Самолёт снова обогнал поезд и развернулся. Однако вопреки ожиданиям зенитчика, истребитель не стал набирать высоту, а наоборот, снизился и помчался навстречу локомотиву на высоте всего нескольких метров…
– Чёрт! Что он делает?! – успел воскликнуть зенитчик, прежде чем самолёт, каким-то чудом не задев паровоз, опрокинул зенитку и врезался в состав…
В самый последний момент Вернер успел упасть на пол платформы – это получилось как-то само собой, словно его тело самостоятельно приняло решение, не дав своему владельцу даже и мгновения на анализ ситуации. С оглушительным грохотом истребитель пронёсся над его головой; с треском отлетело крыло, ударившись о вагон… Самолёт подбросило вверх, но он тут же снова упал на поезд, сбрасывая вагоны с рельс и распадаясь на части… Вернер почувствовал, как платформа под ним пришла в движение и начала подниматься… Потом всё стало падать куда-то в сторону. Обдирая кожу на руках, Вернер из последних сил цеплялся за дощатый пол платформы, но когда та встала практически вертикально, он соскользул вниз, больно ударившись обо что-то боком и правым плечом. Потом что-то мягкое, но тяжёлое навалилось на его ноги, и мир внезапно замер в наступившей оглушительной тишине…
– Эй, ты… – услышал Вернер чей-то неуверенный голос.
Перед его глазами были только потёртые доски платформы и кусок серого брезента, свешивавшийся неизвестно откуда. Сильно болел правый бок… Вернер приподнял голову и огляделся. На его ногах лежал уже знакомый ему зенитчик. Тот тоже крутил головой и осматривался.
– Вроде живы, – сказал тот осторожно сползая с ног Вернера, – Ты как там?
– Нормально, вроде, – ответил Вернер, – Что это было?
– Русские варвары, – отозвался зенитчик, – Почему эта сволочь не прыгала? Нет, они не люди… Это будет очень жестокая война… Помяни моё слово…
Они осмотрелись по сторонам. Отовсюду слышались крики раненых, команды офицеров, кто-то куда-то бежал, где-то чем-то колотили по металлу – наверное, пытались открыть заклинившую дверь…
Паровоз неподвижно стоял в клубах пара и дыма в нескольких сотнях метров впереди. После того, как платформа с зениткой оторвалась и завалилась в сторону, ему каким-то чудом удалось удержаться на рельсах, также как и нескольким последним платформам, на которых стояли танки. Все остальные вагоны в беспорядке громоздились либо поперёк путей, либо вдоль насыпи. Два вагона, в которых самолёт окончательно рассыпался, были объяты пламенем…
– Зачем он таранил пассажирские вагоны? – недоумевал Вернер. Он помог зенитчику сесть поудобнее прислонившись к торчащей практически вертикально платформе – Там же в конце состава – танки… А они, кажется, даже не пострадали…
– Он правильно думал, – ответил зенитчик морщась от боли и рассматривая свою рану на ноге, – Сколько времени нужно, чтобы сделать один танк? А вот на одного солдата требуется минимум двадцать лет… А без солдат любой танк – это просто груда железа… Подожди, всё ещё только начинается… Ещё, небось, и партизаны на нас сейчас нападут…
Какой-то фельдфебель с парой солдат торопливо шёл вдоль путей мимо поверженной платформы в сторону паровоза. Заметив Вернера с товарищем, он остановился и коротко спросил:
– Вы ранены?
Зенитчик медленно поднял правую руку, то ли в знак приветствия, то ли как школе, показывая готовность отвечать урок. При этом он кивнул головой.
– А вы? – фельдфебель посмотрел на Вернера.
– Нет, – ответил Вернер поспешно поднимаясь на ноги, понимая, что сидя отдавать честь старшему по званию по уставу не полагалось.
Фельдфебель повернулся назад и энергично помахал кому-то, видимо, подзывая санитаров.
– Не торопитесь отвечать, – сказал он, снова взглянув на Вернера, – Лучше осмотрите себя и проверьте, не появились ли у вас в теле лишние дырки.
С этими словами фельдфебель повернулся и вместе с солдатами пошёл дальше вдоль путей к паровозу.
