы ты слышал. Старший дал тебе позывной «Мороз», потому что считал тебя тормозом. Но я знала, что ты выберешься, если у тебя будет время.

И Ева посмотрела на Тараса так, что у него оборвалось сердце. Он испугался этого нового себя и, поправив АК, зашагал дальше.

– И на дым в коридоре, и чтобы отвести от тебя людей – на всё это у меня оставалось секунд 20. И я не была уверена, что не попадусь. Так что, балбес, – тут Ева попыталась ухватить его за руку, – я из–за тебя здорово рисковала. Вломилась в один из соседних номеров, открыла окно, бросила на видном месте винтовку, рассыпала гильзы. Когда выскочила оттуда у меня руки ходуном ходили, но я улыбалась, Мороз!

Швырнула дымовую гранату к твоему номеру – и бегом к лестнице. Там и закричала, показывая на комнату, из которой только что вышла. Видел бы ты, сколько там через секунду было народа! Хотя, наверно, ты и видел.

Она обогнала широко шагавшего Тараса и ей, наконец, удалось его остановить.

– Я не была уверена, что они до тебя не доберутся… – Ева снова грустно улыбнулась, – но точно знала, что первый раз в жизни поступила правильно. Первый раз…

Их руки, наконец, встретились. Он не стал вырываться. Ему показалось, что он снова видит силуэт Евы за клубами белёсого дыма. Только на этот раз их глаза были слишком близко.

– Ты красивая… – неожиданно для себя самого прошептал Тарас, начисто забыв, для чего они здесь оказались.

– Красота – понятие субъективное. – Ева закрыла глаза и прильнула к Тарасу. – Не придавай ей абсолютного значения, она допускает трактовки.

Тарас потянулся к её губам. Но, словно подглядывая, рация бдительно затрещала, потом раздался голос: – «Точка один», время «Ч» минус пятнадцать минут, прием.

Тарас мог поклясться, что видел, как Ева накинула капюшон и исчезла за клубами дыма в коридоре проклятой гостиницы. Потухли глаза, ускользнуло мгновение. Наверно и Солнце, если бы оно сейчас светило, отвернулось бы и испепелило их ядовитыми жгучими лучами. И осталась бы только темнота.

– Пушкин, пятнадцать минут – принято. – Сказала чужая теперь Ева, и разочарованно бросила Тарасу, – Пошли.

– Да тут пять минут максимум… – Растерянно ответил Тарас и поплелся догонять Еву, которая посреди затихшего ночного леса почему–то точно знала, куда идти.

***

– Тихая ночь сегодня. – Храм отложил винтовку с прикрученной оптикой в сторону и, наполнив кружку горячим ароматным чаем, передал её Саше. – Может, одумались?

– Затишье перед бурей. – Саша протянул Храму бутерброд и тоже прислонил свой АК к бетонному блоку, чтобы удобнее перехватить кружку.

– Да уж! – Отозвался из темноты Потап и, показавшись на свет из–за сошки крупнокалиберного пулемета, развернул кулёк с нехитрым ужином. – Скоро тут такое начнется.

– Сплюнь! – Буркнул недовольно Храм, явно не испытывавший к предчувствиям сослуживца ни малейшего доверия.

А вот Саша к его словам отчего–то прислушивался. Было в Потапе нечто такое, что сразу выдавало в нем человека бывалого. Да и возрастом он был старше лет на пятнадцать. А ещё, у него единственного из всех троих, был прибор ночного видения, что само по себе заслуживало уважения.

До сегодняшней ночи они виделись всего пару раз мельком в городе. По тому, как Потап держался, и по манере разговаривать Саша сразу решил, что он какой– нибудь командир. И, заступая на пост сегодня вечером, был крайне обескуражен, когда одним из его напарников оказался именно Потап.

Храм же был примерно одного возраста с Потапом и ничего замечательного в нем упорно не наблюдал. А даже наоборот, иногда специально над ним подтрунивал, из чего Саша сделал вывод, что эти двое не первый день знакомы.

– Да чего тут сплевывать? – Резонно заявил Потап, отхлебывая раскаленный чай. – Не просто ж так они сюда столько народу нагнали. Полгорода в руинах. Восстанавливать замучаешься.

Помолчали, думая каждый о своем. Но вскоре Храм не выдержал – он вообще не любил длинных пауз.

– Один дурак подарил, второй развалил, а третий теперь танками раскатывает. – Хищно впился зубами в кусок бутерброда, словно тот был в чем–то перед ним виноват, и уже с набитым ртом продолжил. – А вот, как это дурачье к власти приходит, загадка! Их же люди выбирают! Получается, народ дураков любит?

