Глава 3
С Машей он познакомился на избирательном участке: его направили от завода в помощь милиции.
Стоял великолепный июньский день – то были последние выборы, когда выбирали летом. Пахла сирень в школьном саду. Из громкоговорителей неслась веселая музыка, в фойе школы продавались соки-воды, какие-то пирожки. Ветер, как и надлежит ветру, трепал флаги, и настроение, особенно у детей, которые шли вместе с родителями, было праздничное. Только единственный кандидат в народные избранники взирал с портрета уставшим и скучным взглядом.
Впрочем, некоторые создавали веселость искусственно, потребляя спиртное до и, особенно, после выбора. Да и охранники, прямо скажем, грешили. Милиционер то и дело отходил в отведенный для него класс и возвращался чуть более пьяным.
Директор школы куда-то уехал, и оставил на хозяйстве молоденькую учительницу литературы. Мария Александровна смотрела на стражей порядка и вообще на выборы со странной смесью страха и презрения. Так, видимо, ее и Аркадия предки некогда смотрели на монголо-татар, уже покорившими сей край и пришедших сюда уже под хмельком за данью.
Аркадий с поста отлучился в сад, откуда вернулся с букетом сирени. Поступок тогда казался юноше остроумным. Но вместо благодарности Мария Александровна выбранила ухажера за порчу школьного имущества, но сделала это с каким-то облегчением: нечто страшное, чего она боялась – произошло.
Он проводил ее за полночь, когда все хулиганы уже спали. Они шли через королевство темных пятиэтажек, где свет в окне был скорей либо знаком чьего-то горя, либо – радости. Сердце Аркадия наполняло неразменное счастье, он просто парил. Касательно чувств девушки, юноше казалось само собой разумеющимся, что он ей нравится: веселый, стройный, молодой, недавно получивший должность заместителя начальника цеха на крупном заводе.
В воскресенье они пошли в кино, через неделю – на день рождение к его другу…
Ему удалось понравиться даже бабушкам, сидящим у ее подъезда. Им, как оказалось, надо было мало: не забыть поздороваться, не забыть попрощаться, когда не спешишь – переброситься словцом о погоде, о международной политике.
Впрочем, иногда бабушки могли сказать и что-то полезное…
–
– Андреич, не спи, обгоришь! – кто-то трясет его за плечо. – Да и вообще, уже пора…
Аркадий взглянул на наручные часы, кивнул: в самом деле – пора.
За день пожарная лестница раскалилась, и горячий металл жарил даже через рукавицы. И Аркадий представлял, что сейчас он спускается не с крыши цеха, а по трапу космолета сходит на неизведанную планету.
Баня, душ, чистая одежда. У выхода из корпуса встретил Саньку Ханина, спросил:
– Ну как сегодня совещание прошло?..
– Совещания не было. Совещания собирают, чтоб посовещаться, а нас тут позвали, чтоб было на кого поорать.
Дойдя с Саней до проходных, Аркадий остановился у таксофона, за две копейки набрал домашний номер Маши.
– Ты вчера не звонил? – напомнила Маша, после того, как поздоровались.
– Задержался на работе. Вышел с завода уже в темноте.
– Ты же говорил, что больше не будешь задерживаться.
– Это в последний раз. Завтра – выходные. Может, встретимся, погуляем? В кино сходим.
– Послушай, Аркадий…
Этот «Аркадий» не сулил ничего хорошего. Обычно она называла его Аркашей, в минуты нежностей – Кешей. И если говорила «Аркадий» – это сулило неприятный разговор.
Так и оказалось.
– Аркадий. Нам лучше некоторое время не видеться.
– Нам? – возмутился Аркадий. – Кому это нам?.. Мне – так точно надо тебя увидеть. Сегодня. Сейчас же.
– Ты эгоист. Ты думаешь только о том, что надо тебе.
– А что надо тебе? – спросил Аркадий, тем самым допустив ошибку.