Заметив недоумевающую физиономию Вернера, зенитчик пояснил:
– Не все ранения можно сразу почувствовать. Так что всегда лучше лишний раз проверить, чтобы не было потом неожиданностей…
Через пару минут к ним подоспела помощь, и зенитчика куда-то унесли на носилках. Никаких лиших дырок у Вернера не обнаружилось, и он направился к скоплению солдат на опушке леса, где, как он догадался, собирали всех уцелевших после крушения поезда…
Из группы с которой Вернер ехал на фронт, кроме него не пострадало всего шесть человек. Пятнадцать солдат погибли, а остальные получили ранения и ожоги разной тяжести. Вернер со своими выжившими товарищами оказался временно в расположении одной из вспомогательных частей вермахта, неподалеку от места крушения поезда. Им предоставили тёплую комнату с кроватями в здании какой-то бывшей советской сельской школы, кормили (очень даже неплохо), и сообщили, что поскольку их подразделение было расформировано, им надо только немного подождать, пока начальство не определится с их последующим распределением. Покидать территорию школы было запрещено. Солдаты, воспользовавшись случаем, целыми днями отсыпались и отдыхали. Через два дня рано утром пятерых из них забрал с собой какой-то лейтенант, а вечером того же дня – ещё за одним солдатом приехал фельдфебель. Вернер остался один. Прошло ещё два дня абсолютного ничегонеделанья, и вот, прямо перед ужином, в комнату вошёл полноватый вахмистр с артилерийскими знаками отличия. Неторопливо оглядев довольно просторное помещение, в котором кроме Вернера никого не было, вахмистр не спеша достал из кармана листок бумаги, развернул его и безо всяких эмоций спросил:
– Кто тут из вас… ? – и он назвал фамилию Вернера.
Так Вернер познакомился с вахмистром Бахманом, с которым он незамедлительно отправился в распоряжение лейтенанта Максимилиана Коха. Поужинать в тот день ему так и не удалось…
*
Подразделение лейтенанта Коха двигалось на двух грузовиках в сторону фронта. Вернер вместе с другими солдатами сидел в покрытом брезентом кузове грузовика и смотрел на убегавшую назад дорогу и на болтавшееся сзади противотанковое орудие. День за днём грузовик мотало из стороны в сторону, трясло на ухабах, засасывало в грязь – казалось, что они заехали уже далеко-далеко в глубь России, а фронт откатывался всё дальше и дальше на восток…
Это был обычный день в пути. Они ехали по довольно неплохого качества дороге (для российских условий), где на обочине попадались частично или полностью выгоревшие русские танки и сгоревшие до основания грузовики. Неожиданно Курт, который был за рулём их машины, начал тормозить, и, съехав чуть в сторону, чтобы не блокировать дорогу для другого транспорта, остановился. Следовавший за ними второй грузовик сделал то же самое.
– Что такое? Почему стоим? – солдаты начали выглядывать из кузова, пытаясь понять причину остановки.
Из второго грузовика вылез вахмистр Бахман и побежал вперёд к лейтенанту узнавать, что случилось. Оказалось, лейтенант увидел невдалеке от дороги оставленный русскими тягач, конструкция которого показалась ему интересной. Пока Кох вместе с вахмистром и несколькими солдатами рассматривали этот оригинальный гусеничный тягач, остальные воспользовались случаем, чтобы немного размять ноги, изрядно затёкшие от длительного сидения в машине. Вернер тоже выпрыгнул из кузова и не спеша пошёл вдоль обочины. Он сразу обратил внимание на то, что придорожная канава была заполнена всяким хламом: какие-то потрёпанные разноцветные мешки, разбросанные тряпки, разбитые чемоданы, где-то валялась большая кастрюля, где-то была рассыпана разная мелкая ерунда – карандаши, кисточки, баночки, раздавленный абажур от настольной лампы… Неподалёку из канавы выглядывали перекошенные чёрные скелеты от двух практически полностью выгоревших грузовиков… Среди прочего хлама Вернер разглядел книги – они лежали небрежно сваленные в кучу метрах в пяти от дороги. Туда Вернер и направился. Он уже догадался, что тут произошло. Ещё, наверное, на той неделе по этой дороге вглубь страны шла колонна беженцев – русские спасались от надвигающегося фронта. Ехали машины, шли женщины, старики, дети… Тащили на себе своё незамысловатое имущество – все эти чемоданы, мешки, узлы с бельём и книгами… Грузовики вывозили, скорее всего раненых, а также то, что не должно было достаться врагу – документы, какое-нибудь оборудование… И вот появились самолёты Люфтваффе… Бомбить дорогу, конечно, не стали – по ней потом, всего через несколько дней, войскам Великого Рейха предстояло наступать дальше, на Москву. Поэтому на колонну беженцев с небес обрушился смертельный ливень пулемётно-артиллерийского огня… Люди в панике бросали всё и разбегались в стороны… А куда им было бежать? Слева – поле, справа – поле… Крики, пыль, дым, огонь, смерть… Вернер невольно вспомнил свои ощущения в поезде, когда их обстреливал советский истребитель, и вновь, как и тогда, почувствовал слабость в ногах, словно тот ужас, что царил на этой дороге передался и ему… Потом появились немецкие войска, и дорогу быстро расчистили, чтобы не задерживать наступление на восток. Танки сбросили то, что осталось от сгоревших грузовиков, в придорожную канаву. Солдаты или специальные группы военнопленных собрали и захоронили трупы в какой-нибудь общей могиле неподалёку, а весь хлам оставшийся на дороге просто раскидали в стороны, чтобы освободить проезжую часть. Примерно такая хроника событий прокрутилась в голове Вернера, пока тот пробирался к книжной куче. Там он подобрал и бегло просмотрел одну за другой четыре или пять книг. Из-за прошедших дождей книги были сильно повреждены. Все они были на русском языке, которого Вернер совсем не знал. Однако, возвращая каждую просмотренную книгу обратно в кучу, он не швырял её, а нагибался и аккуратно клал сверху. Рядом с кучей книг Вернер заметил на земле несколько детских игрушек, среди которых были жёлто-голубой мячик, размокший грязно-серый плюшевый заяц и большая кукла с каштановыми волосами и в розовом платье в белый горошек. Кукла лежала лицом вниз, и Вернер наклонился, чтобы её поднять… Когда его рука уже была в паре сантиметров от куклы, Вернер на мгновенье замер. Ему вдруг показался странным цвет её ног – они были какие-то синевато-серые, и это была не грязь… Внезапно Вернер осознал, что перед ним лежит не кукла, а труп ребёнка, девочки двух-трёх лет. Вернер резко отшатнулся, одновременно ощутив приступ тошноты. Спотыкаясь и стараясь не смотреть по сторонам, он поспешно вернулся к грузовику. Уже взявшись рукой за край борта кузова, Вернер оглянулся назад. Только сейчас он понял, что те разноцветные мешки в придорожной канаве и за ней, в поле, были неубранными трупами несчастных беженцев скошенных беспощадным пулемётным огнём штурмовой авиации. Возле дороги их было только несколько, но кто знал, сколько их лежало чуть подальше в поле… Вернер забрался в кузов, сел в дальний угол и попытался успокоиться. Впрочем, уже минут через пять солдаты снова погрузились в машины, и продвижение на восток продолжилось…
*
То, что вместо фронта они застряли в какой-то богом забытой деревне, Вернера очень обрадовало. Конечно, все понимали, что это была лишь временная отсрочка, но сама возможность переждать суровую русскую зиму не на огневых позициях, а в добротной крестьянской избе и, к тому же, вдали от фронта воспринималась как подарок судьбы.
В тот день к ним в деревню приехал унтерштурмфюрер Бёме со своими солдатами. Оказалось, что тому только что присвоили звание оберштурмфюрера, и по этому поводу Бёме решил угостить всех шнапсом. Во дворе дома, где размещался лейтенант Кох, поставили стол и позвали всех свободных от дежурства солдат. Вернер получил свой стакан шнапса и стоял среди небольшой группы солдат, окружившей новоиспечённого оберштурмфюрера. Подвыпивший Бёме рассказывал какую-то смешную историю про то, как его жена первый раз представляла его своим родителям. Тогда он пришёл в форме штурмовика СС, а отец невесты оказался полицейским Веймарской республики…
Заметив Вернера, Бёме обратил внимание на то, как тот пил шнапс – по чуть-чуть, маленькими глоточками.