Саша улыбнулся. Храм иногда делал совершенно удивительные выводы из простых, казалось бы, утверждений.

– Они далеко не дураки! – Возразил Потап. – Они – иуды. А таких сразу не видно, пока поздно не станет.

И снова замолчал. В отличие от Храма он паузы любил и умел ими пользоваться. Лишь выждав, пока предыдущее утверждение не наберет нужного веса в обступившей их ночной тишине, Потап продолжил, неопределенно махнув рукой куда–то в сторону противника.

– А этот наш, пока ему на денежном мешке сидеть разрешают, на любую подлость готов. Слышал такие слова: «честь», «совесть»? Так вот, это всё не про деньги! Из окоп оно мне так видится. А ещё мне из окоп видится, глядя на пеструю свору этих клоунов, что деньги сводят человека с ума. Только безумец будет сражаться за деньги.

– М– да– а… – протянул Храм и отхлебнул чаю.

Помолчали каждый о своем. Потом Потап усмехнулся:

– Смотришь на всё это в исторической перспективе и понимаешь: измельчал нынешний политик. Как личность измельчал. Нет глыб, нет авторитетов, одни политтехнологи остались, ворюгами оплачиваемые. Вот 20– й век – век личностей, а нынешний – век заурядностей. Сейчас, куда ни глянь, если не дурак, уже событие!

Храм не смог ему ответить, потому что, пытаясь быстрее вернуться в дискуссию, откусил больше, чем получалось прожевать. Но одобрительно закивал головой и замахал кружкой.

– Чего угрюмый сидишь, Саня? – Вдруг, по– отечески усмехнувшись, спросил Потап. Саша, задумчиво глядя на кусок хлеба, даже не сразу сообразил, что тот обращается к нему.

– Да, чёт я волнуюсь. – Вынырнул из своих мыслей, поставил на бетонный блок кружку, положил сверху надкушенный бутерброд. – Сестру с матерью до сих пор не отправил. Вцепились в меня, уезжать отказываются… Отец, когда в Новосибирске умирал, мать его тоже до последнего вытаскивала. Продала фирму, устроилась в больницу медсестрой, где он лежал. Сутками там находилась.

Я был маленький, но хорошо помню. Я тогда Насте и за маму, и за папу был.

***

Не понимаю, как так получается? – Говорил Тарас, шагая рядом с Евой, – Диса у нас на районе наркотой торговал. И, по сути, всегда был ссыклом. А тут командиром стал, пистолетиком в меня тыкал.

– А то, что он мальчишку перед строем застрелил, тебя не смущает? – Ответила Ева, снова пытаясь ухватить идущего рядом Тараса за руку, но АК и чехол с винтовкой никак не давали ей этого сделать.

– Ну, тут война… бывает. – Пожал плечами Тарас.

– Война, Тарас, у каждого своя. – Ева подняла руку, показывая себе на висок. – Вот тут.

И, если бы в этот момент Тарас мог проникнуть в её мысли, он увидел бы заставленную бутылками кухню, пьющих не первый месяц маргиналов. Крики, скандал. И маленькую девочку, которой там совсем не место, с грязным плюшевым зайцем в руках. Впрочем, видение это вспыхивает и пропадает так же внезапно, как и появляется.

– По отдельности мы все – прекрасные люди. – В голосе Евы звенели стальные колокольчики. – Чудовищами эти прекрасные люди становятся, когда сбиваются в стаи. И стае нужен вожак.

Представив чудовищ в кромешной темноте Тарас поежился, нырнул за очередной пригорок, обвел глазами открывающийся ландшафт и далекие фонари знакомых улиц: – Ладно, давай потише. Подходим.

Всего в сотне метров впереди деревья заканчивались. Дальше начиналось поле, которое рассекала дорога, с развёрнутым на ней блокпостом ополченцев.

***

– Капитализм, он ведь как устроен? – Саша был уверен, что если бы рядом стоял броневик, то эти слова Храм произнес бы именно с него. – Сначала человек просто ворует.

– Почему сразу ворует? – улыбнулся Саша. – Можно же и честно работать.

– Можно и честно, – хохотнул Храм, – но я сейчас про по– настоящему богатых. Так вот, ворует он, ворует и, вдруг, оказывается, что он уже столько наворовал, что к нему начинаются вопросы. От начальника, от налоговой, от соучастников – не важно. Важно то, что ему нужно быстренько всё легализовать, чтобы избежать лишнего внимания– вынимания. Оказывается, что нельзя просто так накопить много денег. Потому что их у тебя тут же пытаются отжать такие же ворюги, как и ты.

