Да, для него они и подчинённые, и друзья, и родные: в столь тесном мирке не избежать перекрёстных браков, если они хотят выжить. Генного материала слишком мало! И если (Вот чёрт! Не если – а когда!) они смогут, наконец, вернуться к нормальной жизни там, внизу, когда спадёт, наконец, чёртов радиационный фон, Колонию основывать придётся на том материале, который у них есть сейчас. Чужаков они встретили бы наверняка – с настороженной предвзятостью. Да и сами категорически ни к кому бы не согласились примкнуть! Они хотят самостоятельно распоряжаться своей судьбой!
Сегодня он разрешил отсрочить время отбоя на час – пусть порадуются. Жизнь в поднебесьи сейчас не слишком-то богата «приключениями». (Да и слава Богу!)
А тут… Всё-таки – событие!
Он ногой «поймал» растяжку: не увидел впопыхах тонкой лески, вбежав с яркости мутно-белого дня в темноту подземной парковки! Проклятый Дубай!..
Пришлось нырнуть прямо в зазор между двумя стоящими тут же машинами: «Пежо» и «Тойоты-лэндкруизера». Грохнуло, по корпусам машин забарабанили, словно чудовищные насекомые, осколки: не иначе – граната типа «Ф-1».
Его почти не задело. Так он думал, пока не взглянул на ногу: по той что-то ударило.
Д…мо собачье! А хлещет-то – прилично! Пришлось срочно выдернуть из бокового кармана штанов жгут, и наложить повыше дыры в икре: бинтовать некогда, а пока надо хотя бы остановить кровь! Едва успел.
Потому что преследователи вбежали буквально следом, и сразу увидали его «ласты» в чёрных сапогах сорок шестого размера, которые он не успел поджать! Кархо ждать не стал: перекатился прямо под «Тойоту», и, не вылезая из-под днища, стал стрелять из «Каштана», целясь по ногам – вывернуть дуло выше мешал багажник внедорожника!
Не зря он тренировался: трое попадали, истошными воплями давая понять, что он попал куда нужно, ещё двое кинулись: один – влево, другой – вправо!
Сволочи, оказались вне досягаемости!
Раз вы так с нами, то и мы – адекватно!
Кархо вынул из кобуры верный ГШ, и прицельно и спокойно, как на стрельбище, сделал три выстрела. Бронежилеты не помогают против девятимиллиметровой пули с бронебойным наконечником! Вой и крики подтвердили его меткость. Троица на полу уже никогда с него не поднимется. А у него в магазине пистолета ещё есть пятнадцать патронов. И уж он позаботится, чтоб боеприпасы оказались потрачены не напрасно!
Гады, разбежавшиеся в стороны, стали обстреливать его из-за колонн, державших потолок чудом уцелевшего подземелья. Пришлось снова перекатиться – тоже за колонну. А что это упало и покатилось вдруг чуть слева?
Граната! Осколочная – точно «Ф-1!» Вон: рубчики на корпусе! Откатиться!..
Но тут его приподняла огромная словно бы ладонь, и грохнула со всей силы о стену подземной парковки…
Уже осознавая, что чёртов кошмар снова вернулся, он распахнул глаза: не на этом месте он обычно просыпается! А на том, где правую ступню отрывает разрывной пулей…
Что же его тогда?!..
Оказалось, что разбудил его истошный визг.
Ещё полностью не проснувшись, он инстинктивно выхватил пистолет из-под подушки, и кинулся в направлении звука: все пятьсот квадратных метров жилой палубы, да и остальных уровней, все обитатели корабля знают, как свои пять пальцев!
Кричала явно женщина, и кричала со стороны гальюна*!
*Гальюн – туалет на корабле.
В дверях секции гальюнов, у душевой, он нос к носу столкнулся с лейтенантом Павловым. Тот тоже оказался в одних подштанниках с начёсом, и майке. Но – с автоматом в руках!
Кричала жена полковника, Айгюль. Он это понял ещё до того, как вломился (Вопиющее нарушение Устава и всех норм морали!) в прихожую женского гальюна.