– Солдат! Вы не на официальном приёме! – воскликнул Бёме, – Это армия! Взять стакан – и выпить до дна!
Смутившийся Вернер послушно заглотил сразу весь шнапс, а довольный Бёме, немного посмеявшись, продолжил свой рассказ. Надо было отдать должное, смеялся эсэсовец искренне и как-то очень по-доброму. Вернеру он, вообще, чем-то нравился, хотя большинство его сослуживцев и относилось к Бёме очень настороженно…
Впрочем, дослушать историю оберштурмфюрера до конца так и не удалось – где-то совсем неподалёку вдруг раздался пронзительный женский крик, и все недоумённо переглянулись. Крик повторился и уже не утихал.
– Ох уж эти русские… – Бёме поставил свой пустой стакан на край стола и кивнул паре русских полицейских, которые стояли неподалёку.
– Пойду проверю… – пробормотал Бёме, и вместе с двумя полицейскими и ещё одним солдатом он вышел со двора и пошёл по улице в ту сторону, откуда раздавались душераздирающие крики.
Судя по всему, непонятно почему орущая русская женщина была совсем неподалёку… Вернер с некоторым удивлением обнаружил, что шнапс ему понравился, и направился к вахмистру Бахману, чтобы снова наполнить стакан. К тому времени крики внезапно прекратились, и кто-то из солдат тут же прокомментировал:
– Ну вот, порядок восстановлен, а Бёме сейчас кого-нибудь будет вешать…
Однако как раз когда Бахман собрался было наполнить стакан Вернера, откуда-то с улицы донёсся выстрел, а потом, через пару секунд – ещё один.
– Чёрт! Партизаны! – вырвалось у кого-то.
Всё сразу же пришло в движение – залязгали затворы, пустые стаканы бросали куда попало, отовсюду послышались топот, крики, ругательства, и солдаты с винтовками наперевес высыпали на улицу. Все мгновенно протрезвели и были готовы к любому развитию событий. Вернер, тоже с винтовкой, не отставал от остальных, и уже через минуту, вместе со всеми озадаченно рассматривал труп оберштурмфюрера лежаший в грязи посреди деревенской улицы.
Дальше события разворачивались с молниеносной быстротой. Солдаты, приехавшие с Бёме, сразу же на своих мотоциклах умчались перекрывать дорогу. Лейтенант Кох с несколькими русскими полицейскими помчался к грузовику, чтобы как можно скорее отрезать убийце или убийцам путь к лесу. Вахмистр Бахман получил от Коха приказ с оставшимися людьми пройти цепью через заросшую травой и кустарником пустошь, которая начиналась сразу за деревней, и либо поймать, либо уничтожить убийц оберштурмфюрера.
Бахман быстро выстроил солдат и кратко объяснил задачу:
– Видите вон ту рощу? Там за ней проходит дорога, которая будет скоро или уже перекрыта. Мы должны прочесать всё до той дороги – убийца должен быть где-то там, далеко уйти он не мог. Взять живым или мёртвым! Разрешаю стрелять без предупреждения. Всем быть предельно внимательными! Скоро будет темнеть, поэтому не волочиться и не терять времени. Рас-с-средоточиться! Быстро! Быстро! По-о-ошли!
