Tasuta

Сказание об учёных граблях

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Как раз для борьбы с этой проблемой к ним и был направлен Аспирантов. Было очевидно, что в ближайшие числа он посетит Несуразку, а значит, ему понадобиться временное место жительства, из чего следовало, что кому-то из местных жителей придётся предоставить ему кров. Встал вопрос: «Кому именно?» Именно он и стал главной темой разговора на очередном приколодцевом собрании. Владелец единственного в деревне двухэтажного дома тут же открестился от этой великой чести, сославшись на то, что будто бы у него сквозь пол первого этажа проросла гигантская яблоня, которая на днях начала нести плоды, так что яблоки засыпали дом настолько, что в нём и хозяевам-то жить было тесно. Похожие оправдания были произнесены и остальными жителями деревни, вследствие чего в конце концов все взгляды устремились на Петровича, чей запас воображения был полностью исчерпан в ходе уже известного читателю машинноколодцевого происшествия.

Через неделю Аспирантов наконец объявился в Несуразке и тут же был заселён в дом Петровича, в сенях которого для него уже успели приготовить спальное место, представлявшее из себя наваленную у стены горку относительно свежего сена, служившую матрасом, да вытащенную из «Нивы» шитую накидку для сидения, служившую одеялом. Аспирантов оказался невысоким мужчиной лет сорока, уже утратившим красоту молодости, но ещё не успевшим приобрести седой цвет волос старости. За предоставленный ему кров он быстро расплатился с Петровичем какими-то бумажками, которые тот тут же отдал соседским детям (своих собственных детей у Петровича не было, поскольку, как часто причитала его жена: «С таким-то мужем как-то уж и не до детей!»).

В первый же день своего пребывания в Несуразке Аспирантов несколько раз оббежал со своим блокнотом всю деревню вдоль и поперёк, занырнул в каждый куст и даже пару раз залез на один достаточно высокий дуб (правда, оба раза он чуть с него не свалился, еле успев ухватиться за ближайшую ветку).

Стоя со своим соседом Радеевичем у края дороги и смотря, как Аспирантов измеряет каким-то загадочным прибором торчавший из колодца багажник машины, Петрович произнёс:

– Я не удивлюсь, если он и к вечеру не уйдёт оттуда.

– Да уж, – вздохнул Радеевич, – горожане – народ удивительный! К слову, как ты думаешь, что это за бесовский агрегат у него в руках?

– Помнится, у Степановича я видел похожую штуку. Он ей одно время круги на бумаге чертить пытался, но потом плюнул и променял её на молоток, – вспомнил Петрович, – Правда, та штука была сильно меньше.

– В таком случае, зачем этому светиле науки рисовать круги на твоей машине? – недоверчиво спросил Радеевич, указывая рукой на Аспирантова, прислонившегося животом вплотную к порыжевшему от ржавчины боку машины.

– Не знаю, может быть, он нам проход к воде просверлить хочет…

В тот же вечер, перед тем как пойти в гараж, Петрович случайно столкнулся взглядом со стоявшим у открытого окна Аспирантовым, который, раскидав свои разрисованные различными чертежами бумаги по едва освещённому подоконнику, задумчиво смотрел на улицу через открытое окно.

– Признаться честно, – заговорил в этот момент Аспирантов, – Я диву даюсь, почему в вашей деревне так мало людей. Место ведь ровнёхонькое, а воздух чище воды! Кстати, насчёт воды… – он на пару мгновений задумался. – Речка эта ваша, Соломка, если я не ошибаюсь, тут у вас выглядит намного живописнее, чем в соседних деревнях. Да и закаты у вас гораздо красивее, нежели в городе. К вам, случаем, художники-живописцы какие-нибудь не приезжали? – Петрович отрицательно покачал головой. – Ну ничего, мы это исправим. Я напишу статью про вашу деревню. Тут ведь поле непаханое всякого прекрасного! Картины можно по аукционам порассылать, воду для продажи поначерпать, не знаю, хозяйств фермерских понаделать. Ровнёхонькое же место!

Вскоре Аспирантов закончил все свои расчёты, но перед тем, как уезжать, остался в Несуразке ещё на пару деньков, просто чтобы понаблюдать за деревенской жизнью.

– Это, я полагаю, грабли? – спросил как-то он, указывая пальцем на стоявший у стены слегка потасканный временем инструмент.