Именно поэтому в крике-визге, всё равно, как показалось Кархо, слышалось нечто знакомое. Сейчас же женщина стояла на пороге кабинки, и задыхалась, держась обеими руками за шею. Похоже, что-то поразило, или испугало её так, что она и забыла, что может убежать!.. Лицо… Хм-м. Отливало серо-голубым.
Впрочем, за почти сорок лет без солнца, лица у них у всех были почти такого же цвета – подсознание всегда подсказывало неприятное сравнение: словно брюхо у жабы…
– Рядовая Жасурбекова! Доложите, что случилось!
Резкий окрик «По Уставу» и слова команды не отрезвили женщину, как он было надеялся. Она всё ещё лязгала зубами, и оглядывалась поминутно на дверь комнатки, подальше от которой её поспешил отвести Кархо, и куда уже нырнул, и тщательно всё обследовал Павлов. Доложил он куда раньше Айгюль, хотя успел осмотреть уже все три крохотных кабинки:
– Никого, товарищ полковник! И – ничего!
Кархо взял женщину за плечи. Развернул лицом к себе. Прижал к мускулистой груди, провёл руками по седым волосам, похлопал ободряюще по спине, глянул в глаза:
– Ну всё, ну всё, милая. Мы здесь, с тобой. Всё в порядке. Что случилось? – он чуть отстранил её от себя, заглядывая в глаза, полные слёз.
– Женщина… Я видела женщину здесь, в гальюне! – не слишком понятно, и довольно странно.
К этому времени все, кто не был занят несением вахты, собрались в коридоре, и мужчины набились в предбанник гальюна, словно семечки в подсолнух. О том, что каждый был с автоматом, можно не упоминать. Женщины в коридоре бубнили и гудели, приподнимаясь на цыпочки и пытаясь заглянуть за спины. Не было разве что грудных детей. Хотя Кархо не удивился бы, если б кто и приполз: уж больно страшный крик издала его жена. Такого на корабле никогда раньше…
– Всем – выйти наружу! – когда мужчины, тоже гудя, упятились, он приказал:
– Всем – замолчать!!! – гул и шевеление стихли, как отрезанные, – Рядовая Жасурбекова! Доложите чётко и ясно: что вы видели! Возможно, от этого зависит жизнь всех людей, живущих на корабле!
– Я… – она замялась было. Но затем привычка слушаться мужа, который на десять лет старше, и – командир, взяла своё. – Я видела… чужую женщину. Когда открыла дверь гальюна, чтобы войти. Она… Стояла вот там! И, и… Она смотрела на меня!
– Конкретней. Как выглядела, во что была одета. Примерный возраст. Оружие?
– Нет. Нет, оружия у неё не было. И одета… Как-то странно – как… Ну, как чужая! На ней было платье! Зелёное такое… И с рисунком – расшито красными и жёлтыми нитками. Ну, как узор. А возраст… ну, может, лет сорок – волосы у неё… Длинные такие, почти до колена, и чёрные! Блестящие.
– Куда она пошла?
– Никуда она не… Пошла. Она просто исчезла! Словно… растаяла.
Кархо прочистил горло:
– Товарищи офицеры, товарищи бойцы! Вы слышали приметы? Одеться, разобрать оружие, кто ещё без него, и приступить к поискам! Лейтенант Павлов! Возьмите свой взвод и обыщите жилой Уровень. Лейтенант Саидов! Верхний Уровень. Лейтенант Дусеев. Технический. Лейтенант Шаклибеков. Оранжерея и кладовые наверху. При обнаружении противника ни в коем случае не стрелять. Постараться захватить живой. Нам нужно знать, как она сюда проникла! Приступить к исполнению!
Вот что значит – воинская дисциплина! Всех мужчин словно корова языком слизнула. И никого, даже женщин, нисколько не смутил тот факт, что Полковник предстал перед всеми в одном нижнем белье!
А ещё бы: они не хуже него понимают, что важнее всего сейчас выяснить, как враг смог проникнуть на «Надежду», плывущую над поверхностью, пусть и гор, но на высоте двух с лишним километров!..
Женщин разогнать по каютам, и приказать не мешать поискам, оказалось не столь легко и быстро. Но Кархо справился: на то он и командир!