Вернер оказался где-то в центре цепочки, как раз рядом с вахмистром Бахманом. С винтовкой наперевес он шёл по подмёрзшей грязи среди сухой травы и кустов. Справа от него, метрах в десяти, шагал сам вахмистр. Слева, примерно на том же расстоянии – Гельмут, длинный худощавый солдат, которому уже было где-то за тридцать. Получилось так, что тропинка, по которой жители деревни срезали дорогу до рощи оказалась как раз между Вернером и вахмистром, так что им обоим пришлось пробираться прямо через заросли, по бездорожью. Продираясь через кусты и довольно пересечённый рельеф, Вернер смотрел по сторонам видел, как ровная цепочка из солдат неумолимо двигалась вперёд. Под каждым кустом и в каждой впадине он ожидал увидеть затаившегося свирепого русского партизана в телогрейке, но нигде никого не было… Примерно на полпути к роще дорогу им преградил неглубокий овраг. Там, где проходила тропинка, через овраг были перекинуты две старые железнодорожные шпалы – как мост. Слева и справа от них на склонах оврага росли густые кусты; впрочем, листья на них уже почти все облетели… Вернеру почему-то показалось, что вахмистр Бахман не полезет в овраг напрямую, а перейдёт его по мосту, но тот меланхолично шёл прямо напролом и начал спускаться в овраг обходя мост метрах в пяти-шести справа. Вернер вздохнул и тоже, не меняя направления, стал спускаться в овраг, но по другую сторону от моста. Овраг был заполнен сухим кустарником и высохшей осокой. В самом низу была грязь, и там струился неширокий ручей, уже скованный кое-где по краям неровной ледяной кромкой. Увязнув левым сапогом в глине, Вернер остановился и дёрнул ногой. В этот момент его голова непроизвольно повернулась направо, и он внезапно увидел в кустах, совсем рядом с мостом, сжавшуюся клубком тёмноволосую девушку в чёрном коротком пальто – она лежала почти на самом дне оврага уткнувшись головой вниз и поджав под себя ноги. Вернер с усилием вытащил свой сапог из грязи и, сделав пару шагов, оказался стоящим прямо над ней. Наступила несколько секунд пронзительной тишины. Девушка вздрогнула и медленно подняла голову… Ей было лет тринадцать-четырнадцать. Тёмно-каштановые взлохмаченные волосы, большие серые или, может быть, даже голубые глаза, грязь на щеке, чуть приоткрытый рот… Она смотрела прямо в глаза Вернеру. И в её взгляде совсем не было страха. Было только какое-то ожидание, почти нетерпение, словно Вернер должен был что-то сделать… Не сводя с него глаз, девушка начала очень медленно разгибать спину и подниматься… Вернер на какую-то секунду, действительно, допустил мысль, что вот – перед ним хладнокровный убийца оберштурмфюрера, но в следующее же мгновенье он почти реально ощутил несостоявшееся прикосновение к трупу той девочки у дороги, которую он сначала принял за куклу… Ствол его винтовки лёг на всё ещё согнутую спину девушки в испачканном грязью чёрном пальто. Вернер чуть-чуть надавил стволом вниз – и девушка снова послушно прижалась к земле, но не отвела взгляда и даже немного повернула голову, чтобы продолжать смотреть ему в глаза… Вернер приподнял винтовку и поставил правую ногу на склон оврага – голенище его сапога оказалось буквально в сантиметре от её щеки… Потом он наклонился вперёд, сделал другой ногой шаг пошире и, ухватившись левой рукой за пучок сухой травы, выбрался из оврага… Краем уха Вернер услышал, как сзади, из-под его сапога, вниз посыпались комочки смёрзшейся земли…
Он задержался в овраге на несколько секунд дольше, чем вахмистр Бахман, который пересёк овраг по другую сторону от мостика. Поэтому, когда Вернер вылез наверх, вахмистр оглянулся и вопросительно посмотрел на него. Вернер встретил взгляд Бахмана совершенно невозмутимой физиономией. Он и сам удивился своему столь естественному и непринуждённому поведению. Ничего не заподозривший вахмистр отвернулся, и они пошли дальше.
Цепочка солдат приближалась к небольшой берёзовой роще, за которой проходила дорога. В роще, несомненно, было гораздо больше возможностей спрятаться. Поэтому, приближаясь к ней, солдаты стали заметно более осторожными…
Внезапно Вернер подумал, что он не заметил, где был Гельмут (тот долговязый солдат, который шёл метрах в пятнадцати слева от него), когда он перешагивал через девочку в овраге. Что будет с ним, если Гельмут что-то видел или, хотя бы, заподозрил? Вернер посмотрел влево – Гельмут брёл на несколько шагов впереди и равнодушно раздвигал стволом винтовки уже потерявшие листья заросли кустарника. Вернер изо всех сил напрягал память, но никак не мог вспомнить – он тогда совсем не смотрел налево… А вдруг Гельмут всё видел?
Солдаты вошли в рощу…
– Стой! – внезапно крикнул Гельмут.
Вернер тут же почувствовал неприятную слабость в ногах, но, взглянув на Гельмута, немного успокоился.