– Мне надо побыть одной. Я хочу о многом подумать, как жить дальше…
– Жить так же, как жили раньше!
– А я не хочу – как раньше!
– Маша, я люблю тебя, выходи за меня замуж!
Было что-то неимоверно глупое: вот так объясняться в любви, предлагать руку и сердце по таксофону.
– Аркадий, ты что, пьян?
– Нет…
– Значит, ты не в себе. Будешь в порядке – поговорим.
– Я в порядке! Я в таком порядке!.. Все нормально, Маш…
Но он понимал – ничего не в порядке, ничего не нормально.
– Пока.
И, не вступая в спор, она повесила трубку.
Он стоял у таксофона с трубкой в руке словно окаменевший. В голове роились мысли, однако же ни одну не получалось ухватить за хвост. И он стоял бы далее, если бы его не хлопнули по плечу.
– Начальник! Давай с нами, в «Маячок». Проставишься за назначение.
– Да я же, вроде, в должности понижен.
– Понижен? – удивился Коновалов. – Сказано ведь, что нет звания выше и почетней, чем звание простого рабочего человека. И вообще, ты чего от коллектива отрываешься?
Глава 4
Пивнушка называлась в народе «Маяком» и находилась недалеко от Восьмых проходных, за автобусной станцией, рядом с гаражами. Именовали ее так из-за мачты, на которой прежний заведующий велел повесить красный фонарь. Когда завозили пиво, фонарь зажигался, и трударь, выйдя за проходную, а то и не выходя, глядя с крыши цеха, знал – стоит ли идти, бить ноги.
Разливное пиво, конечно, разбавляли, и в один день ОБХСС заинтересовался происхождением дачи заведующего, записанной, впрочем, на родителей. Заведующего сняли, но пиво от этого лучше не стало. Равно свое место сохранил и огонек.
Дорожка к пивной шла через площадку автостанции, по которой с раннего утра до поздней ночи ездили автобусы. Не проходило и месяца, чтоб под колесами не оказывался какой-то перебравший рабочий. Порой сюда приезжала милиция, дабы собрать урожай для невыполняющего план медвытрезвителя. Но случалось это изредка – пивной также требовалось наполнять бюджет родины.
В заведении было жарко и душно, но стоял соблазнительный запах пива. Из шести подвешенных под потолком вентиляторов работало только два. С остальных свисали липучки для мух. Хоть на улице еще светило солнце, под потолком горели лампы. За прилавком магнитофон медленно мотал пленку, из стареньких колонок Марк Бернес пел о том, что он любит жизнь и любимый город может спать спокойно.
Взяли сразу по паре пива в литровые банки, заняли столик. Народа в пивнушку набилось много, но свободные места имелись.
– Угощайтесь, мужики, – из портфеля Коновалов достал и положил на стол завернутую в газетку соленую тарань.
На закуску в пивной предлагали копченую тюльку, но ее никто не брал. Равно как не торговали здесь и водкой. Однако на столе тут же появился «мерзавчик». Из него каждый доливал в пиво на свой вкус. Аркадий, впрочем, от добавки отказался.
Солили пиво под смешки, громко разговаривали и шутили. Аркадий улыбался, но было ему совсем не весело.
Его мысли снова и снова возвращались к Маше. Следовало бы поговорить с кем-то более опытным в женской психологии. Да хоть с начальником цеха – тот был женат трижды, и каждая новая жена была моложе предыдущей.
За что она так, почему? Он же ничем ее не обидел. Может, причиной было женское непостоянство? Или, может, она хочет, чтоб ее уговаривали, покоряли? Может, это все не всерьез, может, она как-то испытывает его? Положим, она ждет от него действий. Ведь встречаются они почти два года, а за это время – лишь несколько поцелуев. Аркадий делал попытки, но все они разбивались о неприступность девушки.
Не проявил должной настойчивости? Но Аркадий чувствовал: не в том дело. Характер у Маши был просто стальным, и в школе за это ее называли «железной дамой».