Когда за последней закрылась дверь, и Кархо убедился, что визга от обнаружения посторонней не слышно, он снова приобнял жену:
– Успокоилась? Идём-ка. Тебе нужно согреться, а то ты вся дрожишь.
– Я очень… Испугалась! – движения жены казались дёрганными и скованными – словно деревянными. Некстати вспомнился фильм про Буратино… Но тому не приходилось бороться за выживание! (Хотя нет – приходилось. Правда, не с Ядерной Зимой…)
Ещё Кархо подумал, что на месте его жены испугался бы и любой. Тридцать с лишним лет дирижабль верно служит им, два раза его приходилось опускать на поверхность для ремонта – в первый раз посреди пустыни, во второй – тундры, но…
Но ни разу у них не было случая, чтоб на борт проник кто-то посторонний.
Тем более – в воздухе!
Он открыл шкафчик с лекарствами, достал бутылку. Уверенной рукой налил полную рюмку.
Жена выпила залпом. Скривилась. Занюхала рукавом ночной рубашки:
– А коньяк-то у нас… Ох, ядрёный…
– На, запей. – он дал ей стакан со вчерашним чаем. Стакан позвенькал о зубы: ну правильно – старое доброе стекло. Пластик-то… давно покрошился! И отправился туда же, куда и всё остальное, ставшее ненужным балластом: за борт!
– Спасибо. Ф-фу… Ну всё. Мне уже легче.
– Хорошо. Сядь. – он подвёл её к кровати. Усадил. – Теперь сможешь рассказать?
– Да. Смогу. Только… Давай я всё-таки схожу в гальюн.
Он сопровождал её всю дорогу. И не торопил с рассказом. Он словно знал, чуял – посланные на розыски никого не найдут.
Действительно, розыски ничего не дали. Хотя обыскали «Надежду» от клотика до киля. Причём – два раза. И даже гондолы дизелей осмотрели. Хотя в лёгком платье не больно-то спрячешься в крохотных помещениях с температурой минус пять…
Отпустив всех досыпать, и приказав ничего больше не делать без дополнительных распоряжений, он продолжил ходить по крохотному пустому пространству капитанской каюты. Жена смотрела на его движения, но молчала. Она уже «сделала рапорт».
Значит, лет сорока. Очень красивая. Европейской внешности. Высокая и стройная. Хм-м… Но не померещилось же его жене, в конце-то концов?! Такого с ней никогда…
Он хмурился и недоумевал: необычный случай.
Однако через ещё полчаса сдался и он: вот уж в таком деле раздумьями не поможешь! Здесь нужны факты!
А какие тут могут быть, к чертям собачьим, факты?!
Спал чутко и плохо. Скорее, дремал. Сознание напряжённо ловило малейший подозрительный звук, словно ожидало…
Так что к завтраку встал слегка разбитым, и при бритье даже порезался.
Во время завтрака в дверь столовой со стороны кормы вошла, как он сразу понял, та самая женщина.
Вошла спокойно, медленно, даже с этакой неспешной грацией – словно породистая кошка. Вот только кошек у них на корабле отродясь не водилось, (Как и крыс-мышей-блох-тараканов, сразу под корень вытравленных ещё первым экипажем!) и он помнил этих тварей лишь по детским впечатлениям. И картинкам в справочнике энтомологии.
Панику и шум он мгновенно пресёк:
– ЭКИПАЖ! Приказываю: всем оставаться на местах! И молчать.
Уже после того, как все, успокоено, или не очень, сели и замолчали, повинуясь его поднятой руке, и голосу, отлично при необходимости различимому, как утверждали его офицеры, и с земли, пришёл и его черёд. Неторопливо и осторожно, стараясь не делать резких движений, которые можно было бы расценить как агрессию, он подошёл к женщине. Не улыбался. Но и не хмурился. Остановился в паре шагов.
Красива. Даже очень! Такое лицо могло бы быть у знаменитой артистки. Фигура под стать: стройная, но плотная. Всё – при ней… Чувствуется порода.
Но вот одежда… Странная. Такая, если он правильно помнит, была у женщин девятнадцатого века. Слишком закрытая и тесная. В такой и ходить-то наверное… Трудно.
В такой можно только – «Царственно выступать!..»
