– Я вам уже сказал, мы ничего сделать не можем. Повреждений и ущерба нет, – отрезал Шапошников.
Поправив меховую шапку, он спешно начала зачеркивать строки на бланке. Профессор продолжал говорить об опасностях жизни с почти беспризорными бультерьерами. На кухне что-то засвистело, упало и успело перевернуться.
– Нет, ну что же, нам теперь дожидаться пока нас покусают? – продолжал Ряхлин – я требую зарегистрировать заявку.
– Я уже все сказал, гражданин Ряхлин – ответил полицейский, убирая блокнот и уже открывая дверь, – ничего не могу сделать в вашем случае.
– Но, как же, – выходя в холодное, бетонное пространство коридора отвечал профессор – а куда мне еще обращаться, кроме как ни к вам? Вы же должны решать такие проблемы.
Дверь захлопнулась. В соседней квартире слышался плач. Скорее всего детский.
– Так вот я начал вам рассказывать про овчарку на даче. Когда она чуть терьера то не покусала, ну я поговорил с соседом. Но он тот еще хре… тип. А потом, жена с дочкой пошли гулять, и эта тварь лохматая на них набросилась. Ну я взял ружье охотничье и пристрелил ее.
Профессор, готов был ответить, но будто бы не подбирал слова. Вместо этого пробурчал про новые законы и проводил Шапошникова до лифта. Попрощавшись, он зашел в квартиру, повернул замок и тут же встретился взглядом со своей старухой, которая как раз выходила с кухни.