Как-то школьники, желая подшутить над учительницей, в ящик стола бросили пойманную мышь. Но Маша в тот день ящик не открыла, а далее были каникулы. И мышь, перепортив всю бумагу, попыталась прогрызть путь через стенки ящика. Но у нее это почему-то не вышло – не то зубы соскальзывали по гладким лакированным стенкам, не то она просто обессилела от голода. Но к концу каникул мышь сдохла, о чем оповестила пришедших с каникул противным запахом.
Мария же, установив причину зловония, распахнула окно и выбросила в школьный сад останки животного, порченные контрольные и велела подозреваемым хулиганам вымыть ящик.
Хулиганов она угадала точно. Тех стошнило прямо в предложенный ящик.
И более с Марией Александровной никто из учеников не шутил.
Зная Машу не первый год, Аркадий был уверен: разрыв – это действительно разрыв. Если бы ей было надобно что-то иное – она бы иначе и поступила.
–
От жары выпитое пиво тут же выходило с потом наружу. Что не выходило – посетители оставляли в проходе между задней стеной пивнушки и заводским забором. Возвращаясь, трудари снова шли к прилавку, дабы взять еще по банке пива.
Аркадий пил медленно, в чужие разговоры не лез, и его порой оставляли посторожить место. И раз, когда приятели ушли за добавкой, кто-то почти сразу рухнул на освободившееся место.
Юноша поднял взгляд от стола, трещины на котором он рассматривал, приготовился согнать наглеца.
…И не поверил своим глазам: перед ним сидел Пашка, армейский товарищ, лучший друг. Это казалось невозможным: они расстались лет семь назад в далекой Монголии, обещав писать друг другу, ездить в гости. Но, обменявшись парой писем, потеряли друг друга: однажды письмо Аркадия вернулось с отметкой о том, что адресат выбыл.
– Что же ты не писал? – спросил Аркадий, когда нечленораздельный восторг несколько приутих.
– Да адрес потерял.
– Какими судьбами?.. На море приехал?
– Около того…
Возле питейной стойки бузил кто-то Аркадию незнакомый.
– Да я вылью тебе это пиво в рожу!
Скандалившие явно были неместными: между завсегдатаями и продавцами существовало негласное соглашение: первые делают вид, что не замечают разбавленности пива, вторая сторона не возражала, когда посетители ответно разбавляли пиво водкой и закусывали выпитое своим.
– Леха, да успокойся ты, – бросил Пашка бунтующему. – Я тут дружка встретил!
Недовольный хоть и притих, но от продавца не отошел.
– Ну, рассказывай, как ты?..– спросил Пашка.
– На завод устроился, работаю мастером.
– Ух ты! Голова! Я же говорил – далеко пойдешь! Ну, чего сидишь хмурый?
– Девушка ушла.
– Да брось! – отмахнулся Павел. – Найдешь еще.
И тут зазвенело разбитое стекло.
Разбавленное водой пиво все же выплеснулось в лицо продавцу. В него же полетела посуда. Но продавец успел уклониться, и банка разбилась на осколки. Цена той банке была три копейки, но визг поднялся нешуточный.
– Хулиганы! Посуду бьют! – закричал продавец.
В подсобке невидимый никем грузчик уже накручивал диск телефона.
При автостанции имелась комната милиции, где постоянно дежурили два-три человека, да еще туда часто заходили дружинники. А районное отделение милиции находилось в двух остановках отсюда, и, случись что, подкрепление прибывало в течении пяти-десяти минут.
Те, кто знал о такой особенности здешней географии, тут же потянулись к выходу. Но Аркадий был в пивной впервые. Именуемый Лёхой сейчас лег на прилавок, порываясь достать скрывшегося за ним продавца. Заводские пытались защитить продавца, но их сдерживали собутыльники Лехи.