– Это точно! – Хмыкнул Потап, потерявший в свое время квартиру, и довольно долго ютившийся потом в общежитии, – Кто в девяностые жил, тот знает.

– Так вот, – назидательно выставил палец вверх Храм, – для того, чтобы награбленное защитить, человек и идет в политику. А вовсе не для того, чтобы тебе хорошо и справедливо жилось. Нынешние времена – прямое продолжение бандитских девяностых. Только мочат теперь уже по второму, а то и по третьему кругу.

Храм задумался, помолчал, словно пытаясь убедиться, что за время его молчания мир ничуть не изменился, и снова принялся обличать.

– Для того, чтобы развенчать преимущества социализма перед другими общественными формациями, необходимо иметь острый ум и крайнюю изворотливость. А результат таких измышлений крайне непредсказуем: тех, кто поумнее, словоблудием не обманешь, а те, кто потупее просто не станут слушать. Поэтому нацизм – предельная идея для маргиналов. Четко, доступно, преступно – всё, что нужно для прихода к власти.

Саша пожал плечами. Вступать в пространную дискуссию с Храмом у него не было настроения. Мысли его были не здесь, и он просто в очередной раз развел руками, таким не хитрым образом поддерживая беседу. Благо, Храму и не требовалось, чтобы ему оппонировали. Роль лектора его вполне устраивала и он даже начал активно жестикулировать, ошибочно полагая, что это добавляет ему убедительности.

А Саше не было покоя: что–то неуловимо изменилось в расстановке сил. Нужно, как можно скорее отправлять родственников из города поближе к границе, туда, где до них не дотянется артиллерия.

«Да, нужно будет заняться этим прямо завтра», – решил наконец Саша, и снова переключился на размахивающего руками сослуживца.

***

Ещё пару раз провалившись в ложбинки, тропа вывела Тараса с Евой на пригорок к последним деревьям. Теперь между ними и городом было только поле, которое рассекало полотно дороги. Метров за сто до первого перекрестка установлены бетонные блоки и мешки с песком. Даже натянута брезентовая крыша на вкопанных в землю столбах. Такую точку с разбега не возьмешь, придется повозиться.

Ева огляделась и подхватила лежащий неподалеку крупный камень. Стараясь не высовываться, положила его на край пригорка, легла рядом, достала из чехла винтовку. А затем начала вынимать из чехла детали какого–то неведомого аппарата. Такого Тарас раньше не видел, поэтому подполз к Еве поближе.

– На, будешь помогать. – Ева протянула ему монокуляр тепловизора. Затем установила собранный прибор на планку Пикатинни своей винтовки. Перевернулась на спину, перебросила винтовку на живот и, широко расставив ноги, упираясь ими с сухую рыхлую землю, начала целится куда–то в глубину деревьев. Замерла.

– Ну, и чего молчим? – Спросила она, выждав несколько секунд.

Внимательно наблюдавший за этим почти эротическим спектаклем Тарас спохватился, пытаясь сообразить, что ему делать.

– ПНВ. – Не отрываясь от настройки оборудования подсказала ему Ева. И что–то подкрутила на планке. – Включай и расскажи, что видишь.

Тарас оглядел выданный Евой монокуляр, нашел кнопку включения, и внутри тут же что–то заработало, окрасив резиновый край наглазника призрачным зеленым цветом. Поднес прибор к лицу. Среди черных деревьев отчетливо полыхала небольшая зеленая точка. Тарас отодвинул ПНВ, но ничего не заметил в окружающей их почти полной темноте. Без тепловизора точка инфракрасного лазерного целеуказателя была совершенно не заметна.

– Круто… – буркнул Тарас, – мы по деревьям стрелять будем?

– Судя по дурацкому комментарию, разобрался. – Ева повернула крохотное колесико на прицеле, которое издало два еле слышных щелчка. – Стрелять мы не будем. Наше дело подсветить цели для тех, кто будет стрелять. Потому ты мне и нужен – я–то в этих местах впервые. А ты, я надеюсь, отличишь мост от водокачки. Что там по времени?

Тарас попытался хоть что–то разглядеть на еле светящемся циферблате наручных часов. Да, радиевый люминофор сейчас бы пригодился, да только где ж такие часы найдешь? И Тарас полез в карман за мобильником, но Ева, словно прочитав мысли, перехватила его руку. Терпеливо показала на ПНВ. Когда Тарас снова заглянул в него, то обнаружил в углу крохотные зеленые циферки, показывавшие время.

– Ещё три минуты.

– Мост сможешь так сразу показать или придется доставать карту?