Гельмут заметил что-то среди деревьев и, держа винтовку наготове, куда-то внимательно всматривался. Несколько из находившихся поблизости солдат с оружием наперевес подошли поближе…
На земле среди берёз лежали пять трупов. Все были в летней форме Красной армии. Четыре солдата лежали в ряд лицом вниз. Их руки были связаны за спиной кусками чёрного электрического провода, и в затылке каждого из них виднелись аккуратные круглые пулевые отверстия. Пятый, в форме офицера, лежал на спине, широко раскинув руки. Лица у него не было – было только тёмное чёрно-бордовое пятно, из которого выглядывали сероватые кости черепа… Почему-то ни на одном из трупов не было обуви – из защитного цвета штанов торчали серо-синеватые босые ноги…
– Что это? – пробормотал Гельмут обходя мертвецов с винтовкой наготове.
Судя по всему, солдаты и офицер были расстреляны довольно давно, может, ещё летом…
– Идём дальше! – приказал подошедший вахмистр Бахман, брезгливо морщась от трупного запаха, который, впрочем, из-за холода был едва уловим…
Солдаты добросовестно, но безрезультатно прочесали всю рощу и вышли на дорогу. Там их уже ждали русские полицейские и солдаты из сопровождения оберштурмфюрера Бёме. Рассредоточившись вдоль трассы, они стояли с оружием наготове. Когда цепь солдат под командованием вахмистра Бахмана появилась из рощи, все сразу поняли, что либо партизаны, застрелившие Бёме, успели проскочить мимо до оцепления, либо они просто-напросто скрылись в другом направлении, и брошенное у начала тропинки ружьё было всего лишь отвлекающим манёвром…
Ожидая дальнейших указаний, в быстро сгущавшихся сумерках Вернер вместе с остальными солдатами стоял на дороге. Два русских полицейских с винтовками оказались неподалёку от него, и если бы Вернер понимал по-русски, то он услышал бы вот такой диалог:
– Не поймали… Чёрт!
– Не поймали… Партизаны, это были что ли?
– Боишься? Нет, какие тут партизаны… Из местных кто-то… Странно только, что никого не нашли…
– Так, может, проглядели…
– Не, немцы порядок любят – они, уж точно, под каждой корягой проверили…Наверное, она не сюда, а к реке побежала…
– Она? Ты разве знаешь, кто это был?
– Знать – не знаю, но думаю, что она это была.
– Кто?
– Да внучка председателева! Эх, надо было тогда Бёме и её грохнуть… А перед этим – трахнуть…
– Да ты о чём?
– А-а… Тебя же здесь не было… Немцы как пришли, так всех жителей собрали, и этот Бёме выходит и говорит: «Ну, все евреи и коммунисты – шаг вперёд!» А все стоят… Ну чё, на председателя все смотрят… Тут председатель и выходит. «Я, – говорит, – коммунист!» А Бёме – Парабеллум свой вытаскивает, подходит к нему и, ни слова ни говоря, бац – и пулю тому между глаз. Председатель лежит, а к нему дочка бросается: «Папа! Папа!..» А Бёме и ей пулю прямо в затылок всадил… «Ну что, – говорит, – Есть ещё коммунисты?»
– А внучка?
– Внучку дед Семён удержал – я видел. Вот она-то, небось, Бёме и припомнила… Отомстила, сучка малолетняя… Эх, надо было всё семейство тогда…
– А сколько лет внучке-то?
– Да лет четырнадцать поди… Она ж с моей Нинкой в одном классе училась.
Разговор полицейских прервал громкий голос лейтенанта Коха – тот приказал по-немецки, а потом по-русски:
– Возвращаемся в деревню!
Впрочем, в грузовик полицейских не пустили, и тем пришлось брести в деревню пешком.