С ужасом Аркадий увидел, как Павел достал из кармана свинцовый кастет и продел пальцы в отверстия.
Леха, меж тем, за волосы достал-таки продавца и теперь возил его лицом по грязному прилавку.
Кто-то, выглянув в окно, крикнул:
– Атас! Менты!
– Бежим! – крикнул Павел.
Он вскочил на ноги, схватил Аркадия за руку и потащил, но не к дверям питейного заведения, где уже появились люди в серых казенных мундирах, а к подсобке. Узкий темный коридор, комната с бумагами. Черный проем выхода, из которого уже тянуло ночной свежестью.
Перед ними возник дружинник – совсем молодой безусый парень, наверное, из местного института. В глазах дружинника плясал страх, он бы наверняка уступил дорогу и так, но Павел снес его ударом кастета.
– Бежим! – Пашка снова дернул Аркадия за руку и повлек в темноту.
Когда пробежали метров тридцать, за их спинами раздалась трель милицейского свистка, окрик:
– Стоять! Буду стрелять!
– Да пошел ты! – ругнулся Павел и свернул за автобус.
Аркадий бежал за ним.
Они мчались по стоянке, петляя меж автобусами. Вдруг среди уснувших, темных машин попалась одна освещенная словно аквариум. Хоть двери автобуса были закрыты, работал двигатель. Павел сделал едва заметное движение, коснулся чего-то под бампером, и автобус распахнул полудверцу.
– В салон! – крикнул он Аркадию, а сам сел на место водителя.
Автобус резко тронулся, пошел, петляя по стоянке. На мгновение в свете фар появился милиционер. Казалось, еще мгновение – и он исчезнет под капотом, но Павел взял руль влево, крикнул:
– Куда лезешь? Жить надоело?..
Еще поворот, и автобус промчался мимо аквариума автостанции, мимо ожидающих на остановке. Павел лишь затормозил на светофоре и вывел автобус на проспект.
– А в какой стороне у вас море?.. А то я третий день в городе, а моря и не видел!
Аркадий рукой указал куда-то вперед.
Промчались через спящие районы, через речку, через центр города. В центре шла стройка, и спуск к морю оказался заблокированным. Потому Аркадий указал повернуть на проспект Нахимова, идущий вдоль Приморского парка. Остановились за площадью Ленинского Комсомола у мигающего желтым светофора. Через полутемный парк путаными тропинками прошли к склону, спустились вниз. Приморский бульвар был совершенно пуст. За ним и железной дорогой начинался пляж и море. Присели на волнорезе. У их ног о чем-то шумело море.
– Зря ты того парня ударил… – сказал Аркадий.
– Это какого? Вроде никого… Ах да… Да не переживай, оклемается. Ты прости, конечно, что тебя впутал. Но мне нельзя попадаться. Я недавно освободился, и если поймают – пришьют дело, объявят рецидивистом.
– Освободился? Откуда? – не сразу понял Аркадий. – Из тюрьмы?
Павлик кивнул.
Он разулся и разделся догола, и, пройдя по волнорезу, сиганул в воду. Вынырнул, поплыл быстро и шумно. Сперва к буйкам, потом назад.
Устав плавать, Пашка выбрался на берег, присел рядом на пирс.
– А в тюрьму отчего попал?..
– Подрался из-за женщины, немного силы не рассчитал…
– Убил?
– Да ну брось, – Павел покачал головой. – Если бы убил, сидел бы до сих пор.
С моря дул ветер – порывистый и зябкий. И хмель выходил из головы. Вместо него появлялась паника.
– Слушай, что же мы с тобой наделали? Нас же будут искать. Это же преступление. Мы от милиции сбежали, автобус угнали. Нас ищут, наверное.
– Ищут? Да ну… Брось, командир. Дел у них мало?.. Найдут автобус, вкатят водиле выговор со внесением в грудную клетку, чтоб не бросал ключи в замке – и дело с концом.