Тарас повернулся к городу: – Конечно, смогу. От нас на два часа за домами темное пространство – это парк. Бери от него левее.

– Хорошо. Но начнем с водонапорной башни, – закончив настройку скомандовала Ева, – для пристрелки.

Нашла в световых бликах с черными точками затемненных прибором фонарей высокий характерный силуэт.

– Она?

– Да, – глянул в прибор Тарас.

Ева сняла с плеча тангенту рации: – «Пушкин», прием! Я «Точка один», на позиции.

Рация шикнула переключаясь, и почти сразу ответила: – «Точка один», готовы, ждем подтверждения.

Ева не отрываясь смотрела в странный прибор, который, словно опухоль, изуродовал стройное цевье её винтовки.

– «Пушкин», работаем.

– «Точка один», принял.

Несколько секунд ничего не происходило. Затем Тарасу показалось, что до них донесся далекий звук выстрела. И снова тишина, в которой боялись шевелиться даже листья высоких деревьев. Водокачка в объективе монокуляра, вдруг, мигнула черным пятном с ярко– зеленым гало, и расплылась огромным пыльным облаком, закрывшим большую часть картинки. И снова тишина.

– «Пушкин», прямое попадание.

Налетел грохот разрыва. Рация несколько секунд подумала, потом согласилась:

– Подтверждаю.

В городе завыла сирена.

– Дальнейшие действия в режиме радиомолчания. – Заскрипела рация, прежде чем окончательно умолкнуть. – Интервал пять минут.

– Есть интервал пять минут. – Ответила Ева. – Конец связи.

***

– Не человек пишет историю, историю пишут объективные обстоятельства. – Закончив перемывать кости реальным персонажам Храм, сам того не подозревая, перешел на абстрактный уровень рассуждений. – Конкретный человек в них – функция случайная. Не так уж важно, кто именно окажется в нужном месте в нужное время. Важно, какую именно необходимость создает среда, а кандидат для исполнения найдется. Думаешь, без Гитлера не было бы второй мировой? Обязательно была бы, просто в других декорациях. Но лозунги не изменились бы. Потому что лозунги – это и есть среда, которая подыскивает исполнителя.

– Ты ещё скажи, что не человек пишет лозунги, а лозунги пишут человека. – Недоверчиво хмыкнул Потап.

– Так и есть.

Когда до блокпоста долетел удар взрыва, Храм как раз налил очередную кружку чая. Он мгновенно присел, расплескав на себя ароматную раскаленную жидкость, бросил кружку и отборно выругался.

– Всё, кончилась тихая ночь. – Резюмировал Потап.

– Ничего себе шарахнули! – Саша озирался, пытаясь понять, куда ударил снаряд. – 155 калибр что ли?

Он ещё не научился определять по звуку прилетающие боеприпасы.

– «Акация» – Со знанием дела заметил Потап. – Одно попадание пятиэтажку складывает.

Храм перестал вытирать мокрые коленки: – Крепко за нас взялись!

Поднял с земли свою алюминиевую кружку. Это была старая советская посудина, заботливо обтянутая замысловатым плетением из зелено– коричневого паракорда. «Чтобы не гремела» – объяснил он, как–то Саше, когда тот поинтересовался, почему у него кружка в сеточку: «Ну, и красиво тоже». Так и поставил её на бетонный блок, когда завыли сирены.

***

– Время? – Ева щелкнула выключателем системы наведения.

– Ещё четыре минуты пятьдесят секунд. – Тарас потянулся к винтовке Евы. – Дай посмотреть.

Ева глянула на него удивленно, но подвинулась, пуская Тараса ближе к оружию. –только лазер пока не включай, могут заметить.

– Знаю. – Буркнул Тарас, подвинулся к Еве и заглянул в прицельное приспособление, перехватывая винтовку. Его руки легли поверх ладоней Евы, однако девушка не спешила отпускать свое оружие. Наоборот плотнее прижалась к Тарасу, обхватила его одной рукой, словно помогая ему прицелиться. И, если она хотела его обнять, то лучший повод и придумать было трудно. Тарас настороженно замер. Почувствовав это смущение, Ева уткнулась ему в плечо и закрыла глаза, улыбаясь какому–то одному ей известному факту. Затем мечтательно, словно мурлыкая, произнесла: – И всё–то ты знаешь. И как подобраться, и где нужная точка…

– Так я тут жил! – Ответил Тарас самое глупое, что только могло придти в голову в такой ситуации.

Ева хмыкнула, чуть отодвинулась и открыла глаза.

– Прощай тех людей, с кем успел попрощаться,

Не стоит в былые места возвращаться.