– Здравствуйте, уважаемая. Вы понимаете этот язык? – он спрашивал по-русски.
– Да. – какой глубокий и чувственный голос! От него буквально мурашки бегут по телу! Видно, что его обладательница знает себе цену, и чувствует себя куда спокойней и раскованней, чем даже он.
– Тогда прошу вас объяснить, как вы попали на корабль. И в чём цель вашего… Визита.
– На корабль я попала просто. – она щёлкнула пальцами, и… Вдруг исчезла! Однако не успел он вздохнуть, или гул, возникший за столами, набрать полную силу, как возникла вновь. На том же месте. Кархо оглядел своих. Поняв по взгляду, что шутить над собой или ситуацией командир не позволит, все мгновенно прекратили шаркать ногами, переговариваться и ругаться.
– Я могу попасть куда угодно. Для меня материальный мир легко доступен. Поскольку я – призрак.
Кархо тщательно обдумал следующий вопрос. В конце-концов, призрак – тоже человек. Имеет право на существование. А то, что до этого они не встречали призраков – не аргумент в данном случае. И, главное – похоже, причинять вред им или кораблю незнакомка не собирается. Но…
Что ей нужно от них?
– Я понял. – он кивнул, – Вы – призрак. Что же привело вас сюда? Что вам нужно от нас?
Женщина словно замялась (!) и опустила глаза. Пауза затянулась.
Возможно, она смущена его конкретностью и прямотой при постановке вопроса? Или, скорее – тем делом, что привело её к ним?
– Я… Хочу предложить вам Уговор. Вы кое-что сделаете для меня, а я кое-что сделаю для вас.
– И что же, уважаемая… э-э… Леди, вы хотите чтоб сделали мы?
– Предали земле останки трагически погибших горняков.
– Послушайте, уважаемая, – Кархо слегка нахмурился, поведя рукой, – Да вокруг – миллионы непогребенных трупов! Мы не можем похоронить их все!
– Нет-нет, вы не поняли, командир. Речь идёт о трагически погибших шахтёрах. Взрыв метана завалил их штольню, а спасти их не успели – во время, и после взрывов бомб на поверхности очень быстро погибли все, кто обслуживал шахту, и бригада спасателей МЧС!
Кархо пошкреб саднивший утренний порез, где уже образовалась корочка.
Задача… Странная. Однако нужно бы кое-что узнать, прежде чем браться. Может, трупы… Опасны? Заразны?
– Со времени войны прошло тридцать семь лет. Почему же до сих пор эти трупы… остались не погребёнными? Ведь тогда, в самые первые годы, на поверхности оставались… выжившие? Которых вы могли бы… – он взглянул вопросительно.
– Да, оставались. Но договориться… Многие просто стреляли в меня с перепугу. Другие, узнав в чём дело, смеялись. Мне в лицо. И отказывались. Я могу понять их – в те времена, и правда, вокруг лежали миллионы непогребенных тел… Словом, мне не удалось уговорить никого добром. А принуждать их я не имела права. Как не имею права и вас. Такое нужно сделать с чистой душой. Добровольно.
Поэтому я и предлагаю вам Уговор. Говоря по-другому – сделку. Вы – мне. А я – вам.
– Много ли этих… непогребенных шахтёров?
– Тридцать семь человек. Одна рабочая смена. Их завалило на Камышловском руднике. Они и сами почти пробились сквозь завал, но… Закончился кислород в ранцах.
Кархо тяжело вздохнул. Что такое – нехватка воздуха, знал по себе. Если б тогда не полынья, в которую смог вынырнуть… Ладно, сейчас эти воспоминания совершенно не к месту!
– И что, как вы себе это представляете, мы должны сделать?
– Спуститься в забой. Я укажу штрек. Нужно доразобрать завал. Вытащить тела. Вырыть могилу и похоронить горняков. На поверхности земли. Поскольку многие из вас – христиане, хорошо бы прочесть молитву за упокой их душ. Они тоже христиане, – она вздохнула, – Были.
– Хм. Надо же. Как раз с этим проблем не будет. У нас имеется Молитвослов. И многие из нас – христиане. Но – уважаемая. Экипаж ведёт ежедневную борьбу за выживание. Наши ресурсы и так очень ограничены. А тут, если мы согласимся, похоже, нам придётся потратить часть наших драгоценных запасов топлива. И времени. И сил. Что же вы собираетесь предложить нам? В виде компенсации?