– Нет…
Вспоминались советские фильмы, где преступник всегда наказан, строгие статьи из многотиражек о понесенном суровом и справедливом наказании. Да и неужели их так трудно найти? Они ведь ушли от автобуса самое большое на два километра, и если их станут искать с собаками…
– Да не дрейфь, на баранке только мои отпечатки, в самом же автобусе – чьих только не будет, – будто угадал его мысли Пашка. – Ну а даже если меня поймают, я же тебя не выдам, командир. Да и не будут нас менты сильно искать.
– А те, с кем ты пил?
– В поезде познакомились. Они и фамилии моей не знают.
– А вещи твои?
– Вот что на мне – то и мои вещи. Ты же знаешь – я детдомовский. А бедному собраться – только подпоясаться.
– Зря ты все же парня ударил… Может, искалечил его…
– Прости, командир, может, и погорячился.
– Зря…
– Ну, я же извинился. Что тебе еще сделать?
Он достал из кармана кастет и зашвырнул тот подальше в волны. Затем вдохнул полной грудью морской воздух. На рейде дремали корабли.
– И все же хорошо тут у вас. Наверное, каждые выходные на море ездишь?
– Да нет, в прошлом году один раз только был.
Тогда они с Машей в душном переполненном автобусе выбирались за город, купались возле какого-то приморского поселка. Он пытался ее поцеловать в губы, но она уворачивалась и в лучшем случае подставляла щечку.
– Да, море… – отвлек Павел. – А что на том берегу? Турция?..
– Нет, – улыбнулся Аркадий. – Краснодарский край, Ейск.
– А… А это что? Пристань? Для чего? Прогулочные катера?..
Один из волнорезов был на полметра выше остальных. Он не начинался у кромки прибоя, а шел через пляж бетонной дорожкой чуть не от железной дороги, меж рельсами которой лежали деревянные поддоны. В море этот волнорез выступал тоже немного дальше и заканчивался понтоном, который сейчас качался на волнах.
– Да… И не только. Раз в день – рейс в Ейск. Четыре часа – и ты на том берегу моря.
– Здорово! И когда следующий отправляется?
– Днем, около полудня что ли. Ему дотемна надо вернуться. Пошли, что ли?.. А то у меня мама волнуется, наверное…
Глава
5
Еще далече было до полуночи, но городской транспорт уже не ходил.
Поднялись мимо городского парка к центру.
– Что делать думаешь?.. – спросил Аркадий.
– Переночую на вокзале. Сегодня утром куда-то двину: или в Крым, или в Сочи. Посмотрим, в какую сторону будет первый поезд.
– Брось. У меня переночуешь. Мама будет рада.
– Да ну… – неуверенно возразил Пашка.
Город был пуст и молчалив. Скоро он начнет просыпаться. День начинался субботний, и многие останутся в своих постелях подольше. Но те, кто работает по непрерывному графику, уже скоро проснутся. И трамваи понесут полусонный груз к проходным заводов… Салоны быстро опустеют, и скоро наполнятся иными, шумными пассажирами, которые будут наоборот ехать в центр – на базар, по магазинам, на пляжи…
На перекрестке проспектов Ленина и Металлургов сели в дежурный троллейбус. Водитель бурчал на поздних пассажиров, но после того, как Пашка дал ему рубль – успокоился и даже изменил маршрут.
У реки им снова повстречался угнанный автобус. Как оказалось, пока Пашка плескался в море, его повторно увели уже студенты здешнего института, но были остановлены милицией.
Сошли на остановке, перебежали яркий, но пустынный проспект. На нарсуде горел «Мир, труд, май». Надпись эта горела каждую ночь круглый год, мешая людям спать.
В квартире Аркадия светилось окно – мама ждала сына. Неприятно укололо чувство вины – заставил родительницу волноваться. Однако же он часто раньше оставался на заводе в ночную смену и приходил иногда под утро, валился спать усталый, чтоб проспать весь день и вечером снова уйти в цех.