За ужином лейтенант Кох коротко рассказал о том, что случилось в деревне, пока они все ловили убийцу оберштурмфюрера. Оказалось, что несколько солдат и полицейских остались в деревне, чтобы проверить, кого из местных жителей не было дома. Всех обнаруженных жителей аккуратно переписали и запретили им покидать свои дома до особого распоряжения. Сверив список с листком, который хранился у старосты деревни, полицейские обнаружили, что только четырёх жителей не оказалось на месте. Эти четверо и были объявлены в розыск, как потенциальные убийцы оберштурмфюрера. Потом оказалось, что трое из подозреваемых в тот момент находились на работе на станции, и поэтому в списке осталась только внучка бывшего председателя колхоза, которую с тех пор никто не видел…
*
На следующее утро лейтенант Кох на грузовике, как обычно, поехал к коменданту на станцию. В кузове, помимо пяти солдат, сидела также и русская семья: пожилой мужчина, его жена, их дочь – женщина лет тридцати и её сын лет восьми-девяти. Их схватили среди ночи потому, что у них, после смерти своего деда и матери, жила внучка бывшего председателя колхоза – как раз та, что бесследно исчезла после убийства оберштурмфюрера Бёме. На станции подозреваемых заперли на одном из складов, переоборудованном оккупационными властями под тюрьму. Потом лейтенант Кох отправился к коменданту. Вернер и ещё пара солдат пошли с ним. Комендант был в скверном настроении – ещё вчера вечером ему доложили о смерти оберштурмфюрера Бёме.
– За убийство немецкого офицера эти русские должны дорого заплатить! – мрачно произнёс он не поднимаясь из-за стола за которым он сидел, – Почему вам не удалось поймать убийцу?
Лейтенант заметно напрягся и ответил:
– Мы сделали всё возможное. Прочесали окрестности, перекрыли дорогу…
– Хорошо, – сказал комендант, – Доставьте мне сюда десять человек из деревни. Завтра мы их повесим. Лучше, если было бы ещё больше, но кто-то же должен и работать… Пусть будет десять.
– А кого… – лейтенант запнулся, – Кто это должен быть? У нас есть подозреваемые… Мы привезли сюда семью, где жила одна из них… Они сейчас в тюрьме, там, на станции…
– Мне всё равно! – ответил комендант, – Сколько их там в этой семье?
– Четверо… – ответил лейтенант, и он хотел ещё что-то добавить, но комендант его оборвал.
– Значит, доставьте ещё шесть человек, – сказал он, – Я позабочусь о висилице.
Лейтенант промолчал, а потом повернулся к своим солдатам и приказал:
– Ждите меня у машины.
Вернер и его товарищи послушно направились к выходу. Сразу за дверями они не сговариваясь чуть задержались, чтобы подслушать разговор…
Впрочем, ничего особенного услышать им не удалось. Лейтенант что-то негромко и очень неуверенно сказал, после чего из-за двери донёсся раздражённый голос коменданта:
– Советую избавиться от иллюзий, лейтенант! Это война! И война на истребление! Либо не будет их, либо не будет нас – выбирайте!..
За дверью послышались чьи-то шаги – то ли лейтенант направился к двери, то ли комендант вышел из-за стола. Не желая искушать судьбу, солдаты толкая друг друга торопливо выскочили на улицу…
На следующий день был настоящий русский мороз, и из серых туч сыпался мелкий зернистый снег. Лейтенант Кох приказал Веренеру и ещё шести солдатам поехать с ним на грузовике на станцию. Когда они приехали к комендатуре, то изрядно подмёрзший часовой сообщил им, что комендант уже ушёл на казнь подозреваемых в убийстве оберштурмфюрера Бёме. Оставив грузовик у комендатуры, лейтенант со своими людьми отправился к месту казни, которое, по словам часового, было приготовлено на станции, среди железнодорожных путей. Курт и ещё один солдат были оставлены при машине. Вернер видел и раньше повешенных русских, но это был первый раз, когда он стал свидетелем казни с самого начала. Первое, что он увидел – это скопление народа. Примерно две сотни русских были согнаны чтобы наблюдать за неизбежностью наказания за покушение на жизнь немецкого офицера. Здесь были все – мужчины, женщины, дети. Некоторые не успели даже толком одеться, и мёрзли либо только в нижнем белье, либо кутаясь в спешно прихваченные с собой одеяла – судя по всему, солдаты просто прошлись по домам и забрали каждого, кто попался им на глаза. Никакой специально построенной висилицы не было. Между двумя столбами, недалеко от путей, натянули верёвку, к которой, с немецкой точностью, на равном расстоянии и на одинаковой высоте прикрепили четыре петли. Внизу, на поставленные друг на друга деревянные ящики, положили длинную толстую доску, которая немного прогибалась посередине под своей собственной тяжестью.