– Во-первых, конечно, сознание честно выполненного долга по отношению к собратьям по вере… – видя, что её слова не встречают не то что должного, а и вообще – никакого отклика в лицах, обращённых к ней, женщина поторопилась добавить, – Во-вторых, я укажу места, где вы сможете набрать ещё… Топлива. Одежды. Пищи. Учебников. – каждое слово сопровождалось взглядом, спокойно обводившем всех собравшихся в столовой.
Кархо поразился. Женщина-призрак, похоже, знает, что делает. Каждая из названных вещей – жизненно необходима им для выживания! Чувствуется в этой Леди какой-то… Внутренний стержень? Авторитетность? Уверенность? Словом, способность убеждать людей! Вот чует он нутром, что все уже практически единодушно согласны. Помочь.
И заодно – выполнить свой христианский долг.
Он нарушил затянувшуюся паузу, обернувшись к своим:
– Кто из членов экипажа согласен помочь женщине-призраку на этих условиях – прошу поднять руки. – немного погодя он обнаружил и двух неподнявших. Собственную жену и старика Ларкина – начальника бригады мотористов.
– Младший лейтенант Ларкин. В чём дело?
– Я не верю этой… девушке. Неразграбленные запасы топлива у шахты найти нереально. Да и учебники… Какие, на …ер, в шахте могут быть учебники?!
– Я обещала вам топливо, учебники и одежду. Но не сказала, что всё это есть у шахты, или в шахте. Всё это находится в довольно отдалённом посёлке, где все погибли от того, что вы называете… радиацией. – женщина заломила бровь. Кархо видел, что она оскорблена недоверием к своим словам, но сдерживается из вежливости и гордости, – Я могу поклясться, что это – правда, и…
– Довольно. Я верю вашим словам. Да и экипаж проголосовал. Большинством голосов мы приняли решение. Помочь вам.
Однако есть и объективные обстоятельства, могущие помешать нам. В первую очередь – ветер. Мы сейчас практически просто следуем его направлению, потому что двигатели ходовых пропеллеров сильно изношены. И не в состоянии долго работать без остановки.
– Я… поняла. – теперь, хотя говорил и Кархо, женщина смотрела только в глаза сгорбленному годами механику, так и оставшемуся пока стоять, – Я укажу вам и гараж, где сохранилось средство передвижения с таким же, и почти новым, двигателем, как у вас.
Чёрт! Откуда она знает про тип двигателя? А, ну да: она же – призрак, и могла без проблем посетить любое их помещение…
– И вы легко снимите его оттуда. И замените им свой самый изношенный.
– В таком случае, я свои возражения снимаю! Полетели! – по лицу Ларкина расплылась довольная улыбка. А молодец женщина, отметил холодный наблюдатель в мозгу Кархо – быстро она нашла самое «горячее» место у старого ворчуна!
Женщина позволила своим губам чуть дрогнуть – словно в ответной улыбке, после чего вновь повернулась к Кархо:
– И ещё. Я договорюсь с… Словом, я сделаю так, что ветер всю дорогу будет попутным. Обещаю. Так наш Уговор заключён? – обалдеть! Похоже, женщина-то и вправду… может договориться с… Духами ветров?!
А С КЕМ ЖЕ ЕЩЁ?!..
Ладно – каким образом она развернёт направление ветра – не его дело. Вот как раз и посмотрим, насколько она может сдерживать слово…
– Да. – Кархо сделал шаг к женщине и протянул ладонь, – Заключён! Идёмте в рубку. Покажете на карте, куда нужно двигаться. Рассчитаем хотя бы примерно время прибытия. – и, к своим, – Всем – продолжать приём пищи!
Глядя, как грациозно и в то же время солидно движется фигура в шаге перед ним, Кархо сглотнул слюну: А женщина-то…
Ох и красавица!