Но мама уже знала, что Аркадий свое полуначальственное место потерял, и причин оставаться в ночную куда меньше.
Когда в замке заворочался ключ, и открылась входная дверь, родительница поднялась из кресла, вышла в коридор.
– Мама, у нас гости! – с порога предупредил Аркадий.
– Здравствуйте… – и, нарвавшись на тяжелый взгляд, Пашка добавил. – Извините…
– Он поживет у нас пару дней… Мы только с моря, сейчас обмоемся и спать.
Горячей воды не было – ее отключили еще в середине мая, тут же ковшом экскаватора вспороли тело улиц, вынули трубы теплоцентрали. С холодной водой дело обстояло не намного лучше. По будням ее выключали часов с десяти до трех, полагая, что основная масса народа на работе и гонять насосы не обязательно. Еще, бывало, воду выключали глубокой ночью, но не ежедневно. Когда не отключали – просто сбрасывали давление, так, что вода не поднималась выше четвертого этажа.
Аркадий жил на третьем, но под рукомойником всегда стояли два ведра с водой – некогда белых, эмалированных, но сейчас покрытых бурым налетом извести.
Занимал ванну Аркадий недолго – холодная вода не способствовала купанию. Мама запоздало предлагала нагреть воду, но Аркадий и Павел отнекивались.
Когда вышел Аркадий, в ванну отправился Пашка, на ходу снимая рубашку. На его предплечье стало видно сиреневую татуировку – печальный женский лик.
– Кто это? – испуганно зашептала мама, когда дверь ванной закрылась за Павлом.
– Мой армейский друг, мы вместе служили в Монголии.
Он полез в шифоньер, достал армейские фотографии, дабы показать, что вот он – друг Пашка сидит на броне танка, а вот он сам Аркадий – улыбчивый и беззаботный.
– У него татуировка. Он преступник, он из тюрьмы.
– Ма, ну оступился человек, он исправился. Он хороший, только горячий…
– Хорошие люди с татуировками не ходят.
– А у деда нашего татуировка была, помнишь?..
Деда звали Георгием, но любил он, когда называли его Жоржем, о чем напоминала сизая татуировка на пальцах левой руки.
– Дед, когда ее делал, был молодым и глупым.
– Вот и Пашка тоже молодой!
Мама замолчала, повела носом.
– Ты пьян?
– Выпили с сотрудниками по банке… бутылке пива…
– С каких пор твои сотрудники пьют?
– Это другие…
Распахнулась дверь, вышел Пашка. Мама прошипела:
– Ложитесь спать! Я постелю ему на кухне. Но чтоб завтра… Ты понял – завтра! Чтоб его и духа не было!
–
Субботу и воскресенье провели, гуляя по городу. Зашли на автостанцию, издалека посмотрели на «Маячок». Казалось, словно там ровно ничего не произошло, за исключением того, что все пиво было уж выпито, и красный огонек не горел. Грузчики меланхолично кантовали пустую тару.
Друзья поехали на море. К пляжу ходил только один маршрут, забитый в выходные до неприличия. Оттого друзья поехали кружным путем: дорогой, идущей через степь по кручам, а после – пешком через овраги, сады.
Шли через черешневый сад – хотя плоды уже местами алели, охрану еще не поставили, и Пашка нарвал полную кепку фруктов.
– Аркаша, да ты просто в раю живешь, – сказал он уже когда расположились на горячем песке. – Тепло, черешня на халяву, девчата опять же.
Пашка как раз любовался сочной девушкой, расположившейся чуть выше на берегу.
– А ты оставайся у нас, – предложил Аркадий. – Город большой.
– Как у вас остаться-то?..
– Да вообще не вопрос. Устраивайся к нам на завод… Найдем место.
Пашка посмотрел на приятеля оценивающе:
– Да ну, брось…
– Нет, в самом деле, чего тебе по миру мыкаться? Зачем?