И ладонь у неё…
Оказалась, как ни странно, вполне материальна: тёплая и мягкая – словно никогда не знала труда или хлопот по хозяйству…
– Ну, теперь можешь говорить. Почему ты против этой сделки? – дверь капитанской каюты закрыта, он смотрел на жену, оперевшись о створку спиной. Женщина после завершения дел попросту растаяла, и он, дав новый курс вахтенным, вернулся к себе.
– Не… не верю я ей – вот что!
– Что за чушь. Все, значит, поверили, а ты – нет?
– Если вы все – бараны, это не значит, что и я должна, как дура, идти на поводу у этой, этой… Расфуфыренной балованной козы!
Кархо слегка опешил. Однако быстро справился с собой и даже не похихикал в усы, как подмывало. Вон оно в чём дело. Жена банально… Приревновала!
А что – её право! Он, как командир, «вёл переговоры», работал у курсового стола с картами, и схемами – ветров и всего прочего, и стоял достаточно близко к женщине, чтоб по достоинству заценить все её прелести… А таких набралось немало. Ну, хотя бы обалденно густые и чёрные, словно свежеотколотый обсидиан, волосы. По которым так и хотелось провести рукой. Но он сдерживался – дело прежде всего.
Только вот память услужливо возвращалась к образу незнакомки – Господи, какой у неё румянец!.. Он уж и забыл, каково это – быть загорелым. Или румяным. У всего экипажа сейчас лица цветом напоминают рыбье брюхо. Или выделяются нездоровой краснотой – это у тех, кого под старость мучает давление.
– Так вот ты о чём… Думаешь, муженёк на старости лет захочет воспользоваться ситуацией?..
– Ты… Ты – просто старый похотливый кобель! А то я не помню, как ты пялился на Верку-негритянку, пока мы их всех не ссадили?!
– Ну, это дело далёкого прошлого. Да и выбор был невелик: или высадить, или – пристрелить!
– Ага. А я будто не видела, какими глазами ты на неё смотрел, когда она лежала там, со связанными ногами, а мы улетали?.. И что – опять на экзотику потянуло?!
– Расслабься, Айгюль. – он посерьёзнел, – Женщина, она, конечно, красивая. Статная, породистая. Да: смотреть – обалденно. Словно на картину. Или статую. Ага – вот именно: словно на статую. Красота у неё какая-то… Как сказать-то…
Словно бы – неживая.
Хотя, с другой стороны, чего бы мы хотели – призрак же!
Следить за своей внешностью, и выглядеть обалденно ей-то – никто и ничто не мешает. Вот именно это-то – то, что она неживая! – и отталкивает наверняка – любого мужчину! Думаю, чисто на подсознательном уровне…
Так что хватит закусывать губы: ты – девушка моих грёз!
Однако убедить в этом жену он смог только… делом!
Ветер действительно изменился: теперь они легко, и почти без коррекций курса, двигались примерно назад – к востоку-северо-востоку. Он только хмыкал, да вздыхал, каждые три часа прокладывая курс и делая поправку на снос и неизбежные отклонения. Хорошо хоть, рельеф местности читался теперь, когда низких облаков не существовало, легко: не заблудишься. Да и секстан – это вам не капризный Джипиэс. Работает независимо от спутников. А уж положение солнца в полдень дают поляризационные очки.
Пока всё шло именно так, как они тогда в рубке и наметили.
Женщина не появлялась. Но у Кархо и без неё хлопот хватало. Жизнь на корабле никогда не бывает спокойной да гладкой. Особенно на таком старом, как «Надежда».
Ему пришлось отправить отряд в масках и с кислородными баллонами за спиной в третий и четвёртый резервуары с гелием: индикатор утечек показывал, что течь там снова усилилась. Видать, от расширения пораскрывались новые микротрещины.
Так что захватив рулоны и пуки спецскотча, пятеро ремонтников, вздыхая и вяло переругиваясь, (Традиция!) принялись подниматься по внутренним сетям к местам выявленных индикаторами протечек, и, препираясь, досадуя, и дублируя и перекрещивая для надёжности слои, чинить обветшавшую ткань-плёнку. Кархо через наушники следил за ходом процесса.
Отлично. Через пару дней, когда клей прихватится, можно будет подкачать из баллонов. Жаль, газа осталось – всего ничего…
Внутренние несущие резервуары вообще были головной болью не только Кархо, но и всех – потому что гарантийный срок, отпущенный им изготовителем, вышел ещё двенадцать лет назад. Но они пока мужественно держались. Кархо надеялся только, что ещё около двадцати лет, нужных по их расчётам, чтоб радиация на поверхности упала до приемлемого уровня, баллонеты продержатся.
Всего несущих баллонов с гелием на «Надежде» имелось десять. И располагались они попросту один за другим – как отсеки в настоящем корабле. Наружный корпус нужен был не столько для прочности, сколько для защиты эластичной сверхткани от разрушительного воздействия солнечных лучей. Но теперь даже его сверхэластичная, чертовски дорогая и прочная армированная поверхность, неопрятно топорщилась отшелушившимися слоями, и шла мелкими трещинками. И сейчас тоже требовала исключительно бережного обращения. Особенно при управлении плавучестью.
Пока заделывали протечки, пришлось заняться и оранжереей. Кархо проследил, как ёмкости с отходами поднимают ручной лебёдкой на самый верх – туда, где наверху дирижабля располагался ангар-парник с прозрачной пластиковой крышей-плёнкой, пропускавшей с равной лёгкостью и ультрафиолет и инфракрасные волны. Ну и, плюс к этому, под особо густыми тучами-облаками, приходилось включать искусственную подсветку: оранжерея потребляла почти сорок процентов вырабатываемого генераторами электричества. Благодаря этому растения, росшие здесь, получали сверху – свет, а снизу… Подкормку из баков, в которые поочерёдно «загружали» отходы жизнедеятельности экипажа, давая перегнить, и затем запуская в готовые, «перебродившие», баки, калифорнийских дождевых червей: чтоб окончательно обеззаразить и обезопасить едкие вещества.
В теплице, в принципе, всё оказалось в порядке. Кроме неуничтожимой вони. И зубодробительно скрипящей лебёдки. Её Кархо осмотрел сам. И просто смазал. После чего сержант Мария Николаевна, заведующая этим подразделением, рассыпалась в благодарностях за девочек: Люду и Гюзель, у которых от скрипа буквально сводило зубы.
Гидропонный способ у них в теплице почему-то не получился.
Пришлось выращивать картофель и лимоны по старинке, как в оранжереях с грунтом. Только – не в грядках, (Это было бы уж слишком тяжело для даже такого монстра как «Надежда»!) а в кадках.
Выращивали только эти растения потому, что лишь они давали нужные витамины, не позволяя развиться банальной цинге. А уж муки, концентратов, соли, сухофруктов, мороженного мяса и макаронных изделий в кладовках на верхней, складской, палубе основной гондолы, хранилось достаточно.
Кархо в который раз порадовался, что им достался грузовой сверхбольшой дирижабль, предназначенный первоначально для доставки в глубины Сибири полностью смонтированных блоков ядерных электростанций.
Счастье, что строили этих воздушных гигантов у них – в Казахстане.
И в сверхвместительной гондоле предусматривались отсеки для временного проживания всей обслуживающей такой реактор команды. Плюс экипаж.
Да, проживание на борту предусматривалось временное.
Но ему ли не знать, что слишком многое «временное» становится… Н-да.
Вот и живут они тут до сих пор. Но уж повозиться с переделками в первые годы…
Спасибо отцам и дедам! Сил не жалели.
Правый передний двигатель вдруг отказался запускаться. Пришлось отправить бригаду ремонтников. Через пару часов Ларкин не без ехидства сказал ему, что прокладку они, конечно, сменят… Но это – их последняя. После этого – хоть вручную скручивай асбестовые жгуты, чтоб проложить между блоком цилиндров и его крышкой. Да и плунжеры в насосе высокого давления – пропускают, гады!.. Ох.
Затем прямо к нему в каюту по интеркому позвонил кок.
Кархо пришлось идти в камбуз и десять минут пытаться вникнуть, почему духовка не желает «в левой нижней части» пропекать нормально. Кончилось тем, что Кархо приказал сержанту Михаилу Протасову, помощнику Ларкина, разобраться с горелками, форсунками и термопарами. Через полчаса тот доложил, что всё в порядке, только кок сильно гневается, и запрещает вблизи теста и хлеба применять обычные при ремонте слова…
Затем оказалось, что у женщин в пошивочной мастерской сломался оверлок. Туда он отправил второго помощника Ларкина – Олега Рассудова.
Наконец он смог хозяйственные проблемы немного «разгрести».
Однако это не снимало с Кархо обязанностей по обучению младшего поколения.
Он вёл курс «Природоведения». Так они решили назвать объединённые природоведение, зоологию, ботанику и географию. (Общую биологию, анатомию, физиологию позвоночных, и основы врачевания «всего-чего-можно-сейчас-встретить», преподавал доктор. Чему Кархо был несказанно рад. Объяснять на примере пестиков и тычинок, как происходит размножение тех же позвоночных… Выше его терпения. Да и попросту – стеснялся он.)
Предмет оказался сложным. И в объяснении, и в усваивании. Поскольку они не могли позволить себе роскошь везти на всех нынешних и будущих учеников чистой бумаги или тетрадей, (А их сейчас и не найдёшь нигде!) приходилось неоднократно повторять, объяснять, растолковывать буквально до мелочи всё, что он преподавал. Обобщая то, что помнил, и изредка заглядывая в какую-то старую брошюру по строению клетки, и толстый медицинский справочник-энциклопедию, и богато иллюстрированную книгу для специалистов: «Ландшафты». Заставляя то, что помнил и знал чётко – попросту зазубривать.
Он где-то слышал, что раньше так преподавалось Слово Божье в Духовных Семинариях. Правда, в их самой большой каюте, выделенной под класс, наглядных пособий оставалось немного: глобус, карта мира, плакаты со схемами – деления клеток, атомных ядер, и фотосинтеза, и атласом звёздного неба северного полушария. Чучела оленя, барсука и совы пришлось выбросить – они пересохли и рассыпались в труху.
Все ученики сидели на четырёх ближайших к доске партах, (Кархо предпочёл их – столам) и как Полковник и другие преподаватели не старались, на крышках периодически появлялись надписи ручкой, и даже вырезанные буквы. Похоже, этого не отнять у любых учеников, ну ни в каких экстремальных условиях!..
Семеро учащихся, от пятилетней Лизочки до тринадцатилетнего Салавата, Кархо слушали внимательно: многие уже понимали, что это нужно для выживания в будущем. Или, как Лизочка, просто доверяли ему: сказал командир, что нужно – значит – нужно!..
Хотя… Нет, преподавать природоведение на планете с ядерной зимой – задачка не из лёгких! Вот например на вопрос Николая о приливах, пришлось использовать драгоценный мел, чтоб на доске нарисовать землю, луну, условную волну пучения вод океанов. На самом деле покрытых до сих пор почти до сороковых «ревущих» широт льдами и вмёрзшими айсбергами. И всё равно его поставил в тупик вопрос Георга:
– Кахрамон Куркмасович! А почему вода на противоположной стороне земли тоже поднимается вверх? Ведь её-то луна, получается, тянет хоть и сквозь землю, но всё равно – к себе?! – с дикцией у Георга были проблемы: щёку и рот пересекал безобразный шрам, оставшийся от осколка взорвавшегося на служебной палубе баллона с кислородом.
Подумав, и посопев, Кархо, вроде, нашёл логичный ответ. И решился:
– Нет, рядовой Хоффман. Луна сквозь землю тянуть не может. Наоборот: земля как бы экранирует воздействие притяжения Луны (Ну, помнишь, как лейтенант Ларкин показывал вам: стальная пластина экранирует действие радиоволн!). Поэтому вода поднимается как раз оттого, что на неё теперь не действует притяжение нашего спутника, и она не столько поднимается, сколько успокаивается. Принимает свой, так сказать, естественный вид. Так что ты кое в чём прав. Я нарисовал слишком сильно это выпучивание. Сейчас подправлю…
Но хуже всего дело обстояло с погодными явлениями. Когда проходили круговорот воды в природе, Кархо весь язык отболтал, объясняя, что такое парниковый эффект, дождь, муссоны, и циклоны с ураганами… Ничего этого никто из рождённых на корабле никогда, разумеется, не видел. Как и элементарно, самого главного двигателя «процесса» – солнца.